Более того, эта зависимость и подчиненность присутствовали у них на всех уровнях социальной жизни. В семьях у них были главы, на работе — начальники, в странах — короли и президенты, даже в играх, в любой группе людей, у них обязательно присутствовал какой-то лидер.
Самое интересное, что слушая нового преподавателя и прислушиваясь к своим ощущениям, я так и не смогла понять, принадлежала ли я на земле к ведущим или ведомым — ни одно слово никакого отклика во мне не вызвало. Вот точно где-то в лесу жила, а не среди людей, потому и вспомнить нечего!
Кстати, новый преподаватель мне тоже не понравился. В отличие от сухого и безжизненного преподавателя истории, этого бесчувственным назвать нельзя было — вот только он всегда демонстрировал одну и ту же эмоцию, и ту довольно неприятную. Даже с нами он держался подчеркнуто вежливо и не менее подчеркнуто высокомерно, выслушивая наши вопросы и замечания с высоко поднятыми бровями и полу-прикрытыми веками. Когда же он о людях говорил, не было никакого сомнения, что земля находится не просто внизу, а очень далеко внизу, и населена низшими существами.
В один из таких моментов у меня перед глазами вдруг всплыла картина крупной птицы, важно переваливающейся с ноги на ногу, задравшей клюв к небесам и презрительно косящей черной бусинкой глаза на землю у себя под ногами. Индюк, радостно отозвалась память, но я тут же осадила ее. Кто-то ведь обещал больше никаких посторонних имен не выдумывать, правда? Кому-то ведь не нужны никакие признаки прогрессирующего сумасшествия, правда?
Но как бы ни назывался этот преподаватель, мне его взгляд на людей почему-то казался слишком упрощенным, мне хотелось до причин человеческой противоречивости добраться, и я снова послала запрос, решив, правда, перефразировать его во что-то вроде «Социальное неравенство как результат человеческого стремления к подавлению и доминированию». Книги по социальному неравенству во всех формах человеческого общества — от племен до империй — я получила, а относительно второй части запроса, к книгам была приложена записка все с той же фразой: «Человеческая природа будет рассмотрена в последующих курсах». И на том спасибо — будет, чем у себя в комнате заняться, никуда не выходя!
Нет, отдельное спасибо каналу связи за то, что я с новым студентом познакомилась.
Он появился в аудитории на одном из первых занятий этого курса. Вместе со всеми, но из комнаты, расположенной между моей и комнатами коли… других студентов. Его, похоже, тоже в дикую часть поместили, подумала я с внезапно вспыхнувшим расположением. Он тоже чуть замешкался в начале занятия и тоже не стал спускаться к остальным студентам, сев в стороне от них, чуть впереди и наискосок от меня. Что дало мне возможность как следует рассмотреть его.
Первой мне бросилась в глаза его совершенно неброская внешность — это был первый на моей памяти Ангел, чей вид не привлекал мгновенно внимания. Бледный, с едва заметными на лице бровями и губами, цвет глаз мне не было видно, с короткими пепельными волосами. Наверно, высокий, потому что сидел, ссутулившись и сложив перед собой руки. Тень, мелькнуло у меня в голове, но я тут же подавила очередное неуместное название.
Через время я также заметила его абсолютную неподвижность. В отличие от меня, он не стрелял глазами во все стороны ни исподтишка, ни в открытую, а сидел, потупив их и полностью уйдя то ли в слух, то ли в свои мысли.
Впервые он пошевелился только в конце занятия, когда пришло время посылать запросы на дополнительные материалы. Убрав руки со стола, он снова замер, шаря по нему глазами.
— Справа, в углу, — негромко сказала я ему, вспомнив свою растерянность.
Он покосился в мою сторону, все также не поворачивая головы, и я постучала пальцем по пластине регистрации возле канала связи на своем столе.
Повторив мое движение, он мгновенно зарегистрировался и молча кивнул открывшемуся углублению. Но писать ничего не стал. Вместо этого, он повернул наконец-то голову в мою сторону и снова кивнул. На сей раз мне и очевидно в знак благодарности. Мне еще больше захотелось ему помочь.
— Запросы нужно на вот этих листиках писать и вон туда их опускать, — сказала я ему, вставая, когда занятие закончилось.
— Спасибо, — коротко ответил он, тоже вставая и поворачиваясь ко мне. Нет, наверно, к выходу.
— Вы целый курс пропустили, по истории, — добавила я. — Вам, наверно, нужно по нему материалы запросить.
— Меня снабдили книгами, — сказал он, на мгновение подняв на меня глаза. Настолько светлые, что они казались прозрачными.
— У Вас тоже книги? — не удержалась я, испытывая к нему все большую симпатию.
— Да, — снова замкнулся он в себе.
Мне очень не хотелось заканчивать этот разговор. Наконец-то кто-то общается со мной! Наконец-то кто-то похож на меня, хотя бы немного! Наконец-то кто-то может нуждаться во мне, хотя бы просто в моем совете!
— Если Вам что-то будет непонятно, — предложила я, — обращайтесь, не стесняйтесь, я с удовольствием помогу Вам.
— Спасибо, — снова повторил он, все также не поднимая глаз.
На следующий день в конце занятия он не сделал ни малейшей попытки обратиться ко мне, но я не смогла удержаться. Мало ли, вдруг он просто не решается беспокоить меня.
— Ну что, никаких вопросов не возникло? — особенно дружелюбно поинтересовалась я.
— Спасибо, — повторил он как заведенный, — я уже во всем разобрался.
От неожиданности я совершенно недопустимым для Ангела образом вытаращила на него глаза. Во всем разобрался за один день? Или он уже давно здесь? А почему тогда меня без всякой подготовки на занятия отправили?
— Вы давно у нас? — решила уточнить я.
— Со вчера, — вновь последовал лаконичный ответ.
Я бы, наверно, прекратила к нему приставать ввиду такого явного нежелания поддержать знакомство, но мне очень захотелось проверить, не врет ли он. Если есть способ еще быстрее читать, он мне очень даже может пригодиться.
— И Вы уже выучили весь пропущенный материал? — спросила я, прищурившись.
— Нет, — ответил он, стрельнув в меня глазами — похоже, недоверие у меня в голосе таки прорвалось. — Я его … просто знаю.
Вот точно врет! Стесняется, что ли? Ну что стыдного в том, что других догонять нужно, если ты позже заниматься начал?
— А я вот заметила, — медленно проговорила я, внимательно вглядываясь в его вдруг напрягшееся лицо, — что Вы и вчера, и сегодня никаких запросов не делали. То, что нам сейчас рассказывают, Вы тоже знаете?
— Да, — сказал он, и вдруг поднял на меня свои прозрачные глаза. В которых я увидела вызов и одновременно … обреченность.
— Да откуда Вы все это знаете? — изумилась я, неожиданно для себя поверив ему.
Несколько мгновений он пристально смотрел на меня, чуть склонив голову набок и словно прислушиваясь к чему-то в моих словах. И вдруг явно расслабился.
— Я все это на земле изучал, — все еще неохотно, но уже не так односложно ответил он.
— И Вы все помните? — На этот раз мне было совершенно безразлично, что Ангелам не положено демонстрировать крайности в своих ощущениях.
Странный новичок глянул на меня с таким же удивлением.
— Конечно, — чуть шевельнул он плечом. — Здесь, кстати, только общие положения рассказывают. На самом деле, жизнь на земле намного … суровее.
На этот раз я услышала что-то, скрытое в его словах. Что-то болезненное.
— А Вы могли бы рассказать мне, что помните? — быстро проговорила я.
— Зачем? — снова удивился он, и добавил, чуть дернув уголком рта. — Мы ведь оставили позади свою земную жизнь.
— Понимаете, я из своей ничего не помню.., — с досадой призналась я.
— Завидую Вам, — перебил он меня.
— Но это как-то неправильно, — возразила я ему. — Я имею в виду изучать человеческую жизнь только по книгам. Возможно, у меня ничего запоминающегося не было, но я бы с удовольствием ее живого свидетеля послушала.
— В моих воспоминаниях позитивного немного, — снова опустив глаза, предупредил он меня.
— Ничего, — отмахнулась я, — главное, что это настоящие воспоминания. И потом, — добавила я, чтобы заинтересовать его, — Вам наверное говорили, что нам нужно избавляться от слишком сильных и, главное, отрицательных эмоций. Вот Вы их выскажете и больше держать в себе не будете.
Одним словом, уговорила я его. И через некоторое время мне пришлось признать, что его человеческая жизнь была совсем не из веселых. На земле он был очень талантлив, причем во всем, за что брался, и с самых юных лет. И людям это не нравилось. Поначалу их притягивало к нему, они им восхищались, не только его способностями, но даже внешностью — я едва удержала выражение ровного интереса на лице.
— Поэтому здесь я первым делом создал себе как можно более незаметный облик, — добавил он, заметив, очевидно, мое усилие.
— Вы … что?! — На этот раз мне никакое усилие не помогло.
— Изменил свой облик, — со значительно меньшим моего удивлением объяснил он. — А Вы нет?
— Не помню, — расстроенно ответила я. Вот и гадай теперь: я всегда так привлекательно выглядела или на земле даже внешне ничего особенного из себя не представляла — поэтому ничего особенного со мной и не происходило.
Необыкновенный Ангел тем временем продолжал. Восторга окружающих в его человеческой жизни всегда хватало ненадолго, и очень скоро у них появлялась зависть, ревность и, в конечном счете, крайняя неприязнь. Со временем он уже начал ожидать всего этого от людей, что, в свою очередь, провоцировало их на более активное проявление антипатии. И такое отношение он встречал всю свою земную жизнь — даже от относительно близких ему людей, которых постепенно становилось все меньше.
Стоит ли удивляться, что он согласился с моей идеей о внутренней агрессивности человечества? Скорее, крайней жестокости, даже добавил он. Но дальше мы разошлись с ним во мнениях. Мне казалось, что наша задача как раз и заключается в том, чтобы помочь людям избавиться от этой нетерпимости — он считал это бесполезной затеей.
— Но ведь мы же откуда-то взялись! — возразила ему я. — Значит, есть среди них такие, которые даже на земле разделяют наши взгляды.
— А Вы обратили внимание на размер этой аудитории, — повел он вокруг себя рукой, — и на количество бывших людей, обучающихся в ней? Похоже, число тех, кто на это способен, решительно сокращается.
Я задумалась. Действительно, если агрессивность людей усиливается, то при менее строгом отборе появляется риск переноса ее в ангельскую жизнь.
И в серьезности такого риска я вновь убедилась буквально через несколько дней.
Поначалу мы с этим новым Ангелом парой фраз после занятий обменивались, но у меня дополнительные книги скоро закончились, а он в них и вовсе не нуждался, и мы стали задерживаться в аудитории, чтобы обменяться впечатлением от услышанного. А потом и своими соображениями по этому поводу. А потом и вообще своими мыслями.
Эти наши дискуссии тоже удостоились удивленных взглядов со стороны других студентов. Мне казалось, что я ощущаю эти взгляды даже после того, как наши соученики скрывались каждый в своей комнате. И не только я — мой собеседник тоже под ними ежился. Слишком тесное общение за пределами занятий у нас определенно не приветствовалось. Пригласить его к себе или самой к нему в гости напроситься мне даже в голову не пришло — это вообще выходило за рамки мыслимого.
И тут я вспомнила тишину и покой леса-парка-сада. До появления того ненормального Ангела, конечно. Но он уже наверняка отправился дальше свою пропажу искать, успокоила себя я. Или его куда-нибудь отправили … от агрессии избавляться.
— А Вы никогда не пробовали за пределы нашей территории выйти? — в конце концов, решилась я однажды.
— Зачем? — снова удивился странный Ангел.
Во мне опять вскинулось любопытство. А вот терпение от него отстало.
— А что Вы вообще у себя делаете? — выпалила я, не успев подумать, и смутившись, добавила: — Заниматься ведь Вам не нужно, Вы и так все знаете.
— У меня на лужайке отличный набор тренажеров, — чуть ли не впервые заметно оживился он.
Я нахмурилась, отчаянно теребя память. Но не получила ни объяснений, ни образов — только отчетливое ощущение чего-то крайне неприятного.
— Ради незаметности мне пришлось и от крепкого сложения отказаться, — вдруг услышала я совсем не то объяснение, которое искала. — Вот теперь восстанавливаю форму, чтобы она с содержанием в гармонии оставалась, — с легкой насмешкой добавил необычный Ангел, явно в ответ на еще большее недоумение у меня на лице.
Странно, для меня гармония с тренажерами никак не сочеталась. У меня это только что и впервые прозвучавшее слово мгновенно вызвало совершенно другой образ. Долгая неспешная прогулка по тропинкам среди деревьев, под дождем и в разговорах с … кем-то. А что такое дождь?
Это когда вода падает с неба, крупными или мелкими каплями, а также .., радостно затараторила память, стараясь реабилитироваться. Спасибо, резко одернула я ее, воды не надо. Прямо хоть запрос завтра пиши, нельзя ли здесь где-то эту воду найти, чтобы посмотреть, что в ней такого, что она мне все время на ум приходит!
Впрочем, все остальные элементы моего образа гармонии были у меня под рукой. А ходьба, судя по присутствию бегущего мостика в моем дворике, тоже тренажером считается. Так я странному Ангелу и сказала.
Он недоверчиво вскинул бесцветные брови, но согласился попробовать.
Как только мы выбрались из моего дворика, я сразу почувствовала, как мне не хватало все это время этого простора. Широко улыбнувшись, я радостно оглянулась по сторонам — вот и голубоватый камень на месте! Мой спутник тоже осматривал окрестности — с настороженным интересом.
— А как Вы нашли выход сюда? — спросил он, когда мы направились к деревьям.
— Случайно, — рассмеялась я, вспомнив свои приключения. — И сначала я вдоль ограды ходила, но колибри на меня смотрели как на…
— Кто? — спросил он, останавливаясь.
Я охнула. Нет, мне не только с раздражением, мне и бурной радостью бороться придется, если они на меня одинаково действуют! Ведь дала же себе слово даже в мыслях никого больше не обзывать, а тут вслух…
— Не обращайте внимания, — смущенно пробормотала я. — Со мной иногда случается — я иногда, очень иногда, Ангелам другие … дополнительные имена придумываю. Вернее, как-то само собой придумывается. Чтобы различать их.
— Так кто такие колибри? — прищурился он.
— Другие студенты, — неловко буркнула я.
Он издал какой-то странный звук и снова тронулся в путь.
— А Вы знаете, — проговорил он задумчиво через несколько мгновений, — это Вы очень точно подметили. Меня вообще удивляет, как они сюда попали. Типичные представители рода человеческого — могут существовать только в стае, а за ее пределами словно в пространстве растворяются. А как Вы преподавателя назвали? — тут же спросил он, не дав мне возразить.
— Индюк, — ответила я, чуть приободрившись от неожиданного комплимента.
Необычный Ангел рассмеялся — у него и смех необычным был, таким же прозрачным, как и он сам.
— Еще точнее! — ободрительно кивнул он. — А меня?
Разумеется, в памяти у меня тут же всплыло слово, которым я назвала его всего один раз при нашей первой встрече. Я уже открыла было рот, чтобы сказать, что не помню, но память мгновенно метнула в меня еще одним словом — «ложь», и я мысленно поежилась. Это слово вызвало у меня полное отторжение.
Самое интересное, что слушая нового преподавателя и прислушиваясь к своим ощущениям, я так и не смогла понять, принадлежала ли я на земле к ведущим или ведомым — ни одно слово никакого отклика во мне не вызвало. Вот точно где-то в лесу жила, а не среди людей, потому и вспомнить нечего!
Кстати, новый преподаватель мне тоже не понравился. В отличие от сухого и безжизненного преподавателя истории, этого бесчувственным назвать нельзя было — вот только он всегда демонстрировал одну и ту же эмоцию, и ту довольно неприятную. Даже с нами он держался подчеркнуто вежливо и не менее подчеркнуто высокомерно, выслушивая наши вопросы и замечания с высоко поднятыми бровями и полу-прикрытыми веками. Когда же он о людях говорил, не было никакого сомнения, что земля находится не просто внизу, а очень далеко внизу, и населена низшими существами.
В один из таких моментов у меня перед глазами вдруг всплыла картина крупной птицы, важно переваливающейся с ноги на ногу, задравшей клюв к небесам и презрительно косящей черной бусинкой глаза на землю у себя под ногами. Индюк, радостно отозвалась память, но я тут же осадила ее. Кто-то ведь обещал больше никаких посторонних имен не выдумывать, правда? Кому-то ведь не нужны никакие признаки прогрессирующего сумасшествия, правда?
Но как бы ни назывался этот преподаватель, мне его взгляд на людей почему-то казался слишком упрощенным, мне хотелось до причин человеческой противоречивости добраться, и я снова послала запрос, решив, правда, перефразировать его во что-то вроде «Социальное неравенство как результат человеческого стремления к подавлению и доминированию». Книги по социальному неравенству во всех формах человеческого общества — от племен до империй — я получила, а относительно второй части запроса, к книгам была приложена записка все с той же фразой: «Человеческая природа будет рассмотрена в последующих курсах». И на том спасибо — будет, чем у себя в комнате заняться, никуда не выходя!
Нет, отдельное спасибо каналу связи за то, что я с новым студентом познакомилась.
Глава 3.4
Он появился в аудитории на одном из первых занятий этого курса. Вместе со всеми, но из комнаты, расположенной между моей и комнатами коли… других студентов. Его, похоже, тоже в дикую часть поместили, подумала я с внезапно вспыхнувшим расположением. Он тоже чуть замешкался в начале занятия и тоже не стал спускаться к остальным студентам, сев в стороне от них, чуть впереди и наискосок от меня. Что дало мне возможность как следует рассмотреть его.
Первой мне бросилась в глаза его совершенно неброская внешность — это был первый на моей памяти Ангел, чей вид не привлекал мгновенно внимания. Бледный, с едва заметными на лице бровями и губами, цвет глаз мне не было видно, с короткими пепельными волосами. Наверно, высокий, потому что сидел, ссутулившись и сложив перед собой руки. Тень, мелькнуло у меня в голове, но я тут же подавила очередное неуместное название.
Через время я также заметила его абсолютную неподвижность. В отличие от меня, он не стрелял глазами во все стороны ни исподтишка, ни в открытую, а сидел, потупив их и полностью уйдя то ли в слух, то ли в свои мысли.
Впервые он пошевелился только в конце занятия, когда пришло время посылать запросы на дополнительные материалы. Убрав руки со стола, он снова замер, шаря по нему глазами.
— Справа, в углу, — негромко сказала я ему, вспомнив свою растерянность.
Он покосился в мою сторону, все также не поворачивая головы, и я постучала пальцем по пластине регистрации возле канала связи на своем столе.
Повторив мое движение, он мгновенно зарегистрировался и молча кивнул открывшемуся углублению. Но писать ничего не стал. Вместо этого, он повернул наконец-то голову в мою сторону и снова кивнул. На сей раз мне и очевидно в знак благодарности. Мне еще больше захотелось ему помочь.
— Запросы нужно на вот этих листиках писать и вон туда их опускать, — сказала я ему, вставая, когда занятие закончилось.
— Спасибо, — коротко ответил он, тоже вставая и поворачиваясь ко мне. Нет, наверно, к выходу.
— Вы целый курс пропустили, по истории, — добавила я. — Вам, наверно, нужно по нему материалы запросить.
— Меня снабдили книгами, — сказал он, на мгновение подняв на меня глаза. Настолько светлые, что они казались прозрачными.
— У Вас тоже книги? — не удержалась я, испытывая к нему все большую симпатию.
— Да, — снова замкнулся он в себе.
Мне очень не хотелось заканчивать этот разговор. Наконец-то кто-то общается со мной! Наконец-то кто-то похож на меня, хотя бы немного! Наконец-то кто-то может нуждаться во мне, хотя бы просто в моем совете!
— Если Вам что-то будет непонятно, — предложила я, — обращайтесь, не стесняйтесь, я с удовольствием помогу Вам.
— Спасибо, — снова повторил он, все также не поднимая глаз.
На следующий день в конце занятия он не сделал ни малейшей попытки обратиться ко мне, но я не смогла удержаться. Мало ли, вдруг он просто не решается беспокоить меня.
— Ну что, никаких вопросов не возникло? — особенно дружелюбно поинтересовалась я.
— Спасибо, — повторил он как заведенный, — я уже во всем разобрался.
От неожиданности я совершенно недопустимым для Ангела образом вытаращила на него глаза. Во всем разобрался за один день? Или он уже давно здесь? А почему тогда меня без всякой подготовки на занятия отправили?
— Вы давно у нас? — решила уточнить я.
— Со вчера, — вновь последовал лаконичный ответ.
Я бы, наверно, прекратила к нему приставать ввиду такого явного нежелания поддержать знакомство, но мне очень захотелось проверить, не врет ли он. Если есть способ еще быстрее читать, он мне очень даже может пригодиться.
— И Вы уже выучили весь пропущенный материал? — спросила я, прищурившись.
— Нет, — ответил он, стрельнув в меня глазами — похоже, недоверие у меня в голосе таки прорвалось. — Я его … просто знаю.
Вот точно врет! Стесняется, что ли? Ну что стыдного в том, что других догонять нужно, если ты позже заниматься начал?
— А я вот заметила, — медленно проговорила я, внимательно вглядываясь в его вдруг напрягшееся лицо, — что Вы и вчера, и сегодня никаких запросов не делали. То, что нам сейчас рассказывают, Вы тоже знаете?
— Да, — сказал он, и вдруг поднял на меня свои прозрачные глаза. В которых я увидела вызов и одновременно … обреченность.
— Да откуда Вы все это знаете? — изумилась я, неожиданно для себя поверив ему.
Несколько мгновений он пристально смотрел на меня, чуть склонив голову набок и словно прислушиваясь к чему-то в моих словах. И вдруг явно расслабился.
— Я все это на земле изучал, — все еще неохотно, но уже не так односложно ответил он.
— И Вы все помните? — На этот раз мне было совершенно безразлично, что Ангелам не положено демонстрировать крайности в своих ощущениях.
Странный новичок глянул на меня с таким же удивлением.
— Конечно, — чуть шевельнул он плечом. — Здесь, кстати, только общие положения рассказывают. На самом деле, жизнь на земле намного … суровее.
На этот раз я услышала что-то, скрытое в его словах. Что-то болезненное.
— А Вы могли бы рассказать мне, что помните? — быстро проговорила я.
— Зачем? — снова удивился он, и добавил, чуть дернув уголком рта. — Мы ведь оставили позади свою земную жизнь.
— Понимаете, я из своей ничего не помню.., — с досадой призналась я.
— Завидую Вам, — перебил он меня.
— Но это как-то неправильно, — возразила я ему. — Я имею в виду изучать человеческую жизнь только по книгам. Возможно, у меня ничего запоминающегося не было, но я бы с удовольствием ее живого свидетеля послушала.
— В моих воспоминаниях позитивного немного, — снова опустив глаза, предупредил он меня.
— Ничего, — отмахнулась я, — главное, что это настоящие воспоминания. И потом, — добавила я, чтобы заинтересовать его, — Вам наверное говорили, что нам нужно избавляться от слишком сильных и, главное, отрицательных эмоций. Вот Вы их выскажете и больше держать в себе не будете.
Одним словом, уговорила я его. И через некоторое время мне пришлось признать, что его человеческая жизнь была совсем не из веселых. На земле он был очень талантлив, причем во всем, за что брался, и с самых юных лет. И людям это не нравилось. Поначалу их притягивало к нему, они им восхищались, не только его способностями, но даже внешностью — я едва удержала выражение ровного интереса на лице.
— Поэтому здесь я первым делом создал себе как можно более незаметный облик, — добавил он, заметив, очевидно, мое усилие.
— Вы … что?! — На этот раз мне никакое усилие не помогло.
— Изменил свой облик, — со значительно меньшим моего удивлением объяснил он. — А Вы нет?
— Не помню, — расстроенно ответила я. Вот и гадай теперь: я всегда так привлекательно выглядела или на земле даже внешне ничего особенного из себя не представляла — поэтому ничего особенного со мной и не происходило.
Необыкновенный Ангел тем временем продолжал. Восторга окружающих в его человеческой жизни всегда хватало ненадолго, и очень скоро у них появлялась зависть, ревность и, в конечном счете, крайняя неприязнь. Со временем он уже начал ожидать всего этого от людей, что, в свою очередь, провоцировало их на более активное проявление антипатии. И такое отношение он встречал всю свою земную жизнь — даже от относительно близких ему людей, которых постепенно становилось все меньше.
Стоит ли удивляться, что он согласился с моей идеей о внутренней агрессивности человечества? Скорее, крайней жестокости, даже добавил он. Но дальше мы разошлись с ним во мнениях. Мне казалось, что наша задача как раз и заключается в том, чтобы помочь людям избавиться от этой нетерпимости — он считал это бесполезной затеей.
— Но ведь мы же откуда-то взялись! — возразила ему я. — Значит, есть среди них такие, которые даже на земле разделяют наши взгляды.
— А Вы обратили внимание на размер этой аудитории, — повел он вокруг себя рукой, — и на количество бывших людей, обучающихся в ней? Похоже, число тех, кто на это способен, решительно сокращается.
Я задумалась. Действительно, если агрессивность людей усиливается, то при менее строгом отборе появляется риск переноса ее в ангельскую жизнь.
И в серьезности такого риска я вновь убедилась буквально через несколько дней.
Глава 3.5
Поначалу мы с этим новым Ангелом парой фраз после занятий обменивались, но у меня дополнительные книги скоро закончились, а он в них и вовсе не нуждался, и мы стали задерживаться в аудитории, чтобы обменяться впечатлением от услышанного. А потом и своими соображениями по этому поводу. А потом и вообще своими мыслями.
Эти наши дискуссии тоже удостоились удивленных взглядов со стороны других студентов. Мне казалось, что я ощущаю эти взгляды даже после того, как наши соученики скрывались каждый в своей комнате. И не только я — мой собеседник тоже под ними ежился. Слишком тесное общение за пределами занятий у нас определенно не приветствовалось. Пригласить его к себе или самой к нему в гости напроситься мне даже в голову не пришло — это вообще выходило за рамки мыслимого.
И тут я вспомнила тишину и покой леса-парка-сада. До появления того ненормального Ангела, конечно. Но он уже наверняка отправился дальше свою пропажу искать, успокоила себя я. Или его куда-нибудь отправили … от агрессии избавляться.
— А Вы никогда не пробовали за пределы нашей территории выйти? — в конце концов, решилась я однажды.
— Зачем? — снова удивился странный Ангел.
Во мне опять вскинулось любопытство. А вот терпение от него отстало.
— А что Вы вообще у себя делаете? — выпалила я, не успев подумать, и смутившись, добавила: — Заниматься ведь Вам не нужно, Вы и так все знаете.
— У меня на лужайке отличный набор тренажеров, — чуть ли не впервые заметно оживился он.
Я нахмурилась, отчаянно теребя память. Но не получила ни объяснений, ни образов — только отчетливое ощущение чего-то крайне неприятного.
— Ради незаметности мне пришлось и от крепкого сложения отказаться, — вдруг услышала я совсем не то объяснение, которое искала. — Вот теперь восстанавливаю форму, чтобы она с содержанием в гармонии оставалась, — с легкой насмешкой добавил необычный Ангел, явно в ответ на еще большее недоумение у меня на лице.
Странно, для меня гармония с тренажерами никак не сочеталась. У меня это только что и впервые прозвучавшее слово мгновенно вызвало совершенно другой образ. Долгая неспешная прогулка по тропинкам среди деревьев, под дождем и в разговорах с … кем-то. А что такое дождь?
Это когда вода падает с неба, крупными или мелкими каплями, а также .., радостно затараторила память, стараясь реабилитироваться. Спасибо, резко одернула я ее, воды не надо. Прямо хоть запрос завтра пиши, нельзя ли здесь где-то эту воду найти, чтобы посмотреть, что в ней такого, что она мне все время на ум приходит!
Впрочем, все остальные элементы моего образа гармонии были у меня под рукой. А ходьба, судя по присутствию бегущего мостика в моем дворике, тоже тренажером считается. Так я странному Ангелу и сказала.
Он недоверчиво вскинул бесцветные брови, но согласился попробовать.
Как только мы выбрались из моего дворика, я сразу почувствовала, как мне не хватало все это время этого простора. Широко улыбнувшись, я радостно оглянулась по сторонам — вот и голубоватый камень на месте! Мой спутник тоже осматривал окрестности — с настороженным интересом.
— А как Вы нашли выход сюда? — спросил он, когда мы направились к деревьям.
— Случайно, — рассмеялась я, вспомнив свои приключения. — И сначала я вдоль ограды ходила, но колибри на меня смотрели как на…
— Кто? — спросил он, останавливаясь.
Я охнула. Нет, мне не только с раздражением, мне и бурной радостью бороться придется, если они на меня одинаково действуют! Ведь дала же себе слово даже в мыслях никого больше не обзывать, а тут вслух…
— Не обращайте внимания, — смущенно пробормотала я. — Со мной иногда случается — я иногда, очень иногда, Ангелам другие … дополнительные имена придумываю. Вернее, как-то само собой придумывается. Чтобы различать их.
— Так кто такие колибри? — прищурился он.
— Другие студенты, — неловко буркнула я.
Он издал какой-то странный звук и снова тронулся в путь.
— А Вы знаете, — проговорил он задумчиво через несколько мгновений, — это Вы очень точно подметили. Меня вообще удивляет, как они сюда попали. Типичные представители рода человеческого — могут существовать только в стае, а за ее пределами словно в пространстве растворяются. А как Вы преподавателя назвали? — тут же спросил он, не дав мне возразить.
— Индюк, — ответила я, чуть приободрившись от неожиданного комплимента.
Необычный Ангел рассмеялся — у него и смех необычным был, таким же прозрачным, как и он сам.
— Еще точнее! — ободрительно кивнул он. — А меня?
Разумеется, в памяти у меня тут же всплыло слово, которым я назвала его всего один раз при нашей первой встрече. Я уже открыла было рот, чтобы сказать, что не помню, но память мгновенно метнула в меня еще одним словом — «ложь», и я мысленно поежилась. Это слово вызвало у меня полное отторжение.
