— Так я же тебе звонил! — снова засверкал он глазами. — Как только вы из города выехали! Но ты же трубку бросил!
У меня перед глазами вдруг замелькали обрывки картин из того последнего дня. Точно, он мне звонил. Но я машину уже с трудом удерживал и сказал ему, что перезвоню. И Татьяне кто-то звонил. Марина, сказала она мне. И она на тот звонок даже не ответила…
А потом я увидел ее руку в перчатке на моей, вцепившейся в руль, и внезапный, резкий поворот этого руля отнюдь не по моей воле…
— Стас, — очень медленно, очень с расстановкой начал я, — скажи мне пожалуйста … пожалуйста, что это была за операция?
Он смешался. Отвел глаза. Пожевал губами. Впервые в этом разговоре. Впервые на моей памяти. И это испугало меня больше, чем его яростный крик, сверкающие глаза и грохот сжатого кулака по столу.
— Давай-ка присядем, — сказал, наконец, он, и мне стало совсем не по себе.
Я слушал его, категорически отказываясь верить своим ушам. Задача по устранению Игоря и Дары с земли, поставленная ему высшим руководством. Планы по очистке их памяти. Его размышления, как сделать это с минимальным ущербом для них. Категорический запрет ему посвящать в эти планы любого из нас. Его выход на Марину как лицо, наименее связанное с детьми.
На этом моменте я глухо застонал, схватившись руками за голову.
Встреча Татьяны с ним. Ее … что?.. просьба провести операцию как можно скорее…
— Стас, хватит, — поднял я руку, останавливая его. — Я теперь понимаю, каково тебе пришлось, но поверь мне, настоящий кошмар еще даже не начинался.
— Чего? — вытаращил он на меня глаза.
— Это действительно была не случайная авария, — в полной уверенности сообщил ему я. — Татьяна в самый последний момент руль крутанула, и я уже ничего не успел.
— Зачем? — снова рявкнул он.
— Я думаю… — напряженно соображал я. — Нет, зная ее, почти уверен, что она так детей из-под удара хотела вывести, хоть на время. И кроме того, — вдруг сложилась у меня следующая часть картины, — она к нам хотела попасть.
— Зачем? — повторил Стас, но уже с опаской.
— Не знаю, — решил я не вдаваться в подробности наших с ней разговоров о ситуации, сложившейся вокруг Игоря. — Может, свою точку зрения на детей изложить. Может, на решение по ним повлиять. А может, наблюдателей за горло взять. Или самих отцов-архангелов.
Теперь за голову схватился Стас. Без стона, правда, с неудовольствием заметил я.
— Ты можешь себе представить, что она натворит без присмотра? — решил я добавить ему жару.
— Не очень, — с сомнением в голосе отозвался он.
— Вот и я не хочу, — согласился я. — Отсюда главный вопрос — где она?
— А я откуда знаю? — с удивлением воззрился он на меня. — Это же ваша парафия, это ты должен знать, что с вашими клиентами потом происходит.
— Да меня это раньше как-то не интересовало, — неловко признался я, и быстро продолжил, заметив ухмылку у него на лице: — А где она может быть?
— У нянек, наверно, — пожал он плечами, и быстро поправился в ответ на мое недоумение: — У наставников, в смысле.
Отлично! Меня просто подбросило с его дивана.
— Какой этаж? — коротко спросил я, делая шаг к двери.
— Какой еще этаж? — снова округлились у него глаза. — Новобранцев всегда отдельно держат.
— Где держат? Сколько держат? Обучают где? — посыпались из меня вопросы, с которыми я к нему и пришел.
— Да там же и держат, и обучают, у наставников, — снова как прописную истину сообщил он мне. — Там у каждого подразделения свой павильон, где новичков и дрессируют. — Он неловко поморщился под моим взглядом.
— Рассказывай, где, — решил я воздержаться от замечаний. Пока. Вот найду Татьяну, потом … пусть только выяснится, что ее там … дрессируют!
— А ты уверен, что тебя к ней пустят? — прищурился он.
— Мне этого никто не запрещал, — уверил я скорее себя, чем его.
— Ну, со мной тебе тоже не запрещали встречаться, — проворчал он, берясь за ручку и начиная набрасывать план. — Ладно, ты выкрутишься.
— Спасибо, — с чувством ответил ему я, переминаясь с ноги на ногу и мысленно подгоняя его.
В голове у меня не то, что полные потемки — туман уже почти рассеялся. Естественно, я найду способ добраться до Татьяны! А там она мне вмиг расскажет, что задумала. И почему опять у меня за спиной и без моего участия. И в моих родных пенатах, между прочим. Нет уж, здесь у нее отныне будет полный контроль!
Из своего первого дня занятий я не запомнила абсолютно ничего. Нет, потеря памяти у меня не прогрессировала, ведь в моей новой жизни все было важно и значительно — я просто больше по сторонам смотрела, чем слушала.
Выйти в свет оказалось совсем не просто. В последний момент на меня вдруг напала паника, и моя маленькая комната показалась мне очень уютной и, главное, безопасной. Но я все же сказала себе, что если уж реализовалась главная, по всей видимости, мечта моей прошлой жизни, то глупо отступать от нее из-за минутной неуверенности.
Я перешагнула порог своей комнаты, надеясь окончательно побороть необъяснимый страх по дороге к месту своего обучения.
Идти к нему, однако, не пришлось. Я ступила из комнаты прямо в … да, аудиторию. Она была совершенно круглой и просто огромной, по крайней мере, по сравнению с моей комнатой. По периметру ее располагались двери — очевидно, в другие комнаты. Везде стояли небольшие столы, слегка спускающиеся уступами к ее центру, в котором находился … преподаватель, всплыло в памяти еще одно слово.
А за ним и другое — студенты. Их там оказалось намного меньше, чем столов. И сидели они за ними, внимательно слушая преподавателя, в противоположной от меня части аудитории.
Неужели я опоздала? Я замерла на месте, не зная, что делать.
— Здравствуйте, Ангел! — вдруг обратился ко мне преподаватель, и студенты, все как один, повернули ко мне головы. — Мы очень рады, что Вы с нами. Проходите, присаживайтесь, и продолжим.
Я неуверенно двинулась вперед. Похоже, мое опоздание не вызвало неодобрения — наверно, по первому разу — но мне все же не хотелось и дальше привлекать к себе внимание, спускаясь через всю аудиторию. Я сделала несколько шагов, но они показались мне настолько громкими, что я тут же присела бочком за ближайший стол и замерла, пытаясь сообразить, как проходит обучение и что от меня требуется.
На столе передо мной лежали письменные принадлежности: что-то вроде — слова выскочили сами собой — блокнот, строго посередине, несколько ручек, строго параллельно ему, и стопка цветных листиков чуть в стороне. Я глянула украдкой в сторону других студентов — что-то записывали лишь некоторые из них. Так нужно писать, что говорит преподаватель, или нет?
Больше на столе ничего не было — вот только в правом дальнем углу было какое-то углубление, закрытое, однако, какой-то прозрачной пластиной вровень с поверхностью стола. Я снова бросила быстрый взгляд в дальнюю часть аудитории. Никто там ничего другого на своем столе не делал, даже те, которые не писали. Я тоже решила пока ничего не трогать.
Чуть расслабившись на довольно удобном стуле, я начала было слушать преподавателя, но глаза у меня сами собой принялись рассматривать аудиторию, а память — лихорадочно подыскивать слова, обозначающие увиденное. Аудитория действительно была большой, и какой-то десяток присутствующих Ангелов лишь подчеркивал ее размеры — мне показалось, что она и сотню их могла с легкостью вместить.
Ощущение простора этой аудитории придавали и спускающиеся … амфитеатром к ее центру столы, и потолок — не ровный, как у меня в комнате, а … куполом. Она также была очень светлой, и так же, как у меня в комнате, у этого света не было видимого источника — он словно исходил из стен, купола, даже пола. А вот цветом он отличался: не холодно-белый, как было у меня в комнате вначале, и не мягко-зеленоватый, как стало потом, а желтоватый, теплый, радостный, как … солнце весной. Что такое солнце? Что такое весной?
Нет, нельзя отвлекаться! Виновато тряхнув головой, я снова скосила глаза на преподавателя и студентов. Он продолжал говорить, но они, как я вдруг заметила, сидели на этот раз в полной неподвижности, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Надо пользоваться моментом, чтобы рассмотреть их как следует.
Их было одиннадцать в аудитории: шесть женщин и пятеро мужчин. Нет, девушек и парней, все они довольно молоды, поправила меня память, но более точного определения не нашла. Внешне они были очень разными — цветом и длиной волос, разрезом глаз, оттенком кожи, одеждой, но кроме молодости, их всех объединяла еще одна черта. Все они были очень привлекательны — ярко-привлекательны, снова уточнила память.
Увлекшись созерцанием, я не сразу заметила, как они вышли из своей неподвижности. Как по команде. И сразу поняла, что также являюсь предметом изучения. Почти все они то и дело поглядывали на меня, затем переглядывались между собой, перемигивались, перешептывались, сохраняя при этом выражение спокойствия и сосредоточенности на лице.
Я с неловкостью отвела глаза и постаралась сосредоточиться на словах преподавателя. Но это занятие явно было не первым, и я никак не могла понять, о чем он говорит. Особенно потому, что некоторые студенты время от времени тоже бросали какие-то реплики или задавали ему вопросы, апеллируя к тому, что я пропустила.
Через какое-то время я заметила, что в диалог с преподавателем вступают одни и те же две девушки и парень, остальные же предпочитают либо коротко отвечать на его вопросы, либо просто слушать. Я с облегчением подумала, что не буду, пожалуй, слишком выделяться на их фоне.
Вдруг я поняла, что снова отвлеклась. Атмосфера в аудитории резко изменилась — студенты, все как один, схватились за ручки и принялись что-то строчить почему-то на таких же цветных листиках, как у меня на столе. Я метнулась глазами к преподавателю и наконец-то услышала первое знакомое слово — знакомое из этой жизни, а не подсказанное памятью.
— … пять минут на составление запроса на дополнительные материалы, — уже заканчивал свою фразу он.
Я снова перевела взгляд на студентов — часть из них уже закончили писать и, скользнув пальцами по прозрачной поверхности над углублением, опускали туда свои листики. Так вот что такое канал связи! Я попробовала в точности повторить их движение, но углубление у меня не открылось — вместо этого на невидимой ранее панели рядом с ним появились слова : «Зарегистрируйтесь, пожалуйста». Я растерянно захлопала глазами, но слова уже исчезли и на их месте показалось изображение руки — открытой ладони с чуть растопыренными пальцами.
Я нерешительно приложила к этому изображению свою руку и тут же отдернула ее — изображение вдруг засветилось и замигало. И тут же исчезло, уступив место тем же словам, снова сменившимся изображением ладони. Во второй раз у меня, похоже, получилось, поскольку через несколько мгновений мерцающая ладонь исчезла, и под моими пальцами появились другие слова. Убрав руку, я прочитала: «Спасибо, регистрация прошла успешно».
Так, хорошо, но какие же мне материалы просить? Потянувшись за листиком, я вдруг увидела, что прозрачная панель плавно закрыла углубление, и услышала следующие слова преподавателя:
— До свидания, продолжим завтра.
Снова все как один, студенты поднялись и, сбившись в кучку, пошли наверх, оживленно переговариваясь. Ни один из них не подошел ко мне, но двое приветливо помахали мне рукой, на что я нерешительно ответила, расстроенно глядя им вслед и еще больше чувствуя свое отличие.
Колибри, вдруг непонятно почему всплыло в памяти слово. Яркие беззаботные колибри, стайкой носящиеся с места на место и не обращающие внимания ни на что вокруг.
Я твердо решила на следующий день только слушать преподавателя и заранее приготовить листик с каким-нибудь «Мне нужно все, что я пропустила». Должны же они понять, что я имею в виду, если я сегодня зарегистрировалась? А кто это они?
Но кто бы они ни были, оказалось, что они действительно догадались, какие дополнительные материалы мне нужны. А может, женщина-Ангел … чуть опять не сказала Бабочка! … их об этом предупредила. За что я была ей очень благодарна.
Вернувшись в свою комнату, я сразу увидела, что она снова изменилась. Нет, кровать осталась на своем месте, и свет остался все тем же умиротворяющим. Но окно напротив двери из белого, а затем зеленоватого, стало прозрачным. И огромным — во всю стену. И за ним виднелось что-то совершенно отличное от всего, что я до сих пор видела.
Я со всех ног бросилась к нему, велев памяти пошевеливаться.
Дворик. Такой же маленький, как моя комната. Огороженный … кустарником ростом почти с меня. Справа небольшой круглый столик. И два изящных кресла рядом с ним. Чуть дальше еще одно кресло, но другой формы … а, шезлонг! Слева, напротив столика, какое-то непонятное сооружение — вроде мостика почти у самой земли, непонятно, через что, с двумя длинными спусками с него и перилами по бокам…
Вдруг краем глаза я заметила, что в комнате еще что-то изменилось. Повернувшись, я увидела, что стол, совершенно пустой до сих пор, завален книгами. А вот это уже просто подарок, чуть не взвизгнула я, бросаясь к столу. Перебирая книги, я заметила, что на всех них присутствует слово «История»: «История первобытного человека», «История древнего мира», «История средних веков»… Так вот что мы сейчас изучаем!
Ни о каком погружении в пустоту и речи быть не могло. Во-первых, я хотела как можно быстрее начать понимать, о чем говорит преподаватель, и избавиться от этого чувства отличности от других студентов. Во-вторых, я просто оторваться от этих книг не могла!
Для начала я заметила, что читаю очень быстро. Когда в тот самый первый день я вспомнила, что чтение было моим самым сильным увлечением на земле, у меня возникло смутное ощущение неспешности, смакования отдельных слов и выражений, возвращения к некоторым из них… Сейчас же каждое слово словно впечатывалось мне в память, которая, тем не менее, просила все больше и больше, как пустыня воду… Опять вода! Да откуда эта вода все время берется?
Но главное, чем больше я читала об истории людей, тем больше она меня изумляла. Мне казалось, что всем этим книгам вполне можно было дать одно название: «История войн». Люди воевали на протяжении всего своего существования: нападали на одних, защищались от других, сражались между собой… Да как они только выжили с такой агрессивностью?
В тех двух книгах, что я успела прочитать до следующего дня, ответа на этот вопрос я не нашла. Возможно, преподаватель об этом на занятии говорил — мне ведь дополнительные материалы выдали. Я решила попросить записи у одного из тех студентов, кто их на занятиях делал. В конце концов, кто-то же хотел побыстрее перестать от них отличаться, правда?
Похоже, этот кто-то настолько этого хотел, что оказался на следующий день первым в аудитории. Отлично, подумала я, направляясь в ту часть аудитории, где на прошлом занятии сидела моя стайка колибри. Возможно, вчера они просто не хотели чрезмерное любопытство проявлять. Вот и Бабочка … опять! … нет, женщина-Ангел говорила, что здесь практикуется ровное отношение друг к другу.
Но села я все же чуть в стороне — и чтобы со своей стороны чрезмерную назойливость не демонстрировать, и чтобы случайно чье-то место не занять. И так неловко будет у них записи просить — мало ли, может, здесь такие просьбы не приняты.
У меня перед глазами вдруг замелькали обрывки картин из того последнего дня. Точно, он мне звонил. Но я машину уже с трудом удерживал и сказал ему, что перезвоню. И Татьяне кто-то звонил. Марина, сказала она мне. И она на тот звонок даже не ответила…
А потом я увидел ее руку в перчатке на моей, вцепившейся в руль, и внезапный, резкий поворот этого руля отнюдь не по моей воле…
— Стас, — очень медленно, очень с расстановкой начал я, — скажи мне пожалуйста … пожалуйста, что это была за операция?
Он смешался. Отвел глаза. Пожевал губами. Впервые в этом разговоре. Впервые на моей памяти. И это испугало меня больше, чем его яростный крик, сверкающие глаза и грохот сжатого кулака по столу.
— Давай-ка присядем, — сказал, наконец, он, и мне стало совсем не по себе.
Я слушал его, категорически отказываясь верить своим ушам. Задача по устранению Игоря и Дары с земли, поставленная ему высшим руководством. Планы по очистке их памяти. Его размышления, как сделать это с минимальным ущербом для них. Категорический запрет ему посвящать в эти планы любого из нас. Его выход на Марину как лицо, наименее связанное с детьми.
На этом моменте я глухо застонал, схватившись руками за голову.
Встреча Татьяны с ним. Ее … что?.. просьба провести операцию как можно скорее…
— Стас, хватит, — поднял я руку, останавливая его. — Я теперь понимаю, каково тебе пришлось, но поверь мне, настоящий кошмар еще даже не начинался.
— Чего? — вытаращил он на меня глаза.
— Это действительно была не случайная авария, — в полной уверенности сообщил ему я. — Татьяна в самый последний момент руль крутанула, и я уже ничего не успел.
— Зачем? — снова рявкнул он.
— Я думаю… — напряженно соображал я. — Нет, зная ее, почти уверен, что она так детей из-под удара хотела вывести, хоть на время. И кроме того, — вдруг сложилась у меня следующая часть картины, — она к нам хотела попасть.
— Зачем? — повторил Стас, но уже с опаской.
— Не знаю, — решил я не вдаваться в подробности наших с ней разговоров о ситуации, сложившейся вокруг Игоря. — Может, свою точку зрения на детей изложить. Может, на решение по ним повлиять. А может, наблюдателей за горло взять. Или самих отцов-архангелов.
Теперь за голову схватился Стас. Без стона, правда, с неудовольствием заметил я.
— Ты можешь себе представить, что она натворит без присмотра? — решил я добавить ему жару.
— Не очень, — с сомнением в голосе отозвался он.
— Вот и я не хочу, — согласился я. — Отсюда главный вопрос — где она?
— А я откуда знаю? — с удивлением воззрился он на меня. — Это же ваша парафия, это ты должен знать, что с вашими клиентами потом происходит.
— Да меня это раньше как-то не интересовало, — неловко признался я, и быстро продолжил, заметив ухмылку у него на лице: — А где она может быть?
— У нянек, наверно, — пожал он плечами, и быстро поправился в ответ на мое недоумение: — У наставников, в смысле.
Отлично! Меня просто подбросило с его дивана.
— Какой этаж? — коротко спросил я, делая шаг к двери.
— Какой еще этаж? — снова округлились у него глаза. — Новобранцев всегда отдельно держат.
— Где держат? Сколько держат? Обучают где? — посыпались из меня вопросы, с которыми я к нему и пришел.
— Да там же и держат, и обучают, у наставников, — снова как прописную истину сообщил он мне. — Там у каждого подразделения свой павильон, где новичков и дрессируют. — Он неловко поморщился под моим взглядом.
— Рассказывай, где, — решил я воздержаться от замечаний. Пока. Вот найду Татьяну, потом … пусть только выяснится, что ее там … дрессируют!
— А ты уверен, что тебя к ней пустят? — прищурился он.
— Мне этого никто не запрещал, — уверил я скорее себя, чем его.
— Ну, со мной тебе тоже не запрещали встречаться, — проворчал он, берясь за ручку и начиная набрасывать план. — Ладно, ты выкрутишься.
— Спасибо, — с чувством ответил ему я, переминаясь с ноги на ногу и мысленно подгоняя его.
В голове у меня не то, что полные потемки — туман уже почти рассеялся. Естественно, я найду способ добраться до Татьяны! А там она мне вмиг расскажет, что задумала. И почему опять у меня за спиной и без моего участия. И в моих родных пенатах, между прочим. Нет уж, здесь у нее отныне будет полный контроль!
Глава 3. Обучение
Из своего первого дня занятий я не запомнила абсолютно ничего. Нет, потеря памяти у меня не прогрессировала, ведь в моей новой жизни все было важно и значительно — я просто больше по сторонам смотрела, чем слушала.
Выйти в свет оказалось совсем не просто. В последний момент на меня вдруг напала паника, и моя маленькая комната показалась мне очень уютной и, главное, безопасной. Но я все же сказала себе, что если уж реализовалась главная, по всей видимости, мечта моей прошлой жизни, то глупо отступать от нее из-за минутной неуверенности.
Я перешагнула порог своей комнаты, надеясь окончательно побороть необъяснимый страх по дороге к месту своего обучения.
Идти к нему, однако, не пришлось. Я ступила из комнаты прямо в … да, аудиторию. Она была совершенно круглой и просто огромной, по крайней мере, по сравнению с моей комнатой. По периметру ее располагались двери — очевидно, в другие комнаты. Везде стояли небольшие столы, слегка спускающиеся уступами к ее центру, в котором находился … преподаватель, всплыло в памяти еще одно слово.
А за ним и другое — студенты. Их там оказалось намного меньше, чем столов. И сидели они за ними, внимательно слушая преподавателя, в противоположной от меня части аудитории.
Неужели я опоздала? Я замерла на месте, не зная, что делать.
— Здравствуйте, Ангел! — вдруг обратился ко мне преподаватель, и студенты, все как один, повернули ко мне головы. — Мы очень рады, что Вы с нами. Проходите, присаживайтесь, и продолжим.
Я неуверенно двинулась вперед. Похоже, мое опоздание не вызвало неодобрения — наверно, по первому разу — но мне все же не хотелось и дальше привлекать к себе внимание, спускаясь через всю аудиторию. Я сделала несколько шагов, но они показались мне настолько громкими, что я тут же присела бочком за ближайший стол и замерла, пытаясь сообразить, как проходит обучение и что от меня требуется.
На столе передо мной лежали письменные принадлежности: что-то вроде — слова выскочили сами собой — блокнот, строго посередине, несколько ручек, строго параллельно ему, и стопка цветных листиков чуть в стороне. Я глянула украдкой в сторону других студентов — что-то записывали лишь некоторые из них. Так нужно писать, что говорит преподаватель, или нет?
Больше на столе ничего не было — вот только в правом дальнем углу было какое-то углубление, закрытое, однако, какой-то прозрачной пластиной вровень с поверхностью стола. Я снова бросила быстрый взгляд в дальнюю часть аудитории. Никто там ничего другого на своем столе не делал, даже те, которые не писали. Я тоже решила пока ничего не трогать.
Чуть расслабившись на довольно удобном стуле, я начала было слушать преподавателя, но глаза у меня сами собой принялись рассматривать аудиторию, а память — лихорадочно подыскивать слова, обозначающие увиденное. Аудитория действительно была большой, и какой-то десяток присутствующих Ангелов лишь подчеркивал ее размеры — мне показалось, что она и сотню их могла с легкостью вместить.
Ощущение простора этой аудитории придавали и спускающиеся … амфитеатром к ее центру столы, и потолок — не ровный, как у меня в комнате, а … куполом. Она также была очень светлой, и так же, как у меня в комнате, у этого света не было видимого источника — он словно исходил из стен, купола, даже пола. А вот цветом он отличался: не холодно-белый, как было у меня в комнате вначале, и не мягко-зеленоватый, как стало потом, а желтоватый, теплый, радостный, как … солнце весной. Что такое солнце? Что такое весной?
Нет, нельзя отвлекаться! Виновато тряхнув головой, я снова скосила глаза на преподавателя и студентов. Он продолжал говорить, но они, как я вдруг заметила, сидели на этот раз в полной неподвижности, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Надо пользоваться моментом, чтобы рассмотреть их как следует.
Их было одиннадцать в аудитории: шесть женщин и пятеро мужчин. Нет, девушек и парней, все они довольно молоды, поправила меня память, но более точного определения не нашла. Внешне они были очень разными — цветом и длиной волос, разрезом глаз, оттенком кожи, одеждой, но кроме молодости, их всех объединяла еще одна черта. Все они были очень привлекательны — ярко-привлекательны, снова уточнила память.
Увлекшись созерцанием, я не сразу заметила, как они вышли из своей неподвижности. Как по команде. И сразу поняла, что также являюсь предметом изучения. Почти все они то и дело поглядывали на меня, затем переглядывались между собой, перемигивались, перешептывались, сохраняя при этом выражение спокойствия и сосредоточенности на лице.
Я с неловкостью отвела глаза и постаралась сосредоточиться на словах преподавателя. Но это занятие явно было не первым, и я никак не могла понять, о чем он говорит. Особенно потому, что некоторые студенты время от времени тоже бросали какие-то реплики или задавали ему вопросы, апеллируя к тому, что я пропустила.
Через какое-то время я заметила, что в диалог с преподавателем вступают одни и те же две девушки и парень, остальные же предпочитают либо коротко отвечать на его вопросы, либо просто слушать. Я с облегчением подумала, что не буду, пожалуй, слишком выделяться на их фоне.
Вдруг я поняла, что снова отвлеклась. Атмосфера в аудитории резко изменилась — студенты, все как один, схватились за ручки и принялись что-то строчить почему-то на таких же цветных листиках, как у меня на столе. Я метнулась глазами к преподавателю и наконец-то услышала первое знакомое слово — знакомое из этой жизни, а не подсказанное памятью.
— … пять минут на составление запроса на дополнительные материалы, — уже заканчивал свою фразу он.
Я снова перевела взгляд на студентов — часть из них уже закончили писать и, скользнув пальцами по прозрачной поверхности над углублением, опускали туда свои листики. Так вот что такое канал связи! Я попробовала в точности повторить их движение, но углубление у меня не открылось — вместо этого на невидимой ранее панели рядом с ним появились слова : «Зарегистрируйтесь, пожалуйста». Я растерянно захлопала глазами, но слова уже исчезли и на их месте показалось изображение руки — открытой ладони с чуть растопыренными пальцами.
Я нерешительно приложила к этому изображению свою руку и тут же отдернула ее — изображение вдруг засветилось и замигало. И тут же исчезло, уступив место тем же словам, снова сменившимся изображением ладони. Во второй раз у меня, похоже, получилось, поскольку через несколько мгновений мерцающая ладонь исчезла, и под моими пальцами появились другие слова. Убрав руку, я прочитала: «Спасибо, регистрация прошла успешно».
Так, хорошо, но какие же мне материалы просить? Потянувшись за листиком, я вдруг увидела, что прозрачная панель плавно закрыла углубление, и услышала следующие слова преподавателя:
— До свидания, продолжим завтра.
Снова все как один, студенты поднялись и, сбившись в кучку, пошли наверх, оживленно переговариваясь. Ни один из них не подошел ко мне, но двое приветливо помахали мне рукой, на что я нерешительно ответила, расстроенно глядя им вслед и еще больше чувствуя свое отличие.
Колибри, вдруг непонятно почему всплыло в памяти слово. Яркие беззаботные колибри, стайкой носящиеся с места на место и не обращающие внимания ни на что вокруг.
Я твердо решила на следующий день только слушать преподавателя и заранее приготовить листик с каким-нибудь «Мне нужно все, что я пропустила». Должны же они понять, что я имею в виду, если я сегодня зарегистрировалась? А кто это они?
Но кто бы они ни были, оказалось, что они действительно догадались, какие дополнительные материалы мне нужны. А может, женщина-Ангел … чуть опять не сказала Бабочка! … их об этом предупредила. За что я была ей очень благодарна.
Вернувшись в свою комнату, я сразу увидела, что она снова изменилась. Нет, кровать осталась на своем месте, и свет остался все тем же умиротворяющим. Но окно напротив двери из белого, а затем зеленоватого, стало прозрачным. И огромным — во всю стену. И за ним виднелось что-то совершенно отличное от всего, что я до сих пор видела.
Я со всех ног бросилась к нему, велев памяти пошевеливаться.
Дворик. Такой же маленький, как моя комната. Огороженный … кустарником ростом почти с меня. Справа небольшой круглый столик. И два изящных кресла рядом с ним. Чуть дальше еще одно кресло, но другой формы … а, шезлонг! Слева, напротив столика, какое-то непонятное сооружение — вроде мостика почти у самой земли, непонятно, через что, с двумя длинными спусками с него и перилами по бокам…
Вдруг краем глаза я заметила, что в комнате еще что-то изменилось. Повернувшись, я увидела, что стол, совершенно пустой до сих пор, завален книгами. А вот это уже просто подарок, чуть не взвизгнула я, бросаясь к столу. Перебирая книги, я заметила, что на всех них присутствует слово «История»: «История первобытного человека», «История древнего мира», «История средних веков»… Так вот что мы сейчас изучаем!
Ни о каком погружении в пустоту и речи быть не могло. Во-первых, я хотела как можно быстрее начать понимать, о чем говорит преподаватель, и избавиться от этого чувства отличности от других студентов. Во-вторых, я просто оторваться от этих книг не могла!
Для начала я заметила, что читаю очень быстро. Когда в тот самый первый день я вспомнила, что чтение было моим самым сильным увлечением на земле, у меня возникло смутное ощущение неспешности, смакования отдельных слов и выражений, возвращения к некоторым из них… Сейчас же каждое слово словно впечатывалось мне в память, которая, тем не менее, просила все больше и больше, как пустыня воду… Опять вода! Да откуда эта вода все время берется?
Но главное, чем больше я читала об истории людей, тем больше она меня изумляла. Мне казалось, что всем этим книгам вполне можно было дать одно название: «История войн». Люди воевали на протяжении всего своего существования: нападали на одних, защищались от других, сражались между собой… Да как они только выжили с такой агрессивностью?
Глава 3.1
В тех двух книгах, что я успела прочитать до следующего дня, ответа на этот вопрос я не нашла. Возможно, преподаватель об этом на занятии говорил — мне ведь дополнительные материалы выдали. Я решила попросить записи у одного из тех студентов, кто их на занятиях делал. В конце концов, кто-то же хотел побыстрее перестать от них отличаться, правда?
Похоже, этот кто-то настолько этого хотел, что оказался на следующий день первым в аудитории. Отлично, подумала я, направляясь в ту часть аудитории, где на прошлом занятии сидела моя стайка колибри. Возможно, вчера они просто не хотели чрезмерное любопытство проявлять. Вот и Бабочка … опять! … нет, женщина-Ангел говорила, что здесь практикуется ровное отношение друг к другу.
Но села я все же чуть в стороне — и чтобы со своей стороны чрезмерную назойливость не демонстрировать, и чтобы случайно чье-то место не занять. И так неловко будет у них записи просить — мало ли, может, здесь такие просьбы не приняты.
