Снадобье, незаметно накапанное в немалой дозе в разведенное водой вино, которое отец Жюль пользовал по глоточку, произвело заметный эффект почти моментально: после пары глотков кюре промахнулся стаканом мимо стола и принялся извиняться перед отцом невесты. Желание подвыпившего священника проветриться не вызвало интереса у присутствующих, вовсю поглощенных спором: кто будет главным в новой семье – муж, в церкви украдкой наступивший на платье невесты, или молодая жена, тайком согнувшая палец, когда ей надевали кольцо.
Прокравшись за пошатывающим отцом Жюлем во двор, домоправительница молча поддержала под руку, когда тот споткнулся на ровном месте, и потихоньку направила на глазах теряющего способность к ориентированию кюре вместо его домика к своему собственному. Благодарно поглядывающий отец Жюль не заметил, как был отконвоирован на чужую кухню, где поначалу отказался поправить здоровье новым стаканчиком, но уговоры мадам и обещание добавить в слабенькое винцо чудодейственное средство от похмелья сделали свое дело, и священник захрапел прямо за столом. Спасительница погрузила спящего на тележку, запряженную старым мулом, забросала соломой и вывезла из Витри: в наполовину сгоревшем доме кюре искать не догадаются, а она уведомит пленника, если появятся какие-либо новости.
За время, проведенное в дороге, отец Жюль несколько раз порывался прийти в себя, но быстро засыпал, подкрепленный новой порцией сонного зелья, так что, когда он очнулся в Аворе, с тряпкой во рту и привязанным к останкам кровати, его удивление было воистину безграничным. Несвободными руками он не мог протереть глаза и удовольствовался тем, что, как следует, проморгался. Потребовав с кюре слово, что тот не будет кричать, если освободят рот, мадам удовлетворилась потрясенным кивком, но тряпку изо рта вытащила после того, как, удержавшись от комментариев, сухо посвятила преподобного отца в суть преступлений сестры. Обомлевший священник не нашел слов для выражения эмоций и ограничился бежавшими из вытаращенных глаз слезами, которые ему осушались ранее вынутым кляпом. Удостоверившись, что кюре в свое положение вник, мадам распутала ему руки-ноги. Ткнув святого отца в приготовленную для естественных надобностей посудину и пообещав вернуться, как можно скорее, мадам Тома оставила раздавленного произошедшим брата преступницы в комнате с забитыми досками окном и приперла дверь толстым поленом.
За прошедшие часы ее в Витри никто не хватился, все были заняты. Отец невесты промывал царапину одному из гостей, на чью голову свалился перепуганный котенок - из высоко подвешенного, по традиции, горшка, разбитого длинным шестом жениха. Молодые, под одобрительные возгласы гостей и насмешливые напоминания новобрачной крепко держать руками ночной колпак, собирались в опочивальню. На заднем дворе мать невесты, держа под мышкой такую же, как выданная дочери, рубаху с прорезями на причинном месте, ловила курицу. Потихоньку прирезанная хохлатка должна была помочь продемонстрировать гостям результат исполнения невестой супружеского долга в первый раз - неважно, что все давно поняли, отчего свадьбу назначили не на осень! Усевшись за женский стол с краю, мадам Тома поделилась с соседкой мыслью, что свадьба, похоже, удалась, и с чувством исполненного долга пропустила стаканчик. Веселье было в полном разгаре, и, когда мимо, со страшным шумом и лаем собак, к дому кюре промчались всадники, гости не высыпали во двор, а потянулись туда один за одним, влекомые любопытством, усиленным выпитым. Выбравшись наружу одной из последних, домоправительница расположилась неподалеку от входа в дом и принялась ждать развития событий, но, когда во двор на взмыленной лошади влетел сам граф, без шляпы, с запекшейся на шее струйкой крови, и взбешенно рявкнул, где кюре, ей стало страшно куда больше, чем остальным. Показания управляющего, что кюре давно удалился на отдых, сеньора не удовлетворили, вопрос насчет главного егеря и вовсе остался без ответа - где еще должен был быть Жак, как не на охоте? Мадам Тома опустила голову – ей отчаянно не хотелось встретиться глазами с графом. Почти все последовали ее примеру, оставшись на месте, один управляющий выскочил вслед за кавалькадой, устремившейся к лесу. Шепот, шиканье, переглядка – и гости вернулись в дом, с четким осознанием, что испорченная свадьба - всего лишь предвестник грядущих несчастий.
В конюшне подсунуть колючку под потник оседланной лошади графини удалось незаметно, и, когда по дороге разъяренное животное понесло, егерь успел, кинувшись вдогонку, оторваться от остальных и увести всадницу на условленное место. Освобожденная от наездницы кобыла неожиданно вырвала повод, и пока Жак ее ловил, освобождал от колючек, успокаивал и привел обратно, он потерял драгоценные минуты. Егерь не оставил Анну в беде, спасая себя от ее откровений, а пустил в ход попавшийся на глаза камень, надеясь, что удар окажется роковым. Второй роковой ошибкой было не проверить, так ли это, и не добить упавшего на землю сеньора. А третьей, и главной оплошностью, оказалось продолжать следовать своей гибельной задумке, но остановиться бастард старого графа уже не мог. Даже на том свете и отец, и сын должны будут заплатить семейной честью!
Рассудив, что охотничий павильон – последнее место, где их будут искать, Жак направил лошадей, намереваясь выбить окно, и, на свое счастье, обнаружил дверь незапертой, что счел знаком сопутствующей удачи, лишь на мгновение отвернувшейся. Сгрузив по-прежнему находившихся в беспамятстве женщин и по очереди внеся в дом, егерь задвинул засов изнутри и принялся сдирать с графини платье, с удивлением обнаружив под ним подобие брэ. Дернул за шнурок, потом, в сердцах, еще раз – затянулось только туже. Попытался распутать получившийся узел – не вышло. Потянулся за кинжалом перерезать завязки, но одумался: резаный шнурок на действие воды не спишешь. Сестра кюре шевельнулась, требуя, в первую очередь, заняться ею, и Жак оставил брэ, как есть – потом зубами шнурок развяжет и наденет на другую. Снял пока сапожки с чулками и оставил полуобнаженной лежать на полу, для верности, связав ей руки. Содрал тряпки с подельницы – обувь утеряна в пылу скачки, и принялся напяливать снятое с графини, проклиная сложности женского облачения. Хозяйку он собирался ночью отвезти к запруде, решив, что Анне больше подходит старый пруд неподалеку, не глубокий, с илистым дном. Не беда, что морда ободранная. Вода сделает свое дело, а долго не найдут, отыскать и помочь можно. Потревоженная действиями егеря, девушка начала приходить в себя, уставившись мутными безумными глазами, и попыталась натянуть вырез платья на левое плечо. Ишь, поганка, о своей отметине заботится! Отправил опять в беспамятство, разбив ей губы. Ладно, кто там что разберет, когда найдут? За окном почудился шорох, Жак поднял голову и вгляделся в стекло. Показалось! Надо торопиться, а то графиня в себя придет, возись с ней! Оглядевшись, выволок обреченную из домика и потащил к пруду. Ее голова безжизненно моталась из стороны в сторону, кровь из разбитого рта текла на шею, заливая платье. Ничего, вода смоет! На половине дороги почудились быстрые шаги за спиной, и последнее, что успел увидеть в своей жизни Жак Тома, было лицо нового егеря, принятого на службу незадолго до последней охоты.
Увидев в первый раз жену нового хозяина, охотник обомлел настолько, что не мог отвести от женщины глаз, рискуя вызвать нездоровое внимание окружающих. Остатки разума внушали мысль, что графиней никак не могла стать его Анна-Шарлотта, хотя бы потому, что она была обвенчана с ним, но необъяснимое сходство пропавшей жены с новобрачной сводило с ума! Осторожно наведя справки о хозяйке замка, парень почувствовал некоторое облегчение – его супруга не могла оказаться иностранной аристократкой, но исчезновение жены неподалеку от ее собственной копии, как ни крути, наводило на мысль, что отсутствие Анны на условленном месте не было случайным. Несколько дней незаметно приблизиться к графине не удавалось, и он возложил надежды аккуратно расспросить хозяйку о похожей на нее девушке на день графской охоты. Чтобы не упустить малейшей возможности, Дидье старался держаться, как можно ближе к женщине, и, едва ее лошадь неожиданно понесла, в числе первых устремился следом. Ему удалось сильно оторваться от остальных, выскочив к реке, и, когда он разглядел полураздетую Анну-Шарлотту, прячущуюся под кустом, то слез с коня и укрылся за толстыми стволами сросшихся деревьев. События, разворачивающиеся с быстротой молнии, заставляли не верить собственным глазам, но не прошло нескольких секунд, как скрылись из виду граф с егерями, ведомые собаками в деревню, охотник помчался в сторону замка за похитителем. Увидев у охотничьего домика лошадей, Дидье осторожно заглянул в окно: главный графский егерь неловко натягивал платье графини на так и не пришедшую в себя Анну-Шарлотту. Бедняжка даже в бессознательном состоянии пытается прикрыть свое клейменое плечо! От немедленного вторжения в комнату парня удержала мысль, что все делается по доброй воле девушки, но, когда ублюдок ударил ее, вытащил наружу и, как мешок с тряпьем, поволок к пруду, осталось только выбрать подходящий момент для броска, что он и сделал, воспользовавшись изгибом аллеи. Всадив в спину мерзавца отцовский нож, Дидье оторвал злодея от его жертвы и перерезал горло. Пнув негодяя ногой, муж Анны-Шарлотты подтащил его тело к пруду и кинул в гущу осоки, не заботясь, видно ли с дорожки убитого. Вернулся к жене, усадил спереди на свою лошадь – других коней брать поостерегся, и увез находящуюся в беспамятстве девушку в Авор, в сгоревший дом на окраине, где их, вряд ли, будут искать.
От тяжелого, перемежающегося кошмарами сна отца Жюля пробудил незнакомый мужской голос. Сжавшись в комок, злополучный кюре прислушивался к звукам за дверью, надеясь, что подпирающее ее полено, которым мадам Тома превратила комнату в место заключения, не будет замечено. Мужчине отвечал шелестящий женский голос, без конца прерываемый кашлем и шмыганьем носом, в котором отец Жюль с трудом узнал голос Анны, или не узнал, а, скорее, смятенным сердцем почувствовал ее присутствие. Мужчина что-то нежно обещал плачущей девушке, она невнятно отвечала, давясь рыданиями. Наконец, незнакомец уехал. Священник подобрался к двери и постучал:
- Анна, откройте, это я, отец Жюль!
Расслышал испуганный вскрик и повторил еще раз:
— Это отец Жюль, сестра моя, откройте дверь!
Послышался звук отодвигаемого полена, и дверь осторожно приоткрылась. Кюре протиснулся в отомкнутую щель, Анна, в залитом кровью платье и красными, будто ободранными щеками и подбородком, посмотрела на него перепуганными глазами, даже сделав неловкую попытку отползти в сторону.
- Не бойтесь, дитя мое, я не причиню вам зла.
Девушка, молча, моргала глазами, не отрывая взгляда от его лица.
- Прошу вас, не бойтесь меня.
Она сдернула платье со своего левого плеча, наклонилась, немного развернулась левым боком, и отец Жюль увидел клеймо на ее белоснежной коже.
- Господи!
- Он меня заставил!
- Кто?
- Главный графский егерь! Видимо, подглядел, когда я переодевалась. Он следил за мной, преследовал, угрожал…
- Почему вы не обратились ко мне?
Анна шевельнула обнаженным клейменым плечом:
- Потому, что это сделал ваш брат!
- Боже мой!
Отец Жюль схватился за голову и опустился на пол – ноги не держали. Гедеон за несчастье брата решил отомстить невинной жертве оговора? Это чудовищно! Как он мог поднять руку на ангела! Мысль, что его ангел во плоти может оказаться падшим, так и не пришла к священнику в голову.
Девушка искоса взглянула на плюхнувшего на тощий зад кюре. Бога он вспомнил! Много мне твой демиург помог? Где был этот бог, когда на невиновную возвели мерзкий поклеп? Где был твой всевышний, когда меня клеймили, как скотину? Где был небесный вседержитель, когда твой долбанутый брат, урод поганый, будь он трижды проклят, ломал мое будущее, обрекая на пожизненный позор? Громко всхлипнув, Анна продолжила обработку несчастного кюре:
- Через полстраны, с огромными трудностями и лишениями, я в смятении прибежала к вам, единственному человеку, которому до меня было дело. Вы не знаете, что мне пришлось перенести, чтобы добраться до Витри, где я надеялась найти поддержку и утешение! Рядом с вами я уповала вновь обрести саму себя, мечтала молиться и учиться у моего брата во Христе терпению, покаянию и прощению!
Все, что удалось вымолвить потрясенному отцу Жюлю, были слова:
- Ангел! Ангел небесный!
Если таки ангел, так, очень даже, земной! И, вообще, насчет ангела я могла бы поспорить. Но что, ты, патологический святоша, понимаешь в женщинах? Особенно в тех, кто вынужден изображать из себя овцу, повинуясь обстоятельствам? Один аллах знает, почему я очутилась в том дефективном Лилле и потеряла прорву времени, добираясь до вожделенного Буржа. Но что ты, ханжа, богомол, пустосвят и фарисей, знаешь о ЛЮБВИ? О той, что сворачивает горы и поворачивает вспять реки? Той, что делает невозможное возможным вопреки всему? Я, я должна была стать женой графа де ла Фер! Эта мерзко похожая на меня дрянь увела моего мужа, так что, убить ее я была в полном праве. И всю оставшуюся жизнь мы были бы счастливы с уже не ее супругом! Если бы бесноватый егерь не решил поднять на меня руку! Что у него в башке переклинило? Нафига я ему мертвая? Всю оставшуюся жизнь мог бы меня доить, получая комиссионные! Ну, всю жизнь –громко сказано, хрен бы я позволила жировать долго, но какое-то время, как пить дать, мог бы!
Анна осторожно глянула на блаженного и решила сменить тему. Еще окочурится прямо тут, врежет дубаря в пароксизме драматичных эмоций, и куда я его? Обратно за дверь и припру поленом? А кстати, каким ветром его сюда занесло?
- Что вы делаете здесь, отец Жюль? Кто вас запер?
- Мадам Тома.
Ни фига ж себе! Жирная корова рехнулась на старости лет?
- Зачем же?
- Она прочла записку, которую Франсуа написал мне, случайно подслушав вас с ее племянником.
- А где же ваш родственник? Сбежал, бросив на произвол судьбы?
- Нет-нет, он предостерег меня, но как я мог оставить вас одну?
- А мадам?
- Похитила и спрятала здесь от гнева его светлости.
- О!
- А кто привез сюда вас, Анна?
- Случайный попутчик, ранее встреченный мной по дороге в Берри. Ваш брат напал на меня, заклеймил, как воровку, и бросил в лесу, когда я бежала из заточения в Лансе, голыми руками выломав решетку на окне.
- Господи!..
- И Он не оставил меня своей милостью! Этот человек, охотник из Ланса, ехал наняться на службу в замок Ла Фер, и помог мне добраться до Витри, к вам! Я не встречалась с ним до самой охоты, до того ужасного часа, когда я, собрав все мужество, отказалась участвовать в преступном замысле подменить столь немыслимо похожую на меня графиню, и молочный брат его светлости набросился на меня. Вот следы его жестокосердия!
Анна повыше задрала подбородок и замерла перед юродивым – пускай рассмотрит ее лицо получше!
- Молочный брат графа де Ла Фер?
- Главный графский егерь, бастард старого графа!
- Исусе!
- О, вы не знали?
Кюре ошарашенно помотал головой.
У него что, божественные междометия кончились? Вахлак ортодоксальный!
Прокравшись за пошатывающим отцом Жюлем во двор, домоправительница молча поддержала под руку, когда тот споткнулся на ровном месте, и потихоньку направила на глазах теряющего способность к ориентированию кюре вместо его домика к своему собственному. Благодарно поглядывающий отец Жюль не заметил, как был отконвоирован на чужую кухню, где поначалу отказался поправить здоровье новым стаканчиком, но уговоры мадам и обещание добавить в слабенькое винцо чудодейственное средство от похмелья сделали свое дело, и священник захрапел прямо за столом. Спасительница погрузила спящего на тележку, запряженную старым мулом, забросала соломой и вывезла из Витри: в наполовину сгоревшем доме кюре искать не догадаются, а она уведомит пленника, если появятся какие-либо новости.
За время, проведенное в дороге, отец Жюль несколько раз порывался прийти в себя, но быстро засыпал, подкрепленный новой порцией сонного зелья, так что, когда он очнулся в Аворе, с тряпкой во рту и привязанным к останкам кровати, его удивление было воистину безграничным. Несвободными руками он не мог протереть глаза и удовольствовался тем, что, как следует, проморгался. Потребовав с кюре слово, что тот не будет кричать, если освободят рот, мадам удовлетворилась потрясенным кивком, но тряпку изо рта вытащила после того, как, удержавшись от комментариев, сухо посвятила преподобного отца в суть преступлений сестры. Обомлевший священник не нашел слов для выражения эмоций и ограничился бежавшими из вытаращенных глаз слезами, которые ему осушались ранее вынутым кляпом. Удостоверившись, что кюре в свое положение вник, мадам распутала ему руки-ноги. Ткнув святого отца в приготовленную для естественных надобностей посудину и пообещав вернуться, как можно скорее, мадам Тома оставила раздавленного произошедшим брата преступницы в комнате с забитыми досками окном и приперла дверь толстым поленом.
За прошедшие часы ее в Витри никто не хватился, все были заняты. Отец невесты промывал царапину одному из гостей, на чью голову свалился перепуганный котенок - из высоко подвешенного, по традиции, горшка, разбитого длинным шестом жениха. Молодые, под одобрительные возгласы гостей и насмешливые напоминания новобрачной крепко держать руками ночной колпак, собирались в опочивальню. На заднем дворе мать невесты, держа под мышкой такую же, как выданная дочери, рубаху с прорезями на причинном месте, ловила курицу. Потихоньку прирезанная хохлатка должна была помочь продемонстрировать гостям результат исполнения невестой супружеского долга в первый раз - неважно, что все давно поняли, отчего свадьбу назначили не на осень! Усевшись за женский стол с краю, мадам Тома поделилась с соседкой мыслью, что свадьба, похоже, удалась, и с чувством исполненного долга пропустила стаканчик. Веселье было в полном разгаре, и, когда мимо, со страшным шумом и лаем собак, к дому кюре промчались всадники, гости не высыпали во двор, а потянулись туда один за одним, влекомые любопытством, усиленным выпитым. Выбравшись наружу одной из последних, домоправительница расположилась неподалеку от входа в дом и принялась ждать развития событий, но, когда во двор на взмыленной лошади влетел сам граф, без шляпы, с запекшейся на шее струйкой крови, и взбешенно рявкнул, где кюре, ей стало страшно куда больше, чем остальным. Показания управляющего, что кюре давно удалился на отдых, сеньора не удовлетворили, вопрос насчет главного егеря и вовсе остался без ответа - где еще должен был быть Жак, как не на охоте? Мадам Тома опустила голову – ей отчаянно не хотелось встретиться глазами с графом. Почти все последовали ее примеру, оставшись на месте, один управляющий выскочил вслед за кавалькадой, устремившейся к лесу. Шепот, шиканье, переглядка – и гости вернулись в дом, с четким осознанием, что испорченная свадьба - всего лишь предвестник грядущих несчастий.
В конюшне подсунуть колючку под потник оседланной лошади графини удалось незаметно, и, когда по дороге разъяренное животное понесло, егерь успел, кинувшись вдогонку, оторваться от остальных и увести всадницу на условленное место. Освобожденная от наездницы кобыла неожиданно вырвала повод, и пока Жак ее ловил, освобождал от колючек, успокаивал и привел обратно, он потерял драгоценные минуты. Егерь не оставил Анну в беде, спасая себя от ее откровений, а пустил в ход попавшийся на глаза камень, надеясь, что удар окажется роковым. Второй роковой ошибкой было не проверить, так ли это, и не добить упавшего на землю сеньора. А третьей, и главной оплошностью, оказалось продолжать следовать своей гибельной задумке, но остановиться бастард старого графа уже не мог. Даже на том свете и отец, и сын должны будут заплатить семейной честью!
Рассудив, что охотничий павильон – последнее место, где их будут искать, Жак направил лошадей, намереваясь выбить окно, и, на свое счастье, обнаружил дверь незапертой, что счел знаком сопутствующей удачи, лишь на мгновение отвернувшейся. Сгрузив по-прежнему находившихся в беспамятстве женщин и по очереди внеся в дом, егерь задвинул засов изнутри и принялся сдирать с графини платье, с удивлением обнаружив под ним подобие брэ. Дернул за шнурок, потом, в сердцах, еще раз – затянулось только туже. Попытался распутать получившийся узел – не вышло. Потянулся за кинжалом перерезать завязки, но одумался: резаный шнурок на действие воды не спишешь. Сестра кюре шевельнулась, требуя, в первую очередь, заняться ею, и Жак оставил брэ, как есть – потом зубами шнурок развяжет и наденет на другую. Снял пока сапожки с чулками и оставил полуобнаженной лежать на полу, для верности, связав ей руки. Содрал тряпки с подельницы – обувь утеряна в пылу скачки, и принялся напяливать снятое с графини, проклиная сложности женского облачения. Хозяйку он собирался ночью отвезти к запруде, решив, что Анне больше подходит старый пруд неподалеку, не глубокий, с илистым дном. Не беда, что морда ободранная. Вода сделает свое дело, а долго не найдут, отыскать и помочь можно. Потревоженная действиями егеря, девушка начала приходить в себя, уставившись мутными безумными глазами, и попыталась натянуть вырез платья на левое плечо. Ишь, поганка, о своей отметине заботится! Отправил опять в беспамятство, разбив ей губы. Ладно, кто там что разберет, когда найдут? За окном почудился шорох, Жак поднял голову и вгляделся в стекло. Показалось! Надо торопиться, а то графиня в себя придет, возись с ней! Оглядевшись, выволок обреченную из домика и потащил к пруду. Ее голова безжизненно моталась из стороны в сторону, кровь из разбитого рта текла на шею, заливая платье. Ничего, вода смоет! На половине дороги почудились быстрые шаги за спиной, и последнее, что успел увидеть в своей жизни Жак Тома, было лицо нового егеря, принятого на службу незадолго до последней охоты.
Глава 29. Спасение.
Увидев в первый раз жену нового хозяина, охотник обомлел настолько, что не мог отвести от женщины глаз, рискуя вызвать нездоровое внимание окружающих. Остатки разума внушали мысль, что графиней никак не могла стать его Анна-Шарлотта, хотя бы потому, что она была обвенчана с ним, но необъяснимое сходство пропавшей жены с новобрачной сводило с ума! Осторожно наведя справки о хозяйке замка, парень почувствовал некоторое облегчение – его супруга не могла оказаться иностранной аристократкой, но исчезновение жены неподалеку от ее собственной копии, как ни крути, наводило на мысль, что отсутствие Анны на условленном месте не было случайным. Несколько дней незаметно приблизиться к графине не удавалось, и он возложил надежды аккуратно расспросить хозяйку о похожей на нее девушке на день графской охоты. Чтобы не упустить малейшей возможности, Дидье старался держаться, как можно ближе к женщине, и, едва ее лошадь неожиданно понесла, в числе первых устремился следом. Ему удалось сильно оторваться от остальных, выскочив к реке, и, когда он разглядел полураздетую Анну-Шарлотту, прячущуюся под кустом, то слез с коня и укрылся за толстыми стволами сросшихся деревьев. События, разворачивающиеся с быстротой молнии, заставляли не верить собственным глазам, но не прошло нескольких секунд, как скрылись из виду граф с егерями, ведомые собаками в деревню, охотник помчался в сторону замка за похитителем. Увидев у охотничьего домика лошадей, Дидье осторожно заглянул в окно: главный графский егерь неловко натягивал платье графини на так и не пришедшую в себя Анну-Шарлотту. Бедняжка даже в бессознательном состоянии пытается прикрыть свое клейменое плечо! От немедленного вторжения в комнату парня удержала мысль, что все делается по доброй воле девушки, но, когда ублюдок ударил ее, вытащил наружу и, как мешок с тряпьем, поволок к пруду, осталось только выбрать подходящий момент для броска, что он и сделал, воспользовавшись изгибом аллеи. Всадив в спину мерзавца отцовский нож, Дидье оторвал злодея от его жертвы и перерезал горло. Пнув негодяя ногой, муж Анны-Шарлотты подтащил его тело к пруду и кинул в гущу осоки, не заботясь, видно ли с дорожки убитого. Вернулся к жене, усадил спереди на свою лошадь – других коней брать поостерегся, и увез находящуюся в беспамятстве девушку в Авор, в сгоревший дом на окраине, где их, вряд ли, будут искать.
От тяжелого, перемежающегося кошмарами сна отца Жюля пробудил незнакомый мужской голос. Сжавшись в комок, злополучный кюре прислушивался к звукам за дверью, надеясь, что подпирающее ее полено, которым мадам Тома превратила комнату в место заключения, не будет замечено. Мужчине отвечал шелестящий женский голос, без конца прерываемый кашлем и шмыганьем носом, в котором отец Жюль с трудом узнал голос Анны, или не узнал, а, скорее, смятенным сердцем почувствовал ее присутствие. Мужчина что-то нежно обещал плачущей девушке, она невнятно отвечала, давясь рыданиями. Наконец, незнакомец уехал. Священник подобрался к двери и постучал:
- Анна, откройте, это я, отец Жюль!
Расслышал испуганный вскрик и повторил еще раз:
— Это отец Жюль, сестра моя, откройте дверь!
Послышался звук отодвигаемого полена, и дверь осторожно приоткрылась. Кюре протиснулся в отомкнутую щель, Анна, в залитом кровью платье и красными, будто ободранными щеками и подбородком, посмотрела на него перепуганными глазами, даже сделав неловкую попытку отползти в сторону.
- Не бойтесь, дитя мое, я не причиню вам зла.
Девушка, молча, моргала глазами, не отрывая взгляда от его лица.
- Прошу вас, не бойтесь меня.
Она сдернула платье со своего левого плеча, наклонилась, немного развернулась левым боком, и отец Жюль увидел клеймо на ее белоснежной коже.
- Господи!
- Он меня заставил!
- Кто?
- Главный графский егерь! Видимо, подглядел, когда я переодевалась. Он следил за мной, преследовал, угрожал…
- Почему вы не обратились ко мне?
Анна шевельнула обнаженным клейменым плечом:
- Потому, что это сделал ваш брат!
- Боже мой!
Отец Жюль схватился за голову и опустился на пол – ноги не держали. Гедеон за несчастье брата решил отомстить невинной жертве оговора? Это чудовищно! Как он мог поднять руку на ангела! Мысль, что его ангел во плоти может оказаться падшим, так и не пришла к священнику в голову.
Девушка искоса взглянула на плюхнувшего на тощий зад кюре. Бога он вспомнил! Много мне твой демиург помог? Где был этот бог, когда на невиновную возвели мерзкий поклеп? Где был твой всевышний, когда меня клеймили, как скотину? Где был небесный вседержитель, когда твой долбанутый брат, урод поганый, будь он трижды проклят, ломал мое будущее, обрекая на пожизненный позор? Громко всхлипнув, Анна продолжила обработку несчастного кюре:
- Через полстраны, с огромными трудностями и лишениями, я в смятении прибежала к вам, единственному человеку, которому до меня было дело. Вы не знаете, что мне пришлось перенести, чтобы добраться до Витри, где я надеялась найти поддержку и утешение! Рядом с вами я уповала вновь обрести саму себя, мечтала молиться и учиться у моего брата во Христе терпению, покаянию и прощению!
Все, что удалось вымолвить потрясенному отцу Жюлю, были слова:
- Ангел! Ангел небесный!
Если таки ангел, так, очень даже, земной! И, вообще, насчет ангела я могла бы поспорить. Но что, ты, патологический святоша, понимаешь в женщинах? Особенно в тех, кто вынужден изображать из себя овцу, повинуясь обстоятельствам? Один аллах знает, почему я очутилась в том дефективном Лилле и потеряла прорву времени, добираясь до вожделенного Буржа. Но что ты, ханжа, богомол, пустосвят и фарисей, знаешь о ЛЮБВИ? О той, что сворачивает горы и поворачивает вспять реки? Той, что делает невозможное возможным вопреки всему? Я, я должна была стать женой графа де ла Фер! Эта мерзко похожая на меня дрянь увела моего мужа, так что, убить ее я была в полном праве. И всю оставшуюся жизнь мы были бы счастливы с уже не ее супругом! Если бы бесноватый егерь не решил поднять на меня руку! Что у него в башке переклинило? Нафига я ему мертвая? Всю оставшуюся жизнь мог бы меня доить, получая комиссионные! Ну, всю жизнь –громко сказано, хрен бы я позволила жировать долго, но какое-то время, как пить дать, мог бы!
Анна осторожно глянула на блаженного и решила сменить тему. Еще окочурится прямо тут, врежет дубаря в пароксизме драматичных эмоций, и куда я его? Обратно за дверь и припру поленом? А кстати, каким ветром его сюда занесло?
- Что вы делаете здесь, отец Жюль? Кто вас запер?
- Мадам Тома.
Ни фига ж себе! Жирная корова рехнулась на старости лет?
- Зачем же?
- Она прочла записку, которую Франсуа написал мне, случайно подслушав вас с ее племянником.
- А где же ваш родственник? Сбежал, бросив на произвол судьбы?
- Нет-нет, он предостерег меня, но как я мог оставить вас одну?
- А мадам?
- Похитила и спрятала здесь от гнева его светлости.
- О!
- А кто привез сюда вас, Анна?
- Случайный попутчик, ранее встреченный мной по дороге в Берри. Ваш брат напал на меня, заклеймил, как воровку, и бросил в лесу, когда я бежала из заточения в Лансе, голыми руками выломав решетку на окне.
- Господи!..
- И Он не оставил меня своей милостью! Этот человек, охотник из Ланса, ехал наняться на службу в замок Ла Фер, и помог мне добраться до Витри, к вам! Я не встречалась с ним до самой охоты, до того ужасного часа, когда я, собрав все мужество, отказалась участвовать в преступном замысле подменить столь немыслимо похожую на меня графиню, и молочный брат его светлости набросился на меня. Вот следы его жестокосердия!
Анна повыше задрала подбородок и замерла перед юродивым – пускай рассмотрит ее лицо получше!
- Молочный брат графа де Ла Фер?
- Главный графский егерь, бастард старого графа!
- Исусе!
- О, вы не знали?
Кюре ошарашенно помотал головой.
У него что, божественные междометия кончились? Вахлак ортодоксальный!
