ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ
Про неугомонного и шебутного человека говорят – «у него шило в попе». У Инги Воронцовой тоже было такое «шило». И всё бы ничего, если бы не одно «но»... Что делать, если это «шило» общается? И не просто общается, но и втравливает в различные авантюры и неприятности, и игнорировать его ну никак не получается. Выход один – постараться избавиться от него.
Если бы Инга знала, к каким последствиям это приведет… То постаралась сделать это как можно быстрее!
Благодарности.
Ольге Снигель – за идеи, обсуждения и поддержку.
Татьяне Росс – за обсуждения и поддержку.
Без вас эта книга была бы другой.
Тонкий шрам на любимой попе – рваная рана в моей душе.
(с) Марк Фрейдкин
Инга Воронцова, приличная с виду студентка второго курса археологического института, ползла по воздуховоду музея и размышляла, как она дошла до жизни такой, кто виноват и что делать. Что делать в ближайшие пару часов и так понятно – ей предстоит взять в руки уникальный экспонат, пылящийся в запасниках музея, положить его обратно (не украсть! ни боже мой!) и смыться так, чтобы никто не заметил. Но что делать в более отдаленной перспективе? Её личное шило в попе (оно же – демон) не оставит в покое…
Всё началось в далекие-далекие детские годы, когда мелкая Инга всё свое свободное время проводила с мальчишками с улицы. Вместе на речку, вместе на выгоны – лошадок смотреть, а если дадут, то и покататься, вместе бегать наперегонки по улице, взметая босыми пятками пыль. Вместе ломать камыши, чтобы потом ночью поджигать и скакать веселыми чертенятами, вычерчивая «заклинания» тлеющими камышинами. И яблоки воровать – тоже вместе. Вот после одного из таких «разбойств» у Инги и поселилось «попное шило», причем не фигуральное, как в идиоме про непоседливого человека, а самое настоящее.
У всех во дворах росли яблони – куда ж без них. Казалось бы – обтрясай, сколько душеньке угодно, или падалицу собирай, но – нет. Это же неинтересно! Как и лазить по соседским садам. С древнейших времен известно: запретный плод сладок, так что яблони в бывшем колхозном саду (ныне выкупленном заводиком, производящим сидр) манили почище мёда. К тому же, сад охранял грозный сторож с берданкой, так что вынести оттуда пару яблок казалось настоящим подвигом. Вот на один такой «подвиг» Инга и напросилась, пообещав, что даже если её и поймают, то никого не сдаст! Родители и так знали, с кем водились дети, так что обещай-не обещай, толку нет, но эта разумная мысль в детские головы не пришла.
Сколько лет прошло, а Инга прекрасно всё помнила. Ночь. Узкий серпик луны. Россыпь звезд на небе. Сверчки заливаются так, что заслушаешься, им вторят соловьи. Как говорится, красота-то какая, ляпота. Были бы постарше, гуляли бы парочками, но шестерка отважных «индейцев» храбро пробиралась вдоль забора бывшего колхозного сада. В то лето все играли в «индейцев и ковбоев», но Ингу в индейцы приняли только после того, как она храбро выдрала перо из хвоста задиристого соседского петуха. Досталось и от соседа, и от родителей, которым сосед нажаловался, но наказания стоили награды – юная «индианка» не только доказала свою храбрость, но и с гордостью носила ленточку с собственноручно добытым пером. Как уже понятно, дурь в девичьей голове цвела пышным цветом и до появления «шила», потому Инга и обнаружила «шило» не скоро.
Так вот, шестерка «индейцев» отважно пробиралась вдоль забора в поисках деревянных ящиков, загодя притащенных и спрятанных в лопухах. Из ящиков планировали сделать ступеньки, чтобы самые низкорослые «индейцы» могли тоже совершить подвиг – перелезть через вражеский забор. Для тех, кто не сможет, оставалась расшатанная штакетина, держащаяся только на одном гвозде.
«Индейцы» нашли ящики, построили ступеньки. Из сада одуряюще пахло яблоками – крупными, крепкими, краснобокими. Яблоки зазывали и манили. Инга, пыхтя, перелезла через забор и совершенно неэлегантно шлепнулась на землю с другой стороны. Элегантность ребятню в то время совершенно не беспокоила, а вот если шуметь, то вероятность появления сторожа возрастала многократно. Именно об этом раздраженно зашипел Инге с забора «предводитель» их ночного набега. Однако и сам, вместо того, чтобы спрыгнуть как настоящий индеец, упал рядом. Инга прикрыла рот ладонью, пытаясь не смеяться, «предводитель» свирепо отряхнул подранные на заднице штаны – очень уж неудачно зацепился за штакетину. Инге даже пришлось кусать губу, иначе смех точно вырвался бы наружу, но опростоволоситься не получилось – остальная компания уже перелезла через забор и была готова к набегу на сад бледнолицых. Предводитель храбро повел «индейцев» вглубь сада, выбирая яблоню с самыми вкусными яблоками. Естественно, никто из них не знал, какая яблоня «самая вкусная», но на то и нужен предводитель – как решил, так и будет. Инга, как самая ловкая и мелкая, залезла на выбранное дерево и принялась срывать яблоки, одно за другим, бросая вниз, в ждущие руки «индейцев». Первое яблоко, второе, третье…
И тут раздался выстрел!
Дальнейшее Инга помнила уже смутно – и как слетела с дерева, и как мчалась к забору, вперив взгляд в спины бегущих впереди мальчишек, и как пыталась протиснуться сквозь дыру в заборе (держащуюся на честном слове штакетину таки выломали). Помнила, как зацепилась футболкой за сучок, как после очередного выстрела попу припекло, да так жарко, что умудрилась вырваться из «лап» предательского сучка и с рёвом побежать домой. Дома тоже поначалу досталось за ночную прогулку, но потом бабушка, разбуженная рёвом внучки, быстро поняла, что та схлопотала заряд соли, нагрела таз воды и усадила малолетнего «индейца» прямо в таз, отмокать и дожидаться, пока соль растворится. Испереживавшаяся Инга так и уснула – в тазу, откуда ее потом достала бабушка и уложила в кровать.
На следующее утро выяснилось, что в компании оказался еще один «раненый», и они с Ингой жутко гордились своими боевыми ранениями. Правда, за яблоками в бывший колхозный сад больше не лазили.
О том, что вместе с солью ей достался и «демон», Инга узнала в пятнадцать лет.
Точнее – узнала бы и раньше, но у нее даже мысли не возникало, что звучащий в голове голос – не её собственный. То ли привыкла слышать с самого детства, то ли собственные намерения Инги и подзуживающего её голоса совпадали, но Инга совершенно не волновалась. Более того, даже радовалась, какое активное и креативное у нее подсознание. В будущем это обещало неплохие дивиденды, ведь какую профессию не выбери, воображение не помешает. Главное, пользоваться им с умом. «Подсознание» активно поддерживало и поддакивало.
Мир, покой и гармония между Ингой и ее «подсознанием» царили до тех пор, пока Инга с одноклассниками не пошла в горы. В школе благодаря двум энтузиастам, Валерию Семеновичу, учителю физкультуры, и Ларисе Дмитриевне, учителю обществознания, существовала очень хорошая туристическая секция. Детей не просто водили в лес на паручасовые «экскурсии», а учили всем необходимым навыкам выживания, начиная от умения развести костер и поставить палатку, закачивая ориентированием по деревьям, звездам и прочим премудростям. Ходили в сплав по местной небольшой речушке. Ходили в горы – в отличие от речушки, горы у них были ого-го! На детский, неискушенный взгляд, конечно. Одна система пещер со сталактитами и сталагмитами (даже названия звучали заманчивой музыкой) делала горы потрясающими. А уж рассказы Ларисы Дмитриевны про спрятанные в стародавние времена клады и вовсе поднимали интерес к походам на заоблачные высоты. Правда, ребята из самой здравомыслящей части отряда твердили в один голос, что «историчка гонит» – чтобы походы покруче казались. Но Инга втихую верила – клады действительно есть. Ведь так жить интереснее!
И вот очередной поход в горы. Опять идут в пещеры, но в этот раз должны зайти намного дальше, «как взрослые». Шли на сцепке, тоже «по-взрослому». Карабины тихо позвякивали, в некоторых пещерах этот звук усиливался, в других наоборот – еле слышался, как и капель. От нее возникали крохотные мутные водоемчики или сталактиты-сталагмиты и прочие подземные украшения.
Лариса Дмитриевна бодро рассказывала про особенности пещер и про окружающие скальные породы, заставила всех сфотографироваться около крупного гнезда пещерного «жемчуга», попутно разъяснив, что и он является «натёчным образованием, как и сталактиты, только образуется вокруг песчинки» – словно настоящая жемчужина, только каменная. Ингу подобные фразы просто гипнотизировали, как и вся подземная красота, создававшаяся природой веками.
Поход получался очень интересным, но все же довольно быстро школьники устали, и было решено сделать привал возле небольшого озера с питьевой водой. Все расслабились, расползлись по группкам по интересам, а Ингу, отстраненно любующуюся озером, настиг её внутренний голос, радостно провозгласив:
– Видишь, второй туннель слева? Нам нужно туда!
– Зачем? – с любопытством поинтересовалась Инга, рассматривая утопающий в темноте зев туннеля.
– Там клад! – заявило её воображение с таким апломбом и уверенностью, что Инга не удержалась и фыркнула насмешливо:
– Ага, щаз!
– Не, сто процентов клад, точно тебе говорю, – продолжило настаивать воображение.
– Все равно никуда не пойду, – прикрыв рот ладонью, Инга зевнула и вернулась к созерцанию озера. – Устала. Да и в горах нельзя от группы отделяться.
Правильно же сказала! Однако клятое воображение зудело и зудело, словно самый прилипчивый комар, и не прогнать его, не задавить. Инга уже начала сердиться и на неуёмное воображение, и на собственное неумение справиться с ним, когда что-то принялось колоть в ягодицу. Сначала показалось, что на камешек села, даже попробовала его найти и смахнуть прочь, но никакого камешка не нашлось. Более того, чем активнее Инга игнорировала свое «воображение», тем больнее кололо.
– Ну ладно, ладно! Я туда загляну – и всё! Договорились?
– Договорились, – отозвалось «воображение» настолько мерзким и довольным голосом, что Инга ощутила смутные подозрения. К тому же сразу после согласия болючий камешек исчез, и подозрения резко усилились.
Бурча про себя нелицеприятности в сторону распоясавшегося внутреннего голоса, Инга на всякий случай проверила фонарь на каске (работает, светит) и тихой сапой, вдоль стены, пробралась к тоннелю. Заглянула и поежилась. Из тоннеля тянуло холодом, и мгновенно вспоминались красочные фразы из прочитанных ужастиков. Как есть «могильный холод» и «дыхания потустороннего», только не на бумажных страницах, а в жизни.
– Я заглянула, – отрапортовала Инга, отступив на шаг от непроглядной темноты туннеля.
– Мало заглянула, – фыркнуло «воображение» с такой обидой, что невольно представлялись поджатые дрожащие губы и наполненные слезами глаза.
– Ладно, ладно, – сварливо отозвалась Инга, чуть не добавив «Только не плачь». – Иду я, иду!
И сама не заметила, как пара шагов превратились в несколько, а потом ещё парочка шагов, и ещё – а все потому, что клятое воображение постоянно отвлекало возгласами «О, посмотри, там на стене, такой интересный орнамент!», «А вон там – это разве не ставролит? Как не он? А так похож… Как думаешь, кто выбил тут крест?», «А вон там еще один крест!».
Где-то после четвертого выбитого на стене креста (и действительно – кто их тут выбил?) позади Инги раздался сначала шелест, а потом и грохот. И под отчаянный вопль воображения «Бежим!», девушка рванула вперед.
Позади продолжали бодро стучать камешки от обрушившегося туннеля.
Инга летела вперед, не разбирая дороги, сердце колотилось как бешеное и всё казалось, что её вот-вот догонит обвал, похоронив под собой. Остановилась Инга только когда в боку закололо так сильно, что стало невозможно бежать. Тяжело дыша, Инга согнулась, прижав руку к боку, чтобы унять колотьё, и потихоньку сползла по стене вниз – сесть, отдышаться, успокоиться. И только тогда осознала – «воображение» что-то ей говорит. Даже, кажется, кричит, но дикий страх и стук крови в ушах мешали услышать чтобы то ни было.
– …торопись!
– Что, дальше бежать? – Инга попыталась подняться, однако ноги превратились в желе и не желали слушаться.
– Нет! – рявкнуло «воображение». – Сиди!
Инга показалось, что голос с трудом удержаться, чтобы не высказать ещё что-то нелицеприятное. Но сдержался, да. И хорошо, что сдержался – вместе с успокаивающимся дыханием возвращался страх, если бы её сейчас отругали, Инга бы точно разревелась.
Как же она теперь выберется?! Даже если сидеть и ждать, как её найдут после такого забега по тоннелям?!
Инга обхватила себя руками и всхлипнула. «Воображение» мученически вздохнуло и обронило:
– Раз уж мы все равно здесь, пойдем за кладом. А потом я тебя выведу.
Попытавшись вытереть скопившиеся слезы, Инга шмыгнула носом и уточнила с надеждой:
– Правда-правда выведешь?
– Естественно, – фыркнул голос с такой непрошибаемой уверенностью, словно он самолично проделал все эти тоннели и знает, как свои пять пальцев. Ну или что там у бесплотных голосов за пальцы считается.
– Ладно, – Инга еще раз шмыгнула носом, вытерла рукавом глаза и поднялась, придерживаясь за стену. Ноги подгибались, но идти уже можно. – Куда?
– Возвращаемся, – велело «воображение». – Нужно пройти два ответвления налево, свернуть там, где на стене будет крест.
Инга обоснованно сомневалась в странных словах внутреннего голоса, но пошла, куда велено. Делать-то больше нечего! И… На стене действительно оказался выбит крест. Не такой большой и красивый, как самые первые, тщательно осмотренные ещё до обвала, но самый настоящий, хоть и размером с ладонь. Приободрившись, девушка двинулась дальше, следуя указаниям голоса, точно уже осознавая, что командовало не её воображение, и даже не подсознание. Она совершенно точно никогда раньше не слышала ни о каких путеводных крестах, и Лариса Дмитриевна ни разу ни о чем подобном не упоминала. Тогда что за м… штука с ней говорит? Но с этим нужно будет потом разбираться, сейчас главное – выбраться.
Через полчаса блужданий Инга в шоке смотрела на лежащий на плоском камне меч. Самый натуральный, огроменный, даже на вид тяжелый, размером (или высотой?) почти с неё. Ну ладно, поменьше, но две трети Инги точно есть! Меч ярко блестел в свете налобного фонаря, словно его оставили совсем недавно, даже каменной пылью не успел покрыться, не то что заржаветь. Или такие мечи, сделанные из хорошей стали, не ржавеют? Инга аккуратно потыкала зеркальную поверхность одним пальцем – убедиться, что не галлюцинация. Меч покачнулся, гарда легко стукнулась о камень и раздался звон – чистый, нежный, прозрачный, напоминающий звучание серебряного колокольчика. Инга на всякий случай отступила на шаг. И… И что с этим мечом делать?
– Это и есть твой клад? – уточнила девушка у голоса. Стало очень обидно, даже не по-взрослому, а по-детски – когда лишают обещанного мороженого. Пока брела, представляла шкатулку с украшениями или монеты, или что-нибудь еще небольшое и компактное, что можно запросто унести в руках. А тут – огромный меч, на вид такой тяжеленный, что не поднять. И как его забрать?
АННОТАЦИЯ
Про неугомонного и шебутного человека говорят – «у него шило в попе». У Инги Воронцовой тоже было такое «шило». И всё бы ничего, если бы не одно «но»... Что делать, если это «шило» общается? И не просто общается, но и втравливает в различные авантюры и неприятности, и игнорировать его ну никак не получается. Выход один – постараться избавиться от него.
Если бы Инга знала, к каким последствиям это приведет… То постаралась сделать это как можно быстрее!
Благодарности.
Ольге Снигель – за идеи, обсуждения и поддержку.
Татьяне Росс – за обсуждения и поддержку.
Без вас эта книга была бы другой.
***
ПРОЛОГ
Тонкий шрам на любимой попе – рваная рана в моей душе.
(с) Марк Фрейдкин
Инга Воронцова, приличная с виду студентка второго курса археологического института, ползла по воздуховоду музея и размышляла, как она дошла до жизни такой, кто виноват и что делать. Что делать в ближайшие пару часов и так понятно – ей предстоит взять в руки уникальный экспонат, пылящийся в запасниках музея, положить его обратно (не украсть! ни боже мой!) и смыться так, чтобы никто не заметил. Но что делать в более отдаленной перспективе? Её личное шило в попе (оно же – демон) не оставит в покое…
ГЛАВА 1
Всё началось в далекие-далекие детские годы, когда мелкая Инга всё свое свободное время проводила с мальчишками с улицы. Вместе на речку, вместе на выгоны – лошадок смотреть, а если дадут, то и покататься, вместе бегать наперегонки по улице, взметая босыми пятками пыль. Вместе ломать камыши, чтобы потом ночью поджигать и скакать веселыми чертенятами, вычерчивая «заклинания» тлеющими камышинами. И яблоки воровать – тоже вместе. Вот после одного из таких «разбойств» у Инги и поселилось «попное шило», причем не фигуральное, как в идиоме про непоседливого человека, а самое настоящее.
У всех во дворах росли яблони – куда ж без них. Казалось бы – обтрясай, сколько душеньке угодно, или падалицу собирай, но – нет. Это же неинтересно! Как и лазить по соседским садам. С древнейших времен известно: запретный плод сладок, так что яблони в бывшем колхозном саду (ныне выкупленном заводиком, производящим сидр) манили почище мёда. К тому же, сад охранял грозный сторож с берданкой, так что вынести оттуда пару яблок казалось настоящим подвигом. Вот на один такой «подвиг» Инга и напросилась, пообещав, что даже если её и поймают, то никого не сдаст! Родители и так знали, с кем водились дети, так что обещай-не обещай, толку нет, но эта разумная мысль в детские головы не пришла.
Сколько лет прошло, а Инга прекрасно всё помнила. Ночь. Узкий серпик луны. Россыпь звезд на небе. Сверчки заливаются так, что заслушаешься, им вторят соловьи. Как говорится, красота-то какая, ляпота. Были бы постарше, гуляли бы парочками, но шестерка отважных «индейцев» храбро пробиралась вдоль забора бывшего колхозного сада. В то лето все играли в «индейцев и ковбоев», но Ингу в индейцы приняли только после того, как она храбро выдрала перо из хвоста задиристого соседского петуха. Досталось и от соседа, и от родителей, которым сосед нажаловался, но наказания стоили награды – юная «индианка» не только доказала свою храбрость, но и с гордостью носила ленточку с собственноручно добытым пером. Как уже понятно, дурь в девичьей голове цвела пышным цветом и до появления «шила», потому Инга и обнаружила «шило» не скоро.
Так вот, шестерка «индейцев» отважно пробиралась вдоль забора в поисках деревянных ящиков, загодя притащенных и спрятанных в лопухах. Из ящиков планировали сделать ступеньки, чтобы самые низкорослые «индейцы» могли тоже совершить подвиг – перелезть через вражеский забор. Для тех, кто не сможет, оставалась расшатанная штакетина, держащаяся только на одном гвозде.
«Индейцы» нашли ящики, построили ступеньки. Из сада одуряюще пахло яблоками – крупными, крепкими, краснобокими. Яблоки зазывали и манили. Инга, пыхтя, перелезла через забор и совершенно неэлегантно шлепнулась на землю с другой стороны. Элегантность ребятню в то время совершенно не беспокоила, а вот если шуметь, то вероятность появления сторожа возрастала многократно. Именно об этом раздраженно зашипел Инге с забора «предводитель» их ночного набега. Однако и сам, вместо того, чтобы спрыгнуть как настоящий индеец, упал рядом. Инга прикрыла рот ладонью, пытаясь не смеяться, «предводитель» свирепо отряхнул подранные на заднице штаны – очень уж неудачно зацепился за штакетину. Инге даже пришлось кусать губу, иначе смех точно вырвался бы наружу, но опростоволоситься не получилось – остальная компания уже перелезла через забор и была готова к набегу на сад бледнолицых. Предводитель храбро повел «индейцев» вглубь сада, выбирая яблоню с самыми вкусными яблоками. Естественно, никто из них не знал, какая яблоня «самая вкусная», но на то и нужен предводитель – как решил, так и будет. Инга, как самая ловкая и мелкая, залезла на выбранное дерево и принялась срывать яблоки, одно за другим, бросая вниз, в ждущие руки «индейцев». Первое яблоко, второе, третье…
И тут раздался выстрел!
Дальнейшее Инга помнила уже смутно – и как слетела с дерева, и как мчалась к забору, вперив взгляд в спины бегущих впереди мальчишек, и как пыталась протиснуться сквозь дыру в заборе (держащуюся на честном слове штакетину таки выломали). Помнила, как зацепилась футболкой за сучок, как после очередного выстрела попу припекло, да так жарко, что умудрилась вырваться из «лап» предательского сучка и с рёвом побежать домой. Дома тоже поначалу досталось за ночную прогулку, но потом бабушка, разбуженная рёвом внучки, быстро поняла, что та схлопотала заряд соли, нагрела таз воды и усадила малолетнего «индейца» прямо в таз, отмокать и дожидаться, пока соль растворится. Испереживавшаяся Инга так и уснула – в тазу, откуда ее потом достала бабушка и уложила в кровать.
На следующее утро выяснилось, что в компании оказался еще один «раненый», и они с Ингой жутко гордились своими боевыми ранениями. Правда, за яблоками в бывший колхозный сад больше не лазили.
О том, что вместе с солью ей достался и «демон», Инга узнала в пятнадцать лет.
Точнее – узнала бы и раньше, но у нее даже мысли не возникало, что звучащий в голове голос – не её собственный. То ли привыкла слышать с самого детства, то ли собственные намерения Инги и подзуживающего её голоса совпадали, но Инга совершенно не волновалась. Более того, даже радовалась, какое активное и креативное у нее подсознание. В будущем это обещало неплохие дивиденды, ведь какую профессию не выбери, воображение не помешает. Главное, пользоваться им с умом. «Подсознание» активно поддерживало и поддакивало.
Мир, покой и гармония между Ингой и ее «подсознанием» царили до тех пор, пока Инга с одноклассниками не пошла в горы. В школе благодаря двум энтузиастам, Валерию Семеновичу, учителю физкультуры, и Ларисе Дмитриевне, учителю обществознания, существовала очень хорошая туристическая секция. Детей не просто водили в лес на паручасовые «экскурсии», а учили всем необходимым навыкам выживания, начиная от умения развести костер и поставить палатку, закачивая ориентированием по деревьям, звездам и прочим премудростям. Ходили в сплав по местной небольшой речушке. Ходили в горы – в отличие от речушки, горы у них были ого-го! На детский, неискушенный взгляд, конечно. Одна система пещер со сталактитами и сталагмитами (даже названия звучали заманчивой музыкой) делала горы потрясающими. А уж рассказы Ларисы Дмитриевны про спрятанные в стародавние времена клады и вовсе поднимали интерес к походам на заоблачные высоты. Правда, ребята из самой здравомыслящей части отряда твердили в один голос, что «историчка гонит» – чтобы походы покруче казались. Но Инга втихую верила – клады действительно есть. Ведь так жить интереснее!
И вот очередной поход в горы. Опять идут в пещеры, но в этот раз должны зайти намного дальше, «как взрослые». Шли на сцепке, тоже «по-взрослому». Карабины тихо позвякивали, в некоторых пещерах этот звук усиливался, в других наоборот – еле слышался, как и капель. От нее возникали крохотные мутные водоемчики или сталактиты-сталагмиты и прочие подземные украшения.
Лариса Дмитриевна бодро рассказывала про особенности пещер и про окружающие скальные породы, заставила всех сфотографироваться около крупного гнезда пещерного «жемчуга», попутно разъяснив, что и он является «натёчным образованием, как и сталактиты, только образуется вокруг песчинки» – словно настоящая жемчужина, только каменная. Ингу подобные фразы просто гипнотизировали, как и вся подземная красота, создававшаяся природой веками.
Поход получался очень интересным, но все же довольно быстро школьники устали, и было решено сделать привал возле небольшого озера с питьевой водой. Все расслабились, расползлись по группкам по интересам, а Ингу, отстраненно любующуюся озером, настиг её внутренний голос, радостно провозгласив:
– Видишь, второй туннель слева? Нам нужно туда!
– Зачем? – с любопытством поинтересовалась Инга, рассматривая утопающий в темноте зев туннеля.
– Там клад! – заявило её воображение с таким апломбом и уверенностью, что Инга не удержалась и фыркнула насмешливо:
– Ага, щаз!
– Не, сто процентов клад, точно тебе говорю, – продолжило настаивать воображение.
– Все равно никуда не пойду, – прикрыв рот ладонью, Инга зевнула и вернулась к созерцанию озера. – Устала. Да и в горах нельзя от группы отделяться.
Правильно же сказала! Однако клятое воображение зудело и зудело, словно самый прилипчивый комар, и не прогнать его, не задавить. Инга уже начала сердиться и на неуёмное воображение, и на собственное неумение справиться с ним, когда что-то принялось колоть в ягодицу. Сначала показалось, что на камешек села, даже попробовала его найти и смахнуть прочь, но никакого камешка не нашлось. Более того, чем активнее Инга игнорировала свое «воображение», тем больнее кололо.
– Ну ладно, ладно! Я туда загляну – и всё! Договорились?
– Договорились, – отозвалось «воображение» настолько мерзким и довольным голосом, что Инга ощутила смутные подозрения. К тому же сразу после согласия болючий камешек исчез, и подозрения резко усилились.
Бурча про себя нелицеприятности в сторону распоясавшегося внутреннего голоса, Инга на всякий случай проверила фонарь на каске (работает, светит) и тихой сапой, вдоль стены, пробралась к тоннелю. Заглянула и поежилась. Из тоннеля тянуло холодом, и мгновенно вспоминались красочные фразы из прочитанных ужастиков. Как есть «могильный холод» и «дыхания потустороннего», только не на бумажных страницах, а в жизни.
– Я заглянула, – отрапортовала Инга, отступив на шаг от непроглядной темноты туннеля.
– Мало заглянула, – фыркнуло «воображение» с такой обидой, что невольно представлялись поджатые дрожащие губы и наполненные слезами глаза.
– Ладно, ладно, – сварливо отозвалась Инга, чуть не добавив «Только не плачь». – Иду я, иду!
И сама не заметила, как пара шагов превратились в несколько, а потом ещё парочка шагов, и ещё – а все потому, что клятое воображение постоянно отвлекало возгласами «О, посмотри, там на стене, такой интересный орнамент!», «А вон там – это разве не ставролит? Как не он? А так похож… Как думаешь, кто выбил тут крест?», «А вон там еще один крест!».
Где-то после четвертого выбитого на стене креста (и действительно – кто их тут выбил?) позади Инги раздался сначала шелест, а потом и грохот. И под отчаянный вопль воображения «Бежим!», девушка рванула вперед.
Позади продолжали бодро стучать камешки от обрушившегося туннеля.
Инга летела вперед, не разбирая дороги, сердце колотилось как бешеное и всё казалось, что её вот-вот догонит обвал, похоронив под собой. Остановилась Инга только когда в боку закололо так сильно, что стало невозможно бежать. Тяжело дыша, Инга согнулась, прижав руку к боку, чтобы унять колотьё, и потихоньку сползла по стене вниз – сесть, отдышаться, успокоиться. И только тогда осознала – «воображение» что-то ей говорит. Даже, кажется, кричит, но дикий страх и стук крови в ушах мешали услышать чтобы то ни было.
– …торопись!
– Что, дальше бежать? – Инга попыталась подняться, однако ноги превратились в желе и не желали слушаться.
– Нет! – рявкнуло «воображение». – Сиди!
Инга показалось, что голос с трудом удержаться, чтобы не высказать ещё что-то нелицеприятное. Но сдержался, да. И хорошо, что сдержался – вместе с успокаивающимся дыханием возвращался страх, если бы её сейчас отругали, Инга бы точно разревелась.
Как же она теперь выберется?! Даже если сидеть и ждать, как её найдут после такого забега по тоннелям?!
Инга обхватила себя руками и всхлипнула. «Воображение» мученически вздохнуло и обронило:
– Раз уж мы все равно здесь, пойдем за кладом. А потом я тебя выведу.
Попытавшись вытереть скопившиеся слезы, Инга шмыгнула носом и уточнила с надеждой:
– Правда-правда выведешь?
– Естественно, – фыркнул голос с такой непрошибаемой уверенностью, словно он самолично проделал все эти тоннели и знает, как свои пять пальцев. Ну или что там у бесплотных голосов за пальцы считается.
– Ладно, – Инга еще раз шмыгнула носом, вытерла рукавом глаза и поднялась, придерживаясь за стену. Ноги подгибались, но идти уже можно. – Куда?
– Возвращаемся, – велело «воображение». – Нужно пройти два ответвления налево, свернуть там, где на стене будет крест.
Инга обоснованно сомневалась в странных словах внутреннего голоса, но пошла, куда велено. Делать-то больше нечего! И… На стене действительно оказался выбит крест. Не такой большой и красивый, как самые первые, тщательно осмотренные ещё до обвала, но самый настоящий, хоть и размером с ладонь. Приободрившись, девушка двинулась дальше, следуя указаниям голоса, точно уже осознавая, что командовало не её воображение, и даже не подсознание. Она совершенно точно никогда раньше не слышала ни о каких путеводных крестах, и Лариса Дмитриевна ни разу ни о чем подобном не упоминала. Тогда что за м… штука с ней говорит? Но с этим нужно будет потом разбираться, сейчас главное – выбраться.
Через полчаса блужданий Инга в шоке смотрела на лежащий на плоском камне меч. Самый натуральный, огроменный, даже на вид тяжелый, размером (или высотой?) почти с неё. Ну ладно, поменьше, но две трети Инги точно есть! Меч ярко блестел в свете налобного фонаря, словно его оставили совсем недавно, даже каменной пылью не успел покрыться, не то что заржаветь. Или такие мечи, сделанные из хорошей стали, не ржавеют? Инга аккуратно потыкала зеркальную поверхность одним пальцем – убедиться, что не галлюцинация. Меч покачнулся, гарда легко стукнулась о камень и раздался звон – чистый, нежный, прозрачный, напоминающий звучание серебряного колокольчика. Инга на всякий случай отступила на шаг. И… И что с этим мечом делать?
– Это и есть твой клад? – уточнила девушка у голоса. Стало очень обидно, даже не по-взрослому, а по-детски – когда лишают обещанного мороженого. Пока брела, представляла шкатулку с украшениями или монеты, или что-нибудь еще небольшое и компактное, что можно запросто унести в руках. А тут – огромный меч, на вид такой тяжеленный, что не поднять. И как его забрать?
