Посвящается Татьяне Росс – с благодарностью за помощь и всеобъемлющую поддержку.
Павел Сергеевич Белов со вздохом отодвинул в сторону осточертевшие документы, потер слезящиеся от усталости глаза и задумался, глядя на погасший монитор компьютера.
Что-то неладное творилось с его любимой доченькой, Олюшкой. Правда, на «доченька» и «Олюшка» она уже давным-давно не отзывалась, просила называть себя «дочь» или «потомок», на крайний случай – «отпрыск». И уж никак не «Олюшка», а «Оля» или «Ольга». Но неладное заключалось не в этом.
Олюшка стала какая-то нервная и раздражительная, в ответ на вопросы о жизни и учебе буркала что-то невнятное и поскорее запиралась в комнате. Можно было бы списать на подростковый возраст и всякие переломные периоды, да вот беда – все эти «переломы» прошли уже лет пять как, и без особых эксцессов. Ну да, проколола дочь ухо в трех местах и волосы выкрасила в красный. Так это период такой – надо побеситься и почувствовать себя взрослой. С ностальгией вспомнив свое отрочество, Павел Сергеевич благоразумно решил дщери своей ничего особо не запрещать и даже выделил деньги на эксперименты. Правда, как Олюшка не пыталась казаться независимой и самостоятельной, в парикмахерскую пришлось идти вместе – выдавать свое родительское благословение и разрешение, без которого отказывались резать косу.
За серьгами Павел Сергеевич отвел Олюшку в тату-салон, что держал его старый друг, набивший ему почти тридцать лет первую татуировку. Страшную и корявую, как пресловутый серый волк из сказки, чья морда до сих пор красовалась на бицепсе Павла Сергеевича. Но тогда они посчитали подобное доказательством их неимоверной крутизны. Со временем Леша стал отличным мастером, обзавелся собственным салоном, где не только били татушки, но и делали разнообразный пирсинг, и даже такие простые и приземленные вещи, как проколы ушей.
В результате Олюшка, внимательно изучала полчаса витрину с серьгами и пирсингами. Времени ушло бы меньше, если бы она, впервые очутившаяся в подобном «взрослом» месте, не оглядывалась постоянно украдкой вокруг – ведь всё такое новое, интересное и необычное! В результате Оля выбрала «гвоздики» с крохотными черепами. Демонстративно, ожидая отповеди или запрета. Но Павел Сергеевич лишь кивнул, оплачивая серьги и процедуру. И через двадцать минут повез гордую собой дочь домой.
Поностальгировать оказалось приятно, однако следовало решить, что же делать с Олюшкой. Так получилось, что воспитывал он дочь сам (с тех пор как ей исполнилось четыре годика) и нынешний странный разлад отношений давался Павлу Сергеевичу нелегко. Тем более что причин он не видел. Первый семестр института Олюшка закончила на одни пятерки, получив даже часть зачетов автоматом, второй близился к середине, и никаких проблем с учебой не было. На сколько знал Павел Сергеевич. Мальчика у Олюшки тоже не было – все вечера (за редким исключением), она проводила дома за учебой и компьютером.
Павел Сергеевич с силой растер лицо, пытаясь вернуться к работе. Но все мысли продолжали вертеться вокруг дочери. Что же все-таки происходит?
– Сергеич, ты не занят? – после быстрого стука, в дверь просунулась голова коллеги.
Павел Сергеевич приветственно махнул рукой, и вслед за головой в кабинет просочился весь коллега.
– Сергеич, я по делу от главного.
Павел Сергеевич переменился в лице. «Главным» назвали гендира и в последнее время от него ничего хорошего не ожидали. Крепкий, хваткий мужик, поднявший компанию с нуля до крепко стоящего на ногах уровня, решил вдруг достичь просветления, для чего перешел в буддизм и вегетарианство. Разом и одновременно. Неизвестно, что хуже на нем сказалось (прана, овощи или отказ от водки), но приказы становились все причудливее, но, слава богу, все меньше затрагивали финансовую и хозяйственную деятельность компании. Собственно говоря, за фин.деятельность отвечал Павел Сергеевич, а за хоз.деятельность – пришедший Валентин Павлович Грибоедов (не родственник, и даже не однофамилец того самого, знаменитого – как по привычке шутил сам Валентин Павлович). В компанию пришли они одновременно, синхронно двигались по служебной лестнице, помогая друг другу, и в коллективе, несмотря на должности, их звали просто «Сергеич» и «Палыч» – с момента пришествия стажерами.
– Что случилось?
– Ты ж помнишь, что у нас корпоратив намечается? – поинтересовался Палыч. Его явно распирало желание сообщить очередное сногсшибательное известие, но приходилось пока сдерживаться.
– Помню, – наполнился подозрениями Павел Сергеевич. – Я уже смету почти утвердил.
– Так вот, – Палыч перешел на загробный тон, демонстрируя отношение к тому, что скажет. – Главный велел сделать канапе с виноградом. По его подсчетам хлеба и сыра должно хватить, нужно купить только виноград.
И не успел Павел Сергеевич выдохнуть (малость-то какая!), как нач.хоз.отдела многозначительно добавил:
– Тридцать восемь штук.
– Тридцать восемь штук чего? – подозрительно уточнил Павел Сергеевич, невольно сжимая ручку и придвигая к себе локтем пачку документов – в рефлекторном желании защитить от посягательств.
Попутно старательно отгоняя мысль, что главный решил закупить винограда на тридцать восемь тысяч рублей. С него станется! Придется идти, конечно, ругаться (жутко не хочется), но не факт, что получится отстоять бюджет от лишних трат.
– Тридцать восемь штук виноградин, – пояснил коллега, вперившись взглядом в Павла Сергеевича. Полюбовавшись ошарашенным видом, пояснил: – Главный посчитал, что канапешек должно получиться тридцать шесть штук, две штуки добавил на случай, если парочка виноградин окажется некондиционными. И если виноградин окажется больше, то за них будем платить из собственного кармана.
Пока Павел Сергеевич подбирал цензурные слова для выражения своего состояния, нач.финотдела триумфально закончил речь:
– Так что, Сергеич, выписывай мне денег на тридцать восемь виноградин!
– А ты мне чек потом принесешь, где будет четко пробито, что куплено ровно тридцать восемь, не больше и не меньше? – с тоской риторически вопросил Павел Сергеевич.
– Не-а, – радостно ответил Палыч. – Сам понимаешь, никто такого чека не даст.
Сотрясший стены кабинета гомерический хохот не вырвался наружу благодаря плотно закрытой двери, так что смеяться, даже скорее ржать, можно было безбоязненно.
– Вот что, – Павел Сергеевич утер выступившие от смеха слезы. – Пулемет я тебе не дам. То есть виноград в смету не впишу. Сами купим. Мы что, не сможем позволить себе купить тридцать восемь виноградин на двоих?
Повторная волна радости оказалась уже потише и не такой длительной, зато окончательно смыла накопившееся напряжение и придала бодрости.
Домой Павел Сергеевич отправился с хорошим настроением и решительным желанием поговорить напрямую с Олюшкой. Надо же прояснить все, пока не усугубилось!
– Па, мне некогда, давай попозже! – Оля решительно повернулась к чайнику задом, а к отцу передом (лицом то есть) и тут же отгородилась от мира и принуждения к общению кружкой горячего чая. Алчные поглядывания на дверь также должны были дать понять, что дочь торопится-торопится, ужас просто!
– Дщерь моя, – Павел Сергеевич скорбно посмотрел на дочь, которую знал, как облупленную. Все уловки в том числе. – Мне сегодня звонили из деканата…
Последовавшее многозначительное молчание вкупе со стуком чайной ложечки, размешивающей сахар, нагнетали напряжение. Оля заметно занервничала, отхлебнула из кружки и тут же закашлялась – глотать кипяток оказалось не лучшей идеей.
На самом деле Павлу Сергеевичу никто не звонил. Все-таки институт – не школа, да и бдящих за успеваемостью и присутствием на уроках классных руководителей нет. Так что если и будет звонок, то по крайне серьезной причине. Именно на это и рассчитывал Павел Сергеевич, прикинувший, что у дочери могли (а скорее – должны были) возникнуть проблемы с учебой. Если судить по времени, проводимому ей за компьютером.
– И что сказали? – откашлявшись, небрежно поинтересовалась Оля, всем видом показывая, что ей ну вот ни капельки не интересно.
– Нет уж, – сурово отрезал Павел Сергеевич и еще раз поболтал ложечкой в чае, для продолжения нагнетания ситуации. – Это ты мне расскажи, что происходит.
– Ну пап, да сдам я эту теорию волн, ну что такого-то? – проныла дочь, переступив с ноги на ногу. Была бы возможность – рванула куда подальше (к себе в комнату) и захлопнула дверь. В том числе потому что ситуация не позволяла – кровь из носу нужно было продлить подписку на «Волшебные земли», желательно поднять до мастер-премиума. На «мастерку» ей никто денег не даст, но вот без премиума (по простому – випка) уже никак.
Павел Сергеевич умилился – Олюшка вела себя точь-в-точь как в старших классах школы, когда отпрашивалась на поздние гулянки с друзьями. Действительно – ну что такого-то? Однако умиление так и осталось в душе, не прорвавшись наружу.
– Ольга Павловна, позволю себе спросить: как ты, почти круглая отличница, докатилась до жизни такой?
Оля вздохнула и уставилась в окно. Стыдно признаваться, но надо.
– Пап, я просто забегалась в пати, забыла напрочь о зачете, вот и завалила. Пересдам я его, не волнуйся. Недельки через две. Все будет оки.
– Может оки и будет, а может ты о чем-нибудь еще забудешь, – неприступно возразил Павел Сергеевич, накладывая горку клубничного конфитюра на хлеб.
Олюшка взбодрилась: раз отец принялся за варенье, значит, подобрел. Пока ругает, варенье никогда не ест, только после – для восстановления нервов. Неизвестно восстанавливаются ли таким образом нервы, но начальственный животик Павла Сергеевича всячески одобрял подобную диету.
– Пап, прошивкой клянусь, не повторится больше. Я и ребятам скажу – они без помощи не оставят, и напомнят, и помогут.
– Одногруппникам? – уточнил Павел Сергеевич, примериваясь к бутерброду.
– Каким… А не, те зануды и вообще не интересны. Тимам скажу. Они, знаешь, какие классные!
Яркий, ненаигранный восторг дочери заставил Павла Сергеевича задуматься.
– Ты садись, попей чаю по-людски, а то опять ускачешь, егоза, – он уже привычно проворчал, кивая на соседний стул. – Заодно расскажешь, во что вы там играете.
Оля закатила глаза (дал же бог такого папашу-зануду!), но без особого сопротивления уселась за стол. Время до сбора оставалось, можно и предка умаслить.
– Да ничем особенным, – зачерпнув конфитюр ложкой прямо из банки, девушка отправила его в рот. Смысла хлеба с вареньем она не понимала напрочь. Впрочем, как и просто хлеба – непонятно, зачем его есть. – Собираем пати, бегаем, качаемся, в турнирах участвуем. Как и все.
Припомнив свою бурную в некоторых периодах и местах молодость, Павел Сергеевич благоразумно не стал нравоучительствовать, тем более что сам в возрасте Олюшки отжигал, как говорится, «не по-децки».
– Кем играешь?
– Эльфа-лукарь-дамагер и в соло, – оттарабанила Оля, продолжая активно разделять с отцом любовь к клубничному конфитюру на физическом уровне. То есть черпала ложкой из банки без зазрения совести.
Павел Сергеевич на миг озадачился, попытавшись перевести на нормальный язык только что сказанное дочерью. Получалось «лучница-эльфийка при игре в команде, но может и сама бегать, без команды».
– А уровень какой? – продолжил расспросы Павел Сергеевич.
– Па, у нас нет уровней, не в старье рубимся, – непочтительно фыркнула дщерь. – У нас перфы.
Павел Сергеевич озадачился окончательно и решил-таки уточнить, что имеется в виду.
– Поясни.
Олю распирали противоречивые желания: то ли посетовать в очередной раз на устарелость отца, то ли с гордостью рассказать о новой системе игры, о которой он не в курсе. Последнее желание победило, так что Оля, облизав ложку, принялась ей с энтузиазмом дирижировать рассказу.
– Ой, пап, у нас система прокачки вообще другая, не такая, как ты привык. У вас ведь как было – идешь, бьешь монстров или друг друга, за это срубаешь экспу, получаешь уровень, с ним новые статсы. Ну или какие пойнты, которые на статсы раскидываешь. У нас «перфы» – от «перфекшн», совершенство. Совершенствуешь навык каким-нибудь способом, он потихоньку растет. И все. Но так как навык не один, а под стольник, то еще надо придумать, как и что изначально настроить, а потом в прокачку кидать. Иначе запросто можно получить такое квазимодо, что козья морда в радость покажется.
Пока Павел Сергеевич видел только нагло ухмыляющуюся козью морду (как общее впечатление от сумбурного рассказа дочери) и в радость она ему не казалась. В целом все понятно, но что конкретно имеется в виду?
– Випка тебе зачем? Если все качается по-честному – если я тебя правильно понял.
– Ну как же, – Оля удивилась так откровенно, словно всем в мире известно назначение випки в «Волшебных землях». – Випка – это прописка в хорошем районе с приличными лавками. Без випки и шмотье хорошее не купишь, и оружие, и треньки дополнительные. Даже локации некоторые и задания без нее не даются.
Павел Сергеевич еле слышно хмыкнул: ну да, все как в жизни. Приличный район, приличная школа, приличный спортзал и магазины – все за деньги.
Тем временем Оля, покусав губу, решилась на серьезный шаг.
– Па, мне нужна мастерка. То есть «мастер-премиум».
– Зачем? – удивился в ответ Павел Сергеевич. Честно признаться, он понятия не имел, что именно дочь оплачивает в этих своих «Землях», кроме доступа к игре, но раз Олюшка озвучила подобную просьбу, значит, карманных денег на такое развлечение не хватает и стоит оно солидно.
Оля нервно поерзала, морально готовясь озвучить сумму и убедить отца в необходимости ее потратить.
– Понимаешь, у нас тут намечается очень-очень важный турнир. Ну прям ваще важный. Мы можем его выиграть, у нас одна из лучших по характеристикам тима на серваке. Только получился недобор по команде. Ёж ногу сломал и не может играть, в больнице лежит. И нас пустят только если хотя бы у половины команды будет мастерка. Понимаешь? Мне ну прям ваще важно.
И Оля с надеждой воззрилась на отца. В детстве такой взгляд действовал без осечек, но нынче редко срабатывал. То ли взгляд стал не тот, то ли возраст, то ли еще что, а может и привычка у отца выработалась вкупе с иммунитетом, но – почти не работало.
На самом деле Павел Сергеевич просто полагал, что у дочери уже достаточно отросли мозги, чтобы пытаться ему задурить голову подобным, вот взгляд «я твоя дочь, и мне очень-очень нужна эта кукла» и не работал больше. Тут ведь: либо взгляд и эмоции, либо мозги и логика. Павел Сергеевич уважал больше последний вариант, и дочь свою взращивал именно с такими понятиями.
– Понимаю – недобровольный взнос за участие, – он усмехнулся и вспомнил о чае. Чай успел подостыть, но оставался вкусным, и главное – крепким. – Сколько стоит это удовольствие?
«Дщерь» вздохнула еще раз и выпалила сумму. Брови Павла Сергеевича самопроизвольно поползли вверх.
– Это за какой период?
– На месяц, – слегка понурилась Оля, не теряя, однако, надежды.
Павел Сергеевич крякнул и отпил еще глоток. Чай придавал ему бодрости, помогал ясно мыслить и подкидывал идеи. Не сам конечно, но креативность от чая повышалась.
– Что еще дает эта мастерка? – отрешенно поинтересовался Павел Сергеевич у дочери, обдумывая пришедшую в голову идею.
Пролог
Павел Сергеевич Белов со вздохом отодвинул в сторону осточертевшие документы, потер слезящиеся от усталости глаза и задумался, глядя на погасший монитор компьютера.
Что-то неладное творилось с его любимой доченькой, Олюшкой. Правда, на «доченька» и «Олюшка» она уже давным-давно не отзывалась, просила называть себя «дочь» или «потомок», на крайний случай – «отпрыск». И уж никак не «Олюшка», а «Оля» или «Ольга». Но неладное заключалось не в этом.
Олюшка стала какая-то нервная и раздражительная, в ответ на вопросы о жизни и учебе буркала что-то невнятное и поскорее запиралась в комнате. Можно было бы списать на подростковый возраст и всякие переломные периоды, да вот беда – все эти «переломы» прошли уже лет пять как, и без особых эксцессов. Ну да, проколола дочь ухо в трех местах и волосы выкрасила в красный. Так это период такой – надо побеситься и почувствовать себя взрослой. С ностальгией вспомнив свое отрочество, Павел Сергеевич благоразумно решил дщери своей ничего особо не запрещать и даже выделил деньги на эксперименты. Правда, как Олюшка не пыталась казаться независимой и самостоятельной, в парикмахерскую пришлось идти вместе – выдавать свое родительское благословение и разрешение, без которого отказывались резать косу.
За серьгами Павел Сергеевич отвел Олюшку в тату-салон, что держал его старый друг, набивший ему почти тридцать лет первую татуировку. Страшную и корявую, как пресловутый серый волк из сказки, чья морда до сих пор красовалась на бицепсе Павла Сергеевича. Но тогда они посчитали подобное доказательством их неимоверной крутизны. Со временем Леша стал отличным мастером, обзавелся собственным салоном, где не только били татушки, но и делали разнообразный пирсинг, и даже такие простые и приземленные вещи, как проколы ушей.
В результате Олюшка, внимательно изучала полчаса витрину с серьгами и пирсингами. Времени ушло бы меньше, если бы она, впервые очутившаяся в подобном «взрослом» месте, не оглядывалась постоянно украдкой вокруг – ведь всё такое новое, интересное и необычное! В результате Оля выбрала «гвоздики» с крохотными черепами. Демонстративно, ожидая отповеди или запрета. Но Павел Сергеевич лишь кивнул, оплачивая серьги и процедуру. И через двадцать минут повез гордую собой дочь домой.
Поностальгировать оказалось приятно, однако следовало решить, что же делать с Олюшкой. Так получилось, что воспитывал он дочь сам (с тех пор как ей исполнилось четыре годика) и нынешний странный разлад отношений давался Павлу Сергеевичу нелегко. Тем более что причин он не видел. Первый семестр института Олюшка закончила на одни пятерки, получив даже часть зачетов автоматом, второй близился к середине, и никаких проблем с учебой не было. На сколько знал Павел Сергеевич. Мальчика у Олюшки тоже не было – все вечера (за редким исключением), она проводила дома за учебой и компьютером.
Павел Сергеевич с силой растер лицо, пытаясь вернуться к работе. Но все мысли продолжали вертеться вокруг дочери. Что же все-таки происходит?
– Сергеич, ты не занят? – после быстрого стука, в дверь просунулась голова коллеги.
Павел Сергеевич приветственно махнул рукой, и вслед за головой в кабинет просочился весь коллега.
– Сергеич, я по делу от главного.
Павел Сергеевич переменился в лице. «Главным» назвали гендира и в последнее время от него ничего хорошего не ожидали. Крепкий, хваткий мужик, поднявший компанию с нуля до крепко стоящего на ногах уровня, решил вдруг достичь просветления, для чего перешел в буддизм и вегетарианство. Разом и одновременно. Неизвестно, что хуже на нем сказалось (прана, овощи или отказ от водки), но приказы становились все причудливее, но, слава богу, все меньше затрагивали финансовую и хозяйственную деятельность компании. Собственно говоря, за фин.деятельность отвечал Павел Сергеевич, а за хоз.деятельность – пришедший Валентин Павлович Грибоедов (не родственник, и даже не однофамилец того самого, знаменитого – как по привычке шутил сам Валентин Павлович). В компанию пришли они одновременно, синхронно двигались по служебной лестнице, помогая друг другу, и в коллективе, несмотря на должности, их звали просто «Сергеич» и «Палыч» – с момента пришествия стажерами.
– Что случилось?
– Ты ж помнишь, что у нас корпоратив намечается? – поинтересовался Палыч. Его явно распирало желание сообщить очередное сногсшибательное известие, но приходилось пока сдерживаться.
– Помню, – наполнился подозрениями Павел Сергеевич. – Я уже смету почти утвердил.
– Так вот, – Палыч перешел на загробный тон, демонстрируя отношение к тому, что скажет. – Главный велел сделать канапе с виноградом. По его подсчетам хлеба и сыра должно хватить, нужно купить только виноград.
И не успел Павел Сергеевич выдохнуть (малость-то какая!), как нач.хоз.отдела многозначительно добавил:
– Тридцать восемь штук.
– Тридцать восемь штук чего? – подозрительно уточнил Павел Сергеевич, невольно сжимая ручку и придвигая к себе локтем пачку документов – в рефлекторном желании защитить от посягательств.
Попутно старательно отгоняя мысль, что главный решил закупить винограда на тридцать восемь тысяч рублей. С него станется! Придется идти, конечно, ругаться (жутко не хочется), но не факт, что получится отстоять бюджет от лишних трат.
– Тридцать восемь штук виноградин, – пояснил коллега, вперившись взглядом в Павла Сергеевича. Полюбовавшись ошарашенным видом, пояснил: – Главный посчитал, что канапешек должно получиться тридцать шесть штук, две штуки добавил на случай, если парочка виноградин окажется некондиционными. И если виноградин окажется больше, то за них будем платить из собственного кармана.
Пока Павел Сергеевич подбирал цензурные слова для выражения своего состояния, нач.финотдела триумфально закончил речь:
– Так что, Сергеич, выписывай мне денег на тридцать восемь виноградин!
– А ты мне чек потом принесешь, где будет четко пробито, что куплено ровно тридцать восемь, не больше и не меньше? – с тоской риторически вопросил Павел Сергеевич.
– Не-а, – радостно ответил Палыч. – Сам понимаешь, никто такого чека не даст.
Сотрясший стены кабинета гомерический хохот не вырвался наружу благодаря плотно закрытой двери, так что смеяться, даже скорее ржать, можно было безбоязненно.
– Вот что, – Павел Сергеевич утер выступившие от смеха слезы. – Пулемет я тебе не дам. То есть виноград в смету не впишу. Сами купим. Мы что, не сможем позволить себе купить тридцать восемь виноградин на двоих?
Повторная волна радости оказалась уже потише и не такой длительной, зато окончательно смыла накопившееся напряжение и придала бодрости.
Домой Павел Сергеевич отправился с хорошим настроением и решительным желанием поговорить напрямую с Олюшкой. Надо же прояснить все, пока не усугубилось!
Глава 1
– Па, мне некогда, давай попозже! – Оля решительно повернулась к чайнику задом, а к отцу передом (лицом то есть) и тут же отгородилась от мира и принуждения к общению кружкой горячего чая. Алчные поглядывания на дверь также должны были дать понять, что дочь торопится-торопится, ужас просто!
– Дщерь моя, – Павел Сергеевич скорбно посмотрел на дочь, которую знал, как облупленную. Все уловки в том числе. – Мне сегодня звонили из деканата…
Последовавшее многозначительное молчание вкупе со стуком чайной ложечки, размешивающей сахар, нагнетали напряжение. Оля заметно занервничала, отхлебнула из кружки и тут же закашлялась – глотать кипяток оказалось не лучшей идеей.
На самом деле Павлу Сергеевичу никто не звонил. Все-таки институт – не школа, да и бдящих за успеваемостью и присутствием на уроках классных руководителей нет. Так что если и будет звонок, то по крайне серьезной причине. Именно на это и рассчитывал Павел Сергеевич, прикинувший, что у дочери могли (а скорее – должны были) возникнуть проблемы с учебой. Если судить по времени, проводимому ей за компьютером.
– И что сказали? – откашлявшись, небрежно поинтересовалась Оля, всем видом показывая, что ей ну вот ни капельки не интересно.
– Нет уж, – сурово отрезал Павел Сергеевич и еще раз поболтал ложечкой в чае, для продолжения нагнетания ситуации. – Это ты мне расскажи, что происходит.
– Ну пап, да сдам я эту теорию волн, ну что такого-то? – проныла дочь, переступив с ноги на ногу. Была бы возможность – рванула куда подальше (к себе в комнату) и захлопнула дверь. В том числе потому что ситуация не позволяла – кровь из носу нужно было продлить подписку на «Волшебные земли», желательно поднять до мастер-премиума. На «мастерку» ей никто денег не даст, но вот без премиума (по простому – випка) уже никак.
Павел Сергеевич умилился – Олюшка вела себя точь-в-точь как в старших классах школы, когда отпрашивалась на поздние гулянки с друзьями. Действительно – ну что такого-то? Однако умиление так и осталось в душе, не прорвавшись наружу.
– Ольга Павловна, позволю себе спросить: как ты, почти круглая отличница, докатилась до жизни такой?
Оля вздохнула и уставилась в окно. Стыдно признаваться, но надо.
– Пап, я просто забегалась в пати, забыла напрочь о зачете, вот и завалила. Пересдам я его, не волнуйся. Недельки через две. Все будет оки.
– Может оки и будет, а может ты о чем-нибудь еще забудешь, – неприступно возразил Павел Сергеевич, накладывая горку клубничного конфитюра на хлеб.
Олюшка взбодрилась: раз отец принялся за варенье, значит, подобрел. Пока ругает, варенье никогда не ест, только после – для восстановления нервов. Неизвестно восстанавливаются ли таким образом нервы, но начальственный животик Павла Сергеевича всячески одобрял подобную диету.
– Пап, прошивкой клянусь, не повторится больше. Я и ребятам скажу – они без помощи не оставят, и напомнят, и помогут.
– Одногруппникам? – уточнил Павел Сергеевич, примериваясь к бутерброду.
– Каким… А не, те зануды и вообще не интересны. Тимам скажу. Они, знаешь, какие классные!
Яркий, ненаигранный восторг дочери заставил Павла Сергеевича задуматься.
– Ты садись, попей чаю по-людски, а то опять ускачешь, егоза, – он уже привычно проворчал, кивая на соседний стул. – Заодно расскажешь, во что вы там играете.
Оля закатила глаза (дал же бог такого папашу-зануду!), но без особого сопротивления уселась за стол. Время до сбора оставалось, можно и предка умаслить.
– Да ничем особенным, – зачерпнув конфитюр ложкой прямо из банки, девушка отправила его в рот. Смысла хлеба с вареньем она не понимала напрочь. Впрочем, как и просто хлеба – непонятно, зачем его есть. – Собираем пати, бегаем, качаемся, в турнирах участвуем. Как и все.
Припомнив свою бурную в некоторых периодах и местах молодость, Павел Сергеевич благоразумно не стал нравоучительствовать, тем более что сам в возрасте Олюшки отжигал, как говорится, «не по-децки».
– Кем играешь?
– Эльфа-лукарь-дамагер и в соло, – оттарабанила Оля, продолжая активно разделять с отцом любовь к клубничному конфитюру на физическом уровне. То есть черпала ложкой из банки без зазрения совести.
Павел Сергеевич на миг озадачился, попытавшись перевести на нормальный язык только что сказанное дочерью. Получалось «лучница-эльфийка при игре в команде, но может и сама бегать, без команды».
– А уровень какой? – продолжил расспросы Павел Сергеевич.
– Па, у нас нет уровней, не в старье рубимся, – непочтительно фыркнула дщерь. – У нас перфы.
Павел Сергеевич озадачился окончательно и решил-таки уточнить, что имеется в виду.
– Поясни.
Олю распирали противоречивые желания: то ли посетовать в очередной раз на устарелость отца, то ли с гордостью рассказать о новой системе игры, о которой он не в курсе. Последнее желание победило, так что Оля, облизав ложку, принялась ей с энтузиазмом дирижировать рассказу.
– Ой, пап, у нас система прокачки вообще другая, не такая, как ты привык. У вас ведь как было – идешь, бьешь монстров или друг друга, за это срубаешь экспу, получаешь уровень, с ним новые статсы. Ну или какие пойнты, которые на статсы раскидываешь. У нас «перфы» – от «перфекшн», совершенство. Совершенствуешь навык каким-нибудь способом, он потихоньку растет. И все. Но так как навык не один, а под стольник, то еще надо придумать, как и что изначально настроить, а потом в прокачку кидать. Иначе запросто можно получить такое квазимодо, что козья морда в радость покажется.
Пока Павел Сергеевич видел только нагло ухмыляющуюся козью морду (как общее впечатление от сумбурного рассказа дочери) и в радость она ему не казалась. В целом все понятно, но что конкретно имеется в виду?
– Випка тебе зачем? Если все качается по-честному – если я тебя правильно понял.
– Ну как же, – Оля удивилась так откровенно, словно всем в мире известно назначение випки в «Волшебных землях». – Випка – это прописка в хорошем районе с приличными лавками. Без випки и шмотье хорошее не купишь, и оружие, и треньки дополнительные. Даже локации некоторые и задания без нее не даются.
Павел Сергеевич еле слышно хмыкнул: ну да, все как в жизни. Приличный район, приличная школа, приличный спортзал и магазины – все за деньги.
Тем временем Оля, покусав губу, решилась на серьезный шаг.
– Па, мне нужна мастерка. То есть «мастер-премиум».
– Зачем? – удивился в ответ Павел Сергеевич. Честно признаться, он понятия не имел, что именно дочь оплачивает в этих своих «Землях», кроме доступа к игре, но раз Олюшка озвучила подобную просьбу, значит, карманных денег на такое развлечение не хватает и стоит оно солидно.
Оля нервно поерзала, морально готовясь озвучить сумму и убедить отца в необходимости ее потратить.
– Понимаешь, у нас тут намечается очень-очень важный турнир. Ну прям ваще важный. Мы можем его выиграть, у нас одна из лучших по характеристикам тима на серваке. Только получился недобор по команде. Ёж ногу сломал и не может играть, в больнице лежит. И нас пустят только если хотя бы у половины команды будет мастерка. Понимаешь? Мне ну прям ваще важно.
И Оля с надеждой воззрилась на отца. В детстве такой взгляд действовал без осечек, но нынче редко срабатывал. То ли взгляд стал не тот, то ли возраст, то ли еще что, а может и привычка у отца выработалась вкупе с иммунитетом, но – почти не работало.
На самом деле Павел Сергеевич просто полагал, что у дочери уже достаточно отросли мозги, чтобы пытаться ему задурить голову подобным, вот взгляд «я твоя дочь, и мне очень-очень нужна эта кукла» и не работал больше. Тут ведь: либо взгляд и эмоции, либо мозги и логика. Павел Сергеевич уважал больше последний вариант, и дочь свою взращивал именно с такими понятиями.
– Понимаю – недобровольный взнос за участие, – он усмехнулся и вспомнил о чае. Чай успел подостыть, но оставался вкусным, и главное – крепким. – Сколько стоит это удовольствие?
«Дщерь» вздохнула еще раз и выпалила сумму. Брови Павла Сергеевича самопроизвольно поползли вверх.
– Это за какой период?
– На месяц, – слегка понурилась Оля, не теряя, однако, надежды.
Павел Сергеевич крякнул и отпил еще глоток. Чай придавал ему бодрости, помогал ясно мыслить и подкидывал идеи. Не сам конечно, но креативность от чая повышалась.
– Что еще дает эта мастерка? – отрешенно поинтересовался Павел Сергеевич у дочери, обдумывая пришедшую в голову идею.
