ГЛАВА 1
Порто-Фиоре, маленький приморский городок на юге Кларионии встретил меня соленым ветром и тишиной.
Утро здесь начинается с криков чаек и скрипа рыбацких лодок, качающихся на бирюзовой воде. Старый порт пахнет солью, смолеными сетями и кофе из «Ла Маре» – крошечной кофейни, где мадам Клод добавляет в эспрессо щепотку морской соли. «Для пикантности», – говорит она, подмигивая.
Узкие улочки взбираются вверх по холму, как пьяные моряки. Дома – выцветшие пастельные коробочки с деревянными ставнями, со стенами, покрытыми трещинами и фресками, которые кто-то когда-то нарисовал в попытке «оживить город». Теперь краска облупилась, штукатурка осыпалась и сквозь нее проступает кирпич, как ребра сквозь кожу.
Главная и единственная достопримечательность города – маяк – белой громадиной возвышается на краю черных скал. Его уже не используют по назначению – он стоит, запертый, заброшенный и никому не нужный.
А еще здесь есть пирс – длинная дощатая развалюха, с которой местные мальчишки ловят крабов. Именно там я впервые увидела его. Марка. Он сидел на краю, свесив ноги, и смотрел, как закат тонет в море. Я тогда почему-то подумала: «Еще один беглец».
И оказалась права.
В Порто-Фиоре таких много.
Тех, кто приехал спрятаться. От себя. От других. От прошлого.
Но я-то знаю правду.
Этот город не прячет.
Он – как маяк.
Приманивает тех, кому суждено сгореть.
Я приехала сюда, чтобы убежать. От шума большого города, от бесконечных звонков из художественных галерей, от себя самой. Я художница. Но всю свою жизнь я живу со знанием, что во мне живет что-то огненное, что-то, чего я боюсь. По ночам оно просыпается. Не каждую ночь, но я чувствую его приближение. Это как приступ болезни, как припадок.
Я – Феникс.
Но об этом никто не должен знать.
Домик, который я сняла, стоял на самом краю пляжа. Скрипучие деревянные ступени вели прямо к песку, а из окна единственной комнаты было видно море – бесконечное, меняющее цвет в зависимости от времени суток. Утром – серебристо-голубое, днем – ослепительно-синее, а на закате…
На закате оно становилось огнем.
Как и я.
Я поставила чемодан на пол, провела пальцами по пыльному подоконнику. Ветер гулял по комнатам, занавески колыхались, словно крылья.
Здесь мне будет хорошо.
Хорошего в моей жизни было мало.
Первое превращение в Порто-Фиоре случилось на третью ночь моего пребывания здесь. Я знала, что оно придет, чувствовала его.
Я шла по пляжу босиком. Песок был еще теплым, несмотря на поздний час. Ветер трепал мои волосы, соленые брызги касались кожи.
– Не сейчас…
Но тело уже горело.
Сначала я почувствовала легкое покалывание в кончиках пальцев. Потом – жар, разливающийся по венам. Я зажмурилась и сжала кулаки.
– Не здесь…
Но было уже поздно.
Огонь охватил меня целиком, но он не обжигал – он был частью меня. Крылья из пламени расправились за спиной, и я взмыла в небо.
Феникс.
Я кружила над морем, далеко от суши, чувствуя, как ветер играет с моим огнем. Это было… свободой!
Но утром я снова стану человеком.
И снова буду бояться.
В эту ночь я улетела далеко, очень далеко – бескрайняя гладь моря, где меня никто не мог увидеть, давала простор моим полетам. Вернулась только ближе рассвету. Пляж был пустынен, как в первый день творения и я с наслаждением погрузилась в воду прямо в сарафане.
Превращение закончилось, но жар еще тлел под кожей, и я испытывала чувственное наслаждение, плавая в прохладной воде.
Солнце только-только поднималось над морем, когда я вышла на берег. Волосы мои были мокрыми, с сарафана лилось. Я шла по песку, который лип к моим босым мокрым ногам, когда услышала голос, заставивший меня вздрогнуть и резко обернуться.
– Вы в порядке?
Голос был мужским, низким, с легкой хрипотцой.
Передо мной стоял незнакомец, которого я видела в день приезда на пирсе. Высокий, в темной рубашке с закатанными рукавами и в светлых парусиновых брюках. Его синие глаза смотрели на меня с легким беспокойством.
– Вы купались ночью? – спросил он. – Я некоторое время наблюдал за вами, боялся, вдруг вы начнете тонуть.
Я быстро провела рукой по лицу, проверяя, не осталось ли на нем следов превращения – такое уже случилось один раз и тогда меня чуть не поймали. Но все было в порядке, и я с облегчением выдохнула.
– И вы бы меня тогда, конечно, спасли, – усмехнулась я, успокоившись и окидывая его уже более внимательным взглядом.
Легкий бриз шевелил его темные волнистые волосы, они падали ему на лоб, на глаза, а он откидывал их назад. И правильно, не надо, чтобы они заслоняли глаза – они у него просто потрясающие. Синие. Не как море в солнечный день, нет. Как море перед штормом, когда глубина становится опасной и манящей. Когда я встречалась с ним взглядом, у меня перехватывало дыхание.
Я перевела взгляд на руки незнакомца. Смуглые, худые, с выступающими венами и длинными нервными пальцами. Музыкант? Художник? Хм... Сложен превосходно – фигура худощавая, подтянутая. Не люблю качков.
Он заметил мой заинтересованный взгляд и усмехнулся одной стороной рта. Эта улыбка – дерзкая, слишком откровенная – заставила меня почувствовать жар под кожей.
– Конечно, спас бы. А вообще вы похожи на русалку в этом вашем мокром зеленом платье. Вот это… – он подошел ближе, нагнулся и тронул длинный подол, облепивший мои ноги, – …русалочий хвост.
Рука его случайно задела мое колено, выглядывавшее из разреза сарафана, скользнула вверх по внутренней стороне бедра.
Дрожь удовольствия пробежала по телу, и я поняла две вещи:
Это не было случайностью.
Я хочу, чтобы он коснулся меня снова.
Он стоял совсем близко, и я чувствовала запах кофе и чего-то горького. Я засмеялась – нервно, неестественно.
– Русалки не выходят на берег.
– Кто так решил? – он сделал еще один шаг ко мне. – Быть может, вы – первая.
Я почувствовала, как внутри снова вспыхивает жар. Не тот жар, который превращает меня в феникса, а самый обыкновенный чувственный жар, дурманом заволакивающий разум, делающий тело чувствительным и жаждущим ласк, не дающий трезво мыслить. Жар, который особенно силен во мне после превращения.
Если незнакомец не прекратит свои провокации, мне не устоять.
– Может, и первая, – прошептала я, не отводя темного шального взгляда от его лица.
– Меня зовут Марк, – представился он, обводя пальцем контур моих губ.
– Агния, – прошептала я, дрожа от нахлынувшего возбуждения.
– Холодно? – голос низкий, провоцирующий, с хрипотцой.
Я провела языком по верхней губе, ловя соленый вкус моря.
– Немного.
Его пальцы скользнули по моей руке, оставляя мурашки.
– Дрожишь, – прошептал он, и его горячее дыхание обожгло шею.
– Так согрей меня, – выдохнула я, чувствуя, как между ног разливается тепло.
Его ладонь скользнула под мокрый подол, обхватила бедро, провела по горящей от его прикосновений коже и устроилась у меня между ног.
– В разогреве ты не нуждаешься, – усмехнулся он, притянул меня к себе, и я почувствовала, как увеличивается бугор в его штанах, прижимаясь к моему животу.
Свободной рукой он спустил тонкие бретельки платья с моих плеч, высвобождая потяжелевшую грудь. Рвано выдохнул, глядя на затвердевшие, возбужденно торчащие соски. Лизнул один, втянул его в рот и принялся нежно посасывать, другой рукой продолжая ласкать меня внизу. Я застонала, чувствуя горячую пульсацию между ног.
Мои пальцы запутались в его волосах, когда наши губы наконец встретились. Поцелуй был соленым, жадным, настойчивым, его язык скользнул мне в рот, а мои бедра сами раздвинулись, пуская его палец глубже.
– Ты такая мокрая... и горячая, – прошептал он мне в губы, проводя пальцем по моей кипящей плоти.
Его палец вошел медленно, заставив меня выгнуться. К первому пальцу присоединился второй. Я вцепилась в его плечи, когда ритм ускорился.
– Хочешь увидеть, как я тону? – прошептала я хрипло.
В ответ он приподнял меня, и в следующее мгновение я почувствовала, как его твердая плоть заменяет пальцы.
Шумящий прибой за спиной, он – во мне, его руки, поддерживающие меня под ягодицы и задающие темп движениям, и штормовые глаза, затуманенные страстью. Это было как раз то, в чем я так отчаянно нуждалась сейчас.
С первыми лучами солнца мы рухнули на песок, его зубы впились в мою шею, когда морская волна накрыла нас с головой. Я выгнулась и застонала, содрогаясь от самого яркого в моей жизни оргазма.
Мы еще долго лежали на песке в полосе прибоя, обессиленные, опустошенные, и его руки лениво ласкали меня.
А потом он снова взял меня, перевернув на живот. Я с готовностью приподняла ягодицы, пуская его глубже и закрыла глаза, всецело отдаваясь чувственному наслаждению, острому, пьянящему, чуть болезненному, заполняющему меня до краев. Мы достигли пика одновременно и когда все кончилось, он не вышел из меня, не отпустил. Я лежала на боку, спиной прижатая к его груди, а руки его сжимали мою грудь. Он покусывал мое плечо, а я лениво думала, что надо бы идти домой – скоро на пляже начнут собираться отдыхающие. Но мне было так хорошо в кольце его рук, а истомленное ласками тело так не хотело шевелиться, что я продолжала лежать, как выброшенная на берег рыба, которая не может вернуться домой.
– Твоя кожа... – вдруг прошептал Марк, – она светится!
Расслабилась, потеряла контроль! Ах, Агния! Срочно спасай теперь положение, если его еще можно спасти.
– Светится кожа, – я заставила себя засмеяться. – Да ты поэт, мой милый!
– Она действительно светится! Светилась... – он перевернул меня на спину и навис надо мной, требовательно заглядывая в глаза.
– Рассвет наступил, – приподнявшись на локтях, я коснулась губами его напряженно сомкнутого рта. – Лучи солнца коснулись кожи, вот и все. Ты сейчас тоже светишься, – я снова засмеялась, опрокидывая его на себя и обхватив ногами его бедра. Потерлась животом об его вновь восставшую плоть. – А еще ты снова хочешь меня.
Марк не стал возражать и делом показал, как я была права.
Немного позже, когда мы уже натянули влажную, измятую одежду и стояли друг напротив друга, прощаясь, он улыбнулся и сказал:
– Я должен был уехать сегодня.
– А теперь?
– Теперь я остаюсь.
И в его голосе было что-то такое, от чего мое сердце сжалось. Что-то опасное. Что-то, от чего сердце испуганно затрепетало в груди пойманной птицей.
Вечером я рисовала.
Кисть скользила по холсту, оставляя за собой мазки золотого и алого цвета. Я не думала о том, что хочу изобразить – просто отпустила руку.
И на картине появился он. Марк. Но не такой, каким я видела его утром. На холсте его глаза сияли огнем, а за спиной были крылья, как у Феникса. Как у меня.
Я отбросила кисть. Что со мной происходит?
За окном стемнело, луна снова поднималась над морем. И я знала – скоро огонь вернется. Не сегодня, но скоро. Но теперь я боялась не только его. Я боялась Марка, потому что он смотрел на меня так, будто знал.
А если узнает на самом деле? Что тогда?
Я прижала ладони к горящему лицу. Надо уехать.
Когда я подняла глаза, в окне мелькнул силуэт. Кто-то стоял на пляже и смотрел прямо на меня. Марк.
Он поднял руку и помахал мне. За спиной у него висело что-то большое и черное и вскоре я поняла, что. Он достал из чехла гитару и начал играть. Играл он долго. Одна мелодия сменялась другой, но всех их объединяла какая-то грусть и неизъяснимая прелесть.
И я поняла – я не смогу уехать. Потому что впервые за долгие годы я не хотела убегать.
Мелодия Марка лилась сквозь открытое окно, обволакивая меня, как теплый дым. Он играл что-то незнакомое – то ли импровизацию, то ли музыку, которую сочинил сам, под этим небом, для этого моря. Быть может, для меня?
Я прижала ладонь к груди, чувствуя, как сердце бьется в такт гитарным аккордам. Огонь под кожей отвечал ему – мягким, тревожным теплом.
Опасность.
Но я не закрыла окно.
