Яркостью черт и осанкой она сильно выделялась на фоне снующей толпы — настоящая северянка, крепкая. Эта точно может волка удушить, да и с медведем побороться. Наверное, с таких женщин художники-народники рисовали длинноволосых статных красавиц, что парились в банях и купались в прорубях, работали на сенокосах или взнуздывали дико косящих глазами жеребцов.
Женщина сразу зацепилась за него взглядом, присмотрелась, кивнула, и он пошел навстречу.
— Анежка Витановна, доброе утро, — поздоровался полковник, принимая тяжелые сумки.
— Доброе, — согласилась старшая Дробжек, осматривая его с ног до головы. Хмыкнула и пошла рядом, несуетливо, со спокойным достоинством. И Игорь вдруг пожалел, что не купил цветов.
— Как доехали?
— А что тут ехать? — ответила северянка, рассматривая здание вокзала. — Вечером села, легла спать, утром проснулась — уже столица. У соседки девица растет смышленая, приглядит за домом и скотиной. Как Люджина?
— Скоро сможет ходить, — уверенно сказал Игорь Иванович. — Уже рвется.
— Построже ты с ней, — сурово произнесла волчья погибель, и Игорь улыбнулся, — на месте ей ой как трудно усидеть.
В машине гостья не болтала много, разглядывала дома, улицы, и он, подумав, специально сделал крюк, чтобы проехать мимо площади Победоносца и дворцового комплекса. Показал внимательно слушающей его Анежке Витановне Зеленое крыло, мелькающее сквозь деревья парка, рассказал о награде, врученной королевой.
— Ее величество по телевизору такая красавица, — охотно поддержала тему его собеседница. — А я ведь ее мать видела, — поделилась она, — когда она была совсем еще девочкой. С королем Константином приезжали в Лесовину, я тогда только-только Люджинку родила, они к нам в роддом приходили. Тоненькая была, как тростиночка, и глазища на пол-лица; лет четырнадцать ей было, а уже величественная, ровно богиня. Приветливая такая, светлая, как солнышко теплое. Надо же, надо же. Не верила я, что моя богатырша будет при королевском дворе работать. Хотя она всегда сюда рвалась. А уж когда этот переворот случился…
Она вдруг замолчала, нахмурившись.
— Ты, Игорь Иванович, почему Люджину у себя поселил?
Вопроса Стрелковский ждал, поэтому ответил без запинки:
— Ей так лечиться удобнее, а мне — присматривать. В общежитии ей бы трудно было. Вы не переживайте, Анежка Витановна, все приличия соблюдены. У нее отдельная комната на другом этаже.
— Приличия, — хмыкнула Дробжек, посмотрела на него искоса. — К честной женщине грязь не прилипает. Пожалел, значит?
Он пожал плечами, свернул на улицу, где стоял его дом.
— Скорее, искупаю свою вину, — сказал Игорь после паузы.
— Перед Люджинкой? — удивилась Анежка Витановна. — Так она боевой офицер, уже трепало ее. Привычная. Только мне никак не привыкнуть, — вздохнула она горько и очень по-матерински.
— И перед Люджиной тоже, — подтвердил Игорь Иванович и снова удостоился внимательного оценивающего взгляда.
Он довез гостью до дома — Люджина все еще спала, и ее мать, как-то вдруг посерев и постарев, без слов села на стул у кровати, погладила дочь по голове с темным ежиком отрастающих волос. Полковник, снова почувствовав неловкость, извинился тихо, сказал, что ему нужно на работу, что горничная и подготовленную комнату покажет, и завтрак принесет — и вообще, чувствуйте себя свободно, — и уехал.
Капитан Дробжек проснулась только через четыре часа. За это время ее мама успела и позавтракать, и разобрать сумки с гостинцами, и обойти дом и сад — экономка предложила показать, а она даже не подумала отказываться. И все хмурилась и качала головой, размышляя о чем-то своем, печальном. И только больше помрачнела, когда сопровождающая с гордостью поделилась новостью, что ее хозяин теперь имеет графский титул и большое имение, куда они вскорости обязательно поедут.
Горничная принесла обед на двоих в комнату Люджины и удалилась тактично, чтобы не мешать разговору. А разговор был тяжелый.
— Возвращалась бы ты домой, — говорила Анежка Витановна, глядя, как дочь ест суп, прислонившись к спинке кровати. — Изведешься ведь вся. Там лес, воздух чистый, мужики нормальные, а не как этот… жизнью побитый.
— Мам, ты же знаешь, — спокойно отозвалась капитан, — не поеду.
— Дура ты, Люджинка, — вздохнула старшая Дробжек, — да я такая же была. Уж как верила, что твой отец меня только за мою любовь в ответ полюбит. Ан нет, не случилось. Он знает?
— Догадывается, скорее всего, — сдержанно ответила дочка.
— И что? — грустно спросила Анежка Витановна, подперев щеку кулаком.
— Ничего, — коротко сообщила Люджина, отправляя в рот очередную ложку супа.
— А если так и будет ничего?
— Мам, — с укоризной попросила капитан, — ну не мучай ты меня. Для меня чудо, что я вообще с ним работаю. Вот, — усмехнулась невесело, — в дом свой меня привел. Дай мне хотя бы надеяться.
Мать сумрачно покачала головой, поглядела на вязание, лежавшее на одном из стульев. Уже угадывался будущий свитер: спинка была связана полностью, грудь — наполовину.
— Ему вяжешь?
— Да, мам. Пальцы надо разрабатывать, почему бы и нет?
Анежка Витановна снова тяжело вздохнула.
— Обидит он тебя, дочка, боюсь я за тебя. Как ты по Лесовине носилась после переворота, всё его выискивала… Эх, девка, девка. Я все надеялась, что ты познакомишься ближе и поймешь, что не твой он человек.
— Мой, — ответила Люджина твердо. — Сколько позволит, столько буду рядом, мам. И я говорила, я точно его тогда на патрулировании в машине видела. Хотела найти, укрытие предложить… Ты не переживай, я же сама вижу, что не нужна ему. Думаешь, буду навязываться? И ему будет неловко, и мне. Ему вообще никто не нужен, мам. Закрытый он, никого в душу не пускает. Вроде и шутит иногда, а взгляд тяжелый, пустой.
— Горюшко ты мое, — расстроилась старшая Дробжек. — Дурная, вон какая вымахала, а все о принцах мечтаешь.
Капитан фыркнула, засмеялась.
— Он не принц, он граф, мам.
— Да какая разница, — махнула рукой ее родительница. — Ладно, ты ешь, набирайся сил. А я тебе пока узор один покажу — вроде ничего сложного, а получается душевно и красиво.
Полковник Стрелковский, посетив утреннее совещание, прошедшее на редкость мирно, ушел к себе в кабинет и снова начал просматривать дела заговорщиков. Под воздействием штатных менталистов они рассказали все, что знали, — за исключением информации о таинственном Романе Соболевском, который засветился и в деле малолетних демонят и которому так некстати снесли голову. И, по иронии судьбы, убийца лидера заговора мог бы пролить свет на его личность — но на данный момент был не в состоянии это сделать.
Игорь поколебался, но все-таки набрал телефон терапевтического отделения королевского лазарета.
— Стрелковский, Управление, — представился он. — Подскажите, лорд Тротт еще проходит лечение? Да, да. Хм. Спасибо. Не выписывайте пока, я буду через десять минут. Нужно поговорить.
Через указанное время он уже стучался в палату к инляндцу. Тот сидел на койке, натягивая ботинки, и вид у него был крайне недовольный.
— Профессор, — без предисловий обратился к нему Игорь Иванович, и Тротт, недоуменно вскинув брови, поморщился, словно говоря «Ну а вам-то что еще нужно?». — Я не займу у вас много времени. Требуется ваша консультация.
— Слушаю вас, — нелюбезно ответил инляндец. Но ботинки оставил в покое.
— Дело в том, что у нас проблема. Есть порядка пятнадцати человек, на которых стоит блок вроде того, что вы снимали недавно. И двое темных, которые не могут дать необходимую информацию из-за такого же запрета.
— Я сейчас не способен к чтению, — раздраженно пояснил профессор очевидное.
— Я это знаю, — невозмутимо сказал Игорь. — Но, быть может, вы можете посоветовать адекватного менталиста, имеющего понятие о государственной тайне и равного вам по силе?
— Равного не посоветую, таких нет, — буркнул Тротт без какого-либо самодовольства, как саму собой разумеющуюся информацию. — Из тех, кто не получит инсульт от ловушки, могу предложить только Ксантиппу Эсперис, серенитку. Если она соизволит выехать с острова, а она этого очень не любит. Но к демонам даже ее нельзя подпускать. Или попробуйте договориться с Алмазом Григорьевичем. Но до него не добраться, как и до любого из старшей когорты — Черныша, Лакторева, Инидис, Ли Сой. Въертолакхнета тоже можете добавить к этому списку, кстати. Любой из них может помочь вам, но вряд ли возьмется. И последний вариант — запросите помощь у Йеллоувиня. Кто-то из старших прямых потомков Желтого Ученого Разума вполне способен сломать защиту. А у императора много детей.
Игорь задумался: из всех вариантов самым реальным казалось приглашение Алмаза Григорьевича Старова. Родовитые серенитки в работе были капризны, а делиться информацией с другим правящим домом представлялось возможным только в крайнем случае.
Пока Стрелковский думал, лорд Тротт, стуча каблуками ботинок по плитке пола, ушел в ванную, долго плескался там, вышел заметно посвежевший. Но все равно выглядел он очевидно нездоровым. Как человек, перенесший сильный грипп.
— У вас все? — нетерпеливо спросил профессор, аккуратно надевая пиджак.
— Да, — рассеянно ответил Стрелковский. — Лорд Тротт, если никого найти не получится… Через какое количество времени вы будете в состоянии помочь нам?
Тротт посмотрел на него как на идиота. Впрочем, он на всех так смотрел, и Игоря это не смутило.
— Игорь Иванович, я очень занятой человек. У меня катастрофически простаивают несколько проектов. Назовите мне причину, по которой я должен отложить их и помогать Управлению. Вы знаете, — добавил он мягче, — как бесконечно я благодарен за вашу помощь в прошлом, но для того чтобы в очередной раз рисковать здоровьем и дееспособностью, я хочу услышать весомый аргумент.
— Я буду должен вам услугу, — пообещал Стрелковский. Макс скривился, застыл, что-то обдумывая.
— Что вы планируете делать с демонами?
— После допроса они перейдут в отдел маграсследований. А там, сами знаете… от десяти до пятнадцати лет изоляции с запретом использовать магию.
— Есть возможность отправить их в монастырь Триединого, минуя отдел? — поинтересовался Тротт.
— Вам какой интерес? — осведомился Игорь с недоумением.
— Это в ваших интересах, — сухо ответил природник. — Любая изоляция не абсолютна, в результате они снова напитаются, и вы получите на выходе двух разрушителей, свихнувшихся от одиночных камер. В монастыре темных блокирует среда, а священники учат справляться с жаждой. Что до меня — считайте, мне их просто жаль.
Он с насмешкой посмотрел на Стрелковского, с явным скепсисом выслушавшего его «жаль», и продолжил:
— Так что, если не удастся договориться ни с кем из коллег, я могу начать в конце этой недели. Но за демонов возьмусь не раньше следующей, уж извините.
— Я не имею права принимать решения о дальнейшей судьбе Рудакова и Яковлевой, — медленно проговорил Игорь. — Но я поговорю с Тандаджи. И позвоню вам. Если дадите свой номер.
— Записывайте, — холодно ответил Тротт и продиктовал номер. — Я принимаю звонки с семи до половины восьмого утра и с шестнадцати до шестнадцати тридцати. В другое время звонить бесполезно. Кстати, как ваша напарница? Коллеги мне рассказали, что она ранена.
— Вам она понравилась, профессор? — небрежно осведомился Игорь, сохраняя номер в телефоне, и инляндец улыбнулся бледными губами, словно забавляясь.
— Я спросил из вежливости, Игорь Иванович. Однако, если вы решитесь, могу предложить ей свои регенераторы и стимуляторы. Подумайте. Поздравляю вас с титулом, кстати. Всего хорошего, полковник.
— Спасибо, — пробормотал Игорь сдержанно. — Я подумаю. И вам всего хорошего, профессор.
Майло Тандаджи, когда Игорь заглянул к нему, распекал двоих сотрудников. Бледные и взвинченные, они стояли, вытянувшись, и на лицах у них было написано только одно желание — чтобы их отпустили из этой камеры пыток побыстрее. И на Стрелковского, прервавшего монотонное втаптывание в пол агентов, упустивших организаторов контрабанды оружия, они посмотрели как на спасителя.
— Извините, господин полковник, — вежливо произнес Игорь Иванович, — я позже зайду.
— Оставайтесь, господин полковник, — в тон ему ответил начальник разведуправления, и его черные глаза насмешливо блеснули, — я уже закончил. Идите, господа, и чтобы к вечеру у меня были предложения о том, как вы собираетесь исправлять вашу ошибку.
— Так точно, — с облегчением подтвердили проштрафившиеся и поспешили удалиться, пока командир не передумал.
— Присаживайся, Игорь Иванович, — предложил Майло, а сам встал, неторопливо подошел к аквариуму покормить рыбок. — Ты по делу или соскучился?
— У меня сегодня удивительное утро, — сообщил Стрелковский, наблюдая за отчаянно бьющимися за крошки корма обитателями аквариума.
— У меня тоже, — поделился Тандаджи недовольно. — Вычислил я гаденыша, что сливал информацию о наших проверках в финансовых кругах. Ибрагимов, замначальника оперативной группы. Два года уже работал и все это время за нескромные суммы помогал заинтересованным лицам избегать проблем с Управлением безопасности. Работал через посредника, поэтому наши заговорщики его назвать и не смогли.
— И как узнал? — заинтересовался Игорь. — Счета проверял?
— Ну конечно, — сухо ответил тидусс, отряхивая руки — рыбки с надеждой следили за его движениями. — Поверить не могу, что два года у меня работал такой тупой сотрудник. Даже не на жену или кого-то из родственников, полковник, — на себя зарегистрировал.
— А как обошел магзапрет? — спросил Стрелковский, снова разворачиваясь — начальник сел за стол, зашуршал папками.
— Он в полиции до этого служил, его купили еще там, — буркнул Майло. — С ними и подписал договор, скрепленный магически. Сам знаешь, более ранний перебивает поздний. А потом попал к нам. Как особо ценный и ответственный сотрудник. Вот, сидит этот сотрудник в камере, показания дает. Клянется, что только о проверках предупреждал, сотрудников не сливал. Ну, менталист проверит, — удовлетворенно закончил он. — А у тебя что?
В дверь постучали, и на пороге появился одетый в военную форму принц-консорт Байдек. Поздоровался кратко, спросил, есть ли возможность пообщаться касательно заговора.
— Конечно, ваше высочество, — невозмутимо ответил Тандаджи. — Прошу вас, присаживайтесь. Собственно, я сам хотел вам звонить. Как раз получится мини-совещание. Игорь Иванович, что у вас? Есть подвижки с поиском менталистов?
Стрелковский кивнул и рассказал о разговоре с Троттом и предложенных вариантах.
— Теряем время, — монотонно подвел итог Майло. — И этот инляндец меня смутно беспокоит, несмотря на то что и ты за него ручаешься, и Свидерский, и на то, что он уже нам помогал. Отпустить темных в монастырь несложно, все равно после читки они уже не нужны будут. Но я не понимаю его мотивов.
— Он просто странный, — пожал плечами Игорь. — Гений, немного псих. Кто знает, что за процессы происходят в его голове? Но свои принципы у него есть, надо отдать должное. И молчать он умеет. Да и дело его глянь — чист как младенец. Для человека, который своими руками убил двоих демонов, из них одного — у меня на глазах много лет назад, он удивительно спокоен.
— Это-то и настораживает, — возразил ему Тандаджи.
— Я у вас тоже на подозрении, господин полковник? — с иронией осведомился Байдек. — Как и все граждане, не совершавшие ничего противозаконного?
Женщина сразу зацепилась за него взглядом, присмотрелась, кивнула, и он пошел навстречу.
— Анежка Витановна, доброе утро, — поздоровался полковник, принимая тяжелые сумки.
— Доброе, — согласилась старшая Дробжек, осматривая его с ног до головы. Хмыкнула и пошла рядом, несуетливо, со спокойным достоинством. И Игорь вдруг пожалел, что не купил цветов.
— Как доехали?
— А что тут ехать? — ответила северянка, рассматривая здание вокзала. — Вечером села, легла спать, утром проснулась — уже столица. У соседки девица растет смышленая, приглядит за домом и скотиной. Как Люджина?
— Скоро сможет ходить, — уверенно сказал Игорь Иванович. — Уже рвется.
— Построже ты с ней, — сурово произнесла волчья погибель, и Игорь улыбнулся, — на месте ей ой как трудно усидеть.
В машине гостья не болтала много, разглядывала дома, улицы, и он, подумав, специально сделал крюк, чтобы проехать мимо площади Победоносца и дворцового комплекса. Показал внимательно слушающей его Анежке Витановне Зеленое крыло, мелькающее сквозь деревья парка, рассказал о награде, врученной королевой.
— Ее величество по телевизору такая красавица, — охотно поддержала тему его собеседница. — А я ведь ее мать видела, — поделилась она, — когда она была совсем еще девочкой. С королем Константином приезжали в Лесовину, я тогда только-только Люджинку родила, они к нам в роддом приходили. Тоненькая была, как тростиночка, и глазища на пол-лица; лет четырнадцать ей было, а уже величественная, ровно богиня. Приветливая такая, светлая, как солнышко теплое. Надо же, надо же. Не верила я, что моя богатырша будет при королевском дворе работать. Хотя она всегда сюда рвалась. А уж когда этот переворот случился…
Она вдруг замолчала, нахмурившись.
— Ты, Игорь Иванович, почему Люджину у себя поселил?
Вопроса Стрелковский ждал, поэтому ответил без запинки:
— Ей так лечиться удобнее, а мне — присматривать. В общежитии ей бы трудно было. Вы не переживайте, Анежка Витановна, все приличия соблюдены. У нее отдельная комната на другом этаже.
— Приличия, — хмыкнула Дробжек, посмотрела на него искоса. — К честной женщине грязь не прилипает. Пожалел, значит?
Он пожал плечами, свернул на улицу, где стоял его дом.
— Скорее, искупаю свою вину, — сказал Игорь после паузы.
— Перед Люджинкой? — удивилась Анежка Витановна. — Так она боевой офицер, уже трепало ее. Привычная. Только мне никак не привыкнуть, — вздохнула она горько и очень по-матерински.
— И перед Люджиной тоже, — подтвердил Игорь Иванович и снова удостоился внимательного оценивающего взгляда.
Он довез гостью до дома — Люджина все еще спала, и ее мать, как-то вдруг посерев и постарев, без слов села на стул у кровати, погладила дочь по голове с темным ежиком отрастающих волос. Полковник, снова почувствовав неловкость, извинился тихо, сказал, что ему нужно на работу, что горничная и подготовленную комнату покажет, и завтрак принесет — и вообще, чувствуйте себя свободно, — и уехал.
Капитан Дробжек проснулась только через четыре часа. За это время ее мама успела и позавтракать, и разобрать сумки с гостинцами, и обойти дом и сад — экономка предложила показать, а она даже не подумала отказываться. И все хмурилась и качала головой, размышляя о чем-то своем, печальном. И только больше помрачнела, когда сопровождающая с гордостью поделилась новостью, что ее хозяин теперь имеет графский титул и большое имение, куда они вскорости обязательно поедут.
Горничная принесла обед на двоих в комнату Люджины и удалилась тактично, чтобы не мешать разговору. А разговор был тяжелый.
— Возвращалась бы ты домой, — говорила Анежка Витановна, глядя, как дочь ест суп, прислонившись к спинке кровати. — Изведешься ведь вся. Там лес, воздух чистый, мужики нормальные, а не как этот… жизнью побитый.
— Мам, ты же знаешь, — спокойно отозвалась капитан, — не поеду.
— Дура ты, Люджинка, — вздохнула старшая Дробжек, — да я такая же была. Уж как верила, что твой отец меня только за мою любовь в ответ полюбит. Ан нет, не случилось. Он знает?
— Догадывается, скорее всего, — сдержанно ответила дочка.
— И что? — грустно спросила Анежка Витановна, подперев щеку кулаком.
— Ничего, — коротко сообщила Люджина, отправляя в рот очередную ложку супа.
— А если так и будет ничего?
— Мам, — с укоризной попросила капитан, — ну не мучай ты меня. Для меня чудо, что я вообще с ним работаю. Вот, — усмехнулась невесело, — в дом свой меня привел. Дай мне хотя бы надеяться.
Мать сумрачно покачала головой, поглядела на вязание, лежавшее на одном из стульев. Уже угадывался будущий свитер: спинка была связана полностью, грудь — наполовину.
— Ему вяжешь?
— Да, мам. Пальцы надо разрабатывать, почему бы и нет?
Анежка Витановна снова тяжело вздохнула.
— Обидит он тебя, дочка, боюсь я за тебя. Как ты по Лесовине носилась после переворота, всё его выискивала… Эх, девка, девка. Я все надеялась, что ты познакомишься ближе и поймешь, что не твой он человек.
— Мой, — ответила Люджина твердо. — Сколько позволит, столько буду рядом, мам. И я говорила, я точно его тогда на патрулировании в машине видела. Хотела найти, укрытие предложить… Ты не переживай, я же сама вижу, что не нужна ему. Думаешь, буду навязываться? И ему будет неловко, и мне. Ему вообще никто не нужен, мам. Закрытый он, никого в душу не пускает. Вроде и шутит иногда, а взгляд тяжелый, пустой.
— Горюшко ты мое, — расстроилась старшая Дробжек. — Дурная, вон какая вымахала, а все о принцах мечтаешь.
Капитан фыркнула, засмеялась.
— Он не принц, он граф, мам.
— Да какая разница, — махнула рукой ее родительница. — Ладно, ты ешь, набирайся сил. А я тебе пока узор один покажу — вроде ничего сложного, а получается душевно и красиво.
Полковник Стрелковский, посетив утреннее совещание, прошедшее на редкость мирно, ушел к себе в кабинет и снова начал просматривать дела заговорщиков. Под воздействием штатных менталистов они рассказали все, что знали, — за исключением информации о таинственном Романе Соболевском, который засветился и в деле малолетних демонят и которому так некстати снесли голову. И, по иронии судьбы, убийца лидера заговора мог бы пролить свет на его личность — но на данный момент был не в состоянии это сделать.
Игорь поколебался, но все-таки набрал телефон терапевтического отделения королевского лазарета.
— Стрелковский, Управление, — представился он. — Подскажите, лорд Тротт еще проходит лечение? Да, да. Хм. Спасибо. Не выписывайте пока, я буду через десять минут. Нужно поговорить.
Через указанное время он уже стучался в палату к инляндцу. Тот сидел на койке, натягивая ботинки, и вид у него был крайне недовольный.
— Профессор, — без предисловий обратился к нему Игорь Иванович, и Тротт, недоуменно вскинув брови, поморщился, словно говоря «Ну а вам-то что еще нужно?». — Я не займу у вас много времени. Требуется ваша консультация.
— Слушаю вас, — нелюбезно ответил инляндец. Но ботинки оставил в покое.
— Дело в том, что у нас проблема. Есть порядка пятнадцати человек, на которых стоит блок вроде того, что вы снимали недавно. И двое темных, которые не могут дать необходимую информацию из-за такого же запрета.
— Я сейчас не способен к чтению, — раздраженно пояснил профессор очевидное.
— Я это знаю, — невозмутимо сказал Игорь. — Но, быть может, вы можете посоветовать адекватного менталиста, имеющего понятие о государственной тайне и равного вам по силе?
— Равного не посоветую, таких нет, — буркнул Тротт без какого-либо самодовольства, как саму собой разумеющуюся информацию. — Из тех, кто не получит инсульт от ловушки, могу предложить только Ксантиппу Эсперис, серенитку. Если она соизволит выехать с острова, а она этого очень не любит. Но к демонам даже ее нельзя подпускать. Или попробуйте договориться с Алмазом Григорьевичем. Но до него не добраться, как и до любого из старшей когорты — Черныша, Лакторева, Инидис, Ли Сой. Въертолакхнета тоже можете добавить к этому списку, кстати. Любой из них может помочь вам, но вряд ли возьмется. И последний вариант — запросите помощь у Йеллоувиня. Кто-то из старших прямых потомков Желтого Ученого Разума вполне способен сломать защиту. А у императора много детей.
Игорь задумался: из всех вариантов самым реальным казалось приглашение Алмаза Григорьевича Старова. Родовитые серенитки в работе были капризны, а делиться информацией с другим правящим домом представлялось возможным только в крайнем случае.
Пока Стрелковский думал, лорд Тротт, стуча каблуками ботинок по плитке пола, ушел в ванную, долго плескался там, вышел заметно посвежевший. Но все равно выглядел он очевидно нездоровым. Как человек, перенесший сильный грипп.
— У вас все? — нетерпеливо спросил профессор, аккуратно надевая пиджак.
— Да, — рассеянно ответил Стрелковский. — Лорд Тротт, если никого найти не получится… Через какое количество времени вы будете в состоянии помочь нам?
Тротт посмотрел на него как на идиота. Впрочем, он на всех так смотрел, и Игоря это не смутило.
— Игорь Иванович, я очень занятой человек. У меня катастрофически простаивают несколько проектов. Назовите мне причину, по которой я должен отложить их и помогать Управлению. Вы знаете, — добавил он мягче, — как бесконечно я благодарен за вашу помощь в прошлом, но для того чтобы в очередной раз рисковать здоровьем и дееспособностью, я хочу услышать весомый аргумент.
— Я буду должен вам услугу, — пообещал Стрелковский. Макс скривился, застыл, что-то обдумывая.
— Что вы планируете делать с демонами?
— После допроса они перейдут в отдел маграсследований. А там, сами знаете… от десяти до пятнадцати лет изоляции с запретом использовать магию.
— Есть возможность отправить их в монастырь Триединого, минуя отдел? — поинтересовался Тротт.
— Вам какой интерес? — осведомился Игорь с недоумением.
— Это в ваших интересах, — сухо ответил природник. — Любая изоляция не абсолютна, в результате они снова напитаются, и вы получите на выходе двух разрушителей, свихнувшихся от одиночных камер. В монастыре темных блокирует среда, а священники учат справляться с жаждой. Что до меня — считайте, мне их просто жаль.
Он с насмешкой посмотрел на Стрелковского, с явным скепсисом выслушавшего его «жаль», и продолжил:
— Так что, если не удастся договориться ни с кем из коллег, я могу начать в конце этой недели. Но за демонов возьмусь не раньше следующей, уж извините.
— Я не имею права принимать решения о дальнейшей судьбе Рудакова и Яковлевой, — медленно проговорил Игорь. — Но я поговорю с Тандаджи. И позвоню вам. Если дадите свой номер.
— Записывайте, — холодно ответил Тротт и продиктовал номер. — Я принимаю звонки с семи до половины восьмого утра и с шестнадцати до шестнадцати тридцати. В другое время звонить бесполезно. Кстати, как ваша напарница? Коллеги мне рассказали, что она ранена.
— Вам она понравилась, профессор? — небрежно осведомился Игорь, сохраняя номер в телефоне, и инляндец улыбнулся бледными губами, словно забавляясь.
— Я спросил из вежливости, Игорь Иванович. Однако, если вы решитесь, могу предложить ей свои регенераторы и стимуляторы. Подумайте. Поздравляю вас с титулом, кстати. Всего хорошего, полковник.
— Спасибо, — пробормотал Игорь сдержанно. — Я подумаю. И вам всего хорошего, профессор.
Майло Тандаджи, когда Игорь заглянул к нему, распекал двоих сотрудников. Бледные и взвинченные, они стояли, вытянувшись, и на лицах у них было написано только одно желание — чтобы их отпустили из этой камеры пыток побыстрее. И на Стрелковского, прервавшего монотонное втаптывание в пол агентов, упустивших организаторов контрабанды оружия, они посмотрели как на спасителя.
— Извините, господин полковник, — вежливо произнес Игорь Иванович, — я позже зайду.
— Оставайтесь, господин полковник, — в тон ему ответил начальник разведуправления, и его черные глаза насмешливо блеснули, — я уже закончил. Идите, господа, и чтобы к вечеру у меня были предложения о том, как вы собираетесь исправлять вашу ошибку.
— Так точно, — с облегчением подтвердили проштрафившиеся и поспешили удалиться, пока командир не передумал.
— Присаживайся, Игорь Иванович, — предложил Майло, а сам встал, неторопливо подошел к аквариуму покормить рыбок. — Ты по делу или соскучился?
— У меня сегодня удивительное утро, — сообщил Стрелковский, наблюдая за отчаянно бьющимися за крошки корма обитателями аквариума.
— У меня тоже, — поделился Тандаджи недовольно. — Вычислил я гаденыша, что сливал информацию о наших проверках в финансовых кругах. Ибрагимов, замначальника оперативной группы. Два года уже работал и все это время за нескромные суммы помогал заинтересованным лицам избегать проблем с Управлением безопасности. Работал через посредника, поэтому наши заговорщики его назвать и не смогли.
— И как узнал? — заинтересовался Игорь. — Счета проверял?
— Ну конечно, — сухо ответил тидусс, отряхивая руки — рыбки с надеждой следили за его движениями. — Поверить не могу, что два года у меня работал такой тупой сотрудник. Даже не на жену или кого-то из родственников, полковник, — на себя зарегистрировал.
— А как обошел магзапрет? — спросил Стрелковский, снова разворачиваясь — начальник сел за стол, зашуршал папками.
— Он в полиции до этого служил, его купили еще там, — буркнул Майло. — С ними и подписал договор, скрепленный магически. Сам знаешь, более ранний перебивает поздний. А потом попал к нам. Как особо ценный и ответственный сотрудник. Вот, сидит этот сотрудник в камере, показания дает. Клянется, что только о проверках предупреждал, сотрудников не сливал. Ну, менталист проверит, — удовлетворенно закончил он. — А у тебя что?
В дверь постучали, и на пороге появился одетый в военную форму принц-консорт Байдек. Поздоровался кратко, спросил, есть ли возможность пообщаться касательно заговора.
— Конечно, ваше высочество, — невозмутимо ответил Тандаджи. — Прошу вас, присаживайтесь. Собственно, я сам хотел вам звонить. Как раз получится мини-совещание. Игорь Иванович, что у вас? Есть подвижки с поиском менталистов?
Стрелковский кивнул и рассказал о разговоре с Троттом и предложенных вариантах.
— Теряем время, — монотонно подвел итог Майло. — И этот инляндец меня смутно беспокоит, несмотря на то что и ты за него ручаешься, и Свидерский, и на то, что он уже нам помогал. Отпустить темных в монастырь несложно, все равно после читки они уже не нужны будут. Но я не понимаю его мотивов.
— Он просто странный, — пожал плечами Игорь. — Гений, немного псих. Кто знает, что за процессы происходят в его голове? Но свои принципы у него есть, надо отдать должное. И молчать он умеет. Да и дело его глянь — чист как младенец. Для человека, который своими руками убил двоих демонов, из них одного — у меня на глазах много лет назад, он удивительно спокоен.
— Это-то и настораживает, — возразил ему Тандаджи.
— Я у вас тоже на подозрении, господин полковник? — с иронией осведомился Байдек. — Как и все граждане, не совершавшие ничего противозаконного?
