Люк никогда не любил здесь бывать. Неудивительно, что правящая династия напоминает тихих неврастеников — попробуй остаться со здоровой психикой, когда растешь в этом подавляющем тебя складе старых вещей.
Запах табака щекотал ноздри — его величество никогда не курил на людях, но, работая, баловался, и Люк чуть поморщился, вдохнув едкий приторный дымок: сам он не любил сигарет со сладким вкусом, полагая, что добавки только портят удовольствие.
— Кембритч, — наконец, холодно сказал король Инляндии, отложив бумаги, — приглашаю вас пройтись. У меня к вам разговор.
— С удовольствием, ваше величество, — учтиво ответил виконт и, подождав, пока Инландер пройдет к двери, направился за ним.
— Итак, — требовательно произнес Луциус Инландер, когда они прошли в длинную портретную галерею, опоясывающую высокий холл на втором этаже и увешанную изображениями рыжих предков нынешнего короля, и медленным шагом стали прогуливаться вдоль картин, — вы знаете, о чем я хочу с вами поговорить.
— Догадываюсь, ваше величество, — подтвердил Люк, разглядывая королевского предка в чудовищном парике и с таким же снисходительным выражением на лице, как и у взирающего на виконта монарха. Черт бы побрал этого тха-охонга, позволившего Луциусу навязать ему долг жизни.
— Речь пойдет о долгах, — вторя его мыслям, продолжал Инландер отстраненно, поглядывая вниз, в холл, через темные перила, — давних и новых. Ваш дед, герцог Дармоншир, был человеком достойным, но, как вам известно, несколько нетерпимым. — Люк вежливо склонил голову, хотя определение «несколько» покойному деду явно льстило. — Он был столпом Инляндии, верно служил моему отцу, затем мне и стал для меня не только наставником, но и другом. Перед смертью, пять лет назад, он обратился ко мне с просьбой, которую я и намерен выполнить.
Очередной Инландер на портрете пытался выглядеть грозным. Настолько, насколько может быть грозной унылая собака с обвисшей мордой.
— Он просил меня настоять на том, чтобы его внук, отказавшийся от титула из-за давней ссоры, принял его, обеспечив достойное продолжение рода Дармонширов, — добавил Луциус размеренно. — Вы же самым возмутительным образом игнорировали свой долг и мои приказы. И даже осмелились уехать из страны и принять рудложское гражданство.
— И я до сих пор являюсь подданным Рудлога, — напомнил Люк вежливо.
— Это ненадолго, — отмахнулся Луциус. — Вас ждет пакет со всеми документами о переходе к вам титула. В ближайшие дни вы обязаны посетить Дармоншир и принять дела у временного управляющего. В пятницу мы даем первый королевский бал сезона. Там я и представлю вас свету как нового герцога.
— Это все, ваше величество? — спокойно уточнил виконт. Если и правда все, то он легко отделался.
Луциус взглянул на него с иронией, и Кембритч поймал себя на мысли, что монарх совсем не так прост, как кажется.
— Нет, конечно, виконт. Мне мало удостовериться, что вы приняли титул. Раз уж вы оказались мне должны, я собираюсь стребовать все, что необходимо для выполнения данного слова. Вам необходимо жениться и произвести наследников. И чем скорее, тем лучше.
— Я не очень готов к женитьбе, ваше величество, — осторожно сообщил Люк, напрягшийся при упоминании гипотетических наследников. — Прямо скажем, совсем не готов. И если титул я приму смиренно, то здесь вынужден отказаться. Лет через пять, может быть…
— Вы же помолвлены со старшей Рудлог, — сварливо перебил его монарх.
— Это было вынужденным решением, — признался Кембритч, — и сейчас в нем нет необходимости. Тем более что ее высочество похищена и нет уверенности, что она вернется.
Они подошли к широкому зеркалу в серебряной оправе, зачем-то расположенному посреди портретной галереи. Рыжие потомки Белого вообще, похоже, питали нездоровую страсть к зеркалам. Люк глянул на себя, на короля — они были одного роста, с одинаковыми подбородками и носами. Родственники, что сказать. Хотя вся инляндская знать как горох из одного стручка — и чем ближе к трону, тем похожей.
— Она жива, Рудлоги чувствуют это. Значит, вернется рано или поздно, — ответил Луциус уверенно, — и я не советую вам упускать эту партию. Даже так: я запрещаю вам упускать эту партию. Сильнее крови вы не найдете. Однако же, если за этот месяц Ангелина Рудлог не появится, я дам вам выбор из десятка достойнейших претенденток.
— К чему такая спешка, ваше величество? — поинтересовался Люк, чувствуя, как капкан, в который его загнало обещание Его Священству, снова начинает сжиматься. Вдруг стало ощущаться обручальное кольцо на пальце и до тоскливости, до царапанья в горле захотелось напиться.
Луциус постучал длинными пальцами по зеркальной поверхности, взглянул на свое отражение, о чем-то раздумывая.
— Я скоро умру, Кембритч, — сказал он, повернулся к Люку и тяжело посмотрел ему в глаза, — и я просто закрываю долги. Твой долг — самый давний и самый весомый для меня.
— Ваше величество, вы выглядите очень здоровым, — деликатно сообщил ему Кембритч. От взгляда Инландера шутить как-то расхотелось.
— Это семейное, — отозвался Луциус. — Ты не знал? Мать не говорила?
Люк покачал головой.
— У нас бывают видения, — нехотя поделился с ним Инландер. — Поэтому я, увы, точно знаю, что мне осталось не больше года. И поэтому ты женишься, упрямец, даже если мне придется женить тебя насильно. Я, Кембритч, желаю, чтобы на моих похоронах и на коронации моего сына ты был с женой. Желательно — уже носящей твоего сына.
Напиться — прекрасная идея. Вот вернется домой и сразу приступит.
— Боюсь, ее величество Василина не очень довольна мной и вряд ли одобрит подобный брак своей сестры, — сообщил Люк доверительно, лихорадочно соображая, как бы отказаться от снова нависшей над головой петли супружества.
— Я наслышан о твоей выходке, — презрительно сказал Луциус, — как и о прочих проступках. Но сильно рассчитываю, что титул Дармонширов ты не будешь позорить подобным образом. Что касается Василины — я решу этот вопрос. Это уже не твое дело. Твое — принять титул, взять достойную жену и усердно заняться продолжением рода.
— Это все, ваше величество? — покорно повторил Люк. — После этого мой долг будет уплачен?
— Да, — подтвердил король Инляндии. — Будешь свободен, если не напорешься еще на какого-нибудь монстра и не задолжаешь мне снова. И еще, Люк, — проговорил он требовательно, поджав губы. — Веди себя пристойно. Никаких походов по борделям, никаких любовниц до свадьбы. Никаких женщин рядом. Не хочу, чтобы у Василины был повод отказать тебе, когда вернется старшая Рудлог. Вот женишься — хоть половину герцогства оприходуй. А пока — запрещаю.
Люк выслушал его с лицом, выражению которого позавидовал бы и Тандаджи, и даже улыбнулся смиренно и обещающе на словах «Не хочу, чтобы у Василины был повод отказать тебе». Откланялся очень почтительно. И поехал домой.
Напиваться.
Марина
— Не могу поверить, что раньше все это вышивали вручную, — сказала Пол, оглаживая заботливо сложенную в широкую коробку нарядную помолвочную рубаху, расшитую золотым, красным и зеленым орнаментом. — Я все пальцы исколола, пока вышила «Д» и «П». Надеюсь, Демьян оценит мои страдания.
Я, стараясь не улыбаться, оценивающе оглядела плоды Полиных трудов. «Д» — зеленым, «П» — золотом, сплетенные, размером с ладонь, вышитые на правой стороне груди, выглядели очень внушительно. И стежки были прямые, аккуратные. Почти все, за исключением некоторых участков, отчетливо говорящих о том, как периодически злилась Полли — там нить легла хаотично, торопливо и неровно.
— Он будет в восторге, — заверила я ее, и Поля скептически посмотрела на меня, на вышивку, не выдержала и расхохоталась, нервно теребя юбку скромного белого платья — свободного, с длинными рукавами, ниже колен. Она вообще с утра была на взводе, хихикала не переставая. Что же с ней будет перед свадьбой? Истерика? Вася вот была спокойна. Хотя… спокойствие ее было скорее пугающим.
— Красиво, — мечтательно произнесла Каролинка. Она сидела на кровати Полины, скрестив ноги, и наблюдала, как и все мы, за ее метаниями. — Но я бы вышила такое сама.
— Вот найдем тебе мужа, и сразу займешься, — фыркнула Пол, — а пока оставь мне мои попытки погордиться. Я неделю над ней сидела.
— А почему машинкой не сделала? Это же тоже своими руками, но дело десяти минут, — наивно полюбопытствовала Алина. Полина помрачнела, глянула на нее так, что наша умница часто-часто заморгала за стеклами очков.
— Где ж ты была неделю назад? — проворчала без пяти минут невеста. — Со своими здравыми идеями?
В дверь спальни заглянула Василина, оглядела нас — все были в белом, похожие на стайку взъерошенных голубей, — улыбнулась раскрасневшейся Полине.
— Пора, Пол. Гости ждут.
Большая семья — не только головная боль и младшие сестры, путающиеся под ногами. Это еще и целая стратегическая единица. Где бы мы ни появлялись в полном составе, всегда имели подавляющее численное преимущество.
Демьян, подтянутый, высокий, крепкий, одетый в зеленое и черное, ничуть не смущался обилию Рудлогов, заполонивших помещение перед семейной часовней. Впрочем, у него был отличный шанс отыграться на свадьбе.
Он привел с собой только матушку, вдовствующую королеву Редьялу, нянюшку, очень старенькую, почти прозрачную от прожитых лет, которая начала тихонько плакать, как только вошла в двери, да двоих мрачных типов, зверски поглядывающих на всех вокруг. Демьян представил их как своих друзей и соратников — подполковника Хиля Свенсена и капитана Ирьяна Леверхофта. Выглядели эти друзья так, будто готовы были прямо сейчас устроить драку, и поздоровались одинаково неприветливо — что-то буркнув. Впрочем, нянюшку они поддерживали со всем почтением и бережностью.
— Берманы, — прошептала Алинка деловито, когда приветствия закончились, Демьян умыкнул розовую и напряженную Полинку в угол и что-то тихо говорил ей, а остальные, кроме нас двоих, глядели на них с умилением. — Смотри, у них глаза чуть раскосые и волос на теле больше, чем у среднестатистического человека. Как у Мариана. — Мы дружно уставились на Васиного мужа. Сама Василина, стоя рядом с отцом, уже вела светский разговор с вдовствующей королевой. — И уши совсем немного отличаются формой, — продолжала Алина. — Кстати, слух у них гораздо чувствительней… ой!
Один из берманов, капитан, отвлекшись от старушки, коротко сверкнул клыками в нашу сторону.
— Невоспитанный какой, — обиженно проворчала Алинка. Я тихо давилась от смеха, наблюдая, как дрожат плечи у «невоспитанного» гостя, аккуратно сопровождающего нянюшку в часовню.
— Полюша, ты такая тихая. Идеальная берманская жена.
Фырканье.
— Наслаждайся моментом, ваше величество. Это я пока в волнении. А после свадьбы сяду на шею и не слезу.
— Не сомневаюсь, заноза моя. — Легкое касание руки. Больше нельзя — на них обращают внимание.
— Я тебе рубашку вышила.
— Правда?
— Не смей смеяться!
У Бермонта начали подрагивать губы, и четвертая принцесса возмущенно раздула ноздри.
— Обязательно надену на свадьбу, — пообещал Демьян серьезно.
— Да честно говоря, страшненько получилось, — призналась Полли потерянно. — Я всегда сбегала с уроков домоводства. Ничего-то я не умею…
— Главное умеешь, — проговорил Демьян совсем тихо — так, чтобы даже его друзья не услышали. — Как раз то, что нужно для моей жены.
— Что же? — с настороженностью поинтересовалась Пол.
— Любить меня, — прошептал будущий муж.
— И это все? — уточнила засмущавшаяся невеста, когда в помещении раздался голос священнослужителя, приглашающего гостей в часовню.
— Нет, — строго произнес Демьян, предлагая ей руку, и она кинула на него обеспокоенный взгляд. — Нужно, чтобы и я любил тебя. Вот теперь все.
В маленькой часовне, пахнущей маслами и деревом, под непрерывное всхлипывание старой няни, после положенных молитв и славословий двум божественным прародителям король Бермонта надел на руку невесте обручальную пару, и она тоже натянула ему на палец кольцо, застегнула на его запястье браслет. Родные молчали, поблескивали огнями глаза Красного, мягко светился зеленью Великий Пахарь, и Синяя Богиня, улыбаясь, смотрела на еще одну скрепляющую мир пару.
Месяц — это так недолго.
Затем было официальная фотосессия для прессы, праздничный обед и обмен подарками.
— Это рубашка на первую брачную ночь, — спокойно объясняла королева Редьяла, показывая Полине что-то объемное, сероватое, тяжелое, сшитое из очень уж сурового полотна. — По нашим обычаям, мать жениха дарит невесте право последнего испытания.
Вдовствующую королеву посадили рядом, Демьян сидел напротив, и на руке его тусклым серебром светилась обручальная пара. Девчонки вокруг с любопытством прислушивались к разговору.
— И что же это за испытание? — вежливо поинтересовалась Полина, рассматривая чудесную — совсем не как у нее — вышивку на плотной ткани. Знаки плодородия, цветы, колосья — все сплетено в изящный цветочный узор.
— Мужчина должен быть достаточно силен, чтобы порвать ее на будущей жене, — сказала королева и мечтательно, словно вспоминая что-то, улыбнулась. — Если не сможет, девушка имеет право уйти. И никто ее не осудит.
— Так ведь мать может специально выбрать некрепкую ткань, — удивилась рядом сидящая Алина.
— Да что вы, ваше высочество, — сурово сказала Редьяла Бермонт, и Алина смутилась, — это же позор. Каждая мать должна гордиться тем, что вырастила сильного сына. Раньше, в старину, такие рубахи прошивались сотнями стальных нитей. Невеста тоже должна была быть крепка, чтобы надеть ее.
— Хорошо, что сейчас никаких нитей здесь нет, — пробормотала Полли, поглаживая шершавую вышивку и поглядывая на невозмутимого жениха.
— Почему нет? — удивилась королева. — Не сотни, конечно, сорок шесть, как положено. Именно столько лет Хозяин лесов прожил со своей человеческой женой. Да вы не волнуйтесь, Полина, мне стыдиться будет нечего.
— Вот в этом я не сомневаюсь, — сказала Пол, принимая тяжеленную коробку с испытательной рубашкой и выразительно глядя на Демьяна. Пусть только попробует не порвать. Она его тогда покусает.
Он глянул укоризненно — «опять ты сомневаешься во мне, Полли», — и четвертая принцесса лукаво улыбнулась.
Обедали, хвалили прекрасные блюда, договаривались о Полининой поездке на полнолуние в Ренсинфорс — в сопровождении родных, если кто захочет, и придворных дам, чтобы даже намека на неприличное не было. Официально — знакомиться с дворцом, учить тонкости предстоящей церемонии, неофициально — чтобы Демьян мог проконтролировать очередной оборот. Обсуждали предстоящую свадьбу, возможные совместные проекты и просто общались. И почти ничем не отличался этот обед от знакомства двух любых других семей, дети которых решили связать себя узами брака.
Люк Кембритч
— Уолдред, — сказал Люк, отдавая дворецкому плащ, — бутылку коньяка мне в спальню. У нас ведь есть коньяк?
— Мы обновили запасы, — выпрямившись, с достоинством подтвердил старик, но глаза его неодобрительно поблескивали.
— Не смотрите на меня так, Уолдред, — усмехнулся Кембритч, проходя к лестнице, — а то я попрошу составить мне компанию. Я, кстати, хочу пообедать у себя.
— Увы, леди Шарлотта наверняка не одобрит моего участия, — проговорил старый слуга с видом скорбного святого. — Обед через полчаса, милорд.
Запах табака щекотал ноздри — его величество никогда не курил на людях, но, работая, баловался, и Люк чуть поморщился, вдохнув едкий приторный дымок: сам он не любил сигарет со сладким вкусом, полагая, что добавки только портят удовольствие.
— Кембритч, — наконец, холодно сказал король Инляндии, отложив бумаги, — приглашаю вас пройтись. У меня к вам разговор.
— С удовольствием, ваше величество, — учтиво ответил виконт и, подождав, пока Инландер пройдет к двери, направился за ним.
— Итак, — требовательно произнес Луциус Инландер, когда они прошли в длинную портретную галерею, опоясывающую высокий холл на втором этаже и увешанную изображениями рыжих предков нынешнего короля, и медленным шагом стали прогуливаться вдоль картин, — вы знаете, о чем я хочу с вами поговорить.
— Догадываюсь, ваше величество, — подтвердил Люк, разглядывая королевского предка в чудовищном парике и с таким же снисходительным выражением на лице, как и у взирающего на виконта монарха. Черт бы побрал этого тха-охонга, позволившего Луциусу навязать ему долг жизни.
— Речь пойдет о долгах, — вторя его мыслям, продолжал Инландер отстраненно, поглядывая вниз, в холл, через темные перила, — давних и новых. Ваш дед, герцог Дармоншир, был человеком достойным, но, как вам известно, несколько нетерпимым. — Люк вежливо склонил голову, хотя определение «несколько» покойному деду явно льстило. — Он был столпом Инляндии, верно служил моему отцу, затем мне и стал для меня не только наставником, но и другом. Перед смертью, пять лет назад, он обратился ко мне с просьбой, которую я и намерен выполнить.
Очередной Инландер на портрете пытался выглядеть грозным. Настолько, насколько может быть грозной унылая собака с обвисшей мордой.
— Он просил меня настоять на том, чтобы его внук, отказавшийся от титула из-за давней ссоры, принял его, обеспечив достойное продолжение рода Дармонширов, — добавил Луциус размеренно. — Вы же самым возмутительным образом игнорировали свой долг и мои приказы. И даже осмелились уехать из страны и принять рудложское гражданство.
— И я до сих пор являюсь подданным Рудлога, — напомнил Люк вежливо.
— Это ненадолго, — отмахнулся Луциус. — Вас ждет пакет со всеми документами о переходе к вам титула. В ближайшие дни вы обязаны посетить Дармоншир и принять дела у временного управляющего. В пятницу мы даем первый королевский бал сезона. Там я и представлю вас свету как нового герцога.
— Это все, ваше величество? — спокойно уточнил виконт. Если и правда все, то он легко отделался.
Луциус взглянул на него с иронией, и Кембритч поймал себя на мысли, что монарх совсем не так прост, как кажется.
— Нет, конечно, виконт. Мне мало удостовериться, что вы приняли титул. Раз уж вы оказались мне должны, я собираюсь стребовать все, что необходимо для выполнения данного слова. Вам необходимо жениться и произвести наследников. И чем скорее, тем лучше.
— Я не очень готов к женитьбе, ваше величество, — осторожно сообщил Люк, напрягшийся при упоминании гипотетических наследников. — Прямо скажем, совсем не готов. И если титул я приму смиренно, то здесь вынужден отказаться. Лет через пять, может быть…
— Вы же помолвлены со старшей Рудлог, — сварливо перебил его монарх.
— Это было вынужденным решением, — признался Кембритч, — и сейчас в нем нет необходимости. Тем более что ее высочество похищена и нет уверенности, что она вернется.
Они подошли к широкому зеркалу в серебряной оправе, зачем-то расположенному посреди портретной галереи. Рыжие потомки Белого вообще, похоже, питали нездоровую страсть к зеркалам. Люк глянул на себя, на короля — они были одного роста, с одинаковыми подбородками и носами. Родственники, что сказать. Хотя вся инляндская знать как горох из одного стручка — и чем ближе к трону, тем похожей.
— Она жива, Рудлоги чувствуют это. Значит, вернется рано или поздно, — ответил Луциус уверенно, — и я не советую вам упускать эту партию. Даже так: я запрещаю вам упускать эту партию. Сильнее крови вы не найдете. Однако же, если за этот месяц Ангелина Рудлог не появится, я дам вам выбор из десятка достойнейших претенденток.
— К чему такая спешка, ваше величество? — поинтересовался Люк, чувствуя, как капкан, в который его загнало обещание Его Священству, снова начинает сжиматься. Вдруг стало ощущаться обручальное кольцо на пальце и до тоскливости, до царапанья в горле захотелось напиться.
Луциус постучал длинными пальцами по зеркальной поверхности, взглянул на свое отражение, о чем-то раздумывая.
— Я скоро умру, Кембритч, — сказал он, повернулся к Люку и тяжело посмотрел ему в глаза, — и я просто закрываю долги. Твой долг — самый давний и самый весомый для меня.
— Ваше величество, вы выглядите очень здоровым, — деликатно сообщил ему Кембритч. От взгляда Инландера шутить как-то расхотелось.
— Это семейное, — отозвался Луциус. — Ты не знал? Мать не говорила?
Люк покачал головой.
— У нас бывают видения, — нехотя поделился с ним Инландер. — Поэтому я, увы, точно знаю, что мне осталось не больше года. И поэтому ты женишься, упрямец, даже если мне придется женить тебя насильно. Я, Кембритч, желаю, чтобы на моих похоронах и на коронации моего сына ты был с женой. Желательно — уже носящей твоего сына.
Напиться — прекрасная идея. Вот вернется домой и сразу приступит.
— Боюсь, ее величество Василина не очень довольна мной и вряд ли одобрит подобный брак своей сестры, — сообщил Люк доверительно, лихорадочно соображая, как бы отказаться от снова нависшей над головой петли супружества.
— Я наслышан о твоей выходке, — презрительно сказал Луциус, — как и о прочих проступках. Но сильно рассчитываю, что титул Дармонширов ты не будешь позорить подобным образом. Что касается Василины — я решу этот вопрос. Это уже не твое дело. Твое — принять титул, взять достойную жену и усердно заняться продолжением рода.
— Это все, ваше величество? — покорно повторил Люк. — После этого мой долг будет уплачен?
— Да, — подтвердил король Инляндии. — Будешь свободен, если не напорешься еще на какого-нибудь монстра и не задолжаешь мне снова. И еще, Люк, — проговорил он требовательно, поджав губы. — Веди себя пристойно. Никаких походов по борделям, никаких любовниц до свадьбы. Никаких женщин рядом. Не хочу, чтобы у Василины был повод отказать тебе, когда вернется старшая Рудлог. Вот женишься — хоть половину герцогства оприходуй. А пока — запрещаю.
Люк выслушал его с лицом, выражению которого позавидовал бы и Тандаджи, и даже улыбнулся смиренно и обещающе на словах «Не хочу, чтобы у Василины был повод отказать тебе». Откланялся очень почтительно. И поехал домой.
Напиваться.
Марина
— Не могу поверить, что раньше все это вышивали вручную, — сказала Пол, оглаживая заботливо сложенную в широкую коробку нарядную помолвочную рубаху, расшитую золотым, красным и зеленым орнаментом. — Я все пальцы исколола, пока вышила «Д» и «П». Надеюсь, Демьян оценит мои страдания.
Я, стараясь не улыбаться, оценивающе оглядела плоды Полиных трудов. «Д» — зеленым, «П» — золотом, сплетенные, размером с ладонь, вышитые на правой стороне груди, выглядели очень внушительно. И стежки были прямые, аккуратные. Почти все, за исключением некоторых участков, отчетливо говорящих о том, как периодически злилась Полли — там нить легла хаотично, торопливо и неровно.
— Он будет в восторге, — заверила я ее, и Поля скептически посмотрела на меня, на вышивку, не выдержала и расхохоталась, нервно теребя юбку скромного белого платья — свободного, с длинными рукавами, ниже колен. Она вообще с утра была на взводе, хихикала не переставая. Что же с ней будет перед свадьбой? Истерика? Вася вот была спокойна. Хотя… спокойствие ее было скорее пугающим.
— Красиво, — мечтательно произнесла Каролинка. Она сидела на кровати Полины, скрестив ноги, и наблюдала, как и все мы, за ее метаниями. — Но я бы вышила такое сама.
— Вот найдем тебе мужа, и сразу займешься, — фыркнула Пол, — а пока оставь мне мои попытки погордиться. Я неделю над ней сидела.
— А почему машинкой не сделала? Это же тоже своими руками, но дело десяти минут, — наивно полюбопытствовала Алина. Полина помрачнела, глянула на нее так, что наша умница часто-часто заморгала за стеклами очков.
— Где ж ты была неделю назад? — проворчала без пяти минут невеста. — Со своими здравыми идеями?
В дверь спальни заглянула Василина, оглядела нас — все были в белом, похожие на стайку взъерошенных голубей, — улыбнулась раскрасневшейся Полине.
— Пора, Пол. Гости ждут.
Большая семья — не только головная боль и младшие сестры, путающиеся под ногами. Это еще и целая стратегическая единица. Где бы мы ни появлялись в полном составе, всегда имели подавляющее численное преимущество.
Демьян, подтянутый, высокий, крепкий, одетый в зеленое и черное, ничуть не смущался обилию Рудлогов, заполонивших помещение перед семейной часовней. Впрочем, у него был отличный шанс отыграться на свадьбе.
Он привел с собой только матушку, вдовствующую королеву Редьялу, нянюшку, очень старенькую, почти прозрачную от прожитых лет, которая начала тихонько плакать, как только вошла в двери, да двоих мрачных типов, зверски поглядывающих на всех вокруг. Демьян представил их как своих друзей и соратников — подполковника Хиля Свенсена и капитана Ирьяна Леверхофта. Выглядели эти друзья так, будто готовы были прямо сейчас устроить драку, и поздоровались одинаково неприветливо — что-то буркнув. Впрочем, нянюшку они поддерживали со всем почтением и бережностью.
— Берманы, — прошептала Алинка деловито, когда приветствия закончились, Демьян умыкнул розовую и напряженную Полинку в угол и что-то тихо говорил ей, а остальные, кроме нас двоих, глядели на них с умилением. — Смотри, у них глаза чуть раскосые и волос на теле больше, чем у среднестатистического человека. Как у Мариана. — Мы дружно уставились на Васиного мужа. Сама Василина, стоя рядом с отцом, уже вела светский разговор с вдовствующей королевой. — И уши совсем немного отличаются формой, — продолжала Алина. — Кстати, слух у них гораздо чувствительней… ой!
Один из берманов, капитан, отвлекшись от старушки, коротко сверкнул клыками в нашу сторону.
— Невоспитанный какой, — обиженно проворчала Алинка. Я тихо давилась от смеха, наблюдая, как дрожат плечи у «невоспитанного» гостя, аккуратно сопровождающего нянюшку в часовню.
***
— Полюша, ты такая тихая. Идеальная берманская жена.
Фырканье.
— Наслаждайся моментом, ваше величество. Это я пока в волнении. А после свадьбы сяду на шею и не слезу.
— Не сомневаюсь, заноза моя. — Легкое касание руки. Больше нельзя — на них обращают внимание.
— Я тебе рубашку вышила.
— Правда?
— Не смей смеяться!
У Бермонта начали подрагивать губы, и четвертая принцесса возмущенно раздула ноздри.
— Обязательно надену на свадьбу, — пообещал Демьян серьезно.
— Да честно говоря, страшненько получилось, — призналась Полли потерянно. — Я всегда сбегала с уроков домоводства. Ничего-то я не умею…
— Главное умеешь, — проговорил Демьян совсем тихо — так, чтобы даже его друзья не услышали. — Как раз то, что нужно для моей жены.
— Что же? — с настороженностью поинтересовалась Пол.
— Любить меня, — прошептал будущий муж.
— И это все? — уточнила засмущавшаяся невеста, когда в помещении раздался голос священнослужителя, приглашающего гостей в часовню.
— Нет, — строго произнес Демьян, предлагая ей руку, и она кинула на него обеспокоенный взгляд. — Нужно, чтобы и я любил тебя. Вот теперь все.
В маленькой часовне, пахнущей маслами и деревом, под непрерывное всхлипывание старой няни, после положенных молитв и славословий двум божественным прародителям король Бермонта надел на руку невесте обручальную пару, и она тоже натянула ему на палец кольцо, застегнула на его запястье браслет. Родные молчали, поблескивали огнями глаза Красного, мягко светился зеленью Великий Пахарь, и Синяя Богиня, улыбаясь, смотрела на еще одну скрепляющую мир пару.
Месяц — это так недолго.
Затем было официальная фотосессия для прессы, праздничный обед и обмен подарками.
— Это рубашка на первую брачную ночь, — спокойно объясняла королева Редьяла, показывая Полине что-то объемное, сероватое, тяжелое, сшитое из очень уж сурового полотна. — По нашим обычаям, мать жениха дарит невесте право последнего испытания.
Вдовствующую королеву посадили рядом, Демьян сидел напротив, и на руке его тусклым серебром светилась обручальная пара. Девчонки вокруг с любопытством прислушивались к разговору.
— И что же это за испытание? — вежливо поинтересовалась Полина, рассматривая чудесную — совсем не как у нее — вышивку на плотной ткани. Знаки плодородия, цветы, колосья — все сплетено в изящный цветочный узор.
— Мужчина должен быть достаточно силен, чтобы порвать ее на будущей жене, — сказала королева и мечтательно, словно вспоминая что-то, улыбнулась. — Если не сможет, девушка имеет право уйти. И никто ее не осудит.
— Так ведь мать может специально выбрать некрепкую ткань, — удивилась рядом сидящая Алина.
— Да что вы, ваше высочество, — сурово сказала Редьяла Бермонт, и Алина смутилась, — это же позор. Каждая мать должна гордиться тем, что вырастила сильного сына. Раньше, в старину, такие рубахи прошивались сотнями стальных нитей. Невеста тоже должна была быть крепка, чтобы надеть ее.
— Хорошо, что сейчас никаких нитей здесь нет, — пробормотала Полли, поглаживая шершавую вышивку и поглядывая на невозмутимого жениха.
— Почему нет? — удивилась королева. — Не сотни, конечно, сорок шесть, как положено. Именно столько лет Хозяин лесов прожил со своей человеческой женой. Да вы не волнуйтесь, Полина, мне стыдиться будет нечего.
— Вот в этом я не сомневаюсь, — сказала Пол, принимая тяжеленную коробку с испытательной рубашкой и выразительно глядя на Демьяна. Пусть только попробует не порвать. Она его тогда покусает.
Он глянул укоризненно — «опять ты сомневаешься во мне, Полли», — и четвертая принцесса лукаво улыбнулась.
Обедали, хвалили прекрасные блюда, договаривались о Полининой поездке на полнолуние в Ренсинфорс — в сопровождении родных, если кто захочет, и придворных дам, чтобы даже намека на неприличное не было. Официально — знакомиться с дворцом, учить тонкости предстоящей церемонии, неофициально — чтобы Демьян мог проконтролировать очередной оборот. Обсуждали предстоящую свадьбу, возможные совместные проекты и просто общались. И почти ничем не отличался этот обед от знакомства двух любых других семей, дети которых решили связать себя узами брака.
Люк Кембритч
— Уолдред, — сказал Люк, отдавая дворецкому плащ, — бутылку коньяка мне в спальню. У нас ведь есть коньяк?
— Мы обновили запасы, — выпрямившись, с достоинством подтвердил старик, но глаза его неодобрительно поблескивали.
— Не смотрите на меня так, Уолдред, — усмехнулся Кембритч, проходя к лестнице, — а то я попрошу составить мне компанию. Я, кстати, хочу пообедать у себя.
— Увы, леди Шарлотта наверняка не одобрит моего участия, — проговорил старый слуга с видом скорбного святого. — Обед через полчаса, милорд.
