-- Не умирай!
-- Я живу, я шепчу твое имя.
Не провожай, просто я исчезаю в постскриптум...
* * *
Так хочется просто быть девочкой, черт возьми
Я ненавижу женщин с размером ноль
И в голове, и в лифчике. Их пароль –
Тонкие сигареты, высокие каблуки.
Руки у них быстры, языки легки.
Огромные джипы и толстые кошельки
Они получают на чай за свои грехи.
И даже не за грехи – за грешки, шажки,
Мыслишки, бельишко, платьишки и чулки,
За слезки, незнашки и прочие мимими…
А ты вся такая умная, черт возьми,
Свободная, ломовая, практичная (два плюс два),
Гордая (что научилась сводить едва
Концы с концами, в долг уже не берешь),
Паришься, крутишься, как на аркане вошь,
Тянешь его, себя, по утрам не пьешь,
Работаешь так, что соседей бросает в дрожь
От мысли: как можно выжить… А ты живешь
И даже пишешь картины, повести и стихи,
И ночью бродишь мыслями средь стихий,
Мечтаешь в сущности о совсем простом:
Чтобы плечо, за плечами – дом,
А на плечах – неглупая голова,
И чтобы ты была не всегда права,
И чтобы он прощал все твои грехи…
Да не грехи же в сущности – так грешки,
Мыслишки, бельишко, платьишки и чулки,
Все слезки, незнашки и прочие мимими…
…Так хочется просто быть девочкой, черт возьми…
Ещё Саша Клабдисче:
Jedem das seine
Муттер и Фатер гордятся Отто. Рост за два метра, глаза как сталь,
Тело, осанка, манеры -- что ты, впору сниматься у Риффеншталь.
Он побеждает на скачках конских, Вагнера темы поет на бис,
Даже стреляет по-македонски. Белая бестия, as it is.
Но каждую ночь
из тумана глядя
черными дырами мертвых глаз
Отто является фройлян Надя в платье сатиновом.
Был приказ --
Каждый изловленный партизайне должен висеть на суку. И вот,
Отто с улыбкой "Jedem das seine" пойманных русских к допросу ждет.
В двери Надежду впихнули грубо. Отто глядит на нее свысока.
Наде семнадцать, разбиты губы, кровь на сатине, в глазах тоска.
Делу, увы, не помочь слезами.
Слышно -- солдаты копают рвы.
Отто вздыхает -- йедем дас зайне. Милая фройлян, мне жаль, увы.
Вдруг исчезает тоска во взгляде, зал погрузился на миг во тьму.
Прыгнув, на Отто повисла Надя, в ухо гадюкой шипит ему:
"Что, офицер, не боишься мести? Нынче я стану твоей судьбой.
Мы теперь будем цузаммен, вместе. Слышишь? Отныне навек с тобой."
Надю за волосы тащат к вязу, в бабушкин, с детства знакомый, двор,
Где ожидает, к суку привязан, быстрый веревочный приговор.
"Шнапсу бы... Водки бы... Не иначе -- стопку с товарищем вечерком".
Отто стирает рукой дрожащей Надину кровь со щеки платком.
Водка ли, шнапс ли, исповедальня – все бесполезно. Опять в ночи
Надя из курской деревни дальней смотрит на Отто, а он молчит.
Наденька шепчет "Jedem das seine!". Отто хрипит, воздух ловит ртом.
Дойче овчарка глядит на хозяина, длинным виляет, скуля, хвостом.
Был же приказ и была задача... Йедем дас зайне. В окне рассвет
Надя уходит. А Отто плачет
Семьдесят долгих кошмарных лет.
* **
Саша Кладбисче:
Не смейте трогать бронзовых солдат!
Не смейте трогать бронзовых солдат!
Как больно то, что нет сегодня силы,
Чтоб защитила братские могилы
От рук, «совком» клеймящих всех подряд!
Да эти пацаны – «отцы и деды» –
Они не за советский красный флаг –
За знамя кровью пОлитой победы
Шли на врага, кишки зажав в кулак!
Боец, сложивший голову от пули
В аду под Курском пятого июля
В игре политиканов виноват?
Не смейте трогать бронзовых солдат!
В той бронзе деток нерожденных души.
И перед тем, как памятник разрушить –
Ты в бронзовые посмотри глаза:
Там деда кровь, там бабушки слеза,
А я не понимаю, не приемлю –
Могилы разрывать? Наверно, ад
Уже давно пришел сюда, на землю.
Не смейте трогать бронзовых солдат! –
И злость адреналином бьет по вене…
Мой дед был в сорок пятом ранен в Вене
Чтоб сын его – а значит, мой отец
Не стал рабом под сапогом у фрица,
Чтоб не горели печи Аушвица,
Чтоб небо не горело, наконец…
Чтоб снова страшный не настал июнь,
А вышло так, что сволочь недобита.
Простите, вы, из бронзы и гранита –
Вы за живых отдали жизнь свою:
За всех – и тех, кто вас ругает тоже.
Не за медаль, вождей или парад –
А мы и мертвым отплатить не можем.
Не разрушайте бронзовых солдат…
...Саша Кладбисче:
Сказка о мечтателе
Фло хочет быть манекенщицей, Фил – врачом.
Фредди – пожарным, а Полли – сажать цветы.
Майк – полицейским, Дрю – гонщиком-лихачом.
Элисон – выиграть все конкурсы красоты.
Джек говорит: – Я вырасту моряком.
Лиз говорит: – Меня ждет большой балет!
Моррис молчит, в кармане своем тайком
Крепко сжимает магический амулет.
Моррис всегда молчит о своих мечтах,
Разве поймут? Ведь обидят и засмеют...
Он говорит с котами, и знает как
Дождь вызывать, и как прогонять змею,
Знает, в какой день луны вышивать крестом
лучше на шелке от призраков оберег.
Знает, что тролли ждут путников под мостом,
Что упыри не любят бегущих рек,
Что, наизнанку натягивая пальто,
Можно в лесу уйти от любых погонь.
Моррис не будет пожарником, но зато
Знает слова, что погасят легко огонь.
С чокнутым в школе не хочет никто играть;
Сложно с уроков домой не идти в слезах.
Клеем намажут стул, разорвут тетрадь,
Или засунут камни ему в рюкзак.
Сотни подколок, тычков и обидных рож
Будто хотят довести его до черты!
Моррис молчит.
Унижения, боль...
Ну, что ж,
Время придет – и исполнятся все мечты.
Фло снова с пузом; кредиты, горшки, обед.
Моет полы в больнице уборщик Фил.
Фредди не взяли в пожарные – диабет,
Съехал с катушек от горя – так крепко пил.
Майк в окружной тюрьме отбывает срок.
Полли аллергик – и близко нельзя к пыльце!
Дрю на машине разбился (теперь без ног),
Элисон с ним – десять швов на ее лице.
Плавая, Джек подхватил в Сингапуре СПИД.
Лиз не в балете танцует, а у шеста.
Моррис молчит. Амулет на груди висит.
Видишь, мечты сбываются.
Красота.
* * *
Саша Кладбисче:
Мара и Лес
Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.
Мара в лесу с рассвета до темноты: знает все знаки, травы и все цветы;
кто б, как она, лесную тропу прочел? Знает, как мед добывают у диких пчел,
знает, где ягод много и где грибы, знает, где нужный корень для ворожбы,
кормит с ладони белочек и зайчат.
Мать и отец на Мару опять кричат, вечно они укоряют ее вдвоем:
- Снова до ночи шаталась в лесу своем? Сватал Иванко, и Штефан к тебе ходил,
ну а тебе только лес твой проклятый мил. Что твои ягоды, что нам твой дикий мед?
Замуж упырь из чащи тебя возьмет? Девке уже к восемнадцати, самый цвет!
Марушка тихо им говорит в ответ:
- Чем я негодна вам, чем я нехороша? Разве дурнее других у меня душа?
Разве не для людей я в глуши лесов травы ищу лечебные? На засов
Можете запирать – все равно уйду; мне же без леса – хуже житья в аду.
Чем за немилого – правду вам говорю – лучше пойду в чащу темную к упырю.
Только ни мать не разжалобить, ни отца. Дочь отдают за Драгоша-кузнеца.
Может, не самый красивый из всех парней, но работящий, и справиться может с ней.
Дурь-то лесную повыбьет из головы!
Мара рыдает. За окнами крик совы. Что натворили вы, матушка и отец,
Завтра идти за нелюба под венец… Заперта в горнице девка на три замка,
Пусть посидит да проплачется пусть пока.
Лес за окошком виднеется вдалеке. Травы лесные сжимаются в кулаке,
Кровь на ладони – из шелка закрыть платком… Льются слова заклятием-шепотком:
- Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.
Марушка в платье – прекрасная, что княжна, статью красива, движениями нежна,
А что глаза заплаканы – не беда, стерпится скоро, слюбится, как всегда,
Будет, как велено, плачь ли, не плачь навзрыд. Дьякон у церкви уже, дома стол накрыт,
Вот и народ собрался, и ждет жених… Мара-невеста сквозь слезы глядит на них,
Шепчет, лесную сжимая в руке траву…
Что это? Нешто всем грезится наяву? С роду никто не видел таких чудес.
С места поднялся и двинулся темный лес, кругом деревни – мрачен сомкнулся, лют!
И перепуганный видит такое люд:
Тучи стянулись, и в ночь обернулся день. А по дороге из леса струится тень.
«Что твои ягоды, что нам твой дикий мед, замуж упырь из чащи тебя возьмет»?
Так и случилось – верь ли, не верь глазам, дух из чащобы за Марой явился сам.
Темень накрыла деревню на полчаса; в темени даже не слышались голоса,
Мрак разлетелся, как черное вороньё… Где же невеста, куда увели её?
Бабы кричат, кто-то вилы схватил, топор…
Марушку больше не видел никто с тех пор.
Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.
..Саша БесТ:
Максимально близко
Никто не прознает, что издревле в нас заложено.
Все мы пребываем заведомо в группе риска.
Держите друзей своих близко, как только можете.
Пусть будут они, мой сеньор, максимально близко.
Пусть слушают ваши мечты и глядят восторженно.
Подносят вам терпкий коньяк, согревают ночью.
Держите оружие твердо, как только можете.
Пусть служит оно, мой сеньор вам любовью волчьей.
Все просто как мир, только мы обожаем сложности.
С нас требует кровь постоянно стоять на грани.
Держите любимых так крепко, как только можете.
И, да, так положено, милые сердцу ранят.
Я вновь откажусь от вина, что вы мне предложите.
Быть может, на все это просто наложим вето?
Держите свой разум холодным, как только можете.
Хотя, в этом точно, не мне вам давать советы.
Ведь я не пророк - я не знаю, как в жизни сложится.
Стрела рассекла эту ночь ястребиным свистом.
Держите врагов своих близко, как только можете.
Держите меня, мой сеньор, максимально близко.
* * *
Саша БесТ:
История про Кошку и ее Человека
В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Он был построен в какой-то там –надцатый век.
Рядом жила ослепительно-черная Кошка
Кошка, которую очень любил Человек.
Нет, не друзья. Кошка просто его замечала –.
Чуточку щурилась, будто смотрела на свет
Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало!
Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет»
Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла
Гладить себя. На колени садилась сама.
В парке однажды она с Человеком гуляла
Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.
Выла соседка, сирена… Неслась неотложка.
Что же такое творилось у всех в голове?
Кошка молчала. Она не была его кошкой.
Просто так вышло, что… то был ее Человек.
Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела.
Кротко ждала, когда в окнах появится свет.
Просто сидела. И даже слегка поседела.
Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»
В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Минус семь жизней. И минус еще один век.
Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?»
«Кошки не ждут…Глупый, глупый ты мой Человек»
* * *
Саша БесТ:
Вставай-ка, царевна, пора собирать тряпье
Вставай-ка, царевна, пора собирать тряпье
Тебе восемнадцать, погода прекрасна для мая.
Прощаться с отцом? Да он даже тебя не узнает…
Он несколько весен подряд беспробудно пьет.
Бери все, что ценно: игрушки, кота, пальто,
Цветные фломастеры, книгу, бумажного змея.
Все важное сердце подскажет, а я не сумею.
Про паспорт и деньги забудь - заберешь потом.
Запомни одно: как пойдешь – не смотри назад.
Чтоб встретиться взглядом с одним яснооким эмиром.
Который, склонив пред собою три четверти мира,
Полюбит тебя за свободу в твоих глазах.
Захочешь родить ему сына, родится дочь.
Пророчество как полнолуние – четко по плану.
Любовь – это то, что наносит душевные раны.
И ты, обернувшись волчицей, уходишь в ночь.
Супруг твой от горя уж несколько весен пьет.
А дочь твоя словно прекрасный цветок подрастает
И я, как вожак нашей серой породистой стаи
Велю ей: «Царевна, пора собирать тряпье».
* * *
Саша БесТ:
Один старик писал с меня Мадонну
Один старик писал с меня Мадонну
По просьбе преподобного отца
Тот говорил: «Глаза твои бездонны.
Прекрасней нет ни тела, ни лица.
Ты рождена… Нет – соткана из света,
Ведь сам Господь тебя благословил.
Печальный агнец в лапах злого ветра…
Ты создана для жертвенной любви.
Ты ночью приходи ко мне молиться, -
Шептал он мне, - отдайся, наконец!
Я помогу тебе с Пути не сбиться»
- Побойтесь Бога, пресвятой отец!
Он побледнел. Сердито стиснул зубы.
Перекрестился. Сплюнул. Отошел.
А я смотрела с отвращеньем, грубо,
На то, как он набросил капюшон.
Художнику небрежно, как обычно,
Он приказал закончить мой портрет
А мне он бросил сухо и цинично:
«Таких как ты сжигают на костре!»
* * *
Саша БесТ:
Ведьмы умеют плакать
Февраль. Фонари как всегда утопают во тьме.
А в городе снег все такой же прозрачно-синий.
Ты чувствуешь слабость, но Мир вдруг отрезал: «Не смей!
Ты разве забыла, что ведьма должна быть сильной?»
Легла на ковер, потянулась, закрыла глаза.
… и так надоело во всем и всегда быть первой.
Гадала на принца, но Мир, усмехаясь, сказал:
«Ты разве забыла, что ведьма должна быть стервой?»
Полночи без снов, а с рассветом почти что без сил
Открыла глаза, ненавидя людей и утро.
Ты злилась на солнце, а Мир беззаботно спросил:
«Ты разве забыла, что ведьма должна быть мудрой?»
Дороги и тропы истоптаны черным котом.
А в городе дождь и промерзлая эта слякоть.
Шутила сквозь слезы, когда я напомнил о том…
«Ты разве забыла, что ведьмы умеют плакать?»
...Юлия Олефир:
Никогда не бывает поздно,
Но бывает «уже не надо»,
Нету смысла смотреть на звезды,
В ожидании звездопада…
Все случится само собою,
Лишь расслабься, лови течение,
Тем, кто хочет готов быть к бою,
Не бывает легко в учении!
Я себя много лет искала,
Чтоб понять, что мне в жизни надо.
Как же много я дней потеряла,
В ожидании звездопада!
Жизнь одна! Ее нужно любить,
Не смотря на печали и муки,
Если так ты научишься жить,
Звезды сами падут тебе в руки…
Юлия Олефир
Осень в городе
Рыжих листьев букет...Это глупый сентябрьский тренд,
И у грецких орехов такие красивые ядра...
Чтобы снять в нашем фильме банально-простой хеппи энд,
Режиссеру, увы, не хватило последнего кадра.
Осень в городе вечно на всех навевает тоску,
Окна теплых кафе зазывают к себе на какао,
Дав мне главную роль, режиссер, безусловно, рискнул,
Только ты не подвел, ты мне выкрикнул громкое "Браво".
Желтых листьев клочки так безвкусно украсили двор,
Этот город, как шут, во все краски опять нарядился,
Легкий грим на лице...Освещенье, хлопушка, "мотор"!
Только ты не играл, ты в меня безнадежно влюбился.
Мелкий дождь...И сентябрь, как опытный жрец,
Окропил этот город рябиновой красною кровью...
Чтобы снять в этом фильме безумно красивый конец,
Не хватило таланта, пришлось отыграться любовью...
Юлия Олефир .
Люби меня...
А ты люби меня, пожалуйста, отчаянно,
-- Я живу, я шепчу твое имя.
Не провожай, просто я исчезаю в постскриптум...
* * *
Так хочется просто быть девочкой, черт возьми
Я ненавижу женщин с размером ноль
И в голове, и в лифчике. Их пароль –
Тонкие сигареты, высокие каблуки.
Руки у них быстры, языки легки.
Огромные джипы и толстые кошельки
Они получают на чай за свои грехи.
И даже не за грехи – за грешки, шажки,
Мыслишки, бельишко, платьишки и чулки,
За слезки, незнашки и прочие мимими…
А ты вся такая умная, черт возьми,
Свободная, ломовая, практичная (два плюс два),
Гордая (что научилась сводить едва
Концы с концами, в долг уже не берешь),
Паришься, крутишься, как на аркане вошь,
Тянешь его, себя, по утрам не пьешь,
Работаешь так, что соседей бросает в дрожь
От мысли: как можно выжить… А ты живешь
И даже пишешь картины, повести и стихи,
И ночью бродишь мыслями средь стихий,
Мечтаешь в сущности о совсем простом:
Чтобы плечо, за плечами – дом,
А на плечах – неглупая голова,
И чтобы ты была не всегда права,
И чтобы он прощал все твои грехи…
Да не грехи же в сущности – так грешки,
Мыслишки, бельишко, платьишки и чулки,
Все слезки, незнашки и прочие мимими…
…Так хочется просто быть девочкой, черт возьми…
***************
Ещё Саша Клабдисче:
Jedem das seine
Муттер и Фатер гордятся Отто. Рост за два метра, глаза как сталь,
Тело, осанка, манеры -- что ты, впору сниматься у Риффеншталь.
Он побеждает на скачках конских, Вагнера темы поет на бис,
Даже стреляет по-македонски. Белая бестия, as it is.
Но каждую ночь
из тумана глядя
черными дырами мертвых глаз
Отто является фройлян Надя в платье сатиновом.
Был приказ --
Каждый изловленный партизайне должен висеть на суку. И вот,
Отто с улыбкой "Jedem das seine" пойманных русских к допросу ждет.
В двери Надежду впихнули грубо. Отто глядит на нее свысока.
Наде семнадцать, разбиты губы, кровь на сатине, в глазах тоска.
Делу, увы, не помочь слезами.
Слышно -- солдаты копают рвы.
Отто вздыхает -- йедем дас зайне. Милая фройлян, мне жаль, увы.
Вдруг исчезает тоска во взгляде, зал погрузился на миг во тьму.
Прыгнув, на Отто повисла Надя, в ухо гадюкой шипит ему:
"Что, офицер, не боишься мести? Нынче я стану твоей судьбой.
Мы теперь будем цузаммен, вместе. Слышишь? Отныне навек с тобой."
Надю за волосы тащат к вязу, в бабушкин, с детства знакомый, двор,
Где ожидает, к суку привязан, быстрый веревочный приговор.
"Шнапсу бы... Водки бы... Не иначе -- стопку с товарищем вечерком".
Отто стирает рукой дрожащей Надину кровь со щеки платком.
Водка ли, шнапс ли, исповедальня – все бесполезно. Опять в ночи
Надя из курской деревни дальней смотрит на Отто, а он молчит.
Наденька шепчет "Jedem das seine!". Отто хрипит, воздух ловит ртом.
Дойче овчарка глядит на хозяина, длинным виляет, скуля, хвостом.
Был же приказ и была задача... Йедем дас зайне. В окне рассвет
Надя уходит. А Отто плачет
Семьдесят долгих кошмарных лет.
* **
Саша Кладбисче:
Не смейте трогать бронзовых солдат!
Не смейте трогать бронзовых солдат!
Как больно то, что нет сегодня силы,
Чтоб защитила братские могилы
От рук, «совком» клеймящих всех подряд!
Да эти пацаны – «отцы и деды» –
Они не за советский красный флаг –
За знамя кровью пОлитой победы
Шли на врага, кишки зажав в кулак!
Боец, сложивший голову от пули
В аду под Курском пятого июля
В игре политиканов виноват?
Не смейте трогать бронзовых солдат!
В той бронзе деток нерожденных души.
И перед тем, как памятник разрушить –
Ты в бронзовые посмотри глаза:
Там деда кровь, там бабушки слеза,
А я не понимаю, не приемлю –
Могилы разрывать? Наверно, ад
Уже давно пришел сюда, на землю.
Не смейте трогать бронзовых солдат! –
И злость адреналином бьет по вене…
Мой дед был в сорок пятом ранен в Вене
Чтоб сын его – а значит, мой отец
Не стал рабом под сапогом у фрица,
Чтоб не горели печи Аушвица,
Чтоб небо не горело, наконец…
Чтоб снова страшный не настал июнь,
А вышло так, что сволочь недобита.
Простите, вы, из бронзы и гранита –
Вы за живых отдали жизнь свою:
За всех – и тех, кто вас ругает тоже.
Не за медаль, вождей или парад –
А мы и мертвым отплатить не можем.
Не разрушайте бронзовых солдат…
*******************
...Саша Кладбисче:
Сказка о мечтателе
Фло хочет быть манекенщицей, Фил – врачом.
Фредди – пожарным, а Полли – сажать цветы.
Майк – полицейским, Дрю – гонщиком-лихачом.
Элисон – выиграть все конкурсы красоты.
Джек говорит: – Я вырасту моряком.
Лиз говорит: – Меня ждет большой балет!
Моррис молчит, в кармане своем тайком
Крепко сжимает магический амулет.
Моррис всегда молчит о своих мечтах,
Разве поймут? Ведь обидят и засмеют...
Он говорит с котами, и знает как
Дождь вызывать, и как прогонять змею,
Знает, в какой день луны вышивать крестом
лучше на шелке от призраков оберег.
Знает, что тролли ждут путников под мостом,
Что упыри не любят бегущих рек,
Что, наизнанку натягивая пальто,
Можно в лесу уйти от любых погонь.
Моррис не будет пожарником, но зато
Знает слова, что погасят легко огонь.
С чокнутым в школе не хочет никто играть;
Сложно с уроков домой не идти в слезах.
Клеем намажут стул, разорвут тетрадь,
Или засунут камни ему в рюкзак.
Сотни подколок, тычков и обидных рож
Будто хотят довести его до черты!
Моррис молчит.
Унижения, боль...
Ну, что ж,
Время придет – и исполнятся все мечты.
Фло снова с пузом; кредиты, горшки, обед.
Моет полы в больнице уборщик Фил.
Фредди не взяли в пожарные – диабет,
Съехал с катушек от горя – так крепко пил.
Майк в окружной тюрьме отбывает срок.
Полли аллергик – и близко нельзя к пыльце!
Дрю на машине разбился (теперь без ног),
Элисон с ним – десять швов на ее лице.
Плавая, Джек подхватил в Сингапуре СПИД.
Лиз не в балете танцует, а у шеста.
Моррис молчит. Амулет на груди висит.
Видишь, мечты сбываются.
Красота.
* * *
Саша Кладбисче:
Мара и Лес
Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.
Мара в лесу с рассвета до темноты: знает все знаки, травы и все цветы;
кто б, как она, лесную тропу прочел? Знает, как мед добывают у диких пчел,
знает, где ягод много и где грибы, знает, где нужный корень для ворожбы,
кормит с ладони белочек и зайчат.
Мать и отец на Мару опять кричат, вечно они укоряют ее вдвоем:
- Снова до ночи шаталась в лесу своем? Сватал Иванко, и Штефан к тебе ходил,
ну а тебе только лес твой проклятый мил. Что твои ягоды, что нам твой дикий мед?
Замуж упырь из чащи тебя возьмет? Девке уже к восемнадцати, самый цвет!
Марушка тихо им говорит в ответ:
- Чем я негодна вам, чем я нехороша? Разве дурнее других у меня душа?
Разве не для людей я в глуши лесов травы ищу лечебные? На засов
Можете запирать – все равно уйду; мне же без леса – хуже житья в аду.
Чем за немилого – правду вам говорю – лучше пойду в чащу темную к упырю.
Только ни мать не разжалобить, ни отца. Дочь отдают за Драгоша-кузнеца.
Может, не самый красивый из всех парней, но работящий, и справиться может с ней.
Дурь-то лесную повыбьет из головы!
Мара рыдает. За окнами крик совы. Что натворили вы, матушка и отец,
Завтра идти за нелюба под венец… Заперта в горнице девка на три замка,
Пусть посидит да проплачется пусть пока.
Лес за окошком виднеется вдалеке. Травы лесные сжимаются в кулаке,
Кровь на ладони – из шелка закрыть платком… Льются слова заклятием-шепотком:
- Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.
Марушка в платье – прекрасная, что княжна, статью красива, движениями нежна,
А что глаза заплаканы – не беда, стерпится скоро, слюбится, как всегда,
Будет, как велено, плачь ли, не плачь навзрыд. Дьякон у церкви уже, дома стол накрыт,
Вот и народ собрался, и ждет жених… Мара-невеста сквозь слезы глядит на них,
Шепчет, лесную сжимая в руке траву…
Что это? Нешто всем грезится наяву? С роду никто не видел таких чудес.
С места поднялся и двинулся темный лес, кругом деревни – мрачен сомкнулся, лют!
И перепуганный видит такое люд:
Тучи стянулись, и в ночь обернулся день. А по дороге из леса струится тень.
«Что твои ягоды, что нам твой дикий мед, замуж упырь из чащи тебя возьмет»?
Так и случилось – верь ли, не верь глазам, дух из чащобы за Марой явился сам.
Темень накрыла деревню на полчаса; в темени даже не слышались голоса,
Мрак разлетелся, как черное вороньё… Где же невеста, куда увели её?
Бабы кричат, кто-то вилы схватил, топор…
Марушку больше не видел никто с тех пор.
Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.
*****************
..Саша БесТ:
Максимально близко
Никто не прознает, что издревле в нас заложено.
Все мы пребываем заведомо в группе риска.
Держите друзей своих близко, как только можете.
Пусть будут они, мой сеньор, максимально близко.
Пусть слушают ваши мечты и глядят восторженно.
Подносят вам терпкий коньяк, согревают ночью.
Держите оружие твердо, как только можете.
Пусть служит оно, мой сеньор вам любовью волчьей.
Все просто как мир, только мы обожаем сложности.
С нас требует кровь постоянно стоять на грани.
Держите любимых так крепко, как только можете.
И, да, так положено, милые сердцу ранят.
Я вновь откажусь от вина, что вы мне предложите.
Быть может, на все это просто наложим вето?
Держите свой разум холодным, как только можете.
Хотя, в этом точно, не мне вам давать советы.
Ведь я не пророк - я не знаю, как в жизни сложится.
Стрела рассекла эту ночь ястребиным свистом.
Держите врагов своих близко, как только можете.
Держите меня, мой сеньор, максимально близко.
* * *
Саша БесТ:
История про Кошку и ее Человека
В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Он был построен в какой-то там –надцатый век.
Рядом жила ослепительно-черная Кошка
Кошка, которую очень любил Человек.
Нет, не друзья. Кошка просто его замечала –.
Чуточку щурилась, будто смотрела на свет
Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало!
Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет»
Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла
Гладить себя. На колени садилась сама.
В парке однажды она с Человеком гуляла
Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.
Выла соседка, сирена… Неслась неотложка.
Что же такое творилось у всех в голове?
Кошка молчала. Она не была его кошкой.
Просто так вышло, что… то был ее Человек.
Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела.
Кротко ждала, когда в окнах появится свет.
Просто сидела. И даже слегка поседела.
Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»
В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Минус семь жизней. И минус еще один век.
Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?»
«Кошки не ждут…Глупый, глупый ты мой Человек»
* * *
Саша БесТ:
Вставай-ка, царевна, пора собирать тряпье
Вставай-ка, царевна, пора собирать тряпье
Тебе восемнадцать, погода прекрасна для мая.
Прощаться с отцом? Да он даже тебя не узнает…
Он несколько весен подряд беспробудно пьет.
Бери все, что ценно: игрушки, кота, пальто,
Цветные фломастеры, книгу, бумажного змея.
Все важное сердце подскажет, а я не сумею.
Про паспорт и деньги забудь - заберешь потом.
Запомни одно: как пойдешь – не смотри назад.
Чтоб встретиться взглядом с одним яснооким эмиром.
Который, склонив пред собою три четверти мира,
Полюбит тебя за свободу в твоих глазах.
Захочешь родить ему сына, родится дочь.
Пророчество как полнолуние – четко по плану.
Любовь – это то, что наносит душевные раны.
И ты, обернувшись волчицей, уходишь в ночь.
Супруг твой от горя уж несколько весен пьет.
А дочь твоя словно прекрасный цветок подрастает
И я, как вожак нашей серой породистой стаи
Велю ей: «Царевна, пора собирать тряпье».
* * *
Саша БесТ:
Один старик писал с меня Мадонну
Один старик писал с меня Мадонну
По просьбе преподобного отца
Тот говорил: «Глаза твои бездонны.
Прекрасней нет ни тела, ни лица.
Ты рождена… Нет – соткана из света,
Ведь сам Господь тебя благословил.
Печальный агнец в лапах злого ветра…
Ты создана для жертвенной любви.
Ты ночью приходи ко мне молиться, -
Шептал он мне, - отдайся, наконец!
Я помогу тебе с Пути не сбиться»
- Побойтесь Бога, пресвятой отец!
Он побледнел. Сердито стиснул зубы.
Перекрестился. Сплюнул. Отошел.
А я смотрела с отвращеньем, грубо,
На то, как он набросил капюшон.
Художнику небрежно, как обычно,
Он приказал закончить мой портрет
А мне он бросил сухо и цинично:
«Таких как ты сжигают на костре!»
* * *
Саша БесТ:
Ведьмы умеют плакать
Февраль. Фонари как всегда утопают во тьме.
А в городе снег все такой же прозрачно-синий.
Ты чувствуешь слабость, но Мир вдруг отрезал: «Не смей!
Ты разве забыла, что ведьма должна быть сильной?»
Легла на ковер, потянулась, закрыла глаза.
… и так надоело во всем и всегда быть первой.
Гадала на принца, но Мир, усмехаясь, сказал:
«Ты разве забыла, что ведьма должна быть стервой?»
Полночи без снов, а с рассветом почти что без сил
Открыла глаза, ненавидя людей и утро.
Ты злилась на солнце, а Мир беззаботно спросил:
«Ты разве забыла, что ведьма должна быть мудрой?»
Дороги и тропы истоптаны черным котом.
А в городе дождь и промерзлая эта слякоть.
Шутила сквозь слезы, когда я напомнил о том…
«Ты разве забыла, что ведьмы умеют плакать?»
*********************
...Юлия Олефир:
Никогда не бывает поздно,
Но бывает «уже не надо»,
Нету смысла смотреть на звезды,
В ожидании звездопада…
Все случится само собою,
Лишь расслабься, лови течение,
Тем, кто хочет готов быть к бою,
Не бывает легко в учении!
Я себя много лет искала,
Чтоб понять, что мне в жизни надо.
Как же много я дней потеряла,
В ожидании звездопада!
Жизнь одна! Ее нужно любить,
Не смотря на печали и муки,
Если так ты научишься жить,
Звезды сами падут тебе в руки…
*********************************************************************
Юлия Олефир
Осень в городе
Рыжих листьев букет...Это глупый сентябрьский тренд,
И у грецких орехов такие красивые ядра...
Чтобы снять в нашем фильме банально-простой хеппи энд,
Режиссеру, увы, не хватило последнего кадра.
Осень в городе вечно на всех навевает тоску,
Окна теплых кафе зазывают к себе на какао,
Дав мне главную роль, режиссер, безусловно, рискнул,
Только ты не подвел, ты мне выкрикнул громкое "Браво".
Желтых листьев клочки так безвкусно украсили двор,
Этот город, как шут, во все краски опять нарядился,
Легкий грим на лице...Освещенье, хлопушка, "мотор"!
Только ты не играл, ты в меня безнадежно влюбился.
Мелкий дождь...И сентябрь, как опытный жрец,
Окропил этот город рябиновой красною кровью...
Чтобы снять в этом фильме безумно красивый конец,
Не хватило таланта, пришлось отыграться любовью...
***********************************************
Юлия Олефир .
Люби меня...
А ты люби меня, пожалуйста, отчаянно,
