Пролог
Мужские руки гладили мое тело уверенно и со знанием дела. Алое платье уже лежало на полу, а я слышала тяжёлое дыхание мужчины. Его губы нежно коснулись плеча и я томно застонала. Скажи ещё месяц назад, что я буду вести себя так с мужиком, который вылез из старого зеркала, Я назвала бы его сумасшедшим Его губы, теплые и влажные, медленно скользили по моей шее, оставляя за собой огненный след. Я зажмурилась, наслаждаясь этим неожиданным, запретным удовольствием. Его прикосновения, несмотря на некоторую грубоватость, были невероятно чувственными, полными какой-то древней, животной силы. Он пах древесными смолами и чем-то еще – землей, может быть, или старой магической пылью. Запах был странным, но завораживающим, притягивающим, как сирена, зовущая в пучину.
Его руки, сильные и жилистые, продолжали свое исследование моей кожи. Они были грубы, но не жестоки; каждое движение было наполнено нежным вниманием, как будто он изучал самое ценное сокровище. Я чувствовала, как мурашки бегут по моей спине, как тепло разливается по всему телу, заставляя забыть обо всем, кроме этого момента, этого непостижимого, волшебного прикосновения.
Он приподнял мое лицо за подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом. Его глаза – темные, глубокие, как бездонные колодцы – были полны такого желания, такой страсти, что меня пронзило до дрожи. В них я увидела нечто древнее, потустороннее, что-то, что существовало за пределами нашего мира, за пределами моего понимания. Это было одновременно пугающе и невероятно притягательно.
Его поцелуй был медленным, глубоким, полным неизведанной страсти. Я ответила ему с той же силой, с той же неистовой жаждой, забыв о всех своих сомнениях и страхах. В этот момент не существовало ни зеркала, ни странного мужчины, ни моего здравого смысла. Были только мы двое, погруженные в вихрь чувств, с головой бросившиеся в это волнующее, запретное приключение.
- Лиза, -прошептал он, на мгновение отпуская меня.- Ты
должна была сделать другой выбор. Зазеркалье Аррена-не то место, где
может выжить слабая девушка.
Я смотрела него и молчала. Выбор был сделан, а бабушкино зеркало, единственный способ попасть домой, разбито. И разбила его именно я
Глава 1.
История началась с зеркала в старинной, резной раме, в полный рост. Бабушка принесла его из дома соседа, который распродавал старые вещи после смерти хозяина. Бабушка утверждала, что зеркало обладает магическими свойствами и должно принадлежать нашей семье. Мы жили в загородном доме с газом и даже ванной, который построил мой отец перед своей гибелью в автокатастрофе. Эта трагедия была болезненной темой для меня и мамы, мы предпочитали о ней не говорить, и даже бабушка, которая никогда не отличалась тактом, на этот раз хранила молчание. При этом стоит отметить, что она и при жизни отца не питала к нему тёплых чувств.
Он высмеивал ее знание трав и тягу к колдовству и считал, что у нее не все дома.
Странно, что экзальтированная и ветренная мать связалась с громогласным, весёлым и очень шумным человеком, который не верил ни в бога, ни в черта.
И у них появилась я, Лиза Новосёлова. Мне было шесть лет, когда отца не стало. Я помнила русую бороду, громкий смех и теплые руки, которые обнимали меня. Для маленькой Лизы он был лучшим отцом на свете. Для Лизы двадцати шести лет, пережившей неудачный гражданский брак, он просто стал ещё одной потерей.
Сейчас я работала журналистом в небольшой, но уважаемой газете, специализирующейся на городских новостях. Моя квартира, маленькая и уютная, была полной противоположностью шумного дома моего детства. Там, в старом доме с резными наличниками и скрипучей лестницей, пахло травами и чем-то сладковато-терпким, запах, который я до сих пор ассоциировала с мамой и с тем туманным миром, в который она так часто уходила. Мама, в отличие от отца, верила во все на свете, кроме, пожалуй, здравого смысла. Она готовила настои от всех болезней, гадала на картах Таро и утверждала, что может общаться с духами. Папа, конечно, все это высмеивал, но ей это было только в радость. Их различие было столь же ярким, как солнце и луна.
После смерти отца мама стала ещё более замкнутой, погрузившись в свой мир трав и заговоров. Я пыталась найти общий язык, но наша связь трещала по швам. Мои попытки расспросить ее о детстве, о том, как они познакомились с отцом, оставались безуспешными. Она отвечала уклончиво, замыкаясь в себе еще больше. Вместо откровений я получала лишь настойки из каких-то неведомых трав.
Мой гражданский брак с Дмитрием распался так же внезапно, как и начался. Он оказался человеком несерьезным, преследующим лишь сиюминутные интересы. Мы прожили вместе три года, и это были три года постоянных конфликтов и недопонимания. Он не принимал мою связь с мамой, называя ее "сумасшедшей женщиной". Это особенно задевало меня, ведь мама, несмотря на свои странности, всегда была любящей и заботливой. Ради нее я часто откладывала свои амбиции, помогая ей по хозяйству и стараясь примирить ее с реальностью.
Расставание оставило глубокий след. Я поняла, что не могу больше жить в нерешительности и постоянном страхе перед будущим. Мне нужно было что-то изменить. Работа в газете, хоть и приносила стабильный доход, не заполняла пустоту в моей душе. Однажды, листая старые семейные фотографии, я нашла пожелтевший альбом с засушенными травами и пометками на старомодном языке. Это был гербарий мамы, содержащий записи о лечебных свойствах растений. В них была вся ее жизнь, вся ее тайная мудрость, на которую я раньше не обращала внимания, считая это безделицей.
Прода от 21.04.2025, 22:33
Именем магического триумвирата и милостью его императора Радорга Первого бунтовщику Кристоферу Рансу из дома Агоран сохраняется жизнь. Но он обречён на заключение в Зазеркалье Аррена на пятьдесят лет. Приговор приводится в исполнении немедленно, - маг в маске и темном балахоне закончил читать и бросил свиток под ноги Кристоферу. Все, это конец. Он рискнул всем, но не смог отстоять правды. То, что вселилось в императора, ловко обвело вокруг пальца придворных магов и даже великий триумвират Кристоферу Ранс, казалось, не хватало воздуха. Пятьдесят лет. Пятьдесят лет в Зазеркалье Аррена, месте, о котором ходили легенды, полные ужаса и невероятного. Он ожидал смерти, быстрой и чистой, но это… это было хуже. Пятидесятилетнее мучение в неизвестности. Он поднял взгляд на мага, скрытого маской и темным балахоном – фигура, олицетворяющая бесстрастную силу императорской воли. Свиток, брошенный к его ногам, шелестел на каменном полу, как приговор, вынесенный не судьей, а самой судьбой.
Руки связали, и Кристофер почувствовал, как его подхватывают двое крепких воинов, одетых в стальную броню. Они несли его по коридору, пропитанному запахом старой магии и смерти. Кристофер успел заметить на стенах странные символы, похожие на застывшие молнии, которые казались пульсирующими в полумраке. Сердце колотилось, предчувствуя не просто заключение, а нечто гораздо более жуткое.
Зазеркалье Аррена оказалось не темным подземельем, каким он его себе представлял. Это был мир, отражающий реальность, но искаженный, превращенный в причудливый лабиринт. Зеркала, повсюду зеркала, отражающие не только окружающее, но и скрытые глубины души. Каждый коридор менял своё направление, каждая комната превращалась в другую, как в кошмаре. Он шёл по нескончаемому туннелю, стены которого были покрыты изумрудной зеленью, растительностью, которая казалась одновременно и прекрасной, и угрожающей.
Его привели в камеру, больше похожую на сад, запертый стеклянной стеной. За ней расстилалась бескрайняя лужайка, цвета вечной весны. Но эта красота обманывала. В воздухе витал дурманящий аромат, а на лужайке росли цветы ярких, неестественных оттенков. Кристофер знал, что это ловушка, красивая, смертельная ловушка.
Дни превратились в недели, недели в месяцы. Зазеркалье влияло на разум, медленно, исподволь. Он видел свои отражения, искаженные, искаженные не только внешне, но и внутренне. Он видел себя предателем, трусом, и это было хуже любых пыток. Он пытался бороться, пытался сопротивляться, но магия Зазеркалья просачивалась в его сознание, изменяя его восприятие реальности.
Однажды он увидел в своём отражении не себя, а фигуру императора Радорга, но лицо его было искажено гримасой боли и отчаяния. Он понял, что та сущность, вселившаяся в императора, была не просто силой, а частью Зазеркалья, которое использовало Радорга как сосуд. Кристофер увидел, как император пытается бороться, как он мучается, увязнув в той же ловушке, что и он сам.
Тогда, в глубинах искажённого отражения, он нашел ключ к спасению – не для себя, но для Императора. Он понял, что пятьдесят лет – это не срок его заключения, а срок, за который можно изменить ситуацию изнутри, вылечить императора. Путь будет долгим, сложным, но Кристофер Ранс, даже в Зазеркалье Аррена, не собирался сдаваться. Он знал, что только он, бунтовщик, осужденный на пятьдесят лет в этом искажённом мире, может спасти не только себя, но и своего императора от этой ужасающей силы. Его заключение превратилось в миссию, задача которого больше не сводилась к банальному выживанию. Он должен был спасти Радорга Первого, и через него – весь мир.
Прода от 24.04.2025, 22:51
Ну что дуреха, наигралась во взрослую жизнь? Приехала раны зализывать. А я тебе сказала, что пустозвон твой Димка. Уж коли так приглянулся, могла бы и зельем любовным опоить! -заявила бабушка с порога, не успела я ещё сумки разобрать. Весеннее майское солнце проникало сквозь витражное окно и бабушка стояла в ореоле радужного света. Ворчливая, резкая, но дико любимая
- Бабуль, ну что ты, - вздохнула я, ставя сумку на пол, - не драматизируй. Просто… немного устала. Димка… он не пустозвон, просто… мы разные.
Бабушка фыркнула, переводя взгляд с моего лица на пыльные позолоченые часы, висящие над камином. Часы, пережившие не одну семейную драму, тикали с невозмутимым достоинством.
- Разные? Девочка моя, это отговорки незрелого человека. И жадного. Он тебе даже букета не подарил на день рождения .Даже простой ромашки!
Я опустила глаза. Действительно, ничего. И расстались как чужие. Только сухое "Прости, я не готов". В этих словах скрывалась вся пустота наших отношений, вся его нерешительность и бесхребетность.
- Не готов, - пробормотала я, чувствуя как слезы подступают к глазам. - К чему он не готов, бабушка? К ответственности? К любви? Или просто к тому, чтобы признать, что я была права всё это время?
Бабушка подошла ко мне, положила свою грубую руку мне на плечо. В её взгляде не было прежней резкости, только сочувствие и глубокая мудрость, накопленная за долгие годы.
- Не плачь, душенька. Это не конец света. Просто ещё один урок. Урок того, что настоящая любовь - это не только бабочки в животе, но и взаимное уважение, поддержка и готовность работать над отношениями. А этот твой Димка… он больше похож на одуванчик, красивый с виду, но пустой внутри. Ветер подул – и рассыпался.
Она подвела меня к окну, показывая на распускающиеся майские цветы в саду.
- Смотри, - сказала она, - сколько красоты вокруг. Жизнь продолжается, и ты ещё встретишь своего человека. Того, кто будет ценить тебя, беречь тебя, и для которого ты будешь не просто красивой картинкой, а целым миром. А сейчас - забудь про этого одуванчика. Поешь моего борща, поспи, отдохни. А завтра начнём жить заново. И знай, любовное зелье не поможет, это я в сердцах сказала. Лучше всякого зелья – это твоя сильная душа и любовь к себе. Вот это то, что никогда тебя не подведёт. Полюбишь себя, станешь уважать и мир пошлет тебе вторую половинку. Защитит тебя. Безверие в себя -самая страшная вещь.
Прода от 04.05.2025, 09:38
-Рассталась с Дмитрием? Я не удивлена! - мама вернулась из сада с охапкой нарциссов и ландышей. Растения, можно сказать, слушались ее, росли в огромном количестве и дома глаз радовали яркие букеты.
- Почему? -настороженно спросила я. - -Таро сказали, что он не твой суженный. Луна выпала, а это несбыточные иллюзии.
-Мама, -простонала я. - мне и так плохо, можно без Таро обойтись. Ты меня просто можешь пожалеть!
Мама вздохнула, её лицо, обычно сияющее жизнерадостностью, помрачнело. Она села на край дивана, аккуратно ставя букеты на журнальный столик. Аромат нарциссов и ландышей, обычно такой приятный, сейчас казался мне удушающим, напоминая о сладкой лжи, в которую я так легко поверила.
- Дочка, я понимаю, тебе больно, - сказала мама, её голос был тише обычного, словно она боялась потревожить мою боль. - Но Таро – это не просто гадание. Это инструмент, который помогает увидеть скрытые вещи, подсказки судьбы. Луна в раскладе – это не всегда плохо, но в твоём случае… она указала на нестабильность, иллюзии, на то, что чувства Дмитрия не так глубоки, как тебе кажется.
Я отвернулась, не желая смотреть на неё. Слёзы жгли глаза, горло сжималось от невыносимой тоски. Дмитрий… его нежные прикосновения, его смех, его обещания… всё это теперь казалось призрачным, нереальным, как мираж в пустыне.
- Мама, я любила его! - прошептала я, голос срывался. - Как можно просто так отказаться от любви, от надежды на счастье? Ты не имеешь права…
- Я не отказываю тебе в любви, дорогая, - мягко ответила мама, взяв мою руку. - Я хочу, чтобы ты была счастлива, по-настоящему счастлива. А с Дмитрием… я вижу риски, вижу пустую трату времени. Этот расклад подтвердил мои опасения. Он не готов к серьёзным отношениям, он играет, а ты… ты заслуживаешь настоящей, глубокой любви.
Она рассказала о раскладе подробнее, о карте Луны, о символах, которые указали на неискренность Дмитрия, на его нерешительность, на его склонность к лёгким связям. Она говорила спокойно, рационально, но я не могла услышать ничего, кроме своей боли. Все её аргументы казались мне жалкими попытками обосновать неизбежное разочарование.
В глубине души я понимала, что мама права. Были моменты, мельчайшие знаки, которые я упорно игнорировала, заглушая их голос своим желанием верить. Его постоянные отговорки, неясность его планов на будущее, его нерешительность… теперь всё это сложилось в печальную мозаику.
Мама не настаивала, не пыталась убедить меня силой. Она просто была рядом, держала мою руку, позволяя мне пролить слёзы на её плечо. Она приготовила тёплый чай с мёдом и лимоном, и мы просто сидели в тишине, слушая как за окном шумит ветер.
