Чернавка. А ты подмечала, что с зеркальцем мачеха твоя говорила только наедине, когда никого рядом нет? Она больше всего боялась красоты лишиться, вот мудрец-лекарь её и научил: как тревога одолеет, спроси зеркальце – и сама ответь себе за него, изменив голос, "Я на свете всех милее!", сразу успокоишься. Кто-то услышал невзначай, что вроде как двое беседуют, – вот и слух пошёл.
Царевна. Как же проста отгадка оказывается, когда тебе всё расскажут и объяснят!
Чернавка. Очень ей это помогало… но до поры до времени.
Царевна. А потом что стряслось?
Чернавка. Я, царевна, не подруга задушевная госпоже была, лишь покорная раба, мысли свои сокровенные она мне не поверяла. Расскажу как понимаю, не обессудь, а верно ли поняла – бог весть.
Царевна. Ох, не скромничай, голубушка. Ты и разумна, и приметлива, суждению твоему верить можно.
Чернавка. Спасибо на добром слове, государыня. Прости дерзость мою… (берёт руку царевны и целует, царевна мягко отстраняется). О чём я речь-то вела… ах, да! Пока ты росла, царевна, она старалась лишний раз тебя не видеть, потому как – хочешь верь, хочешь нет – сразу вспоминала, как матушку твою отравила и как та почти на руках у неё умирала. Грех душу тяготил.
Царевна (резко). Может, и тяготил… Но от другого греха не сберёг! Матушка, сама того не ведая, ей дорогу перешла – а я чем прогневала?!
Чернавка. Молодостью своей. Тем, что твоя краса расцветала, а её – вянуть стала. Так случилось, что ненароком услыхала я, как царь-батюшка сказывал ей: мол, какого дочери-красавице жениха хорошего сыскал, завтра девичник, за ним скоро свадебка, глядишь, и детушки пойдут, будет, кому престол передать, коль сынка-наследника самому бог не дал вовремя – а теперь уж что говорить, срок почти прошёл. Царице как ножом по сердцу это слова пришлись, особливо потому, что ближние бояре батюшке-царю не раз до того пеняли – царица, мол, неплодна, надо бы ей в монастырь, постриг принять, а царю другую взять. Да она бы рада была родить, но чрево больно слабое было, не держало, и ничем эту хворь не исправить было. После разговора весь день не ела она ничего, всю ночь без сна проворочалась, то и дело плакала, от того голову разломило – не порадовало её зеркальце в то утро. И на пущую беду увидела она, когда девки ей косу расчёсывали-плели, седой волосок… Перестал помогать её заговор.
Царевна. Но ведь если бы я умерла – она не помолодела бы!
Чернавка. Да. Но, убив, она не видела бы перед собой тебя – здоровую, тебя – красивую, тебя – молодую, тебя – детную, тебя – безгрешную. Такую, какой она сама не была никогда.
Царевна (после паузы). Видно, лекарь тот, какой бы ни был мудрец, тело мачехе излечить сумел, а душа так и осталась покалечена… жалкая она. И всё одно не пойму её…
Чернавка. И не надо.
Царевна. А ты? Почему ты меня не погубила? Тебе ведь могло тяжело прийтись, что наказ не исполнила…
Чернавка. Не захотела. В душе-то я всегда тебя любила. Хоть и не подпускали к тебе, но издалека украдкою смотрела, голосок твой милый слышала – и душа радовалась А царица… я тебе так скажу, царевна, – она от страха совсем ума лишилась. Все ж только и говорили, как так случилось, что дочка царская пропала, вот и стало ей казаться, что царь-батюшка от тоски и тревоги охладел к ней, что люди на неё кивают, смотрят с подозрением. Тут на беду молва пошла, что у семи богатырей в тереме откуда не возьмись появилась девица-красавица. Может, я чем себя выдала ненароком, не ведаю, но она вдруг на меня как буря налетела – я уж не чаяла живой остаться. Рогаткой грозила… испугалась я и призналася во всём.
Царевна. Бедная моя…
Чернавка. Вот так и пришлось тебе то яблочко налитое поднести, потому как положила царица иль мне не жить, иль тебя погубить. Я так рассудила: пусть думает, что умерла ты, успокоится маленько, а то, глядишь, нашла бы она иную оказию и если не я с ядом, так лихой человек с железом подкрался бы. А царю-батюшке открыться не решилась, он бы царице, жене любезной, всяко больше поверил бы, чем девке-чернавке.
Царевна. Умно, голубушка, придумала, умно.
Чернавка. Одного боялась до смерти – как бы не похоронили тебя братья-богатыри… но тут бог миловал, обошлось. Они – лесовики, тоже кой-что понимают. Хотела поискать случая и жениху твоему, королевичу, подать весточку. Он-то тогда далеко был, в поисках по белу свету скакал.
Царевна. Искал далеко, а нашёл близко.
Чернавка (улыбается). Добрый ветер помог.
Царевна (с лукавинкой). Не подскажешь, как тот ветер звать-величать? А то, небось, веет на просторе и ведать не ведает, что о нём вздыхают…
Чернавка. Ах, о чём ты, государыня!..
Царевна (с лукавинкой). Молчу, молчу! (Посерьёзнев) Ещё одно спрошу, а ты ответь без страха, никто не узнает и тебя винить не станет. Мачеха моя и впрямь сама от тоски умерла… иль ты помогла?
Чернавка. Не пришлось помогать. Как поняла она, что жива ты, что козни напрасно строила – затосковала смертно, свет белый немил стал. Вот тогда ей последний раз зелье и пригодилось, такое же, каким твою матушку напоила.
Царевна. Что же, может, так оно и к лучшему, что сама решилась, а не батюшке пришлось… (Помолчав) Рада я, что ты мне поведала всё и без утайки. Так ведь?
Чернавка. Как на духу, государыня.
Царевна. На любовь и доброту твою сердечную хочу, душа моя, ответить лаской. Скажи, чем могу тебя пожаловать, чем порадовать?
Чернавка (встает, прижимает руки к груди). Об одном попрошу – не прогоняй меня, позволь служить тебе верой и правдой!
Царевна (тоже встаёт). Будь по-твоему. Служи, только не как раба сенная, а как девица вольная, служанка ближняя. (Чернавка тихо вскрикивает и низко кланяется) А как вернется царь-батюшка, мы с королевичем, супругом моим, в свой город отправимся, из тех, что в приданое дадены, – станешь там моей ключницей.
Чернавка. Царевна, добра ты сверх меры, но о том не пожалеешь! (Снова кланяется в пояс.)
Царевна (со смешком). Вот девки-то мои раскудахчутся! Да и пусть их.
Чернавка. А если королевич рассердится? Не жалует он меня…
Царевна. Так ему наплели, что ты меня в лес волкам свела, вот и грозен был. А как правду узнает – сам повинится и благодарить станет.
Слышен стук, дверь приоткрывается, забегают 1-я и 2-я девицы.
1-я девица. Государыня, супруг твой, королевич, возвернулся!
2-я девица (выглядывая из-за 1-й девицы). Хочет тебя повидать, матушка!
Царевна. Лёгок на помине, сокол быстрокрылый! (Чернавке) Ты иди пока, к вечеру позову (Чернавка кланяется и выскальзывает в сени. Девицам) Поспешите, красавицы, покрывало мне сыщите да помогите другой летник надеть, понаряднее!
Царевна уходит в опочивальню, девицы за ней. Через мгновение в горницу бесшумно проскальзывает Чернавка, подходит к столу, достает из рукава крохотный флакончик. Открыв его, хочет было капнуть зелье в кубок царевны… но останавливается. Закрывает флакончик, снова прячет в рукав.
Чернавка (чуть слышно). Жизнь моя, душа моя, звездочка ясная! Ничего, придет время, ты и без зелья полюбишь меня так, как я тебя люблю. А пока… пока ласкай своего милого, коль сердечко твоё этого хочет. Я подожду!
Снова бесшумной и быстрой тенью выскальзывает из солнечной горницы в темные сени.
Конец
Царевна. Как же проста отгадка оказывается, когда тебе всё расскажут и объяснят!
Чернавка. Очень ей это помогало… но до поры до времени.
Царевна. А потом что стряслось?
Чернавка. Я, царевна, не подруга задушевная госпоже была, лишь покорная раба, мысли свои сокровенные она мне не поверяла. Расскажу как понимаю, не обессудь, а верно ли поняла – бог весть.
Царевна. Ох, не скромничай, голубушка. Ты и разумна, и приметлива, суждению твоему верить можно.
Чернавка. Спасибо на добром слове, государыня. Прости дерзость мою… (берёт руку царевны и целует, царевна мягко отстраняется). О чём я речь-то вела… ах, да! Пока ты росла, царевна, она старалась лишний раз тебя не видеть, потому как – хочешь верь, хочешь нет – сразу вспоминала, как матушку твою отравила и как та почти на руках у неё умирала. Грех душу тяготил.
Царевна (резко). Может, и тяготил… Но от другого греха не сберёг! Матушка, сама того не ведая, ей дорогу перешла – а я чем прогневала?!
Чернавка. Молодостью своей. Тем, что твоя краса расцветала, а её – вянуть стала. Так случилось, что ненароком услыхала я, как царь-батюшка сказывал ей: мол, какого дочери-красавице жениха хорошего сыскал, завтра девичник, за ним скоро свадебка, глядишь, и детушки пойдут, будет, кому престол передать, коль сынка-наследника самому бог не дал вовремя – а теперь уж что говорить, срок почти прошёл. Царице как ножом по сердцу это слова пришлись, особливо потому, что ближние бояре батюшке-царю не раз до того пеняли – царица, мол, неплодна, надо бы ей в монастырь, постриг принять, а царю другую взять. Да она бы рада была родить, но чрево больно слабое было, не держало, и ничем эту хворь не исправить было. После разговора весь день не ела она ничего, всю ночь без сна проворочалась, то и дело плакала, от того голову разломило – не порадовало её зеркальце в то утро. И на пущую беду увидела она, когда девки ей косу расчёсывали-плели, седой волосок… Перестал помогать её заговор.
Царевна. Но ведь если бы я умерла – она не помолодела бы!
Чернавка. Да. Но, убив, она не видела бы перед собой тебя – здоровую, тебя – красивую, тебя – молодую, тебя – детную, тебя – безгрешную. Такую, какой она сама не была никогда.
Царевна (после паузы). Видно, лекарь тот, какой бы ни был мудрец, тело мачехе излечить сумел, а душа так и осталась покалечена… жалкая она. И всё одно не пойму её…
Чернавка. И не надо.
Царевна. А ты? Почему ты меня не погубила? Тебе ведь могло тяжело прийтись, что наказ не исполнила…
Чернавка. Не захотела. В душе-то я всегда тебя любила. Хоть и не подпускали к тебе, но издалека украдкою смотрела, голосок твой милый слышала – и душа радовалась А царица… я тебе так скажу, царевна, – она от страха совсем ума лишилась. Все ж только и говорили, как так случилось, что дочка царская пропала, вот и стало ей казаться, что царь-батюшка от тоски и тревоги охладел к ней, что люди на неё кивают, смотрят с подозрением. Тут на беду молва пошла, что у семи богатырей в тереме откуда не возьмись появилась девица-красавица. Может, я чем себя выдала ненароком, не ведаю, но она вдруг на меня как буря налетела – я уж не чаяла живой остаться. Рогаткой грозила… испугалась я и призналася во всём.
Царевна. Бедная моя…
Чернавка. Вот так и пришлось тебе то яблочко налитое поднести, потому как положила царица иль мне не жить, иль тебя погубить. Я так рассудила: пусть думает, что умерла ты, успокоится маленько, а то, глядишь, нашла бы она иную оказию и если не я с ядом, так лихой человек с железом подкрался бы. А царю-батюшке открыться не решилась, он бы царице, жене любезной, всяко больше поверил бы, чем девке-чернавке.
Царевна. Умно, голубушка, придумала, умно.
Чернавка. Одного боялась до смерти – как бы не похоронили тебя братья-богатыри… но тут бог миловал, обошлось. Они – лесовики, тоже кой-что понимают. Хотела поискать случая и жениху твоему, королевичу, подать весточку. Он-то тогда далеко был, в поисках по белу свету скакал.
Царевна. Искал далеко, а нашёл близко.
Чернавка (улыбается). Добрый ветер помог.
Царевна (с лукавинкой). Не подскажешь, как тот ветер звать-величать? А то, небось, веет на просторе и ведать не ведает, что о нём вздыхают…
Чернавка. Ах, о чём ты, государыня!..
Царевна (с лукавинкой). Молчу, молчу! (Посерьёзнев) Ещё одно спрошу, а ты ответь без страха, никто не узнает и тебя винить не станет. Мачеха моя и впрямь сама от тоски умерла… иль ты помогла?
Чернавка. Не пришлось помогать. Как поняла она, что жива ты, что козни напрасно строила – затосковала смертно, свет белый немил стал. Вот тогда ей последний раз зелье и пригодилось, такое же, каким твою матушку напоила.
Царевна. Что же, может, так оно и к лучшему, что сама решилась, а не батюшке пришлось… (Помолчав) Рада я, что ты мне поведала всё и без утайки. Так ведь?
Чернавка. Как на духу, государыня.
Царевна. На любовь и доброту твою сердечную хочу, душа моя, ответить лаской. Скажи, чем могу тебя пожаловать, чем порадовать?
Чернавка (встает, прижимает руки к груди). Об одном попрошу – не прогоняй меня, позволь служить тебе верой и правдой!
Царевна (тоже встаёт). Будь по-твоему. Служи, только не как раба сенная, а как девица вольная, служанка ближняя. (Чернавка тихо вскрикивает и низко кланяется) А как вернется царь-батюшка, мы с королевичем, супругом моим, в свой город отправимся, из тех, что в приданое дадены, – станешь там моей ключницей.
Чернавка. Царевна, добра ты сверх меры, но о том не пожалеешь! (Снова кланяется в пояс.)
Царевна (со смешком). Вот девки-то мои раскудахчутся! Да и пусть их.
Чернавка. А если королевич рассердится? Не жалует он меня…
Царевна. Так ему наплели, что ты меня в лес волкам свела, вот и грозен был. А как правду узнает – сам повинится и благодарить станет.
Слышен стук, дверь приоткрывается, забегают 1-я и 2-я девицы.
1-я девица. Государыня, супруг твой, королевич, возвернулся!
2-я девица (выглядывая из-за 1-й девицы). Хочет тебя повидать, матушка!
Царевна. Лёгок на помине, сокол быстрокрылый! (Чернавке) Ты иди пока, к вечеру позову (Чернавка кланяется и выскальзывает в сени. Девицам) Поспешите, красавицы, покрывало мне сыщите да помогите другой летник надеть, понаряднее!
Царевна уходит в опочивальню, девицы за ней. Через мгновение в горницу бесшумно проскальзывает Чернавка, подходит к столу, достает из рукава крохотный флакончик. Открыв его, хочет было капнуть зелье в кубок царевны… но останавливается. Закрывает флакончик, снова прячет в рукав.
Чернавка (чуть слышно). Жизнь моя, душа моя, звездочка ясная! Ничего, придет время, ты и без зелья полюбишь меня так, как я тебя люблю. А пока… пока ласкай своего милого, коль сердечко твоё этого хочет. Я подожду!
Снова бесшумной и быстрой тенью выскальзывает из солнечной горницы в темные сени.
Конец
