ДЫХАНИЕ ПРОШЛОГО
Песчаные волны лениво перекатываются по красной пустыне, сухой ветер овевает холмы, будто изъеденные временем. В древнем воздухе ощутимо живое дыхание – он вобрал в себя все события, все знания, всю историю, все жизни, что рождались и умирали на планете. Русла каналов пусты, высохшие моря безмолвны. Лишь тихим шелестом пересыпаются по барханам мелкие песчинки, нарушая застывший покой.
Миражи прошлого парят над песчаными дюнами, возникают из ниоткуда дома с хрустальными колоннами и прохладой мраморного пола. Женский силуэт, стройный и гибкий прозрачно проявляется на фоне дрожащего воздуха. Тонкие руки срывают золотые плоды, что растут прямо из стен и достают из горящей лавы обжигающие ароматные куски мяса. Миражи тают, растворяются в жарком мареве.
Марсианская пустыня теперь в заповедной зоне. Лишь здесь обитают тени прошлого, призраки давних времён. Почти никто больше не приходит сюда, где размытые силуэты мраморных городов и пульсирующих фонтанов напоминают о том, что было когда-то.
Марс уже другой, он меняется с каждым годом. Больше не найти развалин древних марсианских городов в Голубых горах и Зелёной долине. Больше не увидеть бесхитростных поселений землян, созданных по образу и подобию техасских окраин и иллинойских городков. Рваные остовы ракет, что прилетели когда-то с третьей планеты, больше не ржавеют и не рассыпаются под жарким солнцем.
Тимоти, Майкл и Роберт. Они прилетели на Марс с родителями, и остались здесь навсегда. Длинные марсианские каникулы не заканчивались очень долго. И мальчики даже не заметили, что они уже плавно перетекли в будни, наполненные помощью родителям в обустройстве нового дома и учёбой. Отец, Уильям Томас, стал хорошим учителем – не зря он долгие годы обдумывал принятие решения улететь на Марс, готовился дать сыновьям всё самое необходимое для жизни в изоляции. Поддержка матери, Алисы, всегда объединяла семью, давала чувство тепла и уюта даже здесь, где всё было незнакомо и ново.
Тимоти, старшему, тяжелее других было свыкнуться с мыслью, что больше никогда не будет жизнь такой, как прежде. Ещё очень долго он каждый вечер поднимался на холм, усаживался на плоский валун, сохраняющий тепло жаркого дня, и смотрел на небо. Среди тысяч звёзд и планет искал он только одну – Землю. Но не суждено ему было больше увидеть её. Земли больше не было, как не было и Миннесоты, не было Миннеаполиса, площадей и скверов, ракет и людей. Из головы Тимоти не выходили слова отца: "Вся планета с ее окрестностями принадлежит нам, ребята. Целиком и полностью".
И тогда Тимоти решил для себя, что Марс обязательно станет таким, чтобы здесь было хорошо и его братишкам, и родителям, и ещё не рождённой сестрёнке, и семейству Эдвардсов с девчонками.
ЛИЛИ
– Эй, Лили, что сидишь без дела? Опять размечталась? – Тимоти постарался придать голосу суровость, но младшая дочь мягко улыбнулась отцу.
– Пап, посиди со мной. Тут так хорошо! – Лили, рыжеволосая и зеленоглазая, вдохнула воздух с пряным ароматом распустившихся цветов.
– Мечтать всегда хорошо, – Тимоти присел рядом на резную скамью.
Беседка, увитая зелёными розами, давала приятную тень в знойный марсианский полдень, и Тимоти передалось мечтательное настроение дочери.
– Я вот думаю – наши моря были когда-то полны водой. Ведь так не бывает, что море есть, а воды нет. Значит она куда-то ушла, исчезнуть совсем не могла.
– Здесь жарко, сама знаешь – вот и высохли моря, – Тимоти смотрел вдаль, туда, где сплошь до горизонта раскинулись пески.
– Но ведь есть вода в бассейнах, и в пульсирующих фонтанах, и в древних домах туманные колонны сделаны так, чтобы вода струилась, охлаждая, – Лили уверенно говорила то, что, вероятно, давно обдумала.
– Это осталось от прежних хозяев Марса, и мы лишь пользуемся этими благами, – Тимоти внимательно слушал дочь.
– Но раз есть вода, она откуда-то поступает? – не унималась Лили. – Она скрыта глубоко под землёй, и надо придумать способ, как вернуть её на поверхность.
– Значит надо искать вход под землю, – задумчиво произнёс Тимоти.
– А не надо искать, я уже отыскала! – Лили заговорщицки улыбнулась. – Я каталась на песчаном корабле, и сделала остановку у дальних скал. Там растут изумрудные орхидеи, а в них живут чудесные птицы, маленькие, но поют так, что заслушаешься! И там я повстречала её, марсину. Она удивительная, хоть и совсем небольшая. Марсины живут под землёй, они выходит на поверхность в сумерках, когда воздух остывает. Мою марсину зовут Олли, она сама мне сказала.
– Сказала? Но я понял, что это зверёк? – удивился Тимоти.
– Они умеют общаться, телепатически, совсем как древние марсиане, – кивнула Лили. – Марсины раньше жили в домах, они были вроде домашних любимцев, а потом, когда эпидемия ветрянки опустошила города, ушли в скалы. Олли провела меня туда, вниз. Там очень красиво, бархатные бирюзовые лозы оплетают стены, а цветы-колокольчики светятся в темноте. И там есть вода, целое подземное озеро. Олли говорит, что раньше оно было на поверхности, как раз там, где теперь высохшее море. Но давным-давно, когда древние сражались, уничтожая друг друга, было пролито столько крови, что моря окрасились алым. Планета вздрогнула от страданий и стонов, и моря ушли под землю.
– Марс наказал их, и с тех пор здесь дуют горячие ветра, а корабли больше не разрезают кормой волны. Лишь в песчаной пустыне надуваются ветром лазурные паруса, только среди дюн мелькают изумрудные корпуса с бронзовой оковкой. Лунно-белый руль больше не разворачивает против течения, здесь больше нет течения. – Тимоти живо представил себе всё это, глядя на пустынный горизонт.
– Олли считает, что могут произойти перемены. Вернее, они уже происходят, только мы не замечаем их, потому что начались они там, под землёй. Воде уже тесно, и она подтачивает скалы, ищет выход наружу. Олли говорит, вода ищет корни, но не сказала, какие, – Лили сорвала тёмно-салатную розу, и вплела в косу.
– Я бы познакомился с твоей Олли, если конечно, она не испугается такого увальня, как я! – подмигнул отец.
– Не испугается! Вечером, как спадёт жара, я покажу тебе скалы, где живут марсины! – улыбнулась Лили.
– Договорились! Ну а сейчас маме не помешала бы помощь! – Тимоти поднялся, и вернулся к своему занятию. Сад, что заложил его отец, Уильям, разросся по всей Солнечной долине, и требовал постоянной заботы.
ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Тимоти аккуратно обрывал крупные, сочные апельсины, и складывал в корзину. Он думал о том, что после прилёта на Марс их семьи всё было совсем не так, как рассказывали первопроходцы этой планеты. Из уст в уста передавались ещё на Земле россказни о марсианах, принимающих облик родных и близких, чтобы выманить из корабля, а потом и погубить космонавтов. Говорили о том, что марсиане читают мысли, и умеют внушать людям свои, что они ненавидят землян, и не хотят, чтобы они обосновались здесь. А ещё рассказывали о том, что сама планета переделывает всех, кто ступает на её территорию, меняет тело, меняет разум, одурманивает и заставляет забыть то, кем были на самом деле. Те, кто попадали на Марс, дышали воздухом планеты, ели пищу плодов, выращенных здесь, и со временем становились смуглыми и золотоглазыми, становились марсианами. Экспедиции на Марс не возвращались, и там, на Земле, думали, что люди погибли, исчезли, канули в Лету.
Но Марс отнёсся совершенно иначе к ним, к семейству Томас. Да и к Эдвардсам, и к тем, кто прилетел с разных уголков Земли, кто успел покинуть дом до катастрофы. Уильям Томас не предполагал, что будут и другие, те, кто оставил запасной вариант, если всё сложится совсем плохо. Сотни семейных ракет достигли Марса, но ещё больше сгинули в просторах космоса. На красную планету высадились земляне, и были они из Иллинойса и из Лондона, из Пекина и из Стокгольма, из Венеции и из Риги, из Гаваны и из Анкориджа, из Токио и из Улан-Батора, из Мехико-сити и из Франкфурта-на-Майне.
Вероятно, марсианские боги были в растерянности, увидев столь разнообразную палитру цветов кожи и онемели, заслышав многоголосую речь. Золотых глаз больше не было у переселенцев, даже спустя годы. Кожа стала смуглой, но только на открытых местах, там, куда достало жгучее солнце. А глаза, они были разноцветными – серыми, карими, чёрными и даже зелёными. В них отражались воспоминания о Земле, удивление Марсом, любопытство и восторг, грусть и радость. Они были живыми, глаза поселенцев, в них не было место пресыщенности и скуке, палящее Солнце и знойный песок не смогли убить воспоминания, не смогли залить золотом.
Земляне остались такими, какими и прилетели. Суровая необходимость выживания сделала их сильными и выносливыми, гибкими и подтянутыми, а не прихоть то ли неведомых сил, то ли самой марсианской природы.
Места на планете было вдоволь, и все расселились так, как было душе угодно. Никто никому не мешал, никто никому не докучал. Удивительное дело, но после всего пережитого, люди стали меньше внимания уделять мелочам, перестали тратить время на склоки. Очень часто можно было наблюдать, как суровый техасец в шляпе рассматривает удивительной красоты цветок, а бывшая властная леди с упоением слушает птичий щебет. Переселенцам хотелось тишины и покоя, растить детей в безопасном мире, просто жить, без суеты и сражений. Марс дал им эту возможность, позволил обрести покой и радость простого труда.
САД ТОМАСОВ
Тимоти шёл по своему саду, бережно дотрагиваясь до деревьев. Он помнил, как отец, Уильям, начал высаживать их, осторожно опуская в лунки с земной почвой каждое.
Вода из мраморным бассейнов, её мальчики таскали в хрустальных кувшинах, что нашли на развалинах марсианского дома. Тимоти, Майкл и Роберт соревновались, у кого в кувшине останется больше воды, не расплещется по дороге. Тимоти вспоминал, как они все вместе ухаживали за саженцами, оберегали от знойных ветров и подпирали палочками для поддержки.
И всё, что было посажено, не погибло в жарком дневном пекле, не замёрзло в холоде ночи. Каждое деревце поднялось, каждый куст вырос, каждый цветок зацвёл. И яблоня осталась яблоней, а не превратилась в марсианские плоды, и морковь осталась морковью, сочной и оранжевой, а не сиреневой и тонкой, и картошка кормила семью сытным пюре. А вот розы всё равно становились зелёными. И другие цветы начинали меняться, обретать махровость или необычный окрас, удивляя изобретательностью вариантов и новыми ароматами. Да, а ещё трава! Она пробивалась везде, где была хоть капелька влаги, но была обязательно лиловой, и никак иначе.
То ли потому, что Уильям высадил сад на земной почве, то ли потому, что марсианская природа оставила в покое землян, но растения, что годились в пищу, больше не мутировали в неизвестные породы. Если сажали персик, то он вырастал персиком, а не неизвестно чем. И всё то, что вырастало в саду семейства Томас, приживалось и у других в таком же виде, давая хороший урожай.
Тимоти поэтому и не покинул это место, хотя и Майкл, и Роберт с семьями обосновались отдельно, но и не так далеко – вполне можно добраться на песчаном корабле. Сад был для Тимоти не только способом выживания, он стал памятью об отце. Уильям был не только учителем для своих мальчиков, он был другом, советчиком многих переселенцев. Уильям Томас и не подозревал, когда сжигал на заброшенном дворе кучу книг, привезённых с собой, что действительно стал пеплом тот образ жизни, который они знали там, на Земле. Вместе с Биржевым вестником и Военным сборником, государственными облигациями и коммерческой статистикой сгорело всё лишнее, больше не нужное в новой жизни.
А сад всё рос и рос. К небу поднимались деревья, не одно и не десяток, а уже сотни яблонь и персиков, вишен и груш. Апельсиновые деревья и сливы, абрикосы и лимоны – такие, как когда-то на Земле. С этого сада начались посадки и в других местах, где поселились люди. Семена и саженцы Уильяма Томаса больше не нуждались в земной почве при посадке – в них сохранилась та частичка Земли, что не была ненужной, наносной, как сгоревшие книги. В земных деревьях было то, что не смогли увидеть, не смогли уберечь те, кто потерял и целую планету.
Отец начал с фруктовых деревьев, и с овощей – ведь это больше остального было необходимо поначалу. А Тимоти, по примеру отца, посадил свой сад из других семян, взятых с собой в ракете. Майкл и Роберт тоже помогали, конечно. Однако Майкл больше любил возиться с песчаными кораблями – вон их теперь сколько на ходу, и всеми можно пользоваться. А Роберт, он всегда был чувствительным и остро чувствовал красоту. Роберт стал первым марсианским художником, и не просто художником. Он нашёл способ создания красок из красного песка и малахитовых камней, и картины ожили. То, что рисовал Роберт, было как ожившая фотография – песок перетекал волнами, ветер шевелил растрёпанные волосы, облака плыли по небу. Момент, что запечатлел художник, оставался полным жизни навечно.
Но для Тимоти живыми были деревья. Как когда-то Бенджамен Дрисколл*, он сажал эвкалипты и секвойи, дубы и липы, вязы и ясени. Сначала это был сад вокруг сада. Фруктовые деревья давали плоды, а лиственные дарили тень и прохладу. Мощные стволы, пышные кроны, крепкие ветви – казалось, они находят влагу сами, не довольствуясь поливом капельного орошения, трубочки которого начал проводить ещё Уильям Томас.
– Хорошо у вас тут, даже воздух другой! – говорили соседи, захаживая в гости. – Аромат вечной весны!
– Дышится, совсем как у нас в Канзасе! – Марта из ближнего поселения всегда гуляла меж яблонь, когда приезжала за фруктами в обмен на творог.
– Так и кажется, что вот-вот, и польётся дождь! – стоя под сенью клёнов, задумчиво говорил Роберт, и доставал мольберт и краски.
Действительно, даже воздух был другим там, где на пару миль простирался сад Томасов. Казалось, здесь сохранился кусочек той Земли, что ещё помнили поселенцы. Но Тимоти всё равно иной раз задумывался, почему чужая почва позволила выжить земным растениям, почему прекратились мутации, и почему всё началось с того времени, как их семья прибыла на Марс.
* Бенджамен Дрисколл – герой рассказа "Зелёное утро" ("Марсианские хроники", Рэй Брэдбери).
ВЕЧЕРНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
– Пап, ты готов? – Лили подмигнула отцу, когда закончили ужин.
– Далеко это вы на ночь глядя? – забеспокоилась Вики. – Оденьтесь, ветер прохладный!
– Не волнуйся, дорогая, солнце только садится, – успокоил жену Тимоти. – Мы недолго.
– Показывай дорогу, разведчица! – Тимоти сел у руля песчаного корабля.
И они отправились к дальним скалам. Сначала от дома по окраине своего сада, по пыльным тропкам, вдоль заброшенного городка с сохранившимися вывесками и ржавыми машинами, привезёнными ещё с Земли.
Песчаные волны лениво перекатываются по красной пустыне, сухой ветер овевает холмы, будто изъеденные временем. В древнем воздухе ощутимо живое дыхание – он вобрал в себя все события, все знания, всю историю, все жизни, что рождались и умирали на планете. Русла каналов пусты, высохшие моря безмолвны. Лишь тихим шелестом пересыпаются по барханам мелкие песчинки, нарушая застывший покой.
Миражи прошлого парят над песчаными дюнами, возникают из ниоткуда дома с хрустальными колоннами и прохладой мраморного пола. Женский силуэт, стройный и гибкий прозрачно проявляется на фоне дрожащего воздуха. Тонкие руки срывают золотые плоды, что растут прямо из стен и достают из горящей лавы обжигающие ароматные куски мяса. Миражи тают, растворяются в жарком мареве.
Марсианская пустыня теперь в заповедной зоне. Лишь здесь обитают тени прошлого, призраки давних времён. Почти никто больше не приходит сюда, где размытые силуэты мраморных городов и пульсирующих фонтанов напоминают о том, что было когда-то.
Марс уже другой, он меняется с каждым годом. Больше не найти развалин древних марсианских городов в Голубых горах и Зелёной долине. Больше не увидеть бесхитростных поселений землян, созданных по образу и подобию техасских окраин и иллинойских городков. Рваные остовы ракет, что прилетели когда-то с третьей планеты, больше не ржавеют и не рассыпаются под жарким солнцем.
Тимоти, Майкл и Роберт. Они прилетели на Марс с родителями, и остались здесь навсегда. Длинные марсианские каникулы не заканчивались очень долго. И мальчики даже не заметили, что они уже плавно перетекли в будни, наполненные помощью родителям в обустройстве нового дома и учёбой. Отец, Уильям Томас, стал хорошим учителем – не зря он долгие годы обдумывал принятие решения улететь на Марс, готовился дать сыновьям всё самое необходимое для жизни в изоляции. Поддержка матери, Алисы, всегда объединяла семью, давала чувство тепла и уюта даже здесь, где всё было незнакомо и ново.
Тимоти, старшему, тяжелее других было свыкнуться с мыслью, что больше никогда не будет жизнь такой, как прежде. Ещё очень долго он каждый вечер поднимался на холм, усаживался на плоский валун, сохраняющий тепло жаркого дня, и смотрел на небо. Среди тысяч звёзд и планет искал он только одну – Землю. Но не суждено ему было больше увидеть её. Земли больше не было, как не было и Миннесоты, не было Миннеаполиса, площадей и скверов, ракет и людей. Из головы Тимоти не выходили слова отца: "Вся планета с ее окрестностями принадлежит нам, ребята. Целиком и полностью".
И тогда Тимоти решил для себя, что Марс обязательно станет таким, чтобы здесь было хорошо и его братишкам, и родителям, и ещё не рождённой сестрёнке, и семейству Эдвардсов с девчонками.
ЛИЛИ
– Эй, Лили, что сидишь без дела? Опять размечталась? – Тимоти постарался придать голосу суровость, но младшая дочь мягко улыбнулась отцу.
– Пап, посиди со мной. Тут так хорошо! – Лили, рыжеволосая и зеленоглазая, вдохнула воздух с пряным ароматом распустившихся цветов.
– Мечтать всегда хорошо, – Тимоти присел рядом на резную скамью.
Беседка, увитая зелёными розами, давала приятную тень в знойный марсианский полдень, и Тимоти передалось мечтательное настроение дочери.
– Я вот думаю – наши моря были когда-то полны водой. Ведь так не бывает, что море есть, а воды нет. Значит она куда-то ушла, исчезнуть совсем не могла.
– Здесь жарко, сама знаешь – вот и высохли моря, – Тимоти смотрел вдаль, туда, где сплошь до горизонта раскинулись пески.
– Но ведь есть вода в бассейнах, и в пульсирующих фонтанах, и в древних домах туманные колонны сделаны так, чтобы вода струилась, охлаждая, – Лили уверенно говорила то, что, вероятно, давно обдумала.
– Это осталось от прежних хозяев Марса, и мы лишь пользуемся этими благами, – Тимоти внимательно слушал дочь.
– Но раз есть вода, она откуда-то поступает? – не унималась Лили. – Она скрыта глубоко под землёй, и надо придумать способ, как вернуть её на поверхность.
– Значит надо искать вход под землю, – задумчиво произнёс Тимоти.
– А не надо искать, я уже отыскала! – Лили заговорщицки улыбнулась. – Я каталась на песчаном корабле, и сделала остановку у дальних скал. Там растут изумрудные орхидеи, а в них живут чудесные птицы, маленькие, но поют так, что заслушаешься! И там я повстречала её, марсину. Она удивительная, хоть и совсем небольшая. Марсины живут под землёй, они выходит на поверхность в сумерках, когда воздух остывает. Мою марсину зовут Олли, она сама мне сказала.
– Сказала? Но я понял, что это зверёк? – удивился Тимоти.
– Они умеют общаться, телепатически, совсем как древние марсиане, – кивнула Лили. – Марсины раньше жили в домах, они были вроде домашних любимцев, а потом, когда эпидемия ветрянки опустошила города, ушли в скалы. Олли провела меня туда, вниз. Там очень красиво, бархатные бирюзовые лозы оплетают стены, а цветы-колокольчики светятся в темноте. И там есть вода, целое подземное озеро. Олли говорит, что раньше оно было на поверхности, как раз там, где теперь высохшее море. Но давным-давно, когда древние сражались, уничтожая друг друга, было пролито столько крови, что моря окрасились алым. Планета вздрогнула от страданий и стонов, и моря ушли под землю.
– Марс наказал их, и с тех пор здесь дуют горячие ветра, а корабли больше не разрезают кормой волны. Лишь в песчаной пустыне надуваются ветром лазурные паруса, только среди дюн мелькают изумрудные корпуса с бронзовой оковкой. Лунно-белый руль больше не разворачивает против течения, здесь больше нет течения. – Тимоти живо представил себе всё это, глядя на пустынный горизонт.
– Олли считает, что могут произойти перемены. Вернее, они уже происходят, только мы не замечаем их, потому что начались они там, под землёй. Воде уже тесно, и она подтачивает скалы, ищет выход наружу. Олли говорит, вода ищет корни, но не сказала, какие, – Лили сорвала тёмно-салатную розу, и вплела в косу.
– Я бы познакомился с твоей Олли, если конечно, она не испугается такого увальня, как я! – подмигнул отец.
– Не испугается! Вечером, как спадёт жара, я покажу тебе скалы, где живут марсины! – улыбнулась Лили.
– Договорились! Ну а сейчас маме не помешала бы помощь! – Тимоти поднялся, и вернулся к своему занятию. Сад, что заложил его отец, Уильям, разросся по всей Солнечной долине, и требовал постоянной заботы.
ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Тимоти аккуратно обрывал крупные, сочные апельсины, и складывал в корзину. Он думал о том, что после прилёта на Марс их семьи всё было совсем не так, как рассказывали первопроходцы этой планеты. Из уст в уста передавались ещё на Земле россказни о марсианах, принимающих облик родных и близких, чтобы выманить из корабля, а потом и погубить космонавтов. Говорили о том, что марсиане читают мысли, и умеют внушать людям свои, что они ненавидят землян, и не хотят, чтобы они обосновались здесь. А ещё рассказывали о том, что сама планета переделывает всех, кто ступает на её территорию, меняет тело, меняет разум, одурманивает и заставляет забыть то, кем были на самом деле. Те, кто попадали на Марс, дышали воздухом планеты, ели пищу плодов, выращенных здесь, и со временем становились смуглыми и золотоглазыми, становились марсианами. Экспедиции на Марс не возвращались, и там, на Земле, думали, что люди погибли, исчезли, канули в Лету.
Но Марс отнёсся совершенно иначе к ним, к семейству Томас. Да и к Эдвардсам, и к тем, кто прилетел с разных уголков Земли, кто успел покинуть дом до катастрофы. Уильям Томас не предполагал, что будут и другие, те, кто оставил запасной вариант, если всё сложится совсем плохо. Сотни семейных ракет достигли Марса, но ещё больше сгинули в просторах космоса. На красную планету высадились земляне, и были они из Иллинойса и из Лондона, из Пекина и из Стокгольма, из Венеции и из Риги, из Гаваны и из Анкориджа, из Токио и из Улан-Батора, из Мехико-сити и из Франкфурта-на-Майне.
Вероятно, марсианские боги были в растерянности, увидев столь разнообразную палитру цветов кожи и онемели, заслышав многоголосую речь. Золотых глаз больше не было у переселенцев, даже спустя годы. Кожа стала смуглой, но только на открытых местах, там, куда достало жгучее солнце. А глаза, они были разноцветными – серыми, карими, чёрными и даже зелёными. В них отражались воспоминания о Земле, удивление Марсом, любопытство и восторг, грусть и радость. Они были живыми, глаза поселенцев, в них не было место пресыщенности и скуке, палящее Солнце и знойный песок не смогли убить воспоминания, не смогли залить золотом.
Земляне остались такими, какими и прилетели. Суровая необходимость выживания сделала их сильными и выносливыми, гибкими и подтянутыми, а не прихоть то ли неведомых сил, то ли самой марсианской природы.
Места на планете было вдоволь, и все расселились так, как было душе угодно. Никто никому не мешал, никто никому не докучал. Удивительное дело, но после всего пережитого, люди стали меньше внимания уделять мелочам, перестали тратить время на склоки. Очень часто можно было наблюдать, как суровый техасец в шляпе рассматривает удивительной красоты цветок, а бывшая властная леди с упоением слушает птичий щебет. Переселенцам хотелось тишины и покоя, растить детей в безопасном мире, просто жить, без суеты и сражений. Марс дал им эту возможность, позволил обрести покой и радость простого труда.
САД ТОМАСОВ
Тимоти шёл по своему саду, бережно дотрагиваясь до деревьев. Он помнил, как отец, Уильям, начал высаживать их, осторожно опуская в лунки с земной почвой каждое.
Вода из мраморным бассейнов, её мальчики таскали в хрустальных кувшинах, что нашли на развалинах марсианского дома. Тимоти, Майкл и Роберт соревновались, у кого в кувшине останется больше воды, не расплещется по дороге. Тимоти вспоминал, как они все вместе ухаживали за саженцами, оберегали от знойных ветров и подпирали палочками для поддержки.
И всё, что было посажено, не погибло в жарком дневном пекле, не замёрзло в холоде ночи. Каждое деревце поднялось, каждый куст вырос, каждый цветок зацвёл. И яблоня осталась яблоней, а не превратилась в марсианские плоды, и морковь осталась морковью, сочной и оранжевой, а не сиреневой и тонкой, и картошка кормила семью сытным пюре. А вот розы всё равно становились зелёными. И другие цветы начинали меняться, обретать махровость или необычный окрас, удивляя изобретательностью вариантов и новыми ароматами. Да, а ещё трава! Она пробивалась везде, где была хоть капелька влаги, но была обязательно лиловой, и никак иначе.
То ли потому, что Уильям высадил сад на земной почве, то ли потому, что марсианская природа оставила в покое землян, но растения, что годились в пищу, больше не мутировали в неизвестные породы. Если сажали персик, то он вырастал персиком, а не неизвестно чем. И всё то, что вырастало в саду семейства Томас, приживалось и у других в таком же виде, давая хороший урожай.
Тимоти поэтому и не покинул это место, хотя и Майкл, и Роберт с семьями обосновались отдельно, но и не так далеко – вполне можно добраться на песчаном корабле. Сад был для Тимоти не только способом выживания, он стал памятью об отце. Уильям был не только учителем для своих мальчиков, он был другом, советчиком многих переселенцев. Уильям Томас и не подозревал, когда сжигал на заброшенном дворе кучу книг, привезённых с собой, что действительно стал пеплом тот образ жизни, который они знали там, на Земле. Вместе с Биржевым вестником и Военным сборником, государственными облигациями и коммерческой статистикой сгорело всё лишнее, больше не нужное в новой жизни.
А сад всё рос и рос. К небу поднимались деревья, не одно и не десяток, а уже сотни яблонь и персиков, вишен и груш. Апельсиновые деревья и сливы, абрикосы и лимоны – такие, как когда-то на Земле. С этого сада начались посадки и в других местах, где поселились люди. Семена и саженцы Уильяма Томаса больше не нуждались в земной почве при посадке – в них сохранилась та частичка Земли, что не была ненужной, наносной, как сгоревшие книги. В земных деревьях было то, что не смогли увидеть, не смогли уберечь те, кто потерял и целую планету.
Отец начал с фруктовых деревьев, и с овощей – ведь это больше остального было необходимо поначалу. А Тимоти, по примеру отца, посадил свой сад из других семян, взятых с собой в ракете. Майкл и Роберт тоже помогали, конечно. Однако Майкл больше любил возиться с песчаными кораблями – вон их теперь сколько на ходу, и всеми можно пользоваться. А Роберт, он всегда был чувствительным и остро чувствовал красоту. Роберт стал первым марсианским художником, и не просто художником. Он нашёл способ создания красок из красного песка и малахитовых камней, и картины ожили. То, что рисовал Роберт, было как ожившая фотография – песок перетекал волнами, ветер шевелил растрёпанные волосы, облака плыли по небу. Момент, что запечатлел художник, оставался полным жизни навечно.
Но для Тимоти живыми были деревья. Как когда-то Бенджамен Дрисколл*, он сажал эвкалипты и секвойи, дубы и липы, вязы и ясени. Сначала это был сад вокруг сада. Фруктовые деревья давали плоды, а лиственные дарили тень и прохладу. Мощные стволы, пышные кроны, крепкие ветви – казалось, они находят влагу сами, не довольствуясь поливом капельного орошения, трубочки которого начал проводить ещё Уильям Томас.
– Хорошо у вас тут, даже воздух другой! – говорили соседи, захаживая в гости. – Аромат вечной весны!
– Дышится, совсем как у нас в Канзасе! – Марта из ближнего поселения всегда гуляла меж яблонь, когда приезжала за фруктами в обмен на творог.
– Так и кажется, что вот-вот, и польётся дождь! – стоя под сенью клёнов, задумчиво говорил Роберт, и доставал мольберт и краски.
Действительно, даже воздух был другим там, где на пару миль простирался сад Томасов. Казалось, здесь сохранился кусочек той Земли, что ещё помнили поселенцы. Но Тимоти всё равно иной раз задумывался, почему чужая почва позволила выжить земным растениям, почему прекратились мутации, и почему всё началось с того времени, как их семья прибыла на Марс.
* Бенджамен Дрисколл – герой рассказа "Зелёное утро" ("Марсианские хроники", Рэй Брэдбери).
ВЕЧЕРНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
– Пап, ты готов? – Лили подмигнула отцу, когда закончили ужин.
– Далеко это вы на ночь глядя? – забеспокоилась Вики. – Оденьтесь, ветер прохладный!
– Не волнуйся, дорогая, солнце только садится, – успокоил жену Тимоти. – Мы недолго.
– Показывай дорогу, разведчица! – Тимоти сел у руля песчаного корабля.
И они отправились к дальним скалам. Сначала от дома по окраине своего сада, по пыльным тропкам, вдоль заброшенного городка с сохранившимися вывесками и ржавыми машинами, привезёнными ещё с Земли.
