...ступени теплые, но прохлада касается плеч, волос
и мы смеемся, как будто ада изведать не довелось
как будто не сменим тысячу тел, не встретим сто сорок войн
я просто сижу и любуюсь тем, как профиль устроен твой
как будто мрамор пришел наполнить какой-то нездешний свет
как будто я это буду помнить из смерти, которой нет...
(с) Вера Полозкова
1
Испания, Мадрид,
1635-ый год
Серебристые остроносые туфельки скользят по черно-белым квадратам пола. Сердце учащенно бьется. Непокорный локон цвета воронова крыла выбился из высокой прически, украшенной нитью жемчуга. Остановившись, девушка растерянно поправляет его рукой и, обернувшись, ловит недовольный взгляд матери. Он словно прожигает ее насквозь. Мать подхватывает ее за локоть и, нагнувшись к уху юной красавицы, шепчет:
- Надеюсь, моя дорогая Эстелла, вы не забыли о приличиях? Этот бал - огромная честь для нашей семьи. Здесь, несомненно, будет множество благородных молодых людей. Однако, вы должны не забывать, что Вы помолвлены и...
Эстелла рассеянно слушает эту высокую статную испанку и слегка раздраженно покусывает пухлую нижнюю губу. Ее маленькая ладонь держит сложенный веер, расшитый золотистыми узорами. Подарок жениха.
И что с того, что она еще ни разу его не видела, разве что на маленьком медальоне, который ей прислали из Франции. Для помолвки совсем не обязательно присутствие жениха. Потом она получила пару вежливых писем от Аурелио и несколько присланных дорогих безделушек, в числе которых был и этот веер.
- Вы не должны забывать... - продолжает мать, но до сознания юной девушки эти слова доносятся, как сквозь туман.
- Как... как я выгляжу? - спрашивает Эстелла, снова поправляя прическу и от волнения то раскрывая, то складывая веер.
- Выглядите прекрасно. Это-то и плохо, - едко добавляет мать и с силой сжимает руку дочери.
- Это Ваш первый бал, - шепчет она ей на ухо. - И я прекрасно понимаю Ваше волнение. Все-таки здесь будет сам король и наиболее знатные, приближенные ко двору особы.
- Да слушаете ли Вы меня? - испанка встряхивает дочь за плечо, больно сжав его пальцами. - Где Вы все время витаете, Эстелла?
- Я... я очень волнуюсь, - шепчет девушка, широко распахнув карие глаза, оттененные огромными бархатными ресницами. Она очень красива.
И это-то и пугает ее родительницу. Красота, приправленная достаточно жгучим темпераментом, может представлять из себя адскую смесь.
- Ах, мама, мы так и будем здесь стоять?! - нетерпеливо восклицает юная испанка. С ее широкой юбки осыпается несколько блестков на черно-белый паркет...
Мимо матери и дочери проходят несколько пышно одетых пар и, на мгновение отвлекшись от нравоучений, мать приветствует их лучезарной улыбкой и кивком головы.
Люди спешат на бал. Первый в этом году бал, который проходит в королевском дворце. Множество гостей было созвано на него. На этот раз приглашения удостоилась и чета Лоренсо, проживающая в достаточно отдаленном от столицы провинциальном городке. Видимо, король вспомнил былые заслуги отца Эстеллы, безупречно проявившем себя на военном поприще.
Кроме того, это был отличный шанс и для Эстеллы - выйти в свет и показать себя. Недавно ей исполнилось восемнадцать, и по меркам столичных мадридских красавиц, посещавших балы чуть ли не с тринадцати лет, она считалась уже "засидевшейся".
- Что ж, пойдемте, - сквозь зубы цедит мать и, подхватив дочь за локоть, увлекает за собой.
Серебристые остроносые туфельки скользят по черно-белым квадратам... вот до массивной двери, украшенной бронзовыми вензелями королевской фамилии, остается уже совсем немного. Надо только пересечь маленький коридорчик... Тяжелая дверь чуть приоткрыта, и Эстелла слышит доносящуюся оттуда музыку. Или это только кажется? Ведь бал еще не начался... Нет?
- Мне страшно, - на этот раз дочь наклоняется к уху матери, и та слышит ее горячее взволнованное дыхание. - Я... я боюсь.
- Все будет хорошо, дорогая, - улыбается мать. - Мы уже почти пришли. Где же Ваша смелость?
Они уже у самой двери. Мать дотрагивается до бронзовой ручки ладонью, затянутой в черную кружевную перчатку. Поправляет изящную мантилью и подталкивает дочь в спину.
- Идите же!
Дверь распахнута. Эстелла ослеплена и оглушена. Множество свечей в высоких тяжелых канделябрах, золотистый переливающийся свет играет на лицах гостей и придворных. Все смотрят на них. Большинство с любопытством. Некоторые - с легким презрением, зная что они из небольшого городка. А во взглядах нескольких молодых людей Эстелла успевает заметить откровенный интерес.
"Как здесь светло", - мелькает мысль и мгновенно сменяется другой:
"Как я должна себя вести?" Все уроки придворного этикета, который давала ей матушка, мгновенно вылетели из ее головы.
А их уже представили и, теперь мать, подхватив дочь под локоть, буквально втаскивает ее в зал.
- Ну, не робейте же так, - слышит она шипение на ухо. - Не будьте деревянной.
Несколько робких шагов вперед. Юная испанка чувствует на себе оценивающие взгляды. Жарко... Раскрыв веер, она начинает обмахиваться, осторожно оглядываясь по сторонам. Первый испуг миновал и присущее каждой женщине любопытство, берет верх. Но где же матушка?
Оглядевшись, Эстелла обнаруживает, что та ведет довольно увлеченный разговор с какой-то дамой средних лет, одетой в бордовое платье. Видимо, своей хорошей знакомой. Вздохнув, Эстелла делает еще несколько шагов и... чувствует на себе чей-то взгляд. Обжигающий настолько, что она оборачивается и слегка краснеет.
Вдали, небрежно облокотившись на круглый выступ колонны, стоит черноволосый красавец. Молодой человек лет двадцати трех. Эстелла успевает заметить, что он очень недурен собой и, возможно ее взгляд задержался на его смуглом лице чуть дольше, чем того требовали приличия...
Молодой человек улыбнулся ей, и Эстелла почувствовала, как ее губы дрогнули, ответив смущенной улыбкой. Сердце забилось сильнее и, отвернувшись и закрывшись веером, девушка начала усиленно обмахиваться.
- Позвольте представиться, - слышит она через некоторое время и оборачивается.
Снова этот черный обжигающий взгляд и широкая улыбка.
Молодой человек галантно кланяется Эстелле. Вблизи она успевает заметить большую родинку над его левой бровью.
- Позвольте представиться, - повторяет он, - Карлос Альварес, младший лейтенант армии его Величества.
- Эстелла Лоренсо, - девушка делает в ответ реверанс, подхватив пышный подол платья.
- Эстелла... - повторяет за ней Карлос, медленно, как будто наслаждаясь звучанием. - Прекрасное имя. Оно ведь означает "звезда"?
- Да, - отвечает Эстелла легким кивком головы. Карлос смотрит на завиток черных волос на ее виске.
Юная испанка оборачивается, ища взглядом мать. Но та по-прежнему увлечена разговором. Видимо, старые приятельницы очень давно не виделись.
- Могу ли я пригласить Вас на танец? - спрашивает Карлос.
Эстелле нравится его голос, глубокий и теплый.
- Первый танец на этом балу, - продолжает Карлос.
Он протягивает ей руку, но Эстелла все еще не решается. Нервным движением девушка то раскрывает, то закрывает веер.
Уже раздаются первые звуки музыки, которые придворные музыканты извлекают из своих инструментов. Словно легкий ветерок проносится по залу, который затем сменяют низкие, торжественные, даже печальные звуки.
Маленькая ладонь Эстеллы ложится в руку Карлоса и он ведет ее в самую середину зала, где уже выстроились пары, ожидающие начала танца.
- Что это за танец? - шепотом спрашивает Эстелла у своего кавалера и, судя по его недоуменным глазам, чувствует, что сморозила глупость.
- Я, наверное, выгляжу неуклюжей деревенщиной, - с досадой шепчет она и краснеет.
- Что Вы, Эстелла, - Карлос подносит ее маленькую ручку к губам и целует. - Этот танец совсем недавно вошел в столице в моду, как придворный. Его очень легко танцевать. Я буду вести, а Вы просто повторяйте движения, и все получится.
От его спокойного голоса, Эстелла и сама чувствует себя спокойнее. Скованность проходит, а звуки торжественной музыки подчиняют ее. Она движется вслед за ней и за уверенными движениями партнера. И у нее получается. Мельком оглянувшись, девушка видит, что никто не смотрит на нее с насмешкой или осуждением.
- Вы невероятно грациозны, - делает ей комплимент Карлос, и Эстелла расплывается в широкой улыбке. Гораздо более широкой, чем того требует придворный этикет.
- Какая красивая мелодия... - тихо говорит она Карлосу. - Красивая... и грустная. Что это за танец? Вы так и не ответили мне.
- Сарабанда, - отвечает он.
Весь вечер Эстелла танцует только с Карлосом Альваресом. Она чувствует на себе возмущенные взгляды матери, слышит перешептывания за спиной и даже ехидные смешки представительниц прекрасного пола. Чувствует ревнивые взгляды мужчин, собиравшихся пригласить очаровательную провинциалку, но в итоге оказавшихся ни с чем.
Блистательный бал также заканчивается сарабандой. И Эстелла танцует уже гораздо увереннее. На какой-то миг она ловит себя на мысли, что чувствует себя абсолютно счастливой. Здесь и сейчас. Господи, как же она хочет, чтобы этот бал никогда не заканчивался...
Возможно, Карлос Альварес обладал способностью читать мысли, потому что вдруг обнимает ее за плечи и горячо шепчет:
- Я не хочу расставаться с Вами, Эстелла. Вы будете моей женой. Вы согласны?
- Но это невозможно, - шепчет изумленная девушка. - Я... я помолвлена.
Карлос сжимает ее ладонь и смотрит в огромные карие глаза.
- Это единственное препятствие для нашей свадьбы?
И кивок головы в ответ. А взгляд карих глаз красноречивее любых слов.
- Тогда надо расторгнуть помолвку, - четко, по военному говорит Карлос и широко улыбается. - И Вы, Эстелла, станете моей женой.
Три года спустя...
- Говорила я... говорила... этот брак до добра не доведет, - бормочет старая служанка Анхелика, вытирая морщинистой ладонью покрасневшие глаза. - Нельзя было против воли родительской идти. Да разве кто послушал меня. Э-эх... - она обреченно машет рукой и продолжает свое занятие - перемешивание в глиняной кружке отвара из трав.
Это питье помогает облегчить дыхание и хоть немного снять жар. Страшный жар, в котором последнюю неделю находится Эстелла Альварес. Молодая женщина больна страшным заболеванием - чумой, и последние дни тает, как тонкая восковая свечка.
- Нельзя, нельзя было родителей гневить, - шепчет старуха, продолжая перемешивать отвар и тяжело вздыхая. - Так ведь и не простили они ее.
Неужто Божья кара? Да, да, - шепчет она, мелко тряся взлохмаченной седой головой. - Нельзя, нельзя было... только вот, неужто Бог не милосерден? Неужто допустит, чтобы девочка ушла? Настрадалась она и так. И Карлос... он же так ее любит. А мне-то каково? Я ж его с пеленок знаю, младенцем нянчила.
Любит он ее. Неужто... неужто любовь - это грех?
Старуха перестает мешать ложкой в кружке и застывает от этого необъяснимого вопроса, вспыхнувшего в ее мозгу.
Дверь открывается, и в кухню вваливается Карлос. Он тяжело опускается на скамью и молча сидит, глядя в одну точку.
Несколько минут старая Анхелика не решается тревожить господина. Потом все-таки решается:
- Как? Как она? Что лекарь-то сказал?
Карлос переводит дыхание и поднимает к старухе осунувшееся заросшее лицо.
- Ушел только что. Вскрыл ей бубоны, - сухо, словно механически отвечает Карлос Альварес. - Сказал, что если до утра Эстелла доживет, то выздоровеет.
А если нет, то...
- Господи боже, святая Дева Мария, - Анхелика исступленно крестится, - Спаси Госпожу, не забирай ее к себе. Умоляю. Она еще так молода...
Карлос встает и делает несколько кругов по кухне, словно загнанный зверь. Затем вновь опускается на скамью и обхватывает голову руками.
- Бедняжка, она так кричала, - тихо говорит он. - За что это нам? За что?..
- Мор страшный в этом году, сынок, - бормочет старуха, - полгорода уже мертвых. Давно уж не было такого. Очень давно. Помню, девчонкой совсем еще была, годков семь мне минуло... тоже чума приходила в наш город, но такого вот не было. Сколько мертвых-то уже! Господи Боже мой...
- Все, хватит, замолчи! - зло бросает Карлос и поднимается. Замечает стоявший на столе горшок с отваром. - Это что ты делала? Для нее?
- Да, - старуха показывает на горшок, от которого идет резкий пряный дух. - Отвар травяной для госпожи Эстеллы. Боли снимает, жар тоже. Надо бы дать ей попить.
- Давай, я сам отнесу, - Карлос принимает из ее рук кружку и идет к выходу.
Эстелла Альварес умерла в пять часов утра 17-го декабря 1638-го года.
2
Франция, Лион,
30 мая 1793 года.
- Жюли, надеюсь, тебе это понравится.
Раздался легкий щелчок, и крышка небольшой серебристого цвета шкатулки, откинулась назад. Одновременно с этим раздались звуки мелодии, торжественной и в то же время, печальной. А на отполированной поверхности крышки закружились в механическом танце две изящные маленькие фигурки - испанец и испанка.
- Господи! Какая прелесть! - Жюли Лебран захлопала в ладоши, с восхищением разглядывая музыкальную шкатулку. - Они такие красивые. А мелодия...
Она слегка наклонила голову, и ее золотистые локоны рассыпались по плечам. - От этой мелодии у меня щемит сердце. И как будто... как будто я слышала ее когда-то раньше... Это было давно, очень давно...
- Вполне возможно, - улыбнулся Морис де Фернель. - Это мелодия сарабанды. Старинного испанского танца. Она была очень популярна когда-то. Может быть, ты слышала ее на рынке, Жюли. Ее вполне могли играть уличные музыканты. Или какой-нибудь шарманщик...
- Нет, - Жюли сосредоточенно нахмурила лоб, словно что-то вспоминая. - Это было не на улице. Но где? А может...
Она подняла на де Фернеля глаза ясного бирюзового цвета.
- Что же, милая Жюли? - спросил он, поставив шкатулку на каминную полку и обнимая девушку за талию.
- Возможно, она мне просто приснилась, - выдохнула маленькая швея, прижавшись к де Фернелю.
- Мне так страшно, Морис...
- Мы победим, Жюли, - он погладил любимую по щеке. - Мы победим... Посмотри. - он взял Жюли за руку, подвел к окну и отодвинул тяжелую бархатную штору. - Взгляни туда!
Жюли проследила взглядом за направлением его руки. Вдали виднелась башня городской ратуши, над которой развивалось белое знамя. Отсюда оно было еле заметно, и уж тем более, было не разглядеть, что вышито на его полотнище. Но Жюли Лебран прекрасно знала, что там красовались золотые лилии. Золотые лилии на белом поле - символ королевского дома Бурбонов. Не ранее, как неделю назад, она собственноручно вышила их на белоснежном полотне, которое ей принес де Фернель.
- Это означает, Жюли, - все более воодушевляясь, произносил Морис де Фернель, - что Лион сделал свой выбор. Мы больше не подчиняемся этой банде преступников, засевшей в Париже и устроившей резню по всей стране. Лион признает только законную королевскую власть. Власть короля и Бога.
- Да... да, - согласилась Жюли, обняв его за шею. - Мы победим. И я люблю тебя, Морис.
В ответ де Фернель нагнулся к ней, Жюли была совсем небольшого роста, и их губы слились в страстном поцелуе.
Легкий щелчок, и крышка небольшой серебристой шкатулки откинулась назад, а на отполированной поверхности закружились в старинном танце две маленькие фигурки.
и мы смеемся, как будто ада изведать не довелось
как будто не сменим тысячу тел, не встретим сто сорок войн
я просто сижу и любуюсь тем, как профиль устроен твой
как будто мрамор пришел наполнить какой-то нездешний свет
как будто я это буду помнить из смерти, которой нет...
(с) Вера Полозкова
1
Испания, Мадрид,
1635-ый год
Серебристые остроносые туфельки скользят по черно-белым квадратам пола. Сердце учащенно бьется. Непокорный локон цвета воронова крыла выбился из высокой прически, украшенной нитью жемчуга. Остановившись, девушка растерянно поправляет его рукой и, обернувшись, ловит недовольный взгляд матери. Он словно прожигает ее насквозь. Мать подхватывает ее за локоть и, нагнувшись к уху юной красавицы, шепчет:
- Надеюсь, моя дорогая Эстелла, вы не забыли о приличиях? Этот бал - огромная честь для нашей семьи. Здесь, несомненно, будет множество благородных молодых людей. Однако, вы должны не забывать, что Вы помолвлены и...
Эстелла рассеянно слушает эту высокую статную испанку и слегка раздраженно покусывает пухлую нижнюю губу. Ее маленькая ладонь держит сложенный веер, расшитый золотистыми узорами. Подарок жениха.
И что с того, что она еще ни разу его не видела, разве что на маленьком медальоне, который ей прислали из Франции. Для помолвки совсем не обязательно присутствие жениха. Потом она получила пару вежливых писем от Аурелио и несколько присланных дорогих безделушек, в числе которых был и этот веер.
- Вы не должны забывать... - продолжает мать, но до сознания юной девушки эти слова доносятся, как сквозь туман.
- Как... как я выгляжу? - спрашивает Эстелла, снова поправляя прическу и от волнения то раскрывая, то складывая веер.
- Выглядите прекрасно. Это-то и плохо, - едко добавляет мать и с силой сжимает руку дочери.
- Это Ваш первый бал, - шепчет она ей на ухо. - И я прекрасно понимаю Ваше волнение. Все-таки здесь будет сам король и наиболее знатные, приближенные ко двору особы.
- Да слушаете ли Вы меня? - испанка встряхивает дочь за плечо, больно сжав его пальцами. - Где Вы все время витаете, Эстелла?
- Я... я очень волнуюсь, - шепчет девушка, широко распахнув карие глаза, оттененные огромными бархатными ресницами. Она очень красива.
И это-то и пугает ее родительницу. Красота, приправленная достаточно жгучим темпераментом, может представлять из себя адскую смесь.
- Ах, мама, мы так и будем здесь стоять?! - нетерпеливо восклицает юная испанка. С ее широкой юбки осыпается несколько блестков на черно-белый паркет...
Мимо матери и дочери проходят несколько пышно одетых пар и, на мгновение отвлекшись от нравоучений, мать приветствует их лучезарной улыбкой и кивком головы.
Люди спешат на бал. Первый в этом году бал, который проходит в королевском дворце. Множество гостей было созвано на него. На этот раз приглашения удостоилась и чета Лоренсо, проживающая в достаточно отдаленном от столицы провинциальном городке. Видимо, король вспомнил былые заслуги отца Эстеллы, безупречно проявившем себя на военном поприще.
Кроме того, это был отличный шанс и для Эстеллы - выйти в свет и показать себя. Недавно ей исполнилось восемнадцать, и по меркам столичных мадридских красавиц, посещавших балы чуть ли не с тринадцати лет, она считалась уже "засидевшейся".
- Что ж, пойдемте, - сквозь зубы цедит мать и, подхватив дочь за локоть, увлекает за собой.
Серебристые остроносые туфельки скользят по черно-белым квадратам... вот до массивной двери, украшенной бронзовыми вензелями королевской фамилии, остается уже совсем немного. Надо только пересечь маленький коридорчик... Тяжелая дверь чуть приоткрыта, и Эстелла слышит доносящуюся оттуда музыку. Или это только кажется? Ведь бал еще не начался... Нет?
- Мне страшно, - на этот раз дочь наклоняется к уху матери, и та слышит ее горячее взволнованное дыхание. - Я... я боюсь.
- Все будет хорошо, дорогая, - улыбается мать. - Мы уже почти пришли. Где же Ваша смелость?
Они уже у самой двери. Мать дотрагивается до бронзовой ручки ладонью, затянутой в черную кружевную перчатку. Поправляет изящную мантилью и подталкивает дочь в спину.
- Идите же!
Дверь распахнута. Эстелла ослеплена и оглушена. Множество свечей в высоких тяжелых канделябрах, золотистый переливающийся свет играет на лицах гостей и придворных. Все смотрят на них. Большинство с любопытством. Некоторые - с легким презрением, зная что они из небольшого городка. А во взглядах нескольких молодых людей Эстелла успевает заметить откровенный интерес.
"Как здесь светло", - мелькает мысль и мгновенно сменяется другой:
"Как я должна себя вести?" Все уроки придворного этикета, который давала ей матушка, мгновенно вылетели из ее головы.
А их уже представили и, теперь мать, подхватив дочь под локоть, буквально втаскивает ее в зал.
- Ну, не робейте же так, - слышит она шипение на ухо. - Не будьте деревянной.
Несколько робких шагов вперед. Юная испанка чувствует на себе оценивающие взгляды. Жарко... Раскрыв веер, она начинает обмахиваться, осторожно оглядываясь по сторонам. Первый испуг миновал и присущее каждой женщине любопытство, берет верх. Но где же матушка?
Оглядевшись, Эстелла обнаруживает, что та ведет довольно увлеченный разговор с какой-то дамой средних лет, одетой в бордовое платье. Видимо, своей хорошей знакомой. Вздохнув, Эстелла делает еще несколько шагов и... чувствует на себе чей-то взгляд. Обжигающий настолько, что она оборачивается и слегка краснеет.
Вдали, небрежно облокотившись на круглый выступ колонны, стоит черноволосый красавец. Молодой человек лет двадцати трех. Эстелла успевает заметить, что он очень недурен собой и, возможно ее взгляд задержался на его смуглом лице чуть дольше, чем того требовали приличия...
Молодой человек улыбнулся ей, и Эстелла почувствовала, как ее губы дрогнули, ответив смущенной улыбкой. Сердце забилось сильнее и, отвернувшись и закрывшись веером, девушка начала усиленно обмахиваться.
- Позвольте представиться, - слышит она через некоторое время и оборачивается.
Снова этот черный обжигающий взгляд и широкая улыбка.
Молодой человек галантно кланяется Эстелле. Вблизи она успевает заметить большую родинку над его левой бровью.
- Позвольте представиться, - повторяет он, - Карлос Альварес, младший лейтенант армии его Величества.
- Эстелла Лоренсо, - девушка делает в ответ реверанс, подхватив пышный подол платья.
- Эстелла... - повторяет за ней Карлос, медленно, как будто наслаждаясь звучанием. - Прекрасное имя. Оно ведь означает "звезда"?
- Да, - отвечает Эстелла легким кивком головы. Карлос смотрит на завиток черных волос на ее виске.
Юная испанка оборачивается, ища взглядом мать. Но та по-прежнему увлечена разговором. Видимо, старые приятельницы очень давно не виделись.
- Могу ли я пригласить Вас на танец? - спрашивает Карлос.
Эстелле нравится его голос, глубокий и теплый.
- Первый танец на этом балу, - продолжает Карлос.
Он протягивает ей руку, но Эстелла все еще не решается. Нервным движением девушка то раскрывает, то закрывает веер.
Уже раздаются первые звуки музыки, которые придворные музыканты извлекают из своих инструментов. Словно легкий ветерок проносится по залу, который затем сменяют низкие, торжественные, даже печальные звуки.
Маленькая ладонь Эстеллы ложится в руку Карлоса и он ведет ее в самую середину зала, где уже выстроились пары, ожидающие начала танца.
- Что это за танец? - шепотом спрашивает Эстелла у своего кавалера и, судя по его недоуменным глазам, чувствует, что сморозила глупость.
- Я, наверное, выгляжу неуклюжей деревенщиной, - с досадой шепчет она и краснеет.
- Что Вы, Эстелла, - Карлос подносит ее маленькую ручку к губам и целует. - Этот танец совсем недавно вошел в столице в моду, как придворный. Его очень легко танцевать. Я буду вести, а Вы просто повторяйте движения, и все получится.
От его спокойного голоса, Эстелла и сама чувствует себя спокойнее. Скованность проходит, а звуки торжественной музыки подчиняют ее. Она движется вслед за ней и за уверенными движениями партнера. И у нее получается. Мельком оглянувшись, девушка видит, что никто не смотрит на нее с насмешкой или осуждением.
- Вы невероятно грациозны, - делает ей комплимент Карлос, и Эстелла расплывается в широкой улыбке. Гораздо более широкой, чем того требует придворный этикет.
- Какая красивая мелодия... - тихо говорит она Карлосу. - Красивая... и грустная. Что это за танец? Вы так и не ответили мне.
- Сарабанда, - отвечает он.
Весь вечер Эстелла танцует только с Карлосом Альваресом. Она чувствует на себе возмущенные взгляды матери, слышит перешептывания за спиной и даже ехидные смешки представительниц прекрасного пола. Чувствует ревнивые взгляды мужчин, собиравшихся пригласить очаровательную провинциалку, но в итоге оказавшихся ни с чем.
Блистательный бал также заканчивается сарабандой. И Эстелла танцует уже гораздо увереннее. На какой-то миг она ловит себя на мысли, что чувствует себя абсолютно счастливой. Здесь и сейчас. Господи, как же она хочет, чтобы этот бал никогда не заканчивался...
Возможно, Карлос Альварес обладал способностью читать мысли, потому что вдруг обнимает ее за плечи и горячо шепчет:
- Я не хочу расставаться с Вами, Эстелла. Вы будете моей женой. Вы согласны?
- Но это невозможно, - шепчет изумленная девушка. - Я... я помолвлена.
Карлос сжимает ее ладонь и смотрит в огромные карие глаза.
- Это единственное препятствие для нашей свадьбы?
И кивок головы в ответ. А взгляд карих глаз красноречивее любых слов.
- Тогда надо расторгнуть помолвку, - четко, по военному говорит Карлос и широко улыбается. - И Вы, Эстелла, станете моей женой.
Три года спустя...
- Говорила я... говорила... этот брак до добра не доведет, - бормочет старая служанка Анхелика, вытирая морщинистой ладонью покрасневшие глаза. - Нельзя было против воли родительской идти. Да разве кто послушал меня. Э-эх... - она обреченно машет рукой и продолжает свое занятие - перемешивание в глиняной кружке отвара из трав.
Это питье помогает облегчить дыхание и хоть немного снять жар. Страшный жар, в котором последнюю неделю находится Эстелла Альварес. Молодая женщина больна страшным заболеванием - чумой, и последние дни тает, как тонкая восковая свечка.
- Нельзя, нельзя было родителей гневить, - шепчет старуха, продолжая перемешивать отвар и тяжело вздыхая. - Так ведь и не простили они ее.
Неужто Божья кара? Да, да, - шепчет она, мелко тряся взлохмаченной седой головой. - Нельзя, нельзя было... только вот, неужто Бог не милосерден? Неужто допустит, чтобы девочка ушла? Настрадалась она и так. И Карлос... он же так ее любит. А мне-то каково? Я ж его с пеленок знаю, младенцем нянчила.
Любит он ее. Неужто... неужто любовь - это грех?
Старуха перестает мешать ложкой в кружке и застывает от этого необъяснимого вопроса, вспыхнувшего в ее мозгу.
Дверь открывается, и в кухню вваливается Карлос. Он тяжело опускается на скамью и молча сидит, глядя в одну точку.
Несколько минут старая Анхелика не решается тревожить господина. Потом все-таки решается:
- Как? Как она? Что лекарь-то сказал?
Карлос переводит дыхание и поднимает к старухе осунувшееся заросшее лицо.
- Ушел только что. Вскрыл ей бубоны, - сухо, словно механически отвечает Карлос Альварес. - Сказал, что если до утра Эстелла доживет, то выздоровеет.
А если нет, то...
- Господи боже, святая Дева Мария, - Анхелика исступленно крестится, - Спаси Госпожу, не забирай ее к себе. Умоляю. Она еще так молода...
Карлос встает и делает несколько кругов по кухне, словно загнанный зверь. Затем вновь опускается на скамью и обхватывает голову руками.
- Бедняжка, она так кричала, - тихо говорит он. - За что это нам? За что?..
- Мор страшный в этом году, сынок, - бормочет старуха, - полгорода уже мертвых. Давно уж не было такого. Очень давно. Помню, девчонкой совсем еще была, годков семь мне минуло... тоже чума приходила в наш город, но такого вот не было. Сколько мертвых-то уже! Господи Боже мой...
- Все, хватит, замолчи! - зло бросает Карлос и поднимается. Замечает стоявший на столе горшок с отваром. - Это что ты делала? Для нее?
- Да, - старуха показывает на горшок, от которого идет резкий пряный дух. - Отвар травяной для госпожи Эстеллы. Боли снимает, жар тоже. Надо бы дать ей попить.
- Давай, я сам отнесу, - Карлос принимает из ее рук кружку и идет к выходу.
Эстелла Альварес умерла в пять часов утра 17-го декабря 1638-го года.
2
Франция, Лион,
30 мая 1793 года.
- Жюли, надеюсь, тебе это понравится.
Раздался легкий щелчок, и крышка небольшой серебристого цвета шкатулки, откинулась назад. Одновременно с этим раздались звуки мелодии, торжественной и в то же время, печальной. А на отполированной поверхности крышки закружились в механическом танце две изящные маленькие фигурки - испанец и испанка.
- Господи! Какая прелесть! - Жюли Лебран захлопала в ладоши, с восхищением разглядывая музыкальную шкатулку. - Они такие красивые. А мелодия...
Она слегка наклонила голову, и ее золотистые локоны рассыпались по плечам. - От этой мелодии у меня щемит сердце. И как будто... как будто я слышала ее когда-то раньше... Это было давно, очень давно...
- Вполне возможно, - улыбнулся Морис де Фернель. - Это мелодия сарабанды. Старинного испанского танца. Она была очень популярна когда-то. Может быть, ты слышала ее на рынке, Жюли. Ее вполне могли играть уличные музыканты. Или какой-нибудь шарманщик...
- Нет, - Жюли сосредоточенно нахмурила лоб, словно что-то вспоминая. - Это было не на улице. Но где? А может...
Она подняла на де Фернеля глаза ясного бирюзового цвета.
- Что же, милая Жюли? - спросил он, поставив шкатулку на каминную полку и обнимая девушку за талию.
- Возможно, она мне просто приснилась, - выдохнула маленькая швея, прижавшись к де Фернелю.
- Мне так страшно, Морис...
- Мы победим, Жюли, - он погладил любимую по щеке. - Мы победим... Посмотри. - он взял Жюли за руку, подвел к окну и отодвинул тяжелую бархатную штору. - Взгляни туда!
Жюли проследила взглядом за направлением его руки. Вдали виднелась башня городской ратуши, над которой развивалось белое знамя. Отсюда оно было еле заметно, и уж тем более, было не разглядеть, что вышито на его полотнище. Но Жюли Лебран прекрасно знала, что там красовались золотые лилии. Золотые лилии на белом поле - символ королевского дома Бурбонов. Не ранее, как неделю назад, она собственноручно вышила их на белоснежном полотне, которое ей принес де Фернель.
- Это означает, Жюли, - все более воодушевляясь, произносил Морис де Фернель, - что Лион сделал свой выбор. Мы больше не подчиняемся этой банде преступников, засевшей в Париже и устроившей резню по всей стране. Лион признает только законную королевскую власть. Власть короля и Бога.
- Да... да, - согласилась Жюли, обняв его за шею. - Мы победим. И я люблю тебя, Морис.
В ответ де Фернель нагнулся к ней, Жюли была совсем небольшого роста, и их губы слились в страстном поцелуе.
***
Легкий щелчок, и крышка небольшой серебристой шкатулки откинулась назад, а на отполированной поверхности закружились в старинном танце две маленькие фигурки.
