Только так и можно сохранить рассудок во время войны: совершать благородные поступки вопреки всеобщему хаосу.
Скотт Вестерфельд. "Левиафан".
- Девушки-красавицы, а не хотите ли распить бутылочку чудесного винца за скорейшую победу наших войск? Ну, или хотя бы просто подарить по поцелую «на удачу» будущим величайшим героям? – вихрастый рыжий огневик приоткрыл дверь купе и с наглой улыбочкой многозначительно подвигал бровями.
- Иди уже отсюда, герой-любовник, потенциальный пациент, - нарочито сурово отшила его Тильда. - А то сообщу магистру, чем вы тут занимаетесь вместо положенного отдыха и медитаций. Или совсем запамятовал, что рано утром мы уже прибываем?
Парень тут же испарился, поспешно захлопнув за собою дверь: то ли угрозы испугался, то ли и вправду забыл, что ехать нам осталось всего ничего, и всем было приказано хорошенько отдохнуть и восполнить личный резерв.
Женщина весело усмехнулась, лукаво сверкнув глазами, и покачала головой.
- Нет, Эрин, ты только посмотри! Ничего со временем не меняется! Ведь на войну едут, шалопаи великовозрастные, а сами только о плотских радостях думают, да о выпивке. Адепты! Ещё молоко на губах не обсохло, а всё туда же. Соблазнители роковые, так их разэдак!
В ответ на её наигранное ворчание я лишь улыбнулась задумчиво, не став развивать эту тему дальше, и вновь погрузилась в созерцание проносящегося за окном мирного пейзажа. Пока ещё мирного.
Мы ехали на войну. Началась она уже более полугода назад с какого-то мелкого пограничного конфликта. Но после гибели нашего посольства, отправленного разрешить возникшую ситуацию, небольшое столкновение стремительно переросло в полноценные боевые действия. Яростные сражения сменялись периодами недолгого затишья, а затем снова набирали силу, собирая свою кровавую жатву.
Сначала армия справлялась своими силами: боевых магов там хватало с лихвой. Но когда противник объединился ещё с одним соседом и ситуация на фронте сильно ухудшилась, призывать стали всех без разбору. Каждый хоть на что-нибудь, да годился.
Даже адептов-старшекурсников боевого и стихийного факультетов отправили на передовую. В бой, правда, пока не кидали, приписав их к охране полевых госпиталей, интендантской службе и фуражирам тылового обеспечения.
Спустя некоторое время настала очередь Лекарского факультета. На военную службу призвали почти весь преподавательский состав и самых талантливых адептов.
Поговаривали, что даже некромантам пришлось отправить своих магов на фронт. То ли в службу разведки, то ли в госпитали, а то ли и вовсе для использования умертвий в качестве боевых единиц.
В последнюю версию мало кто верил, так как для проведения массовых ритуалов поднятия требовалась уйма магической энергии. К тому же удерживать войско нежити в постоянном подчинении совсем непросто. С такой задачей не каждый архимаг справится.
Так что многие склонялись к мысли, что это просто слухи. Сами же некросы хранили гордое молчание, не распространяясь на эту тему вовсе. А настаивать и выспрашивать дураков больше не было: дурная слава адептов факультета некромантии была известна всем.
Впрочем, небезосновательно.
На все жалобы чересчур настырных и любопытных, а потому пострадавших, ректор лишь разводил руками, сетовал на издержки профессиональной деформации и рекомендовал лишний раз с ними не связываться.
Однако все эти разговоры и догадки вмиг потеряли свою остроту, как только стала известна последняя новость.
Магия заканчивается!
То есть, не совсем исчезает: просто природный магический фон не успевает восстановиться в местах проведения боёв, вычёрпываемый магами обеих враждующих сторон до дна.
Из-за этого стали гибнуть магические растения, массово откочевали все животные, чьё существование было невозможно в условиях магического вакуума.
Соответственно участились случаи столкновения войск врукопашную без магической поддержки и защиты. Понятное дело, самих магов в эту мясорубку не бросали. А вот простого народа там полегло немало.
Было много раненых, увечных, умирающих. Ведь для полноценного использования лекарского дара так же требовалась магия. Целитель, как известно, может или тянуть силу из окружающего пространства, пропуская её через себя, или зачерпывать из собственного восполняемого резерва. А в самых крайних случаях - брать из неприкосновенного запаса – ауры.
Но в последнем случае слишком велика вероятность нанесения здоровью целителя непоправимого ущерба: в лучшем случае – простое выгорание, в худшем – летальный исход.
При использовании личного резерва необходимо было его потом где-то пополнять. Вот тут-то и таилась основная сложность: магии почти не осталось, а тех крох, что ещё были - катастрофически не хватало.
Тогда командование приняло решение о доставке на линию фронта амулетов-накопителей. И нужно их было много. Очень много.
Так оказался мобилизован факультет артефактологии. Причём, в полном составе. Естественно, сами адепты никуда не поехали, но с этого момента все силы старшекурсников были направлены на создание боевых и лекарских артефактов.
Младшие же курсы делали заготовки для простеньких одноразовых амулетов-накопителей. Много сил и знаний для этого не требовалось, так что с задачей они справлялись вполне. Заодно получили неоценимый опыт и весьма полезные навыки, в кратчайшие сроки доведённые практически до автоматизма.
Всё, что они создавали, шло на нужды войны, пересылаясь под конвоем вместе с очередным поступлением на фронт: людей, провианта, лекарств и всего того, что требовалось для войск.
Работая в академическом лазарете, я с нарастающей тревогой наблюдала за постепенным развитием всё более пугающих событий. Будучи чистокровным человеком, практически начисто лишённым магического дара, я могла не опасаться призыва в армию, как иные лекари, работающие со мной. Но это меня мало успокаивало.
Когда я появилась на свет, родители – оба дипломированные маги-лекари – только руками развели. Резерв их единственного ребёнка был настолько крохотный, что даже не стоил упоминания и не оставлял надежды на какие-либо положительные изменения в будущем. И они смирились с этим. Просто приняли меня, как есть.
Будучи людьми прогрессивными, и сторонниками осознанного выбора, позволяющего самостоятельно творить свою судьбу, родители не стали заключать раннюю помолвку, чтобы отдать меня замуж, едва я вступлю в пору девичества, как было принято у обычных людей.
Вместо этого они с младых ногтей стали прививать мне любовь к медицине, обучая теории и практическим навыкам, не требующим использования магической силы. Так, по их мнению, они давали мне возможность самостоятельного заработка и самообеспечения, за что я им до сих пор безмерно благодарна.
Возможность убедиться в мудрости такого подхода выдалась до обидного быстро: неожиданно я осталась сиротой. Мама с папой погибли при проходе через портал – несчастный случай, как мне объяснили позже. Какой-то там пространственный сбой или что-то вроде того унёс самых дорогих для меня людей. Утешало лишь то, что они ничего не почувствовали – всё произошло слишком быстро.
В ту пору мне было всего десять лет, и до наступления восемнадцати пришлось жить в приюте, пока по достижении совершеннолетия я не вступила в права наследования имущества родителей. Других родственников у меня, увы, не было. В приюте было неплохо: о нас заботились, кормили, одевали, научили шить, готовить, вести хозяйство и даже танцевать. В общем, дали образование, необходимое молодым девушкам для дальнейшей счастливой замужней жизни. Читать и писать я к тому времени уже умела сама, по остальным дисциплинам тоже не отставала, так как любила узнавать новое, и учёба давалась мне легко.
Печалила лишь полная невозможность заниматься любимым делом: учиться медицине дальше. Несколько раз я пыталась подольститься к приютскому лекарю и предлагала свою помощь в несложных делах взамен на обучение. Но тут меня поджидала неудача: вредный старикашка имел отвратительный характер и всегда был чем-то недоволен. А уж рассматривать в качестве помощницы сопливую девчонку, как он меня тогда называл, отказывался вовсе.
Несколько раз получив отворот поворот, я бросила эту затею, решив, что обязательно продолжу дело, начатое родителями, как только вступлю в права наследования и выйду из приюта.
Так и произошло. Денег от родителей мне досталось немного, но их вполне хватало, учитывая мой скромный образ жизни. Отдельным сокровищем оказался дом: небольшой, но уютный, в котором прошло моё детство. Расположенный в тихом зелёном районе на окраине города, он мог похвастаться даже небольшим садом, где когда-то располагался мамин аптекарский огородик и росли на диво плодовитые яблони.
За восемь лет хозяйство пришло в упадок: сад сильно зарос, а дом успел несколько обветшать без твёрдой хозяйской руки, но я это быстро исправила, потратив, правда, на услуги мастеров-ремонтников и бытовых магов почти треть имевшихся у меня денег.
Следующий год я посвятила тому, чтобы заново обжиться в отчем доме, наладить незамысловатый быт и воскресить в памяти все те знания, которые родители успели в меня вложить. Благо, домашняя библиотека была мне в том хорошим подспорьем.
А потом случилось чудо!
Миранда – моя близкая подруга по приюту - помогла устроиться на работу в лазарет магической Академии. За тот год, что мы с ней не виделись, она каким-то образом ухитрилась выскочить замуж за одного из тамошних целителей и, зная о моей давней мечте, упросила мужа дать мне шанс.
Счастью моему не было предела! И я сделала всё от меня зависящее, чтобы удержаться на этом месте. Трудилась допоздна, оставалась сверхурочно, не чуралась никакой тяжёлой работы, со временем прочно войдя в коллектив хорошо принявших меня людей.
Двенадцать лет пролетели незаметно, а я всё так же работала в крыле исцеления академического лазарета. Личная жизнь как-то не сложилась, замуж я так и не вышла. Любимое дело заменяло всё. А, может, просто с мужчинами не везло, не знаю. Романы были, конечно, но особых надежд я на них не возлагала. Всего лишь взаимно приятное времяпровождение: на большее не оставалось ни времени, ни сил.
Сначала потому, что, кроме работы в Академии, я периодически ходила на практику в городскую больницу для неимущих - набиралась опыта по безмагической диагностике и лечению. А потом просто пропало желание что-то менять в своей налаженной жизни.
Для обычных мужчин, в свои тридцать с хвостиком, я давно уже считалась перестарком, а маги меня совсем не привлекали. Может, оттого, что я до сих пор болезненно переживала собственную ущербность и невозможность управлять потоками? Кто знает…
Долгая жизнь, как другим одарённым, мне не грозила, а потому я философски приняла как данность то, что, похоже, так и останусь одна на склоне лет, не познав великого и прекрасного чувства любви.
И снова ошиблась.
А всему виной неожиданно ворвавшийся в мою жизнь адепт боевого факультета – Максимилиан Ройс.
Высокий, статный юноша с коротко стриженными тёмными волосами и голубыми глазами. Серьёзный, вдумчивый и… какой-то настоящий. Несмотря на свой возраст, он производил впечатление уже взрослого мужчины, хотя и подурачиться иногда тоже любил.
Являясь не слишком сильным магом, Максимилиан с успехом компенсировал это наличием таких черт характера, как талант, упорство и старательность, иногда граничащая с фанатизмом. Да и любви к экспериментам ему было не занимать. Наверное, именно поэтому он поначалу так часто попадал к нам в лазарет. Травмы были разной степени тяжести и порой по совершенно нелепым причинам. Пару раз даже казалось, что выжить адепту помогло только чудо.
Но каждый раз, вылечившись и покинув крыло Исцеления, он снова забывал об осторожности, отдаваясь процессу обучения со всей горячностью юношеского максимализма.
Спустя год целители и медперсонал, работающие в лазарете, стали даже делать ставки
на то, как быстро Максимилиан вновь окажется их пациентом, и по какой причине на этот раз. Я в этом тотализаторе не участвовала, искренне переживая за целеустремлённого юношу. И несказанно обрадовалась, когда интервалы между его посещениями стали постепенно увеличиваться, а после и вовсе сошли на нет. Видимо, поднаторел в магическом искусстве и многому сумел научиться.
А потом как-то так случилось, что он просто зашёл к нам в гости. Да не просто так, а с большим тортом и горячей благодарностью за все наши старания. Не знаю, кто его надоумил это сделать, но угадал парень верно. Поэтому стоило ему только заикнуться о желании пройти краткий курс обучения оказания первой помощи без применения магии, как ему тут же дали разрешение приходить в любое удобное время и обещание научить всему-всему по высшему разряду!
Так Максимилиан Ройс снова стал частым гостем крыла Исцеления, где и находился собственно лазарет. Занимался он старательно и весьма радовал добровольных учителей своей серьёзностью, вдумчивостью и успехами.
Практику он проходил под моим контролем, сначала помогая в перевязках и выдаче лекарств пациентам. Потом набивал руку в уколах, наложении гипса и остановке кровотечения. Так мало-помалу мы и сдружились.
Хотя назвать это дружбой было сложно. Просто общее дело и приятное общение, причём и то и другое исключительно в стенах лазарета. Вне его у каждого из нас имелась своя жизнь, и никакого даже намёка на общение друг с другом в ней не было. Правда, пару раз он присылал вестника, когда не мог прийти на заранее договорённое занятие. Но на этом всё.
А время шло. Мало-помалу я и сама не заметила, как привязалась к нему, начала с нетерпением ожидать этих наших коротких, но таких важных встреч. Ждала, тосковала. Понимала, насколько это глупо, ведь разница в возрасте между нами была почти в десять лет, но глупое сердце упрямо не желало слушать доводы холодного рассудка, прекрасно осознающего, к чему идёт дело.
К тому же надежды добавляло то, что уже не раз я замечала, как Макс тоже смотрит на меня с чисто мужским интересом. Называл меня на «ты» и коротким именем, заботился в мелочах, что позволяло почувствовать себя хрупкой и оберегаемой женщиной. Порой шутки наши перерастали в откровенный флирт, когда грани становились размытыми, а сердце сладко замирало от предвкушения и надежды. Вроде бы случайные прикосновения, долгие взгляды…
Иногда мне казалось, что Макс словно чувствует, когда я нахожусь рядом: стоило войти в помещение, как он тут же оглядывался и искал меня взглядом. А найдя, с улыбкой приветствовал кивком и только после этого возвращался к прерванному занятию.
Так продолжалось почти год.
Впоследствии к нам с целью обучения стали заглядывать ещё двое его однокурсников. Но с этими ребятами у меня сразу установилось ровное, дружеское общение. Ни малейшим намёком не похожее на то неясное сумасшествие и томительное ожидание, что накрывало меня рядом с Максом.
А потом началась война.
Адепт Максимилиан Ройс, к тому времени уже окончивший четвёртый курс боевого факультета, был призван вместе со своими сокурсниками. И в начале лета, почти сразу после сдачи сессии, отправился на фронт.
Скотт Вестерфельд. "Левиафан".
Глава 1
- Девушки-красавицы, а не хотите ли распить бутылочку чудесного винца за скорейшую победу наших войск? Ну, или хотя бы просто подарить по поцелую «на удачу» будущим величайшим героям? – вихрастый рыжий огневик приоткрыл дверь купе и с наглой улыбочкой многозначительно подвигал бровями.
- Иди уже отсюда, герой-любовник, потенциальный пациент, - нарочито сурово отшила его Тильда. - А то сообщу магистру, чем вы тут занимаетесь вместо положенного отдыха и медитаций. Или совсем запамятовал, что рано утром мы уже прибываем?
Парень тут же испарился, поспешно захлопнув за собою дверь: то ли угрозы испугался, то ли и вправду забыл, что ехать нам осталось всего ничего, и всем было приказано хорошенько отдохнуть и восполнить личный резерв.
Женщина весело усмехнулась, лукаво сверкнув глазами, и покачала головой.
- Нет, Эрин, ты только посмотри! Ничего со временем не меняется! Ведь на войну едут, шалопаи великовозрастные, а сами только о плотских радостях думают, да о выпивке. Адепты! Ещё молоко на губах не обсохло, а всё туда же. Соблазнители роковые, так их разэдак!
В ответ на её наигранное ворчание я лишь улыбнулась задумчиво, не став развивать эту тему дальше, и вновь погрузилась в созерцание проносящегося за окном мирного пейзажа. Пока ещё мирного.
Мы ехали на войну. Началась она уже более полугода назад с какого-то мелкого пограничного конфликта. Но после гибели нашего посольства, отправленного разрешить возникшую ситуацию, небольшое столкновение стремительно переросло в полноценные боевые действия. Яростные сражения сменялись периодами недолгого затишья, а затем снова набирали силу, собирая свою кровавую жатву.
Сначала армия справлялась своими силами: боевых магов там хватало с лихвой. Но когда противник объединился ещё с одним соседом и ситуация на фронте сильно ухудшилась, призывать стали всех без разбору. Каждый хоть на что-нибудь, да годился.
Даже адептов-старшекурсников боевого и стихийного факультетов отправили на передовую. В бой, правда, пока не кидали, приписав их к охране полевых госпиталей, интендантской службе и фуражирам тылового обеспечения.
Спустя некоторое время настала очередь Лекарского факультета. На военную службу призвали почти весь преподавательский состав и самых талантливых адептов.
Поговаривали, что даже некромантам пришлось отправить своих магов на фронт. То ли в службу разведки, то ли в госпитали, а то ли и вовсе для использования умертвий в качестве боевых единиц.
В последнюю версию мало кто верил, так как для проведения массовых ритуалов поднятия требовалась уйма магической энергии. К тому же удерживать войско нежити в постоянном подчинении совсем непросто. С такой задачей не каждый архимаг справится.
Так что многие склонялись к мысли, что это просто слухи. Сами же некросы хранили гордое молчание, не распространяясь на эту тему вовсе. А настаивать и выспрашивать дураков больше не было: дурная слава адептов факультета некромантии была известна всем.
Впрочем, небезосновательно.
На все жалобы чересчур настырных и любопытных, а потому пострадавших, ректор лишь разводил руками, сетовал на издержки профессиональной деформации и рекомендовал лишний раз с ними не связываться.
Однако все эти разговоры и догадки вмиг потеряли свою остроту, как только стала известна последняя новость.
Магия заканчивается!
То есть, не совсем исчезает: просто природный магический фон не успевает восстановиться в местах проведения боёв, вычёрпываемый магами обеих враждующих сторон до дна.
Из-за этого стали гибнуть магические растения, массово откочевали все животные, чьё существование было невозможно в условиях магического вакуума.
Соответственно участились случаи столкновения войск врукопашную без магической поддержки и защиты. Понятное дело, самих магов в эту мясорубку не бросали. А вот простого народа там полегло немало.
Было много раненых, увечных, умирающих. Ведь для полноценного использования лекарского дара так же требовалась магия. Целитель, как известно, может или тянуть силу из окружающего пространства, пропуская её через себя, или зачерпывать из собственного восполняемого резерва. А в самых крайних случаях - брать из неприкосновенного запаса – ауры.
Но в последнем случае слишком велика вероятность нанесения здоровью целителя непоправимого ущерба: в лучшем случае – простое выгорание, в худшем – летальный исход.
При использовании личного резерва необходимо было его потом где-то пополнять. Вот тут-то и таилась основная сложность: магии почти не осталось, а тех крох, что ещё были - катастрофически не хватало.
Тогда командование приняло решение о доставке на линию фронта амулетов-накопителей. И нужно их было много. Очень много.
Так оказался мобилизован факультет артефактологии. Причём, в полном составе. Естественно, сами адепты никуда не поехали, но с этого момента все силы старшекурсников были направлены на создание боевых и лекарских артефактов.
Младшие же курсы делали заготовки для простеньких одноразовых амулетов-накопителей. Много сил и знаний для этого не требовалось, так что с задачей они справлялись вполне. Заодно получили неоценимый опыт и весьма полезные навыки, в кратчайшие сроки доведённые практически до автоматизма.
Всё, что они создавали, шло на нужды войны, пересылаясь под конвоем вместе с очередным поступлением на фронт: людей, провианта, лекарств и всего того, что требовалось для войск.
Работая в академическом лазарете, я с нарастающей тревогой наблюдала за постепенным развитием всё более пугающих событий. Будучи чистокровным человеком, практически начисто лишённым магического дара, я могла не опасаться призыва в армию, как иные лекари, работающие со мной. Но это меня мало успокаивало.
Когда я появилась на свет, родители – оба дипломированные маги-лекари – только руками развели. Резерв их единственного ребёнка был настолько крохотный, что даже не стоил упоминания и не оставлял надежды на какие-либо положительные изменения в будущем. И они смирились с этим. Просто приняли меня, как есть.
Будучи людьми прогрессивными, и сторонниками осознанного выбора, позволяющего самостоятельно творить свою судьбу, родители не стали заключать раннюю помолвку, чтобы отдать меня замуж, едва я вступлю в пору девичества, как было принято у обычных людей.
Вместо этого они с младых ногтей стали прививать мне любовь к медицине, обучая теории и практическим навыкам, не требующим использования магической силы. Так, по их мнению, они давали мне возможность самостоятельного заработка и самообеспечения, за что я им до сих пор безмерно благодарна.
Возможность убедиться в мудрости такого подхода выдалась до обидного быстро: неожиданно я осталась сиротой. Мама с папой погибли при проходе через портал – несчастный случай, как мне объяснили позже. Какой-то там пространственный сбой или что-то вроде того унёс самых дорогих для меня людей. Утешало лишь то, что они ничего не почувствовали – всё произошло слишком быстро.
В ту пору мне было всего десять лет, и до наступления восемнадцати пришлось жить в приюте, пока по достижении совершеннолетия я не вступила в права наследования имущества родителей. Других родственников у меня, увы, не было. В приюте было неплохо: о нас заботились, кормили, одевали, научили шить, готовить, вести хозяйство и даже танцевать. В общем, дали образование, необходимое молодым девушкам для дальнейшей счастливой замужней жизни. Читать и писать я к тому времени уже умела сама, по остальным дисциплинам тоже не отставала, так как любила узнавать новое, и учёба давалась мне легко.
Печалила лишь полная невозможность заниматься любимым делом: учиться медицине дальше. Несколько раз я пыталась подольститься к приютскому лекарю и предлагала свою помощь в несложных делах взамен на обучение. Но тут меня поджидала неудача: вредный старикашка имел отвратительный характер и всегда был чем-то недоволен. А уж рассматривать в качестве помощницы сопливую девчонку, как он меня тогда называл, отказывался вовсе.
Несколько раз получив отворот поворот, я бросила эту затею, решив, что обязательно продолжу дело, начатое родителями, как только вступлю в права наследования и выйду из приюта.
Так и произошло. Денег от родителей мне досталось немного, но их вполне хватало, учитывая мой скромный образ жизни. Отдельным сокровищем оказался дом: небольшой, но уютный, в котором прошло моё детство. Расположенный в тихом зелёном районе на окраине города, он мог похвастаться даже небольшим садом, где когда-то располагался мамин аптекарский огородик и росли на диво плодовитые яблони.
За восемь лет хозяйство пришло в упадок: сад сильно зарос, а дом успел несколько обветшать без твёрдой хозяйской руки, но я это быстро исправила, потратив, правда, на услуги мастеров-ремонтников и бытовых магов почти треть имевшихся у меня денег.
Следующий год я посвятила тому, чтобы заново обжиться в отчем доме, наладить незамысловатый быт и воскресить в памяти все те знания, которые родители успели в меня вложить. Благо, домашняя библиотека была мне в том хорошим подспорьем.
А потом случилось чудо!
Миранда – моя близкая подруга по приюту - помогла устроиться на работу в лазарет магической Академии. За тот год, что мы с ней не виделись, она каким-то образом ухитрилась выскочить замуж за одного из тамошних целителей и, зная о моей давней мечте, упросила мужа дать мне шанс.
Счастью моему не было предела! И я сделала всё от меня зависящее, чтобы удержаться на этом месте. Трудилась допоздна, оставалась сверхурочно, не чуралась никакой тяжёлой работы, со временем прочно войдя в коллектив хорошо принявших меня людей.
Двенадцать лет пролетели незаметно, а я всё так же работала в крыле исцеления академического лазарета. Личная жизнь как-то не сложилась, замуж я так и не вышла. Любимое дело заменяло всё. А, может, просто с мужчинами не везло, не знаю. Романы были, конечно, но особых надежд я на них не возлагала. Всего лишь взаимно приятное времяпровождение: на большее не оставалось ни времени, ни сил.
Сначала потому, что, кроме работы в Академии, я периодически ходила на практику в городскую больницу для неимущих - набиралась опыта по безмагической диагностике и лечению. А потом просто пропало желание что-то менять в своей налаженной жизни.
Для обычных мужчин, в свои тридцать с хвостиком, я давно уже считалась перестарком, а маги меня совсем не привлекали. Может, оттого, что я до сих пор болезненно переживала собственную ущербность и невозможность управлять потоками? Кто знает…
Долгая жизнь, как другим одарённым, мне не грозила, а потому я философски приняла как данность то, что, похоже, так и останусь одна на склоне лет, не познав великого и прекрасного чувства любви.
И снова ошиблась.
А всему виной неожиданно ворвавшийся в мою жизнь адепт боевого факультета – Максимилиан Ройс.
Высокий, статный юноша с коротко стриженными тёмными волосами и голубыми глазами. Серьёзный, вдумчивый и… какой-то настоящий. Несмотря на свой возраст, он производил впечатление уже взрослого мужчины, хотя и подурачиться иногда тоже любил.
Являясь не слишком сильным магом, Максимилиан с успехом компенсировал это наличием таких черт характера, как талант, упорство и старательность, иногда граничащая с фанатизмом. Да и любви к экспериментам ему было не занимать. Наверное, именно поэтому он поначалу так часто попадал к нам в лазарет. Травмы были разной степени тяжести и порой по совершенно нелепым причинам. Пару раз даже казалось, что выжить адепту помогло только чудо.
Но каждый раз, вылечившись и покинув крыло Исцеления, он снова забывал об осторожности, отдаваясь процессу обучения со всей горячностью юношеского максимализма.
Спустя год целители и медперсонал, работающие в лазарете, стали даже делать ставки
на то, как быстро Максимилиан вновь окажется их пациентом, и по какой причине на этот раз. Я в этом тотализаторе не участвовала, искренне переживая за целеустремлённого юношу. И несказанно обрадовалась, когда интервалы между его посещениями стали постепенно увеличиваться, а после и вовсе сошли на нет. Видимо, поднаторел в магическом искусстве и многому сумел научиться.
А потом как-то так случилось, что он просто зашёл к нам в гости. Да не просто так, а с большим тортом и горячей благодарностью за все наши старания. Не знаю, кто его надоумил это сделать, но угадал парень верно. Поэтому стоило ему только заикнуться о желании пройти краткий курс обучения оказания первой помощи без применения магии, как ему тут же дали разрешение приходить в любое удобное время и обещание научить всему-всему по высшему разряду!
Так Максимилиан Ройс снова стал частым гостем крыла Исцеления, где и находился собственно лазарет. Занимался он старательно и весьма радовал добровольных учителей своей серьёзностью, вдумчивостью и успехами.
Практику он проходил под моим контролем, сначала помогая в перевязках и выдаче лекарств пациентам. Потом набивал руку в уколах, наложении гипса и остановке кровотечения. Так мало-помалу мы и сдружились.
Хотя назвать это дружбой было сложно. Просто общее дело и приятное общение, причём и то и другое исключительно в стенах лазарета. Вне его у каждого из нас имелась своя жизнь, и никакого даже намёка на общение друг с другом в ней не было. Правда, пару раз он присылал вестника, когда не мог прийти на заранее договорённое занятие. Но на этом всё.
А время шло. Мало-помалу я и сама не заметила, как привязалась к нему, начала с нетерпением ожидать этих наших коротких, но таких важных встреч. Ждала, тосковала. Понимала, насколько это глупо, ведь разница в возрасте между нами была почти в десять лет, но глупое сердце упрямо не желало слушать доводы холодного рассудка, прекрасно осознающего, к чему идёт дело.
К тому же надежды добавляло то, что уже не раз я замечала, как Макс тоже смотрит на меня с чисто мужским интересом. Называл меня на «ты» и коротким именем, заботился в мелочах, что позволяло почувствовать себя хрупкой и оберегаемой женщиной. Порой шутки наши перерастали в откровенный флирт, когда грани становились размытыми, а сердце сладко замирало от предвкушения и надежды. Вроде бы случайные прикосновения, долгие взгляды…
Иногда мне казалось, что Макс словно чувствует, когда я нахожусь рядом: стоило войти в помещение, как он тут же оглядывался и искал меня взглядом. А найдя, с улыбкой приветствовал кивком и только после этого возвращался к прерванному занятию.
Так продолжалось почти год.
Впоследствии к нам с целью обучения стали заглядывать ещё двое его однокурсников. Но с этими ребятами у меня сразу установилось ровное, дружеское общение. Ни малейшим намёком не похожее на то неясное сумасшествие и томительное ожидание, что накрывало меня рядом с Максом.
А потом началась война.
Адепт Максимилиан Ройс, к тому времени уже окончивший четвёртый курс боевого факультета, был призван вместе со своими сокурсниками. И в начале лета, почти сразу после сдачи сессии, отправился на фронт.
