Что это, спрашиваю, за явление природы? А она потупилась и отвечает, что тренируется с мужем бою без оружия. Я над ней немного пошутил, так знаете, как она вскинулась? Глазищами так и засверкала! Правда, тут же опомнилась. Повёл к князю и попросил показать, что это за бой.
– Показали? – с интересом спросил Андрей.
– Чтобы мне да отказали, – засмеялся Владимир Андреевич. – Надо сказать, что я ушёл под впечатлением. Князю, правда, не повезло. Он сильнее жены, но не смог за ней угнаться. Она так быстро двигалась, что трудно уследить глазами, вот князь и не уследил. Жена так заехала ему ногой в живот, что я уже думал, что нужно искать другого камергера. Вы на всякий случай это учтите, а то у меня нет других сыновей и больше уже не будет.
– И для чего это? – спросил меня Олег.
– Нам после выпуска моей статьи пришлось надолго уехать в одно глухое место, – ответил я. – Жилось там неплохо, но очень скучно, особенно тем, у кого не было занятий. Вот на жену и навалилась хандра. Я давно занимался этой борьбой и решил её хоть чем-то занять, чтобы не валялась весь день в постели. Не люблю толстых женщин, а при такой жизни не растолстеть... Были наши песни, но они не заменят спорта. Сначала занималась из-под палки, а потом приохотилась.
– Вы принуждали жену? – удивился Андрей. – У неё довольно сильный характер.
– Борьба сделала его сильнее, – ответил я. – И она сделала очень сильным её тело, а это придаёт уверенности и помогает здоровью. Да и в жизни может пригодиться. Жена может отделаться от навязчивых ухажёров без моей помощи. Это не о вас, ваше императорское высочество, а вообще...
– Может, ты нам скажешь, для чего тебе нужен этот юноша? – спросил Андрей, повернувшись к отцу. – Я не обращаю внимания на слухи и сплетни, поэтому думаю, что дело не в его жене и не в их песнях.
– Мне нужны его советы, – ответил Владимир Андреевич, вызвав удивлённые взгляды сыновей. – У этого юноши большие заслуги перед империей, а наградить его соразмерно им не позволяет его возраст. Остальное узнаете сами, если он захочет вам сказать. Только хочу предупредить, что всё, что касается его самого и его работы, является государственным секретом. Понятно, что говорю не о песнях и книгах.
– Это меняет дело, – сказал мне Андрей. – Пожалуй, я тоже разрешу вам, князь, называть меня по имени в приватной обстановке. Вашей жены это тоже касается.
– Я уже выслушал вас, граф, – сказал Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль Энтони Идену, – теперь послушайте меня. Войны больше не должно быть! Мы проиграли, и продолжение прежней политики приведёт к краху. Потери в самолётах не позволят нам защититься от воздушных ударов, а если русские отдадут немцам свои новые бомбы, нам конец! Немцы понесли большие потери в кораблях, но, получив все ресурсы Франции, за два-три года наделают другие. И я не сбрасывал бы со счёта русский флот. Если нас отрежут от колоний, будет плохо! Много мы сможем сделать в изоляции? Американцы слишком уверены в своих силах и не способны думать о будущем, поэтому мы не получим от них помощи!
– Но, сэр, вас никто не поймёт! – возразил Иден. – Мы сильно вложились в Россию, а в яды почти никто не верит. И все слишком привыкли...
– Придётся отвыкать! – отрезал Черчилль. – Условия диктуют сильные, мы пока к таким не относимся, а я не отношусь к идиотам, не верящим в яды. Слишком многое поставлено на карту, чтобы русские блефовали! А нам нужно не задираться, а заключить мир с Германией и сблизиться с Россией! Немцам достаточно того, что мы признаём их право на Францию и её колонии! И мы его признаем!
– А американцы? – спросил Иден.
– Какое мне дело до американцев? – пожал плечами Черчилль. – Они не помогли нам, поэтому пускай теперь попробуют не отдать захваченные в Африке земли. Германия очень быстро усилится, да и Россия не останется в стороне. Русским не нужно усиление янки, им ещё забирать у них свою Аляску. Вот пусть и схлестнутся, а мы на это посмотрим со стороны. Нам, граф, важно сохранить своё! Без колоний мы быстро потеряем силы и влияние.
– Но можно потребовать от русских выкупа нашей собственности. Они это обещали...
– Когда это было! – махнул рукой Черчилль. – Говорили, зная, что их предложения никто не примет, да и предлагали не нам, а французам. Нет, нам нужно самим от всего отказаться. В конце концов, у нас достаточно золота, чтобы заткнуть рты недовольным.
– Хотите сблизиться с русскими, чтобы выведать их секреты?
– И это тоже, – согласился Черчилль. – Выкупим у них право на очистку наших городов от отравы, а потом надо принять меры к тому, чтобы подобное никогда не повторилось. Россия и Германия могут быть союзниками, но такой союз не продлится вечно. И наша задача – сделать всё, чтобы они побыстрее вцепились друг другу в горло! Вот тогда опять настанет золотой век Британии! А до тех пор нужно наладить с ними дружеские отношения. Империя процветала, пока мы воевали чужими руками. Надо вернуться к такой практике и использовать свои силы только тогда, когда без этого не обойтись.
– Убрать из городов яд, украсть секреты русских и немцев и перессорить их между собой, – сказал Иден. – Я ничего не забыл?
– Нужно не только красть чужое, но и побеспокоиться о том, чтобы было своё! Надо развивать науки, а для этого покупать способных учёных в Европе, да и в Американских штатах. Платить больше, чем они могут получить у себя на родине, и обеспечивать все условия. Можно их даже вывезти куда-нибудь в колонии, чтобы не допустить утечки секретов. И надо там же создавать производство, используя местные возможности. Нам бросили вызов, и на него нужно достойно ответить!
– А почему не пришла Вера? – расстроенно спросил Олег.
– Потому и не пришла, что тебя так расстраивает её отсутствие, – ответил я приятелю.
То, что приятель был сыном императора, не сказывалось на нашем общении. Он сам две недели назад предложил перейти на ты, а я не стал отказываться. Олег был старше меня на год, но мне казался мальчишкой. Искренний и импульсивный, он с трудом сдерживался и о многом рассуждал с юношеским максимализмом. Отец настоял на его приезде в Москву, а приятели остались в Питере. Скоро кое-кто должен был переехать сюда, а пока приходилось довольствоваться мной и тремя офицерами охраны, с которыми он время от времени играл в карты. Ко мне Олег прикипел из-за песен, которые приходилось петь при каждой встрече, двух вышедших книг и моей жены, в которую безнадёжно влюбился. Как ни странно, он продолжал дружески ко мне относиться и при этом не скрывал своих чувств к Вере.
– Плохо быть сыном императора! – сказал он, бросив на диван гитару. – Бери, сейчас чего-нибудь сыграешь, только повеселей, а то я сдохну от тоски! Ты счастливый человек! Влюбился и женился на купеческой дочери, хотя она тебе совсем не ровня. Как уломал отца?
– Откуда узнал? – поинтересовался я.
– Вера сама сказала, – ответил Олег. – Вчера меня пожалела. Сказала, что мне не нужно маяться дурью. Даже если бы не было тебя, она мне не пара. Бывшая купеческая дочь... Сказала правду: хоть она сейчас и княгиня, но купеческие корни никуда не делись. Это для тебя не имеет значения, а в моём случае быстро докопались бы, поэтому отец никогда не дал бы согласия на такой брак. И у его либерализма есть границы. Ладно, я ещё могу найти девушку с хорошей родословной, похожую на твою Веру, а жену для брата отец подберёт сам. Скорее всего, ею станет одна из двух немецких принцесс. По возрасту обе подходят. Видел я их. Фигурки вроде ничего, но лица... То сами такое осуждали, а теперь...
– А теперь поменялась ситуация, – сказал я. – Мне отец тоже ставил препоны. Честь рода и всё такое! Я его уломал, когда сказал, что уйду из семьи. Он приказал привести Веру на смотрины, а после уже сам в ней души не чаял.
– Как я его понимаю! – сказал Олег. – Она не пришла из-за меня?
– Из-за тебя или из-за твоего брата – какая разница? Думаешь, мне приятно смотреть на вашу любовь? И Вере это неприятно. Андрей ведь и сегодня придёт?
– Может и не прийти. Ему сообщают, когда вы у меня, скажут и то, что ты пришёл один.
Старшему брату, в отличие от младшего, император всё обо мне рассказал. Андрей не требовал от меня песен, но постоянно просил рассказать о другом мире. Слушал с интересом, но этим наше общение и ограничивалось. К брату он заходил каждый раз, когда приходили мы. Сидел вместе с ним, слушал песни и смотрел на Веру. Меня раздражали его взгляды, а её заставляли краснеть. Олег нравился жене, и ей с ним было легко, а вот присутствие Андрея заставляло напрягаться и рождало желание побыстрее уйти. Я не рвался общаться с этими парнями, хотя Олег мне нравился и я понимал пользу этого общения. Но какому мужу понравится водить жену к двум воздыхателям? Я даже завёл разговор с Владимиром Андреевичем, мол, не слишком ли мы загостились во дворце? Вопросов ко мне уже не было, только несколько раз приезжали для консультации, и сам император три раза спросил моё мнение, а учли его или проигнорировали, этого я не знал. И для чего тогда здесь сидеть?
– Ещё ничего не закончилось, – недовольно сказал он. – И вы обещали мне побыть с сыновьями. Я понимаю ваши сложности, князь, но придётся потерпеть.
Я не мог ему отказать, поэтому приходилось терпеть, а вот жена не захотела.
– Если пригласит император, я пойду, – сказала она мне, – а сама к его сыновьям ходить не буду. Я пережила бы их любовь, но вижу, как это неприятно тебе. Перебьются без меня, хватит им твоего общества. Нам долго здесь сидеть?
– Надоели подруги? – спросил я, взлохматив ей волосы.
– Не порть мне причёску! – отмахнулась она. – Не получается у меня с ними дружбы. Сначала вроде сдружилась с Ольгой Бобринской, потом ещё кое с кем, но стерва статс-дама Надежда Петровна узнала о моём происхождении и всем растрезвонила. Она, видите ли, урождённая графиня Апраксина, а я какая-то купчиха! В глаза такое не скажут и по-прежнему общаются и с удовольствием слушают песни, но отношение изменилось. Ровней меня теперь не считают. Наверное, на это накладывается зависть. Видят, как к нам относится семья императора, и никто не может понять, из-за чего такая честь, а я вынуждена молчать. А скрытность – плохая основа для дружбы. Знали бы они, как я мечтаю отсюда уехать и завести свой дом! Не нужна нам благосклонность императора. У нас с тобой есть способности и миллионы, проживём и без его покровительства! Скоро уже это закончится?
– Англичане ведут мирные переговоры с кайзером, – сказал я. – Об этом ты и сама знаешь. Не сегодня-завтра подпишут мирный договор. Вчера услышал от одного из флигель-адъютантов, что английский посол зачастил к Владимиру Андреевичу, но не знаю, с чем он ездит, могу только предположить.
– Тоже мирный договор?
– Какой может быть мирный договор, если мы с ними не воевали? Они знают о ядах и хотят от них избавиться. Наверняка в обмен откажутся от части своих требований по вложениям и займам. Наверное, сейчас торгуются. Я не сомневаюсь, что им пойдут навстречу, вопрос в том, сколько нам выплачивать. Я не платил бы ничего. Не в том они сейчас положении, чтобы что-то требовать, а дружбы между нами не было и не будет.
– А что с французами? – спросила жена.
– Вроде всё понемногу успокаивается, – ответил я. – В первые дни после оккупации их много набежало к нам, а теперь начали возвращаться. Если немцы не сглупят и не будут считать себя первым сортом, то всё получится. В Канаде французы уживаются с англичанами, уживутся и с немцами.
– О чём задумался? – оторвал меня от воспоминаний Олег, – Неужели так сложно подобрать песню?
– Не так легко, как ты думаешь, – ответил я. – Я бываю у тебя каждый день, и каждый раз ты вытягиваешь из меня одну-две песни. А теперь ещё подавай весёлую. Песен у меня много, но не все можно петь.
– А почему ты ничего не говорил о своём мире? – спросил он. – Что так смотришь? Мне брат рассказал, откуда твои знания. Не думай, что если я не всегда сдерживаюсь и режусь в карты с охраной, то мне нельзя доверять секреты. Отец запретил болтать, и мне этого достаточно. Я прекрасно понимаю, что для тебя такая болтовня может быть опасной, а значит, может пострадать и Вера. Дальше продолжать?
– У меня скоро язык отвалится рассказывать Андрею... – сказал я и осёкся.
В дверь постучали и тут же её открыли. В комнату вошёл цесаревич вместе с молодым мужчиной в форме пехотного капитана и крестом Семёновского полка на груди. Он не понравился мне с первого взгляда, потому что терпеть не могу наглецов и хамов, а этот был из таких. Конечно, держался вежливо, но это меня не обмануло. Наверное, капитан был одним из тех приятелей сына, которые не нравились его отцу.
– Здравствуйте, князь, – поздоровался со мной Андрей. – Представляю вам моего друга гвардейского капитана графа Игоря Сергеевича Бутурлина. О вас я ему уже говорил.
– Надеюсь, говорили только хорошее, ваше императорское высочество? – пошутил я.
– Я не преуменьшил ваших заслуг, – ответил цесаревич, – но не стал всё рассказывать. Если захотите, сделаете это сами. Не скажете, почему отсутствует княгиня?
– Она не в настроении ходить по гостям.
– Жаль, если так, – сказал он. – Значит, посидим мужской компанией. Семёновский полк перевели под Москву, поэтому граф будет у меня частым гостем. Советую вам с ним подружиться. У него на многое свой, отличный от вашего, взгляд, и мне было бы интересно послушать ваш спор. Кажется, Сократ сказал, что в споре рождается истина? Вот и посмотрим, что родится из вашего.
– Я слышал мнение достаточно умного человека, что истина в споре чаще всего погибает, – ответил я, испытывая огромное желание уйти и напоследок хлопнуть дверью.
Надо было императору раньше озаботиться тем, с кем дружит его старший. А теперь я должен отвоёвывать цесаревича против его желания у приятелей, к которым у него симпатия. Занятие почти безнадёжное и мне совершенно ненужное. Сделав над собой усилие, я им улыбнулся и спросил, по какому вопросу спор.
– Да вот граф полагает, что ничего у нас не выйдет, – сев в кресло, ответил Андрей. – Выгнали иностранцев и отказались оплачивать долги, а сами ни на что не способны. Опять придётся идти к ним за помощью и брать в долг, а теперь могут не дать.
– Ну зачем же по себе судить обо всех остальных, – ехидно сказал я. – Умов в русском народе не меньше, чем у ваших европейцев, нужно только дать хорошее образование всем желающим. Некоторая лень присутствует, но у любого народа есть черты характера, которые обусловлены историей его развития. Изменятся условия – изменится и характер.
– И чем же обусловлена русская лень? – спросил задетый моими словами Бутурлин.
– Своей ленью, граф, вы обязаны своему воспитанию, – ответил я. – Лично у меня никакой лени нет, хоть я стопроцентный русский.
– Показали? – с интересом спросил Андрей.
– Чтобы мне да отказали, – засмеялся Владимир Андреевич. – Надо сказать, что я ушёл под впечатлением. Князю, правда, не повезло. Он сильнее жены, но не смог за ней угнаться. Она так быстро двигалась, что трудно уследить глазами, вот князь и не уследил. Жена так заехала ему ногой в живот, что я уже думал, что нужно искать другого камергера. Вы на всякий случай это учтите, а то у меня нет других сыновей и больше уже не будет.
– И для чего это? – спросил меня Олег.
– Нам после выпуска моей статьи пришлось надолго уехать в одно глухое место, – ответил я. – Жилось там неплохо, но очень скучно, особенно тем, у кого не было занятий. Вот на жену и навалилась хандра. Я давно занимался этой борьбой и решил её хоть чем-то занять, чтобы не валялась весь день в постели. Не люблю толстых женщин, а при такой жизни не растолстеть... Были наши песни, но они не заменят спорта. Сначала занималась из-под палки, а потом приохотилась.
– Вы принуждали жену? – удивился Андрей. – У неё довольно сильный характер.
– Борьба сделала его сильнее, – ответил я. – И она сделала очень сильным её тело, а это придаёт уверенности и помогает здоровью. Да и в жизни может пригодиться. Жена может отделаться от навязчивых ухажёров без моей помощи. Это не о вас, ваше императорское высочество, а вообще...
– Может, ты нам скажешь, для чего тебе нужен этот юноша? – спросил Андрей, повернувшись к отцу. – Я не обращаю внимания на слухи и сплетни, поэтому думаю, что дело не в его жене и не в их песнях.
– Мне нужны его советы, – ответил Владимир Андреевич, вызвав удивлённые взгляды сыновей. – У этого юноши большие заслуги перед империей, а наградить его соразмерно им не позволяет его возраст. Остальное узнаете сами, если он захочет вам сказать. Только хочу предупредить, что всё, что касается его самого и его работы, является государственным секретом. Понятно, что говорю не о песнях и книгах.
– Это меняет дело, – сказал мне Андрей. – Пожалуй, я тоже разрешу вам, князь, называть меня по имени в приватной обстановке. Вашей жены это тоже касается.
– Я уже выслушал вас, граф, – сказал Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль Энтони Идену, – теперь послушайте меня. Войны больше не должно быть! Мы проиграли, и продолжение прежней политики приведёт к краху. Потери в самолётах не позволят нам защититься от воздушных ударов, а если русские отдадут немцам свои новые бомбы, нам конец! Немцы понесли большие потери в кораблях, но, получив все ресурсы Франции, за два-три года наделают другие. И я не сбрасывал бы со счёта русский флот. Если нас отрежут от колоний, будет плохо! Много мы сможем сделать в изоляции? Американцы слишком уверены в своих силах и не способны думать о будущем, поэтому мы не получим от них помощи!
– Но, сэр, вас никто не поймёт! – возразил Иден. – Мы сильно вложились в Россию, а в яды почти никто не верит. И все слишком привыкли...
– Придётся отвыкать! – отрезал Черчилль. – Условия диктуют сильные, мы пока к таким не относимся, а я не отношусь к идиотам, не верящим в яды. Слишком многое поставлено на карту, чтобы русские блефовали! А нам нужно не задираться, а заключить мир с Германией и сблизиться с Россией! Немцам достаточно того, что мы признаём их право на Францию и её колонии! И мы его признаем!
– А американцы? – спросил Иден.
– Какое мне дело до американцев? – пожал плечами Черчилль. – Они не помогли нам, поэтому пускай теперь попробуют не отдать захваченные в Африке земли. Германия очень быстро усилится, да и Россия не останется в стороне. Русским не нужно усиление янки, им ещё забирать у них свою Аляску. Вот пусть и схлестнутся, а мы на это посмотрим со стороны. Нам, граф, важно сохранить своё! Без колоний мы быстро потеряем силы и влияние.
– Но можно потребовать от русских выкупа нашей собственности. Они это обещали...
– Когда это было! – махнул рукой Черчилль. – Говорили, зная, что их предложения никто не примет, да и предлагали не нам, а французам. Нет, нам нужно самим от всего отказаться. В конце концов, у нас достаточно золота, чтобы заткнуть рты недовольным.
– Хотите сблизиться с русскими, чтобы выведать их секреты?
– И это тоже, – согласился Черчилль. – Выкупим у них право на очистку наших городов от отравы, а потом надо принять меры к тому, чтобы подобное никогда не повторилось. Россия и Германия могут быть союзниками, но такой союз не продлится вечно. И наша задача – сделать всё, чтобы они побыстрее вцепились друг другу в горло! Вот тогда опять настанет золотой век Британии! А до тех пор нужно наладить с ними дружеские отношения. Империя процветала, пока мы воевали чужими руками. Надо вернуться к такой практике и использовать свои силы только тогда, когда без этого не обойтись.
– Убрать из городов яд, украсть секреты русских и немцев и перессорить их между собой, – сказал Иден. – Я ничего не забыл?
– Нужно не только красть чужое, но и побеспокоиться о том, чтобы было своё! Надо развивать науки, а для этого покупать способных учёных в Европе, да и в Американских штатах. Платить больше, чем они могут получить у себя на родине, и обеспечивать все условия. Можно их даже вывезти куда-нибудь в колонии, чтобы не допустить утечки секретов. И надо там же создавать производство, используя местные возможности. Нам бросили вызов, и на него нужно достойно ответить!
Глава 21
– А почему не пришла Вера? – расстроенно спросил Олег.
– Потому и не пришла, что тебя так расстраивает её отсутствие, – ответил я приятелю.
То, что приятель был сыном императора, не сказывалось на нашем общении. Он сам две недели назад предложил перейти на ты, а я не стал отказываться. Олег был старше меня на год, но мне казался мальчишкой. Искренний и импульсивный, он с трудом сдерживался и о многом рассуждал с юношеским максимализмом. Отец настоял на его приезде в Москву, а приятели остались в Питере. Скоро кое-кто должен был переехать сюда, а пока приходилось довольствоваться мной и тремя офицерами охраны, с которыми он время от времени играл в карты. Ко мне Олег прикипел из-за песен, которые приходилось петь при каждой встрече, двух вышедших книг и моей жены, в которую безнадёжно влюбился. Как ни странно, он продолжал дружески ко мне относиться и при этом не скрывал своих чувств к Вере.
– Плохо быть сыном императора! – сказал он, бросив на диван гитару. – Бери, сейчас чего-нибудь сыграешь, только повеселей, а то я сдохну от тоски! Ты счастливый человек! Влюбился и женился на купеческой дочери, хотя она тебе совсем не ровня. Как уломал отца?
– Откуда узнал? – поинтересовался я.
– Вера сама сказала, – ответил Олег. – Вчера меня пожалела. Сказала, что мне не нужно маяться дурью. Даже если бы не было тебя, она мне не пара. Бывшая купеческая дочь... Сказала правду: хоть она сейчас и княгиня, но купеческие корни никуда не делись. Это для тебя не имеет значения, а в моём случае быстро докопались бы, поэтому отец никогда не дал бы согласия на такой брак. И у его либерализма есть границы. Ладно, я ещё могу найти девушку с хорошей родословной, похожую на твою Веру, а жену для брата отец подберёт сам. Скорее всего, ею станет одна из двух немецких принцесс. По возрасту обе подходят. Видел я их. Фигурки вроде ничего, но лица... То сами такое осуждали, а теперь...
– А теперь поменялась ситуация, – сказал я. – Мне отец тоже ставил препоны. Честь рода и всё такое! Я его уломал, когда сказал, что уйду из семьи. Он приказал привести Веру на смотрины, а после уже сам в ней души не чаял.
– Как я его понимаю! – сказал Олег. – Она не пришла из-за меня?
– Из-за тебя или из-за твоего брата – какая разница? Думаешь, мне приятно смотреть на вашу любовь? И Вере это неприятно. Андрей ведь и сегодня придёт?
– Может и не прийти. Ему сообщают, когда вы у меня, скажут и то, что ты пришёл один.
Старшему брату, в отличие от младшего, император всё обо мне рассказал. Андрей не требовал от меня песен, но постоянно просил рассказать о другом мире. Слушал с интересом, но этим наше общение и ограничивалось. К брату он заходил каждый раз, когда приходили мы. Сидел вместе с ним, слушал песни и смотрел на Веру. Меня раздражали его взгляды, а её заставляли краснеть. Олег нравился жене, и ей с ним было легко, а вот присутствие Андрея заставляло напрягаться и рождало желание побыстрее уйти. Я не рвался общаться с этими парнями, хотя Олег мне нравился и я понимал пользу этого общения. Но какому мужу понравится водить жену к двум воздыхателям? Я даже завёл разговор с Владимиром Андреевичем, мол, не слишком ли мы загостились во дворце? Вопросов ко мне уже не было, только несколько раз приезжали для консультации, и сам император три раза спросил моё мнение, а учли его или проигнорировали, этого я не знал. И для чего тогда здесь сидеть?
– Ещё ничего не закончилось, – недовольно сказал он. – И вы обещали мне побыть с сыновьями. Я понимаю ваши сложности, князь, но придётся потерпеть.
Я не мог ему отказать, поэтому приходилось терпеть, а вот жена не захотела.
– Если пригласит император, я пойду, – сказала она мне, – а сама к его сыновьям ходить не буду. Я пережила бы их любовь, но вижу, как это неприятно тебе. Перебьются без меня, хватит им твоего общества. Нам долго здесь сидеть?
– Надоели подруги? – спросил я, взлохматив ей волосы.
– Не порть мне причёску! – отмахнулась она. – Не получается у меня с ними дружбы. Сначала вроде сдружилась с Ольгой Бобринской, потом ещё кое с кем, но стерва статс-дама Надежда Петровна узнала о моём происхождении и всем растрезвонила. Она, видите ли, урождённая графиня Апраксина, а я какая-то купчиха! В глаза такое не скажут и по-прежнему общаются и с удовольствием слушают песни, но отношение изменилось. Ровней меня теперь не считают. Наверное, на это накладывается зависть. Видят, как к нам относится семья императора, и никто не может понять, из-за чего такая честь, а я вынуждена молчать. А скрытность – плохая основа для дружбы. Знали бы они, как я мечтаю отсюда уехать и завести свой дом! Не нужна нам благосклонность императора. У нас с тобой есть способности и миллионы, проживём и без его покровительства! Скоро уже это закончится?
– Англичане ведут мирные переговоры с кайзером, – сказал я. – Об этом ты и сама знаешь. Не сегодня-завтра подпишут мирный договор. Вчера услышал от одного из флигель-адъютантов, что английский посол зачастил к Владимиру Андреевичу, но не знаю, с чем он ездит, могу только предположить.
– Тоже мирный договор?
– Какой может быть мирный договор, если мы с ними не воевали? Они знают о ядах и хотят от них избавиться. Наверняка в обмен откажутся от части своих требований по вложениям и займам. Наверное, сейчас торгуются. Я не сомневаюсь, что им пойдут навстречу, вопрос в том, сколько нам выплачивать. Я не платил бы ничего. Не в том они сейчас положении, чтобы что-то требовать, а дружбы между нами не было и не будет.
– А что с французами? – спросила жена.
– Вроде всё понемногу успокаивается, – ответил я. – В первые дни после оккупации их много набежало к нам, а теперь начали возвращаться. Если немцы не сглупят и не будут считать себя первым сортом, то всё получится. В Канаде французы уживаются с англичанами, уживутся и с немцами.
– О чём задумался? – оторвал меня от воспоминаний Олег, – Неужели так сложно подобрать песню?
– Не так легко, как ты думаешь, – ответил я. – Я бываю у тебя каждый день, и каждый раз ты вытягиваешь из меня одну-две песни. А теперь ещё подавай весёлую. Песен у меня много, но не все можно петь.
– А почему ты ничего не говорил о своём мире? – спросил он. – Что так смотришь? Мне брат рассказал, откуда твои знания. Не думай, что если я не всегда сдерживаюсь и режусь в карты с охраной, то мне нельзя доверять секреты. Отец запретил болтать, и мне этого достаточно. Я прекрасно понимаю, что для тебя такая болтовня может быть опасной, а значит, может пострадать и Вера. Дальше продолжать?
– У меня скоро язык отвалится рассказывать Андрею... – сказал я и осёкся.
В дверь постучали и тут же её открыли. В комнату вошёл цесаревич вместе с молодым мужчиной в форме пехотного капитана и крестом Семёновского полка на груди. Он не понравился мне с первого взгляда, потому что терпеть не могу наглецов и хамов, а этот был из таких. Конечно, держался вежливо, но это меня не обмануло. Наверное, капитан был одним из тех приятелей сына, которые не нравились его отцу.
– Здравствуйте, князь, – поздоровался со мной Андрей. – Представляю вам моего друга гвардейского капитана графа Игоря Сергеевича Бутурлина. О вас я ему уже говорил.
– Надеюсь, говорили только хорошее, ваше императорское высочество? – пошутил я.
– Я не преуменьшил ваших заслуг, – ответил цесаревич, – но не стал всё рассказывать. Если захотите, сделаете это сами. Не скажете, почему отсутствует княгиня?
– Она не в настроении ходить по гостям.
– Жаль, если так, – сказал он. – Значит, посидим мужской компанией. Семёновский полк перевели под Москву, поэтому граф будет у меня частым гостем. Советую вам с ним подружиться. У него на многое свой, отличный от вашего, взгляд, и мне было бы интересно послушать ваш спор. Кажется, Сократ сказал, что в споре рождается истина? Вот и посмотрим, что родится из вашего.
– Я слышал мнение достаточно умного человека, что истина в споре чаще всего погибает, – ответил я, испытывая огромное желание уйти и напоследок хлопнуть дверью.
Надо было императору раньше озаботиться тем, с кем дружит его старший. А теперь я должен отвоёвывать цесаревича против его желания у приятелей, к которым у него симпатия. Занятие почти безнадёжное и мне совершенно ненужное. Сделав над собой усилие, я им улыбнулся и спросил, по какому вопросу спор.
– Да вот граф полагает, что ничего у нас не выйдет, – сев в кресло, ответил Андрей. – Выгнали иностранцев и отказались оплачивать долги, а сами ни на что не способны. Опять придётся идти к ним за помощью и брать в долг, а теперь могут не дать.
– Ну зачем же по себе судить обо всех остальных, – ехидно сказал я. – Умов в русском народе не меньше, чем у ваших европейцев, нужно только дать хорошее образование всем желающим. Некоторая лень присутствует, но у любого народа есть черты характера, которые обусловлены историей его развития. Изменятся условия – изменится и характер.
– И чем же обусловлена русская лень? – спросил задетый моими словами Бутурлин.
– Своей ленью, граф, вы обязаны своему воспитанию, – ответил я. – Лично у меня никакой лени нет, хоть я стопроцентный русский.