Они не настолько смешные, чтобы ты их не рассказала, а публика воспримет нормально. Вот послушай один из них. Американка миссис Смит приехала в Париж. Её интервьюирует корреспондент французской газеты. «Миссис Смит, вы замужем?» «Да». «У вас есть дети?» «Да, мсье, три сына, и все в армии. Джон служит на японском острове Окинава, Дэвид – в Доминиканской Республике, а Боб – во Вьетнаме». «А ваш супруг, миссис Смит?» «К сожалению, он не смог меня сопровождать. Он совершает турне по разным странам с лекцией на тему «Вмешательство русских в дела других государств»». Сможешь такое рассказать?
– Такое смогу. Слушай, ты же написал в своих записях о фашистском перевороте в Греции, а он всё равно произошёл. Неужели ничего нельзя было сделать?
– Ты слишком многого хочешь, – возразил я. – У себя дома не всё могут поменять, а это Греция. Перевороты не происходят без причин. У них там лет двадцать политический кризис. Кстати, когда к нам приезжал Грушевой, я спросил о том же, так Константин Степанович ответил этими же словами. Компартию предупредили, так что коммунисты, наверное, подготовились, насколько это было возможно. Ладно, давай заниматься делом, а не «чёрными полковниками». В субботу концерт, так что мы сможем попасть в эфир только ко Дню Победы.
– Так даже лучше, – сказала Люся. – И праздник более важный, и в репертуаре у нас почти половина военных песен. А лучше показать его после праздника. Давай прервёмся и сходим к нам поужинать, я маме обещала.
С того дня, когда моя жена, весёлая и довольная жизнью, после первой брачной ночи появилась в квартире родителей, Надежда не чаяла во мне души и постоянно приглашала не на обед, так на ужин.
– Конечно, сходим, – согласился я. – Давай прямо сейчас.
Мы предупредили мою мать и направились к Надежде.
– Здесь кормят голодающих? – спросил я, поцеловав её в щёку.
– Идите мыть руки, голодающие! – сказала она, растаяв от ласки. – Сейчас всё будет готово.
– Ласковое теля двух маток сосёт, – сказал я Люсе, заходя в ванную комнату. – Учись, жена. Эй, а драться-то зачем? Что дочь, что мать – шуток не понимают!
– И это глава семьи! – сказала Надежда, отвесившая мне символический подзатыльник. – Пора становиться серьёзней.
– А зачем? – спросил я, садясь за кухонный стол. – С шуткой легче жить. Я давно заметил, что весёлым людям даже меньше хамят, и к ним не так сильно липнет всякая дрянь. А что не воспринимают всерьёз, так это только до поры до времени. И в этом тоже можно найти свои плюсы.
– Ешь, философ! – улыбнулась Надежда. – Ты и под старость был таким весёлым?
– До смерти жены, – ответил я. – После некому было демонстрировать свою весёлость. Да и не с чего было веселиться. Сытно, удобно и одиноко. Дети помогали и заботились, но человеку мало, чтобы кто-то убрал у него в квартире или приготовил поесть. Я их не виню: у каждого своя семья и свои заботы. Самый родной человек – это всё-таки муж или жена, у детей своя жизнь. Когда живут вместе, это не сильно заметно, но не у всех получается ужиться со стариками.
– Повезло тебе, дочь! – сказала Надежда. – Молодой муж с опытом прожившего жизнь человека для женщины – это драгоценность. Особенно такой, как твой.
– Да, я такой один! – заявил я, получив подзатыльник на этот раз от жены. – Люсь, перестань, чуть из-за тебя не подавился. Уже поела? Тогда иди мыть руки, а я помогу маме всё убрать.
– Идите, – сказала Надежда. – Нечего здесь помогать, я и сама прекрасно управлюсь.
Мы поблагодарили и ушли к себе, где занялись отработкой анекдотов. Мало знать хороший анекдот, его нужно уметь рассказать. Вот этому я и учил жену. На два коротких анекдота потратили полтора часа, прежде чем я остался доволен её исполнением.
– Нормально, – сказал я. – На будущее запомни, что смешные вещи нужно рассказывать с серьёзным видом. Если начнёшь смеяться, не дойдя до сути, может, и вызовешь смех, но не над анекдотом, а над собой. Помнишь, с каким выражением лица жених Дафны сказал: «У каждого свой недостаток»? С невозмутимым.
– Весь зал зашёлся от смеха, – засмеялась Люся. – Хорошо, что ты вытянул меня на этот фильм. С удовольствием посмотрела бы его ещё раз. Ген, у нас будет комиссия перед выступлением?
– У нас не будет предварительного прослушивания. Можешь поблагодарить Михаила Андреевича. Он спросил, есть ли в концерте что-то неподобающее, и я ответил, что нет.
– А что он?
– Сказал, что верит. Цени: немногим артистам доводилось услышать такое от Суслова. Но перед показом по телевидению запись будут проверять. Я думаю, что мы шокируем комиссию и песнями не по возрасту, и вольным поведением на сцене, и смешением жанров, но с поддержкой Брежнева утрутся и пропустят без купюр. Ещё и поможем нормально выступать другим. Если нам позволено пританцовывать, почему остальные должны стоять навытяжку?
Концерт состоялся в Центральном Доме Советской Армии. Зал был полон, и люди в форме составляли только треть наших слушателей.
– Дорогие товарищи! – сказал я, когда раздвинулся занавес и мы вдвоём под прицелом кинокамер подошли к микрофонам. – Мы рады вас поздравить с приближающимся Днём Победы и постараемся сделать всё, чтобы этот вечер стал для вас приятным.
– Мы споём как те песни, которые уже звучали в нашем исполнении, так и новые работы, – сказала Люся, – и постараемся весёлой шуткой поднять ваше настроение. Жаль, что мы не успели привлечь к подготовке этого концерта какой-нибудь инструментальный ансамбль, как это было в минском Доме офицеров, поэтому всё придётся делать самим, а вам слушать песни под аккомпанемент только двух музыкальных инструментов, но мы будем стараться.
– Некоторые наши песни не подходят к возрасту исполнителей, – продолжил я, – но часть из них мы исполняли, когда были ещё моложе, и наше исполнение очень понравилось публике. К сожалению, более взрослые исполнители пока их не спели, поэтому это опять сделаем мы. Надеюсь, что вы будете снисходительны.
– Не будем утомлять вас речами, – закончила Люся, – и начнём работать!
Я долго сидел над сценарием концерта, придумывая, в какой последовательности представить публике наш разношёрстный репертуар, какими словами увязать каждый номер в нечто цельное, и когда и как вставлять рассказы и анекдоты. По-моему, всё получилось очень неплохо. Зрители горячо аплодировали после каждой песни, смеялись после шуток и анекдотов, а история с воришкой кирпичей, который угодил в реанимацию, заставила зал лечь от хохота. Без нескольких минут концерт длился полтора часа. Вроде немного, но за это время мы выложились полностью. Когда Люся объявила, что концерт окончен, все в зале встали и долго аплодировали, заставив нас вторично выйти на сцену. Наконец зрители начали двигаться к гардеробу, оживлённо обсуждая наши номера.
– Я как будто таскала кирпичи! – сказала жена. – Дай платок.
– Держи. – Я отдал Люсе носовой платок, которым она вытерла вспотевший лоб. – А ты хоть раз таскала кирпичи?
Она не успела ответить, потому что к нам подошёл полковник, которого я уже видел здесь несколько раз.
– Хочу поздравить, – сказал он, приветливо улыбаясь. – Ваш концерт просто замечательный. Я начальник Дома Советской Армии. Вы говорили, что в Минске вам помогал ансамбль. Если будет нужна помощь, обращайтесь ко мне. У нас большой музыкальный коллектив. Возьмите бумагу, на ней номер моего рабочего телефона. Сейчас вас проводят к машине, на которой доставят домой. Буду рад вас у себя видеть.
Дома пришлось рассказывать о выступлении сначала матерям, а потом отцам и Татьяне, а показали наш концерт вечером в воскресенье, седьмого мая. Вчера Люся сдала химию и сегодня бездельничала. В программе телепередач не было концерта, но за два часа до показа нам позвонили из телецентра, поэтому у нашего телевизора собрались обе семьи.
– Не ожидал, – сказал мой отец, когда всё закончилось. – Я уже слышал порознь многое из того, что вы исполняли, но всё вместе производит совсем другое впечатление. И все шутки к месту, а рассказ о кирпичах... Вы видели, как все хохотали?
– Я не видел, – сказал Иван Алексеевич. – Я в это время сам хохотал. Ребята, а ведь это настоящая известность. Этот концерт наверняка будут не раз показывать, и не только по центральному телевидению.
– Я скромный человек, – заявил я. – Мне известность не нужна, но страна должна знать своих героев!
– Ты от скромности не умрёшь, – засмеялась Надежда.
– А для чего от неё умирать? С ней нужно уживаться, загнав в какой-нибудь угол, чтобы не мешала.
Когда Черзаровы ушли к себе, нас огорошила Татьяна.
– Папа, – сказала она, – скоро я от вас уйду.
– Как уйдёшь? – не понял отец. – Куда?
– Я хочу выйти замуж.
– И за кого? – спросила мама, которая после моих выходок на удивление спокойно восприняла это известие.
– Вы его не знаете. Это хореограф. Мы с ним вместе работаем. Он очень хороший человек.
– А учёба?
– Неужели всем обязательно заканчивать институт? У меня и так хорошая работа, а вдвоём мы неплохо зарабатываем.
– Хоть тебе не нужно ничьё мнение, всё-таки найди возможность его показать, – попросил я. – Любовь слепа, может, он не такой хороший, каким кажется. У него есть квартира, или собираетесь жить в общежитии?
– Постараюсь привести в следующее воскресенье, – пообещала Таня. – У него двухкомнатная квартира, так что обойдёмся без общежития.
– Когда-нибудь и наши дети так же разбегутся! – сказала жена, когда мы удалились к себе.
– Нашла о чём печалиться, – засмеялся я. – Ты сначала роди, воспитай и помоги начать самостоятельную жизнь. Потом сама будешь рада тому, что они живут отдельно. Лишь бы не уехали к чёрту на кулички. Татьяна сейчас одна и никому не мешает, а если бы здесь появился её муж? Жила бы ты так же свободно, как сейчас? А потом у них появятся дети. Знаешь, какая нервотрёпка, когда у малыша болит животик или режутся зубки? Свои дети утомляют, когда не дают спать по ночам, терпеть выходки чужих ещё трудней. Так что квартира – это хорошо, был бы действительно хороший человек.
– Мне десятого сдавать историю и опять этой мымре.
– Подготовилась? Ну и ничего не бойся. Я, как и директор, думаю, что она не будет занижать оценку. А если будет, настоим на пересдаче.
На следующий день нам принесли извещение о том, что на почте на имя матери лежит бандероль от Сергея Деменкова. В ней было короткое письмо и тринадцать иллюстраций ко второй книге.
– Он специально рисует их в таком количестве? – спросила Люся. – Опять ведь забракуют. А нарисовано здорово! Ему не следователем надо быть, а художником.
– Рассказать анекдот про суеверия?
– Да ну тебя с этими анекдотами! Смотри, какая прелесть! Когда повезёшь в редакцию?
– Теперь только после праздника. Ты поедешь пудрить мозги завучу, а я – в редакцию.
– Ещё неизвестно, кто кому будет пудрить мозги! Слушай, муж, это ведь уже последний месяц весны, скоро лето. Опять ехать на море?
– Я чёрт-те сколько времени не видел родню, – сказал я. – Деды с бабками уже обо мне забыли, а кроме них есть и другие родственники. Закончу свои записи, и поедем сначала на Украину, а потом в Азов. А оттуда съездим в Таганрог к сестре мамы. Заодно поплаваем в море. Азовское – это не Чёрное, но тоже море. Сейчас оно ещё чистое, это лет через сорок загадят до невозможности. А в следующем году можно будет съездить к твоим старикам. Не возражаешь?
Девятое мая опять отмечали вместе обе семьи, но без Тани. Она праздновала со своим женихом и его роднёй. А на следующий день я с утра вызвал машину и уехал в редакцию «Молодой Гвардии». В очередь к редактору становиться не стал, сразу пошёл к оформителям.
– Олег, – обратился я к одному из тех, кто занимался моей книгой, – посмотри рисунки. Их делал тот же человек, который иллюстрировал «Волкодава». В этом конверте его данные. В вашем минском отделении его знают. Если будут какие-то вопросы, позвоните мне.
– Прекрасно нарисовано, – сказал он, просмотрев рисунки. – Только решать, подойдут они или нет, буду не я. Я позвоню завтра или послезавтра. Да, поздравляю с выступлением. У нас сначала ругались из-за отмены фильма, а потом только радовались. Песни замечательные, а рассказы убойные! Все животы надорвали. Сегодня утром рассказывал твои анекдоты тем, кто не смотрел концерт.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Мы старались. Буду ждать звонка.
– Я уже начала волноваться, – сказала Люся, когда я приехал и поднялся в квартиру. – Через сорок минут экзамен, а вас нет. Что с рисунками?
– Сказали, что позвонят. Давай не будем ждать и поедем сейчас? Ребята всё равно никуда не уедут, будут ждать на улице.
– Идём! – решила она. – Может быть, Надежда уже свободна и примет раньше. А то сидишь и ждёшь, как на приёме у зубного врача!
Я немного волновался и, чтобы отвлечься, полчаса, которые мы ждали её возвращения из школы, рассказывал Виктору с Сергеем анекдоты.
– Мы с тобой в расчёте! – сказал я Сергею, увидев вышедшую из школы жену, и сам вышел из машины и поспешил ей навстречу.
Видимо, Люся почувствовала моё состояние, потому что подняла вверх руку, растопырив пять пальцев.
– Кто принимал? – спросил я.
– Надежда принимала, – ответила она. – Директор простыл, так что мы были только вдвоём. На этот раз она меня не мурыжила. Выслушала ответы и поставила оценку, а потом поблагодарила за концерт! И тебя, кстати, тоже. Остался один английский. Я договорилась на завтра. Представляешь? Завтра свобода!
– Не представляю, – улыбнулся я. – Надеюсь, из-за английского не будет такой нервотрёпки?
– Тебе-то из-за чего нервничать? Сам говорил, что оценки...
– Я переживаю не из-за твоих оценок, а из-за тебя.
А на следующее утро началась война. Я узнал о ней уже позже, когда Люся уехала сдавать свой английский. Войска Египта, Сирии и Иордании нанесли удар по Израилю. Несколько позже, как и в известной мне «Шестидневной войне», к ним присоединились Ирак и Алжир. Подробностей не сообщали, сказали только что на всей границе с Израилем идут ожесточённые бои, стороны обмениваются авиаударами и у всех участников конфликта имеются многочисленные жертвы среди мирного населения и потери в войсках. Срочно созванный Совет Безопасности ООН призвал все стороны к незамедлительному прекращению боевых действий, но его призывы были дружно проигнорированы. Если кто и хотел выйти из драки, он уже не мог этого сделать. Сражения происходили с невиданным ранее ожесточением, перемалывая военные ресурсы участников войны. В вечернем выпуске новостей передали, что Египет срочно перебрасывает свои элитные бригады из Йемена.
– Что случилось? – спросила Люся, когда приехала с экзамена. – За мной не поехал, ходишь какой-то нервный.
– Такое смогу. Слушай, ты же написал в своих записях о фашистском перевороте в Греции, а он всё равно произошёл. Неужели ничего нельзя было сделать?
– Ты слишком многого хочешь, – возразил я. – У себя дома не всё могут поменять, а это Греция. Перевороты не происходят без причин. У них там лет двадцать политический кризис. Кстати, когда к нам приезжал Грушевой, я спросил о том же, так Константин Степанович ответил этими же словами. Компартию предупредили, так что коммунисты, наверное, подготовились, насколько это было возможно. Ладно, давай заниматься делом, а не «чёрными полковниками». В субботу концерт, так что мы сможем попасть в эфир только ко Дню Победы.
– Так даже лучше, – сказала Люся. – И праздник более важный, и в репертуаре у нас почти половина военных песен. А лучше показать его после праздника. Давай прервёмся и сходим к нам поужинать, я маме обещала.
С того дня, когда моя жена, весёлая и довольная жизнью, после первой брачной ночи появилась в квартире родителей, Надежда не чаяла во мне души и постоянно приглашала не на обед, так на ужин.
– Конечно, сходим, – согласился я. – Давай прямо сейчас.
Мы предупредили мою мать и направились к Надежде.
– Здесь кормят голодающих? – спросил я, поцеловав её в щёку.
– Идите мыть руки, голодающие! – сказала она, растаяв от ласки. – Сейчас всё будет готово.
– Ласковое теля двух маток сосёт, – сказал я Люсе, заходя в ванную комнату. – Учись, жена. Эй, а драться-то зачем? Что дочь, что мать – шуток не понимают!
– И это глава семьи! – сказала Надежда, отвесившая мне символический подзатыльник. – Пора становиться серьёзней.
– А зачем? – спросил я, садясь за кухонный стол. – С шуткой легче жить. Я давно заметил, что весёлым людям даже меньше хамят, и к ним не так сильно липнет всякая дрянь. А что не воспринимают всерьёз, так это только до поры до времени. И в этом тоже можно найти свои плюсы.
– Ешь, философ! – улыбнулась Надежда. – Ты и под старость был таким весёлым?
– До смерти жены, – ответил я. – После некому было демонстрировать свою весёлость. Да и не с чего было веселиться. Сытно, удобно и одиноко. Дети помогали и заботились, но человеку мало, чтобы кто-то убрал у него в квартире или приготовил поесть. Я их не виню: у каждого своя семья и свои заботы. Самый родной человек – это всё-таки муж или жена, у детей своя жизнь. Когда живут вместе, это не сильно заметно, но не у всех получается ужиться со стариками.
– Повезло тебе, дочь! – сказала Надежда. – Молодой муж с опытом прожившего жизнь человека для женщины – это драгоценность. Особенно такой, как твой.
– Да, я такой один! – заявил я, получив подзатыльник на этот раз от жены. – Люсь, перестань, чуть из-за тебя не подавился. Уже поела? Тогда иди мыть руки, а я помогу маме всё убрать.
– Идите, – сказала Надежда. – Нечего здесь помогать, я и сама прекрасно управлюсь.
Мы поблагодарили и ушли к себе, где занялись отработкой анекдотов. Мало знать хороший анекдот, его нужно уметь рассказать. Вот этому я и учил жену. На два коротких анекдота потратили полтора часа, прежде чем я остался доволен её исполнением.
– Нормально, – сказал я. – На будущее запомни, что смешные вещи нужно рассказывать с серьёзным видом. Если начнёшь смеяться, не дойдя до сути, может, и вызовешь смех, но не над анекдотом, а над собой. Помнишь, с каким выражением лица жених Дафны сказал: «У каждого свой недостаток»? С невозмутимым.
– Весь зал зашёлся от смеха, – засмеялась Люся. – Хорошо, что ты вытянул меня на этот фильм. С удовольствием посмотрела бы его ещё раз. Ген, у нас будет комиссия перед выступлением?
– У нас не будет предварительного прослушивания. Можешь поблагодарить Михаила Андреевича. Он спросил, есть ли в концерте что-то неподобающее, и я ответил, что нет.
– А что он?
– Сказал, что верит. Цени: немногим артистам доводилось услышать такое от Суслова. Но перед показом по телевидению запись будут проверять. Я думаю, что мы шокируем комиссию и песнями не по возрасту, и вольным поведением на сцене, и смешением жанров, но с поддержкой Брежнева утрутся и пропустят без купюр. Ещё и поможем нормально выступать другим. Если нам позволено пританцовывать, почему остальные должны стоять навытяжку?
Концерт состоялся в Центральном Доме Советской Армии. Зал был полон, и люди в форме составляли только треть наших слушателей.
– Дорогие товарищи! – сказал я, когда раздвинулся занавес и мы вдвоём под прицелом кинокамер подошли к микрофонам. – Мы рады вас поздравить с приближающимся Днём Победы и постараемся сделать всё, чтобы этот вечер стал для вас приятным.
– Мы споём как те песни, которые уже звучали в нашем исполнении, так и новые работы, – сказала Люся, – и постараемся весёлой шуткой поднять ваше настроение. Жаль, что мы не успели привлечь к подготовке этого концерта какой-нибудь инструментальный ансамбль, как это было в минском Доме офицеров, поэтому всё придётся делать самим, а вам слушать песни под аккомпанемент только двух музыкальных инструментов, но мы будем стараться.
– Некоторые наши песни не подходят к возрасту исполнителей, – продолжил я, – но часть из них мы исполняли, когда были ещё моложе, и наше исполнение очень понравилось публике. К сожалению, более взрослые исполнители пока их не спели, поэтому это опять сделаем мы. Надеюсь, что вы будете снисходительны.
– Не будем утомлять вас речами, – закончила Люся, – и начнём работать!
Я долго сидел над сценарием концерта, придумывая, в какой последовательности представить публике наш разношёрстный репертуар, какими словами увязать каждый номер в нечто цельное, и когда и как вставлять рассказы и анекдоты. По-моему, всё получилось очень неплохо. Зрители горячо аплодировали после каждой песни, смеялись после шуток и анекдотов, а история с воришкой кирпичей, который угодил в реанимацию, заставила зал лечь от хохота. Без нескольких минут концерт длился полтора часа. Вроде немного, но за это время мы выложились полностью. Когда Люся объявила, что концерт окончен, все в зале встали и долго аплодировали, заставив нас вторично выйти на сцену. Наконец зрители начали двигаться к гардеробу, оживлённо обсуждая наши номера.
– Я как будто таскала кирпичи! – сказала жена. – Дай платок.
– Держи. – Я отдал Люсе носовой платок, которым она вытерла вспотевший лоб. – А ты хоть раз таскала кирпичи?
Она не успела ответить, потому что к нам подошёл полковник, которого я уже видел здесь несколько раз.
– Хочу поздравить, – сказал он, приветливо улыбаясь. – Ваш концерт просто замечательный. Я начальник Дома Советской Армии. Вы говорили, что в Минске вам помогал ансамбль. Если будет нужна помощь, обращайтесь ко мне. У нас большой музыкальный коллектив. Возьмите бумагу, на ней номер моего рабочего телефона. Сейчас вас проводят к машине, на которой доставят домой. Буду рад вас у себя видеть.
Дома пришлось рассказывать о выступлении сначала матерям, а потом отцам и Татьяне, а показали наш концерт вечером в воскресенье, седьмого мая. Вчера Люся сдала химию и сегодня бездельничала. В программе телепередач не было концерта, но за два часа до показа нам позвонили из телецентра, поэтому у нашего телевизора собрались обе семьи.
– Не ожидал, – сказал мой отец, когда всё закончилось. – Я уже слышал порознь многое из того, что вы исполняли, но всё вместе производит совсем другое впечатление. И все шутки к месту, а рассказ о кирпичах... Вы видели, как все хохотали?
– Я не видел, – сказал Иван Алексеевич. – Я в это время сам хохотал. Ребята, а ведь это настоящая известность. Этот концерт наверняка будут не раз показывать, и не только по центральному телевидению.
– Я скромный человек, – заявил я. – Мне известность не нужна, но страна должна знать своих героев!
– Ты от скромности не умрёшь, – засмеялась Надежда.
– А для чего от неё умирать? С ней нужно уживаться, загнав в какой-нибудь угол, чтобы не мешала.
Когда Черзаровы ушли к себе, нас огорошила Татьяна.
– Папа, – сказала она, – скоро я от вас уйду.
– Как уйдёшь? – не понял отец. – Куда?
– Я хочу выйти замуж.
– И за кого? – спросила мама, которая после моих выходок на удивление спокойно восприняла это известие.
– Вы его не знаете. Это хореограф. Мы с ним вместе работаем. Он очень хороший человек.
– А учёба?
– Неужели всем обязательно заканчивать институт? У меня и так хорошая работа, а вдвоём мы неплохо зарабатываем.
– Хоть тебе не нужно ничьё мнение, всё-таки найди возможность его показать, – попросил я. – Любовь слепа, может, он не такой хороший, каким кажется. У него есть квартира, или собираетесь жить в общежитии?
– Постараюсь привести в следующее воскресенье, – пообещала Таня. – У него двухкомнатная квартира, так что обойдёмся без общежития.
– Когда-нибудь и наши дети так же разбегутся! – сказала жена, когда мы удалились к себе.
– Нашла о чём печалиться, – засмеялся я. – Ты сначала роди, воспитай и помоги начать самостоятельную жизнь. Потом сама будешь рада тому, что они живут отдельно. Лишь бы не уехали к чёрту на кулички. Татьяна сейчас одна и никому не мешает, а если бы здесь появился её муж? Жила бы ты так же свободно, как сейчас? А потом у них появятся дети. Знаешь, какая нервотрёпка, когда у малыша болит животик или режутся зубки? Свои дети утомляют, когда не дают спать по ночам, терпеть выходки чужих ещё трудней. Так что квартира – это хорошо, был бы действительно хороший человек.
– Мне десятого сдавать историю и опять этой мымре.
– Подготовилась? Ну и ничего не бойся. Я, как и директор, думаю, что она не будет занижать оценку. А если будет, настоим на пересдаче.
На следующий день нам принесли извещение о том, что на почте на имя матери лежит бандероль от Сергея Деменкова. В ней было короткое письмо и тринадцать иллюстраций ко второй книге.
– Он специально рисует их в таком количестве? – спросила Люся. – Опять ведь забракуют. А нарисовано здорово! Ему не следователем надо быть, а художником.
– Рассказать анекдот про суеверия?
– Да ну тебя с этими анекдотами! Смотри, какая прелесть! Когда повезёшь в редакцию?
– Теперь только после праздника. Ты поедешь пудрить мозги завучу, а я – в редакцию.
– Ещё неизвестно, кто кому будет пудрить мозги! Слушай, муж, это ведь уже последний месяц весны, скоро лето. Опять ехать на море?
– Я чёрт-те сколько времени не видел родню, – сказал я. – Деды с бабками уже обо мне забыли, а кроме них есть и другие родственники. Закончу свои записи, и поедем сначала на Украину, а потом в Азов. А оттуда съездим в Таганрог к сестре мамы. Заодно поплаваем в море. Азовское – это не Чёрное, но тоже море. Сейчас оно ещё чистое, это лет через сорок загадят до невозможности. А в следующем году можно будет съездить к твоим старикам. Не возражаешь?
Девятое мая опять отмечали вместе обе семьи, но без Тани. Она праздновала со своим женихом и его роднёй. А на следующий день я с утра вызвал машину и уехал в редакцию «Молодой Гвардии». В очередь к редактору становиться не стал, сразу пошёл к оформителям.
– Олег, – обратился я к одному из тех, кто занимался моей книгой, – посмотри рисунки. Их делал тот же человек, который иллюстрировал «Волкодава». В этом конверте его данные. В вашем минском отделении его знают. Если будут какие-то вопросы, позвоните мне.
– Прекрасно нарисовано, – сказал он, просмотрев рисунки. – Только решать, подойдут они или нет, буду не я. Я позвоню завтра или послезавтра. Да, поздравляю с выступлением. У нас сначала ругались из-за отмены фильма, а потом только радовались. Песни замечательные, а рассказы убойные! Все животы надорвали. Сегодня утром рассказывал твои анекдоты тем, кто не смотрел концерт.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Мы старались. Буду ждать звонка.
– Я уже начала волноваться, – сказала Люся, когда я приехал и поднялся в квартиру. – Через сорок минут экзамен, а вас нет. Что с рисунками?
– Сказали, что позвонят. Давай не будем ждать и поедем сейчас? Ребята всё равно никуда не уедут, будут ждать на улице.
– Идём! – решила она. – Может быть, Надежда уже свободна и примет раньше. А то сидишь и ждёшь, как на приёме у зубного врача!
Я немного волновался и, чтобы отвлечься, полчаса, которые мы ждали её возвращения из школы, рассказывал Виктору с Сергеем анекдоты.
– Мы с тобой в расчёте! – сказал я Сергею, увидев вышедшую из школы жену, и сам вышел из машины и поспешил ей навстречу.
Видимо, Люся почувствовала моё состояние, потому что подняла вверх руку, растопырив пять пальцев.
– Кто принимал? – спросил я.
– Надежда принимала, – ответила она. – Директор простыл, так что мы были только вдвоём. На этот раз она меня не мурыжила. Выслушала ответы и поставила оценку, а потом поблагодарила за концерт! И тебя, кстати, тоже. Остался один английский. Я договорилась на завтра. Представляешь? Завтра свобода!
– Не представляю, – улыбнулся я. – Надеюсь, из-за английского не будет такой нервотрёпки?
– Тебе-то из-за чего нервничать? Сам говорил, что оценки...
– Я переживаю не из-за твоих оценок, а из-за тебя.
А на следующее утро началась война. Я узнал о ней уже позже, когда Люся уехала сдавать свой английский. Войска Египта, Сирии и Иордании нанесли удар по Израилю. Несколько позже, как и в известной мне «Шестидневной войне», к ним присоединились Ирак и Алжир. Подробностей не сообщали, сказали только что на всей границе с Израилем идут ожесточённые бои, стороны обмениваются авиаударами и у всех участников конфликта имеются многочисленные жертвы среди мирного населения и потери в войсках. Срочно созванный Совет Безопасности ООН призвал все стороны к незамедлительному прекращению боевых действий, но его призывы были дружно проигнорированы. Если кто и хотел выйти из драки, он уже не мог этого сделать. Сражения происходили с невиданным ранее ожесточением, перемалывая военные ресурсы участников войны. В вечернем выпуске новостей передали, что Египет срочно перебрасывает свои элитные бригады из Йемена.
– Что случилось? – спросила Люся, когда приехала с экзамена. – За мной не поехал, ходишь какой-то нервный.
