В куртке запел мобильный телефон. Он запел очень нежно, такой прозрачной, светлой мелодией, восходящей, казалось к самим небесам. Я специально выбрала для звонка эту музыку. Мне всегда очень не хватало нежности. Мне было трудно признаться в этом даже себе. Правда, мне почти никто не звонил. Только папа и Наташка. Но каждый раз, когда она звучала, я всегда не сразу брала трубку. Мне хотелось, чтобы она позвучала подольше. Иногда я представляла, что это ангел играет на скрипке, и тогда мне казалось, что мне звонит сам Бог. И что сейчас я подниму трубку, а он спросит, как у меня дела. А я отвечу, что нормально, и что хорошо, что он позвонил. И спрошу, не забыл ли он обо мне? И тогда он скажет так просто и слегка удивленно: ну как же я мог забыть о тебе? Ведь ты моя младшая сестра. Просто у меня очень много дел, и совсем нет времени… Последняя фраза в этом диалоге мне всегда напоминала папу. Про свои фантазии я никому не рассказывала, не хотела, чтобы меня сочли высокомерной или сумасшедшей. Хотя, наверно, вряд ли мои признания изменили бы что-то.
Я достала телефон и увидела незнакомый номер. Сердце залило горячей волной. Я нажала на кнопку, произнесла «Алло» и услышала: «Еще не вечер» и короткие гудки. Голос я сразу узнала. И, конечно, это был не голос Бога. Может, обратиться в милицию? Хотя в милиции, возможно, уже лежит заявление о моем покушении на медсестру. Внезапно пришло запоздалое осознание моего поступка, и он меня потряс. Я вспомнила медсестру, которая осталась в машине с остекленевшим взглядом. Мне стало не по себе. Хорошо хоть, что она молодая, будем надеяться, что уже пришла в себя. Я вздохнула. И чем я лучше этого парня? От этих мыслей я сжалась в комок, обхватив плечи руками.
- Господи, прости меня, - прошептала я, - прости меня, пожалуйста! Потом вытащила пилку и, прицелившись, закинула ее далеко в пруд. Впрочем, не очень далеко. Я никогда не умела метать предметы. Мысли опять невольно развернулись в сторону Наташки.
Я вспомнила момент, когда вошла в архив и увидела стул и скамейку. Поняла, что меня насторожило. Наташкин стул стоял, как обычно, а вот скамейка… Она стояла в другом углу. Я никогда там не сидела. Значит, там сидел кто-то другой.
И это было вчера. Потому, что перед каникулами мы по настоянию Наташки навели в архиве полный порядок. А когда Наташка попросила не открывать дверь, я вспомнила вечеринку после последнего экзамена. Мы всем десятым «В» купили большой торт, ходили за ним в лучшую кондитерскую, а потом сидели в классе и пили чай. У всех было хорошее настроение, даже у меня, хотя из головы никак не удавалось, даже в этот вечер, окончательно выбросить историю со стихами Бронсона. Ребята принесли гитару, мы пели песни, строили планы на каникулы, все смеялись… И Машка тоже смеялась, то и дело заправляя за ухо выпадавшую из прически темную прядь. Смеялась и отхлебывала чай из бокала. Она красиво держала его в руке, я еще обратила внимание. И бокал тоже был красивый – белый, с большой красной клубникой. Тот самый, который стоял сегодня в архиве, на выступе у параллельной двери. Вот и все.
И снова запел телефон. На этот раз музыка не показалась мне волшебной. Мне показалось, что ее обманчивая нежность прожгла мне карман. Не дослушав ангельской скрипки, я достала трубку и посмотрела на экран. Звонила Наташка.
Ну, и что теперь делать? Сказать ей, что она предательница? Что она нанесла удар в спину? Не хотелось разговаривать с ней. До сих пор от пережитого слегка трясло.
И все-таки я отозвалась.
- Алло.
- Привет, - как ни в чем не бывало, бодро сказала Наташка, - ты что, с ума сошла? Куда это ты дернула? Ты где?
Такого начала я совсем не ожидала. Вот это да!
- А эти где? – осторожно, словно нащупывая твердь на болоте, спросила я.
- Кто? Маша и Саня? Они, когда ты рванула, за тобой побежали, подумали, наверно, что ты спятила.
Ага, подумали они, как же. Но Наташка, похоже, в это верит! И, кстати, как выясняется, знает этого таинственного парня.
… - Но не догнали. Ты в «Скорую помощь» сиганула, и поминай, как звали! Что с тобой случилось?
- Откуда они взялись?
Наташка начала выходить из себя.
- Господи, да нужны они тебе! Они приходили за палаткой. Только зашли, хотели поздороваться с тобой, а ты вдруг скакнула, как бешеная корова и понеслась семь верст лесом!
Я помолчала. Потом, тщательно подбирая слова, сообщила:
- Мы с Машей вчера поссорились. Я ударила ее по спине портфелем. Они хотели меня убить.
Это прозвучало настолько глупо, что я запнулась на полуслове.
И невольно представила, как Наташка на том конце телефонной трубки раскрыла свои телячьи глаза.
- Кто хотел убить? Машка? За то, что ты ударила ее портфелем? И поэтому ты ломанулась от нее через сирень и угнала «Скорую помощь»? Это сильно!
И, помолчав, добавила:
- Знаешь, Марта, ты иногда бываешь такая странная!
Таким образом, из разговора получалось, что все вокруг нормальные – Маша, ни с того, ни с сего обзывающая меня литератором-недоучкой, парень, приставляющий к глазу пилку для ногтей, сама Наташа, позвавшая меня в подвал, ни словом не обмолвившись, что там скоро будут эти двое, – а я странная.
Впрочем, Наташа, не видела вчерашней ссоры с Машкой и не знала о ней. А если бы не было этой ссоры, то с какой стати мне бояться Машки и убегать от нее через кусты? С точки зрения Наташки, это, наверно, действительно выглядело странно. Но было ясно, что Наташка знает, по крайней мере, больше меня. Хотя – и это очевидно – считает намерение парня убить меня моим творческим вымыслом.
Несмотря на то, что она усомнилась в моем психическом состоянии, я продолжила допрос.
- Скажи, что им было нужно.
- Ну уж, конечно, они не собирались вонзить тебе нож в сердце! – иронически уведомила она.
Ну уж, конечно. Не собирались. Ангелы прямо, а не люди. И то, что еще не вечер, наверно, тоже напомнил небесный посланец. С высоты небес он заметил, что я сошла с ума, забеспокоился, позвонил, сообщил мне, дескать, сейчас еще не вечер. Я-то думала, ночь уже на дворе. А тут такая благая весть!
Так, наверное, объяснила бы это нормальная Наташка.
- Что им было нужно? – терпеливо, но твердо повторила я вопрос.
- Они пришли за палаткой, - нехотя ответила Наташка, - вчера после уроков Маша спросила, есть ли в архиве палатка. Я сказала, что есть. Она попросила взять ее на время. Они с Сашей в поход собираются.
- А что потом?
- Потом, - тяжело вздохнула собеседница, - она захотела ее посмотреть и стала упрашивать меня спуститься. Я сказала, что лучше завтра, сегодня все-таки праздник, я в светлой юбке и могу испачкаться. А она достала свой бокальчик из шкафа…
- Из шкафа?
Наташка опять вздохнула. Я ее утомила.
- Ну, помнишь, после нашего прощального чаепития кое-кто, и Машка тоже, не забирали бокалы, и они так и стоят на полочке, в угловом шкафу.
- Ну.
- Ну! Ты отвлекаешься на несущественные детали. Ну вот, она принесла коробочку конфет и уговорила-таки меня спуститься.
Да, коробочка конфет для Наташки - это веский аргумент. Существенная деталь. Она, пожалуй, перевесит светлую юбку.
- Мы спустились в подвал, - продолжала Наташка, - попили чаю, поболтали. Машка все подробно рассмотрела в архиве, представляешь, она же ни разу там не была!
Это было восклицание из глубины души. Архив – Наташкино детище. А Машка, член того же коллектива, ни разу там не была. Это страшное упущение. Наташка, конечно, явила архив во всей красе.
- Я показала ей все, что там есть. Она сказала, что мы неплохо обосновались.
Неожиданно я почувствовала укол ревности. Значит, эта гадина оскорбляет меня, подсылает своего убийцу, а потом преспокойно распивает чаи с моей лучшей подругой, а та демонстрирует ей экспозицию и раздает палатки.
- Она очень заинтересовалась второй дверью, - внезапно сообщила Наташка, - так удивилась. Спросила, как она открывается, куда ведет. Есть ли у нас с тобой ключ.
- Ты, конечно, все рассказала, - усмехнулась я.
- Конечно, рассказала. А это что, тайна?
Для Машки была тайна, пока ты ее не раскрыла. У нас С ТОБОЙ. Вот и началось самое главное. В рассказе как бы мимолетно профигурировала я. Так, вскользь, словно невзначай. То, что ключи от всех дверей есть у Наташки, всем известно. И упоминание меня в вопросе означает только одно: Машку интересовало, есть ли ключ у меня. Значит, она спустилась в подвал, выяснила, как попасть в архив, посмотрела, что где находится, заодно разнюхала все насчет двери и ключа. Ключа у меня нет. Но на всякий случай, мало ли что, вдруг хитрая Марта изготовила дубликат, Маша выведала, откуда я выбегу, если план провалится. Немудрено, что они довольно быстро выскочили за моей спиной – знали, куда бежать. Только вот с бокалом Маша оплошала. Разведчик из нее неважный. Нельзя так грубо ошибаться.
- Ну и что в итоге? Взяла она палатку? – мне надоело слушать Наташкины пространные откровения. Честно говоря, если я иногда бываю очень странной, то она – очень глупой.
- Она сказала, что они придут сегодня с Сашей и заберут. Ей одной тяжело.
С Сашей. Все логично. Ай да Маша! И когда же начнется обработка Натальи на предмет заманивания меня в подвал? А то можно и впрямь поверить, что Маше позарез нужна палатка. И еще я очень хотела узнать о парне.
- А Саша – это тот парень с каштановыми волосами?
- Ну да. Это Машкин друг. Он очень хороший! – уверенно сказала Наташка.
Я вспомнила его ледяной взгляд, полный ненависти.
- Откуда ты его знаешь?
- Так это же Саша Маркелов! - как будто удивилась Наташка. - Он, конечно, за лето сильно изменился. И он уже давно встречается с Машкой. Еще с зимы, когда погиб его брат.
Наташка сказала это таким тоном, как будто напоминала мне об этом. Как будто я должна была это хорошо знать.
Значит, зимой у него погиб брат. И что это означает для прояснения моей ситуации? Ничего. Я не знала этого брата, так же, как и самого Сашу. Это какая-то лишняя информация, не имеющая ко мне отношения.
- Он тогда и в школу за ней часто заходил, после похорон, - продолжала Наташка, - ты, наверно, просто внимания не обращала.
Интересно, когда, по Наташкиному разумению, мне надо было обращать внимание? Всю третью четверть я пролежала в больнице, а судя по ее рассказу, именно тогда начался их роман. Потом я усиленно нагоняла класс по программе, потом ругалась с чокнутой литераторшей, а в конце концов и вовсе стала второгодницей. Когда тут следить за Машкиной личной жизнью? И вообще, причем тут я? Во мне крепла уверенность, что они меня с кем-то путают.
- А почему ты попросила меня не открывать эту дверь? – наконец задала я главный вопрос.
На этот раз Наташка ответила не сразу. Она выдержала паузу, а потом спросила:
- Ты что, меня в чем-то подозреваешь?
- Не знаю, - честно сказала я. – Ты ответь, а я подумаю.
- Боюсь, что я тебя разочарую. Это Машка просила не открывать дверь, когда вы с ней будете смотреть старые журналы. Ее там вчера продуло.
На мгновение мне показалось, что я и впрямь схожу с ума. Последняя фраза – насчет журналов – прозвучала совсем уж дико. Я даже не могла сообразить, как к ней отнестись. Или с ума сошла Наташка?
- Она попросила, чтобы ты тоже пришла… - прорезался в мозг голос Наташки, прервав мои рассуждения.
Ага, вот уже горячо!.. Наконец я почувствовала, что вот-вот ухвачу что-то важное.
- …потому что хотела посмотреть с тобой какие-то старые журналы.
Значит, я не ослышалась.
- Что?!
- Она хотела, чтобы вы вместе посмотрели старые журналы. Особенно какой-то один. Она сказала, что тебе нужно внимательно его посмотреть.
- А что за журнал? – тускло спросила я. Скорее всего, Машка ляпнула первое, что пришло в голову. А если нет?..
- Я не знаю. Она поинтересовалась, чем мы тут обычно занимаемся, а я говорю: да просто сидим, чай пьем, иногда журналы старые смотрим. А она, ты знаешь, странно так глянула и говорит: да, Марте нужно старые журналы пролистать. А особенно один. И очень внимательно. Может, она что-то поймет. Можно даже завтра, ну, то есть, сегодня уже, вместе посмотреть.
Бред какой-то! Зачем мне вместе с Машкой смотреть в архиве журналы?!
Наверно, это повальное сумасшествие.
- Как ты думаешь, она не шутила? – уцепилась я за последнюю соломинку. Хотя знала, что у Натахи туго с юмором. Она все и всегда понимала буквально. Своим вопросом я поставила бедняжку в тупик.
- Ну... - растерялась она, - конечно, это как-то… - я почувствовала, как в Наташкином голосе заплескалось сомнение. - В общем, я не поняла, что она хотела сказать. Но, знаешь, она это произнесла с такой интонацией… Такой… тяжелой. Которую не пропустишь. Очень отчетливо. Каждое слово. У меня возникло ощущение, что это сказано не просто так.
- Ну и что ты обо всем этом думаешь? После этого у Маши с головой все в порядке? – поддела я Наташку.
- Не знаю. Мне показалось, она говорила серьезно. Даже как-то… многозначительно.
- Ну, и что же ты мне ничего не сказала? – спросила я после паузы, - обо всем этом?
- Да я вообще о них забыла! – в отчаянии выкрикнула Наташка. – Мне Алла Григорьевна поручила найти плакат о вредных привычках, а я что-то вчера его нигде не видела. Правда, из-за Машки я его толком не поискала, а сегодня из-за твоей беготни вообще все вылетело из головы… И вот я думаю, где бы он мог быть? Ты не помнишь?
- Нет. А зачем он нужен?
- Алла Григорьевна попросила повесить его в классе, - сказала Наташка деловито. - Потому что после лета некоторые наши мальчики начали курить.
Когда Наташка так рассудительно говорит, мне кажется, что ей шестьдесят лет.
Хотя, признаться, при упоминании об Алле Григорьевне и «наших мальчиках» у меня кольнуло где-то внутри.
- Ладно, - сказала я, - давай прощаться, а то разоришься.
- Марта, - проигнорировала Наташка последнее замечание, - ты вернись, пожалуйста, в архив и запри его, а то я беспокоюсь. Ты же с ключом убежала. Хорошо? Ты ведь знаешь наш подвал.
- Хорошо, - ответила я устало, - пока.
- Пока.
Раздались гудки, Наташка отключилась. Мне бы ее проблемы.
Я задумчиво посмотрела на погасший телефон и, повинуясь какому-то внутреннему чувству, заменила сказочную мелодию обычными позывными, которые были у всех телефонов этой марки.
Памятуя о «некоторых мальчиках», которым предназначался пропавший плакат, я закурила. Все услышанное, каким бы бредовым оно ни казалось, надо было хорошенько обдумать, и, как говорил мой папа, «обкурить», ибо среди плевел здесь таились зерна, очень мало, горсточка, но они были.
Я достала телефон и увидела незнакомый номер. Сердце залило горячей волной. Я нажала на кнопку, произнесла «Алло» и услышала: «Еще не вечер» и короткие гудки. Голос я сразу узнала. И, конечно, это был не голос Бога. Может, обратиться в милицию? Хотя в милиции, возможно, уже лежит заявление о моем покушении на медсестру. Внезапно пришло запоздалое осознание моего поступка, и он меня потряс. Я вспомнила медсестру, которая осталась в машине с остекленевшим взглядом. Мне стало не по себе. Хорошо хоть, что она молодая, будем надеяться, что уже пришла в себя. Я вздохнула. И чем я лучше этого парня? От этих мыслей я сжалась в комок, обхватив плечи руками.
- Господи, прости меня, - прошептала я, - прости меня, пожалуйста! Потом вытащила пилку и, прицелившись, закинула ее далеко в пруд. Впрочем, не очень далеко. Я никогда не умела метать предметы. Мысли опять невольно развернулись в сторону Наташки.
Я вспомнила момент, когда вошла в архив и увидела стул и скамейку. Поняла, что меня насторожило. Наташкин стул стоял, как обычно, а вот скамейка… Она стояла в другом углу. Я никогда там не сидела. Значит, там сидел кто-то другой.
И это было вчера. Потому, что перед каникулами мы по настоянию Наташки навели в архиве полный порядок. А когда Наташка попросила не открывать дверь, я вспомнила вечеринку после последнего экзамена. Мы всем десятым «В» купили большой торт, ходили за ним в лучшую кондитерскую, а потом сидели в классе и пили чай. У всех было хорошее настроение, даже у меня, хотя из головы никак не удавалось, даже в этот вечер, окончательно выбросить историю со стихами Бронсона. Ребята принесли гитару, мы пели песни, строили планы на каникулы, все смеялись… И Машка тоже смеялась, то и дело заправляя за ухо выпадавшую из прически темную прядь. Смеялась и отхлебывала чай из бокала. Она красиво держала его в руке, я еще обратила внимание. И бокал тоже был красивый – белый, с большой красной клубникой. Тот самый, который стоял сегодня в архиве, на выступе у параллельной двери. Вот и все.
И снова запел телефон. На этот раз музыка не показалась мне волшебной. Мне показалось, что ее обманчивая нежность прожгла мне карман. Не дослушав ангельской скрипки, я достала трубку и посмотрела на экран. Звонила Наташка.
Ну, и что теперь делать? Сказать ей, что она предательница? Что она нанесла удар в спину? Не хотелось разговаривать с ней. До сих пор от пережитого слегка трясло.
И все-таки я отозвалась.
- Алло.
- Привет, - как ни в чем не бывало, бодро сказала Наташка, - ты что, с ума сошла? Куда это ты дернула? Ты где?
Такого начала я совсем не ожидала. Вот это да!
- А эти где? – осторожно, словно нащупывая твердь на болоте, спросила я.
- Кто? Маша и Саня? Они, когда ты рванула, за тобой побежали, подумали, наверно, что ты спятила.
Ага, подумали они, как же. Но Наташка, похоже, в это верит! И, кстати, как выясняется, знает этого таинственного парня.
… - Но не догнали. Ты в «Скорую помощь» сиганула, и поминай, как звали! Что с тобой случилось?
- Откуда они взялись?
Наташка начала выходить из себя.
- Господи, да нужны они тебе! Они приходили за палаткой. Только зашли, хотели поздороваться с тобой, а ты вдруг скакнула, как бешеная корова и понеслась семь верст лесом!
Я помолчала. Потом, тщательно подбирая слова, сообщила:
- Мы с Машей вчера поссорились. Я ударила ее по спине портфелем. Они хотели меня убить.
Это прозвучало настолько глупо, что я запнулась на полуслове.
И невольно представила, как Наташка на том конце телефонной трубки раскрыла свои телячьи глаза.
- Кто хотел убить? Машка? За то, что ты ударила ее портфелем? И поэтому ты ломанулась от нее через сирень и угнала «Скорую помощь»? Это сильно!
И, помолчав, добавила:
- Знаешь, Марта, ты иногда бываешь такая странная!
Таким образом, из разговора получалось, что все вокруг нормальные – Маша, ни с того, ни с сего обзывающая меня литератором-недоучкой, парень, приставляющий к глазу пилку для ногтей, сама Наташа, позвавшая меня в подвал, ни словом не обмолвившись, что там скоро будут эти двое, – а я странная.
Впрочем, Наташа, не видела вчерашней ссоры с Машкой и не знала о ней. А если бы не было этой ссоры, то с какой стати мне бояться Машки и убегать от нее через кусты? С точки зрения Наташки, это, наверно, действительно выглядело странно. Но было ясно, что Наташка знает, по крайней мере, больше меня. Хотя – и это очевидно – считает намерение парня убить меня моим творческим вымыслом.
Несмотря на то, что она усомнилась в моем психическом состоянии, я продолжила допрос.
- Скажи, что им было нужно.
- Ну уж, конечно, они не собирались вонзить тебе нож в сердце! – иронически уведомила она.
Ну уж, конечно. Не собирались. Ангелы прямо, а не люди. И то, что еще не вечер, наверно, тоже напомнил небесный посланец. С высоты небес он заметил, что я сошла с ума, забеспокоился, позвонил, сообщил мне, дескать, сейчас еще не вечер. Я-то думала, ночь уже на дворе. А тут такая благая весть!
Так, наверное, объяснила бы это нормальная Наташка.
- Что им было нужно? – терпеливо, но твердо повторила я вопрос.
- Они пришли за палаткой, - нехотя ответила Наташка, - вчера после уроков Маша спросила, есть ли в архиве палатка. Я сказала, что есть. Она попросила взять ее на время. Они с Сашей в поход собираются.
- А что потом?
- Потом, - тяжело вздохнула собеседница, - она захотела ее посмотреть и стала упрашивать меня спуститься. Я сказала, что лучше завтра, сегодня все-таки праздник, я в светлой юбке и могу испачкаться. А она достала свой бокальчик из шкафа…
- Из шкафа?
Наташка опять вздохнула. Я ее утомила.
- Ну, помнишь, после нашего прощального чаепития кое-кто, и Машка тоже, не забирали бокалы, и они так и стоят на полочке, в угловом шкафу.
- Ну.
- Ну! Ты отвлекаешься на несущественные детали. Ну вот, она принесла коробочку конфет и уговорила-таки меня спуститься.
Да, коробочка конфет для Наташки - это веский аргумент. Существенная деталь. Она, пожалуй, перевесит светлую юбку.
- Мы спустились в подвал, - продолжала Наташка, - попили чаю, поболтали. Машка все подробно рассмотрела в архиве, представляешь, она же ни разу там не была!
Это было восклицание из глубины души. Архив – Наташкино детище. А Машка, член того же коллектива, ни разу там не была. Это страшное упущение. Наташка, конечно, явила архив во всей красе.
- Я показала ей все, что там есть. Она сказала, что мы неплохо обосновались.
Неожиданно я почувствовала укол ревности. Значит, эта гадина оскорбляет меня, подсылает своего убийцу, а потом преспокойно распивает чаи с моей лучшей подругой, а та демонстрирует ей экспозицию и раздает палатки.
- Она очень заинтересовалась второй дверью, - внезапно сообщила Наташка, - так удивилась. Спросила, как она открывается, куда ведет. Есть ли у нас с тобой ключ.
- Ты, конечно, все рассказала, - усмехнулась я.
- Конечно, рассказала. А это что, тайна?
Для Машки была тайна, пока ты ее не раскрыла. У нас С ТОБОЙ. Вот и началось самое главное. В рассказе как бы мимолетно профигурировала я. Так, вскользь, словно невзначай. То, что ключи от всех дверей есть у Наташки, всем известно. И упоминание меня в вопросе означает только одно: Машку интересовало, есть ли ключ у меня. Значит, она спустилась в подвал, выяснила, как попасть в архив, посмотрела, что где находится, заодно разнюхала все насчет двери и ключа. Ключа у меня нет. Но на всякий случай, мало ли что, вдруг хитрая Марта изготовила дубликат, Маша выведала, откуда я выбегу, если план провалится. Немудрено, что они довольно быстро выскочили за моей спиной – знали, куда бежать. Только вот с бокалом Маша оплошала. Разведчик из нее неважный. Нельзя так грубо ошибаться.
- Ну и что в итоге? Взяла она палатку? – мне надоело слушать Наташкины пространные откровения. Честно говоря, если я иногда бываю очень странной, то она – очень глупой.
- Она сказала, что они придут сегодня с Сашей и заберут. Ей одной тяжело.
С Сашей. Все логично. Ай да Маша! И когда же начнется обработка Натальи на предмет заманивания меня в подвал? А то можно и впрямь поверить, что Маше позарез нужна палатка. И еще я очень хотела узнать о парне.
- А Саша – это тот парень с каштановыми волосами?
- Ну да. Это Машкин друг. Он очень хороший! – уверенно сказала Наташка.
Я вспомнила его ледяной взгляд, полный ненависти.
- Откуда ты его знаешь?
- Так это же Саша Маркелов! - как будто удивилась Наташка. - Он, конечно, за лето сильно изменился. И он уже давно встречается с Машкой. Еще с зимы, когда погиб его брат.
Наташка сказала это таким тоном, как будто напоминала мне об этом. Как будто я должна была это хорошо знать.
Значит, зимой у него погиб брат. И что это означает для прояснения моей ситуации? Ничего. Я не знала этого брата, так же, как и самого Сашу. Это какая-то лишняя информация, не имеющая ко мне отношения.
- Он тогда и в школу за ней часто заходил, после похорон, - продолжала Наташка, - ты, наверно, просто внимания не обращала.
Интересно, когда, по Наташкиному разумению, мне надо было обращать внимание? Всю третью четверть я пролежала в больнице, а судя по ее рассказу, именно тогда начался их роман. Потом я усиленно нагоняла класс по программе, потом ругалась с чокнутой литераторшей, а в конце концов и вовсе стала второгодницей. Когда тут следить за Машкиной личной жизнью? И вообще, причем тут я? Во мне крепла уверенность, что они меня с кем-то путают.
- А почему ты попросила меня не открывать эту дверь? – наконец задала я главный вопрос.
На этот раз Наташка ответила не сразу. Она выдержала паузу, а потом спросила:
- Ты что, меня в чем-то подозреваешь?
- Не знаю, - честно сказала я. – Ты ответь, а я подумаю.
- Боюсь, что я тебя разочарую. Это Машка просила не открывать дверь, когда вы с ней будете смотреть старые журналы. Ее там вчера продуло.
На мгновение мне показалось, что я и впрямь схожу с ума. Последняя фраза – насчет журналов – прозвучала совсем уж дико. Я даже не могла сообразить, как к ней отнестись. Или с ума сошла Наташка?
- Она попросила, чтобы ты тоже пришла… - прорезался в мозг голос Наташки, прервав мои рассуждения.
Ага, вот уже горячо!.. Наконец я почувствовала, что вот-вот ухвачу что-то важное.
- …потому что хотела посмотреть с тобой какие-то старые журналы.
Значит, я не ослышалась.
- Что?!
- Она хотела, чтобы вы вместе посмотрели старые журналы. Особенно какой-то один. Она сказала, что тебе нужно внимательно его посмотреть.
- А что за журнал? – тускло спросила я. Скорее всего, Машка ляпнула первое, что пришло в голову. А если нет?..
- Я не знаю. Она поинтересовалась, чем мы тут обычно занимаемся, а я говорю: да просто сидим, чай пьем, иногда журналы старые смотрим. А она, ты знаешь, странно так глянула и говорит: да, Марте нужно старые журналы пролистать. А особенно один. И очень внимательно. Может, она что-то поймет. Можно даже завтра, ну, то есть, сегодня уже, вместе посмотреть.
Бред какой-то! Зачем мне вместе с Машкой смотреть в архиве журналы?!
Наверно, это повальное сумасшествие.
- Как ты думаешь, она не шутила? – уцепилась я за последнюю соломинку. Хотя знала, что у Натахи туго с юмором. Она все и всегда понимала буквально. Своим вопросом я поставила бедняжку в тупик.
- Ну... - растерялась она, - конечно, это как-то… - я почувствовала, как в Наташкином голосе заплескалось сомнение. - В общем, я не поняла, что она хотела сказать. Но, знаешь, она это произнесла с такой интонацией… Такой… тяжелой. Которую не пропустишь. Очень отчетливо. Каждое слово. У меня возникло ощущение, что это сказано не просто так.
- Ну и что ты обо всем этом думаешь? После этого у Маши с головой все в порядке? – поддела я Наташку.
- Не знаю. Мне показалось, она говорила серьезно. Даже как-то… многозначительно.
- Ну, и что же ты мне ничего не сказала? – спросила я после паузы, - обо всем этом?
- Да я вообще о них забыла! – в отчаянии выкрикнула Наташка. – Мне Алла Григорьевна поручила найти плакат о вредных привычках, а я что-то вчера его нигде не видела. Правда, из-за Машки я его толком не поискала, а сегодня из-за твоей беготни вообще все вылетело из головы… И вот я думаю, где бы он мог быть? Ты не помнишь?
- Нет. А зачем он нужен?
- Алла Григорьевна попросила повесить его в классе, - сказала Наташка деловито. - Потому что после лета некоторые наши мальчики начали курить.
Когда Наташка так рассудительно говорит, мне кажется, что ей шестьдесят лет.
Хотя, признаться, при упоминании об Алле Григорьевне и «наших мальчиках» у меня кольнуло где-то внутри.
- Ладно, - сказала я, - давай прощаться, а то разоришься.
- Марта, - проигнорировала Наташка последнее замечание, - ты вернись, пожалуйста, в архив и запри его, а то я беспокоюсь. Ты же с ключом убежала. Хорошо? Ты ведь знаешь наш подвал.
- Хорошо, - ответила я устало, - пока.
- Пока.
Раздались гудки, Наташка отключилась. Мне бы ее проблемы.
Я задумчиво посмотрела на погасший телефон и, повинуясь какому-то внутреннему чувству, заменила сказочную мелодию обычными позывными, которые были у всех телефонов этой марки.
Памятуя о «некоторых мальчиках», которым предназначался пропавший плакат, я закурила. Все услышанное, каким бы бредовым оно ни казалось, надо было хорошенько обдумать, и, как говорил мой папа, «обкурить», ибо среди плевел здесь таились зерна, очень мало, горсточка, но они были.
