Изабелла Кроткова
Огоньки на болоте
На пятом этаже старого дома, затерянного в глубине улицы Рябиновой, жила молодая красавица Виолетта, а на третьем – Герман, карлик средних лет. Они частенько встречались на лестнице, когда Виолетта, быстро стуча каблучками изящных туфелек, с нарочито небрежно рассыпанными кудряшками, спускалась вниз, а Герман, держа в маленькой ручке пакет с овощами и кефиром, с трудом понимался на свой этаж, волоча правую ногу. Он поглядывал на девушку из-под густых нахмуренных бровей, а она поджимала пухленькие губки, похожие на сочные алые вишни, спесиво задирала носик и проходила мимо.
Они познакомились только спустя много месяцев, когда в пустующую квартиру на четвёртом этаже вселилась старая вздорная Кнойра.
Однажды карлик застал красотку плачущей навзрыд прямо на ступеньках. Она горько всхлипывала, носик её покраснел, и щёчки разрумянились от обиды.
Завидев соседа, Виолетта пожаловалась:
– Эта старуха… Просто ужас! Колотит по батареям, швыряет что-то, стучит в потолок, совсем не даёт спать… Разговаривать бесполезно – она то ли глухая, то ли дурочка… Только ухмыляется и кривит рот, и жёлтый зуб торчит так отвратительно!
Бедняжка вздрогнула, поморщившись.
Герман ласково улыбнулся и присел рядом.
– Да, я тоже всё это слышу… Барабанный бой по трубам, стуки и бряки… Ничего удивительного, что они не дают спать! Признаться, мне самому это изрядно надоело, хотя у меня и бессонница. Но в такую пору я читаю, а шум мешает сосредоточиться… Не плачь, девочка! Старые одинокие люди – всё равно что вредные дети! Кнойра неплохая, просто ей нужно внимание… Пойдём-ка ко мне в гости, я угощу тебя чаем с травами, ты и успокоишься! Смотри, какие чудесные пирожные я купил в кондитерской!
Он отнял её нежные ладошки от зарёванного личика.
– Какое ещё внимание… Старая заноза! – буркнула Виолетта, но перестала плакать и осторожно заглянула в пакет карлика. Глазки её засияли – на самом дне в прозрачной коробке лежали три красивые «корзиночки», украшенные аппетитными клубничками!
– Только на пять минут… – милостиво разрешила она, и тон её окреп и стал своенравным, как у красавицы, привыкшей к обожанию противоположного пола. – И я съем всего два пирожных, если позволите. Я берегу свою фигуру! Как вас зовут?
– Герман. Можно Гер, – вежливо представился карлик, вставая со ступенек.
– А я – Виолетта, – горделиво произнесла девушка. Она тоже поднялась, поправила нарядное платье и вслед за Гером зашла в квартиру на третьем этаже.
В жилище одинокого холостяка Гера было чистенько, уютно и пахло душистыми травами. В кухне на ниточках сушились грибы. Виолетта с интересом рассматривала диковинные травяные сборы в мешочках, баночки с мёдом и вареньем, которые запасливый карлик заготовил впрок.
Потом они пили чай, сначала по одной чашечке, потом по второй, Виолетта кушала пирожные и вскоре уже улыбалась, как восхитительная куколка, и трещала без умолку ангельским голоском:
– Я поступила на фирму в отдел рекламы. Там все так и липнут ко мне! Но мне никто не нравится. – Она капризно сморщила очаровательный носик. – У Тимма машина уже устаревшая!.. А от Доминика пахнет ужасным одеколоном – у меня голова кружится от него! Все они такие гадкие, такие противные, эти кавалеры!
Она откусила ещё один кусочек пирожного и сказала:
– Гер, я, пожалуй, пойду. Мне нужно торопиться в ателье на примерку нового платья! Вечером я иду в театр.
Герман встал из-за стола и проводил Виолетту до двери. Он выглядел немного взволнованным.
Не поблагодарив за угощение, красавица чуть задержалась у зеркала, провела помадой по губкам и выпорхнула на лестницу.
Карлик вымыл посуду, насухо вытер её, потом выглянул в окно кухни и мечтательно посмотрел куда-то вдаль. Ах, какая необыкновенная девушка… Немудрено влюбиться в неё без памяти! Не то что в него – некрасивого, жалкого и убогого. Его полюбить невозможно. Он знал это и думал об этом спокойно. Ему тридцать четыре года, подходит к концу последний год для поиска любви. Так повелось в их карличьем роду – если кто-то обретал взаимную любовь до тридцати пяти лет, то доживал до глубокой старости. Если же до этого срока карлик ни разу не слышал в свой адрес слова «люблю» и не произносил ответного признания, то ему суждено было превратиться в белый пар на болоте. Германа никто никогда не любил. Жил он одиноко – зимой в городе, а с середины лета – в глухой деревеньке Соечье Гнездо. В последнее время он всё чаще и чаще вспоминал о маленьком дачном домике. Вот туда он и отправится совсем скоро, чтобы в полночь своего тридцатипятилетия исчезнуть навсегда, растворившись в сыром болотном воздухе. Гер знал, что дни его сочтены, и был готов к этому. Стояло начало июня, а рождение его приходилось на первое сентября. Последнее лето… Оно пролетало, уплывало и прощально махало ему нежной зелёной листвой.
В последующие дни Виолетта, столкнувшись с Германом на лестнице, только холодно здоровалась, а иногда просто мельком кивала. Иногда и этого не было, девушка просто проскальзывала мимо, задумавшись о чём-то своём. Он же невольно думал о ней чаще, чем хотелось бы.
Через неделю после памятного чаепития Гера разбудил среди ночи стук в дверь. Быстро натянув поверх пижамы длинный халат, он засеменил коротенькими ножками в коридор.
На пороге стояла заплаканная Виолетта в уютном домашнем халатике.
– Представляете, Гер, – без приветствия сообщила она, шагнув в квартиру. – Старая мымра опять довела меня до слёз! Она чем-то долбила в потолок, это просто невыносимо! А когда я спустилась и попросила её прекратить, она только захихикала и высунула свой мерзкий язык. Может, обратиться в полицию?..
– Я поговорю с ней, – пообещал Гер, чувствуя, как дрожит от волнения голос.
И они снова пили чай, он любовался светлыми волосами очаровательной Виолетты, а она, успокоившись, что-то щебетала звонким, как колокольчик, голоском. Он не слышал, о чём она говорит, просто смотрел на неё и не мог отвести взгляда.
С Кнойрой Гер попытался деликатно побеседовать, но сразу был облит потоком брани. Тихо, но твёрдо он снова просил, и в конце концов злобная старушонка всё же угомонилась. Шум из её квартиры на время прекратился. С этого дня благодарная Виолетта стала заглядывать к карлику-соседу и без особого повода, просто поболтать. Они слушали старомодное радио (Виолетта дивилась отсутствию интернета и телевизора), смеялись, обсуждали книги – прерогатива Гера, – веяния современной моды и музыкальные новинки – прерогатива Виолетты. Как ни странно, им никогда не было скучно вдвоём. Наоборот, каждый привносил в посиделки что-то своё, и в дуэте создавался уют и особая непередаваемо тёплая атмосфера.
Однако через некоторое время девушка принесла весть весьма болезненную для бедняги-карлика.
Явившись после дождя, вымокшей, но отчего-то очень довольной, Виолетта, встряхивая в прихожей ярко-жёлтый зонтик, воскликнула:
– Гер, порадуйтесь за меня! Вчера я познакомилась с Филиппом. Он редкий красавец, королевского роста! И… как это называется в ваших книжках?.. – Вспоминая, она на миг нахмурила лобик. – А, кажется, «косая сажень в плечах»! Работает в крупной строительной фирме. Он приходил к нам заказывать рекламу. Подъехал на шикарной машине. Сегодня мы идём в кино, на премьеру!
Виолетта счастливо заулыбалась, и синие глазки блеснули радостным огоньком.
Не заметив, что карлик будто окаменел, она отхлебнула чаю и серьёзно спросила:
– Как вы думаете, Гер, стоит мне поближе с ним познакомиться? Ведь мне скоро двадцать два года, пора и о замужестве подумать!
Словно острый нож вонзился в сердце Гера. Он отвернулся к раковине, превозмогая страшную боль в груди. Потом, сделав над собой усилие, вновь повернулся к гостье. С огромным трудом улыбнулся, сжимая пальцы в кулачки, и сдержанно произнёс:
– Если он тебе понравился, конечно, стоит!
И он водрузил на стол тарелочку с пирожными, купленными специально для соседки. Получилось неловко, тарелка встала на кончик вилки, вилка встопорщилась и чуть не опрокинула всю конструкцию.
Красавица нахмурилась.
– Осторожнее, Гер! Не расколите посуду!
И нетерпеливо продолжила:
– Главное, он красив и богат. Прекрасная партия!
Потом, подумав, добавила:
– Гер, мы с вами, кажется, стали друзьями… Я тоже буду звать вас на «ты»!
Но, несмотря на сузившуюся дистанцию, что-то нарушилось в атмосфере вечера. По непонятной для Виолетты причине карлик вдруг стал молчалив и нелюдим, и вскоре прелестнице надоело его общество.
– Ты сегодня какой-то скучный, Гер! – своенравно изрекла она. – Пожалуй, приду, когда ты будешь не в таком дурном настроении…
И, чмокнув соседа в тщательно выбритую щёку, она упорхнула, как весенняя ласточка.
Проводив её, Гер закрыл дверь, подождал, пока стихнет стук быстрых каблучков по лестнице, и долго ещё стоял, прислонившись спиной к притолоке и слыша только мерный ход старых часов. Очнулся он лишь когда они пробили семь вечера.
Скоро они пробьют его последнюю полночь…
Гер прошёл на кухню, сел за опустевший стол и закрыл лицо руками, пытаясь понять, что происходит, хотя давно уже всё понимал, только не решался признаться даже самому себе. Случилось ужасное – он полюбил. Как он мог?.. Он же знал, что этого нельзя допустить, но не сумел сопротивляться накрывшему его с головой чувству. И теперь его удел – страдать. Гер посмотрел в зеркало – ну что с того, что черты его лица благородны и даже красивы: высокий лоб умного человека, тёплые карие глаза, прямой нос, чистая кожа, шелковистые волосы?.. К лицу прилагается тело, а оно вопиюще неприглядно – маленький рост и эти безобразные ручки и ножки, одна из которых ещё и покалечена… Пародия на человека. Она даже не воспринимает его как мужчину! Он отвёл взгляд от зеркала и тяжело вздохнул. Осталось недолго. Последняя полночь избавит его от всего сразу… С нею всё кончится – и любовь, и жизнь.
Через неделю Виолетта прибежала возбуждённая и радостная. Волосы её растрепались, шёлковый шарфик изумрудного цвета разметался по хорошенькой шейке.
– О Гер, Гер! – закричала она с порога. – Филипп сделал мне предложение!
Гер, не в силах вынести очередного потрясения, опустился на кушетку.
– Как ты думаешь, принимать ли мне его? Да что же я спрашиваю – я, конечно, его приму! Я взяла три дня на размышление – но это просто для порядка… О чём тут размышлять, когда всё и так понятно и уже решено? Я его люблю! И он любит меня!
Карлику с трудом удалось скрыть непереносимое страдание.
– Я купил тебе мягкие тапочки… С мордочками котят на носочках, тебе должны понравиться… И серёжки – смотри, как сердечки! Это просто по-дружески, – произнёс он торопливо и скомканно, чтобы она не заметила, как дрожит его голос.
Виолетта не уловила ни печали, ни боли. Пребывая в радужных мечтах, она сунула ножки в тапочки, потом схватила коробочку с серёжками и повертела в руках.
– Какая прелесть! Спасибо, милый Гер! Я принесла шампанское! – добавила она. – Мы с Филиппом поженимся и переедем отсюда! Вредина Кнойра больше не будет отравлять нам жизнь. Жаль, что ты остаёшься здесь…
И она улыбнулась, солнечно и легко, без тени сожаления о том, что Кнойра теперь будет отравлять жизнь одному лишь соседу снизу.
И он невольно улыбнулся, просто оттого что улыбается она.
Может быть, она не примет предложения этого красавчика Филиппа?.. Он не знал, на что надеялся. Не знал, о чём думал. Всё валилось из рук. Ягодный чай казался пресным и невкусным. Аппетита не было. Когда Виолетта ушла, а Кнойра забарабанила по трубам, он зажал уши руками и ничком упал на кровать.
Ночью прихватило сердце. Гер не вставал с кровати до следующего вечера, когда раздался звонок. С трудом он поднялся и добрёл до телефона.
Звонила Виолетта. Сердце карлика оборвалось, когда он услышал её милый голосок. Но сегодня он не звенел, как колокольчик, а тихонько шептал:
– Милый Гер, что-то мне совсем худо. У меня заболело горло и поднялась температура. Я, конечно, сначала позвонила Филиппу, всё-таки он мой жених, но он не сможет приехать, у него важное совещание…
Не дослушав, Гер собрал все свои силы и поковылял к холодильнику. Схватив баночку малинового варенья, устремился на четвёртый этаж. По пути ему встретилась угрюмая Кнойра – она спускалась с мусорным пакетом в руке. Увидев взволнованного карлика, быстро волочащего наверх ногу, она хмыкнула себе под нос и потрогала скрюченным пальцем торчащий изо рта клык.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Гер, приостановившись на миг.
– Добрый, добрый… – пробурчала, не сбавляя шага, Кнойра.
– Не стучите, пожалуйста, сегодня по трубам! Соседке плохо, она больна, – мягко попросил Гер в спину злобной старухе.
Кнойра остановилась на лестнице и обернулась к нему. Она внимательно посмотрела на карлика, и неожиданно её лицо подобрело, словно осветилось изнутри.
– Хорошо, не буду, – пообещала она и вдруг сконфуженно прикрыла клык старушечьей сморщенной губой.
Гер почтительно поклонился.
– Благодарю, уважаемая Кнойра!
Виолетта, бледная и прекрасная, лежала в постели с градусником подмышкой.
– Ах, милый Гер, – зашептала она. – Ты не представляешь, как добр Филипп! Я ещё не дала ему согласие, я его мариную, но всё равно скажу «да»… Он постоянно твердит о любви! Мы уже ходили на выставку и в планетарий… У него такой красивый дом…
Она закашлялась.
Гер приготовил целебный настой шиповника, напоил Виолетту и укрыл одеялом. Вскоре она заснула.
Он навещал её каждый день – кормил куриным супом, поил горячим молоком с мёдом, следил, чтобы она вовремя принимала таблетки, укутывал шерстяным пледом ножки в беленьких носочках, а однажды даже прочитал вслух сказку про Синдбада-морехода.
А как он радовался, когда ей стало лучше! Он был готов обнять своими маленькими ручками весь мир, даже сварливую Кнойру!.. Призрак Филиппа на время отступил – ведь тот по-прежнему был занят, и все эти дни больная Виолетта принадлежала только Геру.
Надежда, что свадьба не состоится, тлела где-то на дне его сердца, но она разбилась в осколки, когда ещё через пять дней полностью оправившаяся Виолетта в новом наряде – в туфельках оливкового цвета и с такой же сумочкой, – с аккуратно уложенными кудряшками, вновь появилась на его пороге.
– Всё решено, Гер! – сияя, сообщила она. – Свадьба состоится через месяц. В ресторане «Вечерние огни». Это самый модный ресторан! Филипп заказал зал на триста человек – будут все самые знатные и состоятельные люди нашего города! Завтра я иду выбирать платье. Скажи, ты рад? Ты рад? Я непременно покажу тебе платье. Оно будет самым красивым в мире! Это жениху нельзя его видеть, а тебе можно!
Она схватила его за руку тёплой ладошкой.
Слёзы, как льдинки, застыли в глазах карлика. Едва сдержавшись, он произнёс:
– Конечно, милая девочка! Я очень рад за тебя! Будь счастлива.
Она кивнула и, весело напевая какую-то песенку, убежала к себе наверх.
Постояв немного, Герман медленно прошёл в кухню, сел на табуретку. Положил голову на стол, обхватив руками. И тихо заплакал. Он плакал безнадёжно, безысходно, отчаянно. Его плечи тряслись от невыразимого горя. Так он просидел, пока не сгустились сумерки. Потом, шатаясь, встал, собрал самые необходимые вещи в холщовую сумку и вышел из квартиры.
Огоньки на болоте
На пятом этаже старого дома, затерянного в глубине улицы Рябиновой, жила молодая красавица Виолетта, а на третьем – Герман, карлик средних лет. Они частенько встречались на лестнице, когда Виолетта, быстро стуча каблучками изящных туфелек, с нарочито небрежно рассыпанными кудряшками, спускалась вниз, а Герман, держа в маленькой ручке пакет с овощами и кефиром, с трудом понимался на свой этаж, волоча правую ногу. Он поглядывал на девушку из-под густых нахмуренных бровей, а она поджимала пухленькие губки, похожие на сочные алые вишни, спесиво задирала носик и проходила мимо.
Они познакомились только спустя много месяцев, когда в пустующую квартиру на четвёртом этаже вселилась старая вздорная Кнойра.
Однажды карлик застал красотку плачущей навзрыд прямо на ступеньках. Она горько всхлипывала, носик её покраснел, и щёчки разрумянились от обиды.
Завидев соседа, Виолетта пожаловалась:
– Эта старуха… Просто ужас! Колотит по батареям, швыряет что-то, стучит в потолок, совсем не даёт спать… Разговаривать бесполезно – она то ли глухая, то ли дурочка… Только ухмыляется и кривит рот, и жёлтый зуб торчит так отвратительно!
Бедняжка вздрогнула, поморщившись.
Герман ласково улыбнулся и присел рядом.
– Да, я тоже всё это слышу… Барабанный бой по трубам, стуки и бряки… Ничего удивительного, что они не дают спать! Признаться, мне самому это изрядно надоело, хотя у меня и бессонница. Но в такую пору я читаю, а шум мешает сосредоточиться… Не плачь, девочка! Старые одинокие люди – всё равно что вредные дети! Кнойра неплохая, просто ей нужно внимание… Пойдём-ка ко мне в гости, я угощу тебя чаем с травами, ты и успокоишься! Смотри, какие чудесные пирожные я купил в кондитерской!
Он отнял её нежные ладошки от зарёванного личика.
– Какое ещё внимание… Старая заноза! – буркнула Виолетта, но перестала плакать и осторожно заглянула в пакет карлика. Глазки её засияли – на самом дне в прозрачной коробке лежали три красивые «корзиночки», украшенные аппетитными клубничками!
– Только на пять минут… – милостиво разрешила она, и тон её окреп и стал своенравным, как у красавицы, привыкшей к обожанию противоположного пола. – И я съем всего два пирожных, если позволите. Я берегу свою фигуру! Как вас зовут?
– Герман. Можно Гер, – вежливо представился карлик, вставая со ступенек.
– А я – Виолетта, – горделиво произнесла девушка. Она тоже поднялась, поправила нарядное платье и вслед за Гером зашла в квартиру на третьем этаже.
В жилище одинокого холостяка Гера было чистенько, уютно и пахло душистыми травами. В кухне на ниточках сушились грибы. Виолетта с интересом рассматривала диковинные травяные сборы в мешочках, баночки с мёдом и вареньем, которые запасливый карлик заготовил впрок.
Потом они пили чай, сначала по одной чашечке, потом по второй, Виолетта кушала пирожные и вскоре уже улыбалась, как восхитительная куколка, и трещала без умолку ангельским голоском:
– Я поступила на фирму в отдел рекламы. Там все так и липнут ко мне! Но мне никто не нравится. – Она капризно сморщила очаровательный носик. – У Тимма машина уже устаревшая!.. А от Доминика пахнет ужасным одеколоном – у меня голова кружится от него! Все они такие гадкие, такие противные, эти кавалеры!
Она откусила ещё один кусочек пирожного и сказала:
– Гер, я, пожалуй, пойду. Мне нужно торопиться в ателье на примерку нового платья! Вечером я иду в театр.
Герман встал из-за стола и проводил Виолетту до двери. Он выглядел немного взволнованным.
Не поблагодарив за угощение, красавица чуть задержалась у зеркала, провела помадой по губкам и выпорхнула на лестницу.
Карлик вымыл посуду, насухо вытер её, потом выглянул в окно кухни и мечтательно посмотрел куда-то вдаль. Ах, какая необыкновенная девушка… Немудрено влюбиться в неё без памяти! Не то что в него – некрасивого, жалкого и убогого. Его полюбить невозможно. Он знал это и думал об этом спокойно. Ему тридцать четыре года, подходит к концу последний год для поиска любви. Так повелось в их карличьем роду – если кто-то обретал взаимную любовь до тридцати пяти лет, то доживал до глубокой старости. Если же до этого срока карлик ни разу не слышал в свой адрес слова «люблю» и не произносил ответного признания, то ему суждено было превратиться в белый пар на болоте. Германа никто никогда не любил. Жил он одиноко – зимой в городе, а с середины лета – в глухой деревеньке Соечье Гнездо. В последнее время он всё чаще и чаще вспоминал о маленьком дачном домике. Вот туда он и отправится совсем скоро, чтобы в полночь своего тридцатипятилетия исчезнуть навсегда, растворившись в сыром болотном воздухе. Гер знал, что дни его сочтены, и был готов к этому. Стояло начало июня, а рождение его приходилось на первое сентября. Последнее лето… Оно пролетало, уплывало и прощально махало ему нежной зелёной листвой.
В последующие дни Виолетта, столкнувшись с Германом на лестнице, только холодно здоровалась, а иногда просто мельком кивала. Иногда и этого не было, девушка просто проскальзывала мимо, задумавшись о чём-то своём. Он же невольно думал о ней чаще, чем хотелось бы.
Через неделю после памятного чаепития Гера разбудил среди ночи стук в дверь. Быстро натянув поверх пижамы длинный халат, он засеменил коротенькими ножками в коридор.
На пороге стояла заплаканная Виолетта в уютном домашнем халатике.
– Представляете, Гер, – без приветствия сообщила она, шагнув в квартиру. – Старая мымра опять довела меня до слёз! Она чем-то долбила в потолок, это просто невыносимо! А когда я спустилась и попросила её прекратить, она только захихикала и высунула свой мерзкий язык. Может, обратиться в полицию?..
– Я поговорю с ней, – пообещал Гер, чувствуя, как дрожит от волнения голос.
И они снова пили чай, он любовался светлыми волосами очаровательной Виолетты, а она, успокоившись, что-то щебетала звонким, как колокольчик, голоском. Он не слышал, о чём она говорит, просто смотрел на неё и не мог отвести взгляда.
С Кнойрой Гер попытался деликатно побеседовать, но сразу был облит потоком брани. Тихо, но твёрдо он снова просил, и в конце концов злобная старушонка всё же угомонилась. Шум из её квартиры на время прекратился. С этого дня благодарная Виолетта стала заглядывать к карлику-соседу и без особого повода, просто поболтать. Они слушали старомодное радио (Виолетта дивилась отсутствию интернета и телевизора), смеялись, обсуждали книги – прерогатива Гера, – веяния современной моды и музыкальные новинки – прерогатива Виолетты. Как ни странно, им никогда не было скучно вдвоём. Наоборот, каждый привносил в посиделки что-то своё, и в дуэте создавался уют и особая непередаваемо тёплая атмосфера.
Однако через некоторое время девушка принесла весть весьма болезненную для бедняги-карлика.
Явившись после дождя, вымокшей, но отчего-то очень довольной, Виолетта, встряхивая в прихожей ярко-жёлтый зонтик, воскликнула:
– Гер, порадуйтесь за меня! Вчера я познакомилась с Филиппом. Он редкий красавец, королевского роста! И… как это называется в ваших книжках?.. – Вспоминая, она на миг нахмурила лобик. – А, кажется, «косая сажень в плечах»! Работает в крупной строительной фирме. Он приходил к нам заказывать рекламу. Подъехал на шикарной машине. Сегодня мы идём в кино, на премьеру!
Виолетта счастливо заулыбалась, и синие глазки блеснули радостным огоньком.
Не заметив, что карлик будто окаменел, она отхлебнула чаю и серьёзно спросила:
– Как вы думаете, Гер, стоит мне поближе с ним познакомиться? Ведь мне скоро двадцать два года, пора и о замужестве подумать!
Словно острый нож вонзился в сердце Гера. Он отвернулся к раковине, превозмогая страшную боль в груди. Потом, сделав над собой усилие, вновь повернулся к гостье. С огромным трудом улыбнулся, сжимая пальцы в кулачки, и сдержанно произнёс:
– Если он тебе понравился, конечно, стоит!
И он водрузил на стол тарелочку с пирожными, купленными специально для соседки. Получилось неловко, тарелка встала на кончик вилки, вилка встопорщилась и чуть не опрокинула всю конструкцию.
Красавица нахмурилась.
– Осторожнее, Гер! Не расколите посуду!
И нетерпеливо продолжила:
– Главное, он красив и богат. Прекрасная партия!
Потом, подумав, добавила:
– Гер, мы с вами, кажется, стали друзьями… Я тоже буду звать вас на «ты»!
Но, несмотря на сузившуюся дистанцию, что-то нарушилось в атмосфере вечера. По непонятной для Виолетты причине карлик вдруг стал молчалив и нелюдим, и вскоре прелестнице надоело его общество.
– Ты сегодня какой-то скучный, Гер! – своенравно изрекла она. – Пожалуй, приду, когда ты будешь не в таком дурном настроении…
И, чмокнув соседа в тщательно выбритую щёку, она упорхнула, как весенняя ласточка.
Проводив её, Гер закрыл дверь, подождал, пока стихнет стук быстрых каблучков по лестнице, и долго ещё стоял, прислонившись спиной к притолоке и слыша только мерный ход старых часов. Очнулся он лишь когда они пробили семь вечера.
Скоро они пробьют его последнюю полночь…
Гер прошёл на кухню, сел за опустевший стол и закрыл лицо руками, пытаясь понять, что происходит, хотя давно уже всё понимал, только не решался признаться даже самому себе. Случилось ужасное – он полюбил. Как он мог?.. Он же знал, что этого нельзя допустить, но не сумел сопротивляться накрывшему его с головой чувству. И теперь его удел – страдать. Гер посмотрел в зеркало – ну что с того, что черты его лица благородны и даже красивы: высокий лоб умного человека, тёплые карие глаза, прямой нос, чистая кожа, шелковистые волосы?.. К лицу прилагается тело, а оно вопиюще неприглядно – маленький рост и эти безобразные ручки и ножки, одна из которых ещё и покалечена… Пародия на человека. Она даже не воспринимает его как мужчину! Он отвёл взгляд от зеркала и тяжело вздохнул. Осталось недолго. Последняя полночь избавит его от всего сразу… С нею всё кончится – и любовь, и жизнь.
Через неделю Виолетта прибежала возбуждённая и радостная. Волосы её растрепались, шёлковый шарфик изумрудного цвета разметался по хорошенькой шейке.
– О Гер, Гер! – закричала она с порога. – Филипп сделал мне предложение!
Гер, не в силах вынести очередного потрясения, опустился на кушетку.
– Как ты думаешь, принимать ли мне его? Да что же я спрашиваю – я, конечно, его приму! Я взяла три дня на размышление – но это просто для порядка… О чём тут размышлять, когда всё и так понятно и уже решено? Я его люблю! И он любит меня!
Карлику с трудом удалось скрыть непереносимое страдание.
– Я купил тебе мягкие тапочки… С мордочками котят на носочках, тебе должны понравиться… И серёжки – смотри, как сердечки! Это просто по-дружески, – произнёс он торопливо и скомканно, чтобы она не заметила, как дрожит его голос.
Виолетта не уловила ни печали, ни боли. Пребывая в радужных мечтах, она сунула ножки в тапочки, потом схватила коробочку с серёжками и повертела в руках.
– Какая прелесть! Спасибо, милый Гер! Я принесла шампанское! – добавила она. – Мы с Филиппом поженимся и переедем отсюда! Вредина Кнойра больше не будет отравлять нам жизнь. Жаль, что ты остаёшься здесь…
И она улыбнулась, солнечно и легко, без тени сожаления о том, что Кнойра теперь будет отравлять жизнь одному лишь соседу снизу.
И он невольно улыбнулся, просто оттого что улыбается она.
Может быть, она не примет предложения этого красавчика Филиппа?.. Он не знал, на что надеялся. Не знал, о чём думал. Всё валилось из рук. Ягодный чай казался пресным и невкусным. Аппетита не было. Когда Виолетта ушла, а Кнойра забарабанила по трубам, он зажал уши руками и ничком упал на кровать.
Ночью прихватило сердце. Гер не вставал с кровати до следующего вечера, когда раздался звонок. С трудом он поднялся и добрёл до телефона.
Звонила Виолетта. Сердце карлика оборвалось, когда он услышал её милый голосок. Но сегодня он не звенел, как колокольчик, а тихонько шептал:
– Милый Гер, что-то мне совсем худо. У меня заболело горло и поднялась температура. Я, конечно, сначала позвонила Филиппу, всё-таки он мой жених, но он не сможет приехать, у него важное совещание…
Не дослушав, Гер собрал все свои силы и поковылял к холодильнику. Схватив баночку малинового варенья, устремился на четвёртый этаж. По пути ему встретилась угрюмая Кнойра – она спускалась с мусорным пакетом в руке. Увидев взволнованного карлика, быстро волочащего наверх ногу, она хмыкнула себе под нос и потрогала скрюченным пальцем торчащий изо рта клык.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Гер, приостановившись на миг.
– Добрый, добрый… – пробурчала, не сбавляя шага, Кнойра.
– Не стучите, пожалуйста, сегодня по трубам! Соседке плохо, она больна, – мягко попросил Гер в спину злобной старухе.
Кнойра остановилась на лестнице и обернулась к нему. Она внимательно посмотрела на карлика, и неожиданно её лицо подобрело, словно осветилось изнутри.
– Хорошо, не буду, – пообещала она и вдруг сконфуженно прикрыла клык старушечьей сморщенной губой.
Гер почтительно поклонился.
– Благодарю, уважаемая Кнойра!
Виолетта, бледная и прекрасная, лежала в постели с градусником подмышкой.
– Ах, милый Гер, – зашептала она. – Ты не представляешь, как добр Филипп! Я ещё не дала ему согласие, я его мариную, но всё равно скажу «да»… Он постоянно твердит о любви! Мы уже ходили на выставку и в планетарий… У него такой красивый дом…
Она закашлялась.
Гер приготовил целебный настой шиповника, напоил Виолетту и укрыл одеялом. Вскоре она заснула.
Он навещал её каждый день – кормил куриным супом, поил горячим молоком с мёдом, следил, чтобы она вовремя принимала таблетки, укутывал шерстяным пледом ножки в беленьких носочках, а однажды даже прочитал вслух сказку про Синдбада-морехода.
А как он радовался, когда ей стало лучше! Он был готов обнять своими маленькими ручками весь мир, даже сварливую Кнойру!.. Призрак Филиппа на время отступил – ведь тот по-прежнему был занят, и все эти дни больная Виолетта принадлежала только Геру.
Надежда, что свадьба не состоится, тлела где-то на дне его сердца, но она разбилась в осколки, когда ещё через пять дней полностью оправившаяся Виолетта в новом наряде – в туфельках оливкового цвета и с такой же сумочкой, – с аккуратно уложенными кудряшками, вновь появилась на его пороге.
– Всё решено, Гер! – сияя, сообщила она. – Свадьба состоится через месяц. В ресторане «Вечерние огни». Это самый модный ресторан! Филипп заказал зал на триста человек – будут все самые знатные и состоятельные люди нашего города! Завтра я иду выбирать платье. Скажи, ты рад? Ты рад? Я непременно покажу тебе платье. Оно будет самым красивым в мире! Это жениху нельзя его видеть, а тебе можно!
Она схватила его за руку тёплой ладошкой.
Слёзы, как льдинки, застыли в глазах карлика. Едва сдержавшись, он произнёс:
– Конечно, милая девочка! Я очень рад за тебя! Будь счастлива.
Она кивнула и, весело напевая какую-то песенку, убежала к себе наверх.
Постояв немного, Герман медленно прошёл в кухню, сел на табуретку. Положил голову на стол, обхватив руками. И тихо заплакал. Он плакал безнадёжно, безысходно, отчаянно. Его плечи тряслись от невыразимого горя. Так он просидел, пока не сгустились сумерки. Потом, шатаясь, встал, собрал самые необходимые вещи в холщовую сумку и вышел из квартиры.
