Но не в зимнем и холодном. А в летнем – хваставшемся яркими кружевами и кружившим голову сладкими ароматами. Волнение охватило Мэй. Незнакомое. Жаркое. Оно растопило лед и иней внутри, разгоняя сердце в торопливый бег. Все потемнело на миг. И схлынуло – и тревога, и страх, и неприятные чувства. Вместо холода по телу разливалось ласковое тепло.
Следующим утром, когда Мэй проснулась, это тепло никуда не исчезло.
Девушка прислушалась. В груди бойко и непривычно громко стучало, вторя дятлу в саду, который третий день долбил дупло в старом дереве.
Отчего-то Мэй захотелось улыбнуться.
Улыбнувшись – рассмеяться.
Ее сердце больше не изо льда! Оно теперь, как у всех. И значит, как у всех, у Мэй будут свои огорчения и радости. И надежды.
Вдруг вспомнилось, каким смешливым и забавным был в детстве лопоухий рыжий Ронька – мальчишка, что первым нашел ее в лесу и указал дорогу взрослым.
Он часто забегал во двор, когда Мэй почти перестала выходить из дома. Вроде бы по поручениям взрослых, а сам все смотрел на окно, у которого она сидела, и корчил рожицы, пытаясь развеселить. Она отворачивалась.
Рон до сих пор приходил к ней четыре раза в год. Весной с букетом подснежников, летом – луговых ромашек, осенью – белых астр, а зимой приносил ветку красной рябины.
С годами забавный мальчишка вытянулся и превратился в видного парня, его кудри горели на солнце языками пламени, Мэй даже отводила в сторону глаза, чтобы не обжечься.
Но, может, теперь – не отведет?
Ведь внутри закончилась зима и звенела первая капель Мэйделин – Мэй…
Следующим утром, когда Мэй проснулась, это тепло никуда не исчезло.
Девушка прислушалась. В груди бойко и непривычно громко стучало, вторя дятлу в саду, который третий день долбил дупло в старом дереве.
Отчего-то Мэй захотелось улыбнуться.
Улыбнувшись – рассмеяться.
Ее сердце больше не изо льда! Оно теперь, как у всех. И значит, как у всех, у Мэй будут свои огорчения и радости. И надежды.
Вдруг вспомнилось, каким смешливым и забавным был в детстве лопоухий рыжий Ронька – мальчишка, что первым нашел ее в лесу и указал дорогу взрослым.
Он часто забегал во двор, когда Мэй почти перестала выходить из дома. Вроде бы по поручениям взрослых, а сам все смотрел на окно, у которого она сидела, и корчил рожицы, пытаясь развеселить. Она отворачивалась.
Рон до сих пор приходил к ней четыре раза в год. Весной с букетом подснежников, летом – луговых ромашек, осенью – белых астр, а зимой приносил ветку красной рябины.
С годами забавный мальчишка вытянулся и превратился в видного парня, его кудри горели на солнце языками пламени, Мэй даже отводила в сторону глаза, чтобы не обжечься.
Но, может, теперь – не отведет?
Ведь внутри закончилась зима и звенела первая капель Мэйделин – Мэй…
