Потом ещё некоторое время этот жизнелюб балагурил по поводу ожидания прибавления в семействе. Причём он, вероятно, не видел никакой разницы между своей семьёй и семьёй своих друзей. Потом он выбежал из палатки, где они сидели и, наверное, отправился поделиться радостной новостью со своей спутницей.
Ларни перевела дух и даже головой потрясла, с трудом веря, что ей удалось так легко выкрутиться. Вдруг она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и обернулась. У входа в палатку стоял Стефан.
- Ты, правда, беременна? - спросил он, подходя к ней вплотную.
Она поняла, что он всё видел и слышал.
- Я просто хотела... - начала Ларни и вдруг остановилась.
Нет, она не почувствовала ничего особенного. Ничто в её теле не изменилось, но внезапно до неё дошло, что соврав Вану, она... невольно сказала правду! От этой новости её даже качнуло, будто земля дрогнула под ногами. Стефан поймал её и обнял, но теперь и он сделал это так осторожно, будто держал в руках не девушку, а мыльный пузырь.
- Правда, - тихо сказала Ларни, кладя голову ему на плечо. - Ты только больше не оставляй меня одну, ладно?
Они стояли напротив друг друга и молчали. Маранта разглядывала Диану с нескрываемым любопытством, узнавая и не узнавая в этой взрослой, уже за тридцать лет, красивой, какой-то дикарской красотой, женщине, пылкую сумасшедшую девчонку, которую она знала когда-то...
- Мара, прости! - сказала вдруг Диана, опуская глаза.
- За что?
- Это ведь я тебя тогда... во дворце... После того, как ты была с Золасом.
- Я знаю, только не знаю зачем.
- По приказу Гувора. Он велел мне следить за тобой, потому что подозревал тебя в связях с кланом наёмных убийц. "Дети ночи", кажется? Я уже не помню, какое название он тогда сказал.
- Сумеречные клинки.
- Что?!!
- Мы с тобой птицы из одного гнезда, Диана. Сумеречные клинки не наёмные убийцы...
- "Они телохранители Огненной принцессы, имя которой сокрыто, лицо которой под маской из дыма, судьба которой в руках того кто правит всем." Это то, что мне велела заучить Наставница раньше чем вложила в мои руки лук...
- А мне она приказала охранять короля Лоргина до тех пор, пока он будет править, но при этом жить той жизнью, которую я сама для себя выберу. Я не знаю, могу ли я утверждать, что справилась с заданием?
- Ты справилась, но я помешала тебе. Я считала, что все эти приказы исходят от короля. Я думала, что Лоргин полностью доверяет своему Генеральному прокурору и судье, который карает преступников и только потом узнала, что король фактически был у этого гада в плену. И та стрела ведь тоже была моя...
- Спасибо тебе.
- За что?
- За тот раз и за этот - за стрелу и за Руфуса. За всё спасибо!
Диана посмотрела Маранте в глаза, словно хотела убедиться в её здравомыслии. Руки воительницы лежали на плечах Руфуса, который мало что понимал из их разговора и вообще был занят своими мыслями. Сейчас он испытывал противоречивые чувства - радость от встречи с родителями смешивалась с грустью из-за разлуки с друзьями, с которыми он мог после этого больше никогда не встретиться. Правда, Мара сказала, когда они прощались: "Вот закончится наш контракт, и мы вернёмся в форт Альмери, а оттуда до вашего Междустенья ведь рукой подать! Тогда и увидимся".
Руфусу срок в пять лет казался огромным, но дело было не только в этом. Он понимал, что эти пять лет его друзья проведут в гладиаторских боях, а что это такое он успел увидеть воочию, на собственной шкуре узнать...
- Может, поедете с нами? - предложила Маранта, но Диана отрицательно покачала головой.
- Не поместимся, нас ведь трое.
- Трое? А кто же третий?
- Галль, покажи.
Сэр Галль подошёл к повозке, на которой они приехали, и за шкирку вытащил оттуда перепуганного парнишку лет восемнадцати в лохмотьях, которые когда-то были формой конного стражника Торгового города. Руки бедняги были связаны, он затравленно озирался вокруг, словно боялся увидеть что-то особенно страшное.
- Это кто ж такой? - спросил Михал, который до этого стоял молча.
- Это наша компенсация за расстрелянную машину, - ответил Галль, улыбнувшись. - Перед вами тот самый горе-стрелок, который сделал из неё решето! Его начальство решило на него всех собак повесить, в том числе и за собственное неумение давать своим служащим продуманные инструкции. Он и жив-то ещё только потому, что эти задастые купчики никак не могли решить - четвертовать его или сослать на вечную каторгу. Только вот у меня на него другие виды.
С этими словами Галль вытащил здоровенный, острый, как бритва нож от вида, которого у парня закатились глаза и подогнулись колени. Но мощная рука молодого рыцаря не дала ему упасть. Не обращая внимание на реакцию своего подопечного, Галль разрезал на нём верёвки, потом убрал нож, взял парня за плечи и хорошенько встряхнул.
- Отпустите? - спросила Маранта.
- Ни в коем случае. В Торговом городе ему больше не житьё, разве что воры приютят, да самого вором сделают. Мы его с собой возьмём: он ведь пулемётчик с талантом - машину нам грамотно продырявил. Ты чего вообще стрелять-то начал?
Последний вопрос был адресован к бывшему пулемётчику, который от страха ещё даже не понял, что верёвок у него на руках больше нет.
- И-и-спугался я-а! - залепетал парень, сильно заикаясь. - Ни-и-когда такого чу-у-да раньше не видел, во-от и и-испугался! Ой, во-от ещё одна!..
В это время послышался рокот мотора и в загородную рощицу, где происходил разговор, въехала машина, за рулём которой сидел священник.
- Пора прощаться, - сказала Диана. - Теперь, как я понимаю, дорога между нашими поселениями проложена, так что милости просим. В Форте Альмери все будут рады увидеть своими глазами живую легенду.
Она протянула Маранте руку, но та вдруг оставила Руфуса и обняла ту, что когда-то круто изменила её судьбу. Диана онемела от неожиданности, но тут её глаза сами собой наполнились слезами и она, не плакавшая с детства, вдруг разрыдалась на плече у старой врагини-подруги, не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями.
Мужчины, увидев такое дело, деликатно отошли в сторону и стали наставлять на путь истинный бывшего стражника, страх которого вроде бы начал проходить, уступая место любопытству. Руфус отделился от их компании и подошёл к священнику.
- Падре, - сказал он, - Инци поведал мне, что Ларни и Стефан живы.
- Да, я слышал об этом. Он, то же самое говорил твоим родителям. Верь ему!
- Если бы я не верил, то не стоял бы сейчас здесь, а сидел бы дома, - ответил мальчик серьёзно.
- А ты до сих пор слышишь голоса?
- Иногда. А иногда вижу картинки. Странные картинки. С такими местами, которые мне совершенно незнакомы. Почему-то мне кажется, что я вижу их неспроста. Возможно, я должен там везде побывать, чтобы рассказать людям про Инци и донести до них его учение.
Священник взглянул на него со страхом.
- Но с другой стороны, - продолжал рассуждать Руфус, - я соскучился по дому и очень хочу увидеть Ларни и Стефана. А ещё дочку их хочу увидеть.
- Кого? Что ты сказал?
- Я говорю, что хочу увидеть их дочку. Ведь, когда они вернутся, то обязательно сделают меня дядей, а маму и папу бабушкой и дедушкой. Правда, смешно?
- А теперь, ребята, давайте-ка придумаем вам имена.
- А наши, чем плохи? - искренне удивилась Мара.
- Ничем, только вот не годятся они для гладиаторов.
- Это почему ещё?
- Сами посудите - Мара и Верентий. Это хорошие имена для мирной жизни, а если скажем, ты назовёшься полным именем, то это будет воспринято, как подражание Маранте-воительнице, а в нашем деле прослыть подражателем это значит заведомо обречь себя на вторую роль. Гладиатор всегда должен стремиться быть первым, иначе ему нечего делать на арене.
- У меня есть ещё одно имя - Ниа. Собственно оно первое...
- Ниа? Ещё лучше! Отличное имя для девочки, но... Хотя подожди... Ниа... Маранта... Ниамаранта... Нет, не то, а может Марантаниа? Или лучше с "я" на конце и с ударением на третью "а" - Марантания!
- Бред какой-то.
- Бред конечно, но для арены в самый раз. Зрители падки на экзотику! Теперь давай тобой займёмся, - сказал Лозас, оглядывая Верентия с головы до ног, словно снимая мерку для его нового имени.
- Мне прибавлять к имени вроде как нечего, - смущённо пожал плечами Верентий. - А вообще-то пока мы в тюрьме были, мне сэр Галль очень понравился. Может, я Веренгалль буду?
- Да, парнишка он замечательный, хоть и связался с этой Дианой, которую я в своё время поклялся убить... Впрочем, это дело прошлое и не для ваших, уж простите, ушей. Так вот, он ведь личность известная, а я уже говорил насчёт подражания. Хотя бы одну букву, но надо изменить... Веренгай! С ударением на "а", так будет, пожалуй, лучше. Представьте - на афишах будет написано: "Сегодня на арене Марантания и Веренгай!" Вот вы и зазвучали, осталось только прославиться.
Старый Лозас сразу завоевал их доверие. Они ему тоже понравились. Ребята были не робкого десятка, сильны и полны молодой энергии. Правда у них было несколько тёмное прошлое, о котором они упорно молчали, но ему ли обращать внимание на темноту в прошлом своих протеже? Своей темноты с лихвой хватало.
Надо же, девочку звали Марантой! Он думал, что больше никогда не встретит человека с таким именем.
Золас, (вспомнилось-таки старое имя!), вздохнул и покачал головой. Что-то часто он в последнее время стал вспоминать Маранту. То в толпе зрителей пришедших в цирк ему вдруг померещилось её лицо, то он поймал себя на мысли, что на неё чем-то похож этот мальчик - Руфус, которого Мара называла своим братом. (Золас вообще-то понял, что это враньё, но какое ему, в конце концов, дело?)
Оставив парочку новоиспечённых гладиаторов привыкать к своим новым именам, старик Лозас, (или бывший атаман лихой разбойничьей шайки Золас), отправился к себе, где в тесной, но вполне достаточной для его холостяцкой жизни комнате стоял тяжёлый кованый сундук замки, для которого он изготовил сам, а потому более или менее мог быть спокоен за сохранность его содержимого.
Там, почти на самом дне, завёрнутый в кусок старой, но некогда роскошной ткани, лежал небольшой портрет красивой молодой женщины в доспехах, с золотой то ли брошью, то ли фибулой на груди. Золас достал его и долго вглядывался в такие знакомые черты, которые в последнее время будоражили его воображение.
Сколько женщин было у него до неё, сколько ещё после, но такой, как Маранта, больше не было никогда! Эх, Маранта, Маранта! Эх, молодость, молодость! Эх, любовь...
Вот так! Пятнадцать лет службы коту под хвост. Зиг поднял закованные в кандалы руки и натянул толстенную цепь. Руки даже не развести в стороны. И какой в этом смысл, когда сидит он глубоко под землёй за таким количеством решёток, что с ними бы и сам Золас не справился. По крайней мере, пришлось бы ему повозиться.
Нда, лучше бы он послушал совет коменданта приграничного форта и ушёл по-тихому. Или просто сдался Зигмунду на милость победителя. Нет же, приплёлся назад, привёл остатки разбитого войска... И что теперь? Оказывается он - государственный преступник! А что, проиграть сражение, это преступление? Проиграть великому полководцу, который на протяжении многих лет, под знамёнами разных государств и сообществ не потерпел ни одного поражения?!
Б... вашу простоквашу... Он, Зиг, честно бился на поле брани, хоть ему это было вовсе не по душе. Сами бы попробовали выиграть бой у Зигмунда!
Значит он - преступник, раз проиграл, а тот, кто затеял эту бесполезную войну, не преступник?! Уррхх.........
Конфликт был исчерпан, и никакого кровопролития не должно было быть. Так зачем же эти уроды этот конфликт по новой спровоцировали?
Ответ прост - чтобы делать свои грязные торгашеские дела, которые в свою очередь служат их политическим афёрам, наполняющим бездонные кошельки золотом. Грязным и кровавым золотом!
Зиг пошевелился. На ногах тоже были кандалы. Это было сделано для унижения, а не для того, чтобы предотвратить попытку побега. Им сейчас нужен человек, на которого можно свалить всю вину, устроить показательный процесс и публично покарать, как они это сделали с Инци...
Кстати, с ним они основательно просчитались. После того случая на арене, когда безоружный мальчишка заставил двух чудовищ вернуться в их вольеры, народ заинтересовался учением казнённого философа и количество его последователей растёт, как на дрожжах.
Об этом говорят стражники и тюремщики, заключённые и их родственники, приносящие еду. Эти разговоры доходят даже в одиночку Зига. Он не удивится, если в один прекрасный момент его осудят за грехи согласно учению Инци... А ведь он нанёс ему последний удар... И никто не пожелает знать, что это был акт милосердия, а не убийство!
Те, кто перевирает сейчас слова Инци, уже говорят, что он - Зиг, прежде всего, виновен в смерти любимого учителя! А то, что бедняга в страшных мучениях корчился на кресте, это оказывается правильно... Мразь!.. Это оказывается какое-то там искупление, хотя непонятно что при этом было искуплено?! Их непостижимое стяжательство, что ли? А вместо него повисеть на кресте не хотите!!!
Ведь они спокойно торговали, когда тот, кого они сейчас обожествляют, стонал и метался на кресте от боли у них над головами... Сейчас они сочиняют сказки, что он был окутан неземным светом и что старая деревяшка, из которой был сделан крест, расцвела розами... Сволочи!!! Не было этого! Была страшная боль и кровь. Было нестерпимое страдание. Была несправедливость и полное равнодушие со стороны тех, кто сейчас бьёт ему поклоны... ...
Зиг вспомнил, как тогда на площади он сказал дошедшему до предела человеку на кресте:
- Прости меня, друг!
И надо же, тот поднял голову и ответил ему со светлой улыбкой:
- Бог простит, и я прощаю!
С этой улыбкой он и умер...
А теперь вот Зиг сидит здесь, вспоминает его и сам ждёт смерти. В том, что его казнят, он не сомневается. Трусливый и подлый судья вообще не умеет оправдывать, даже если тот самый закон, который он защищает, всеми своими статьями вопит о невиновности подсудимого!
"Не судите, да не судимы будете!" Не Инци ли это сказал? Кажется он...
Зиг вдруг остро захотел поговорить с этим человеком, пожаловаться ему на своих обидчиков, испросить умного совета, который тот обязательно дал бы...
- Вот это звено с трещиной.
Голос раздался так неожиданно, что Зиг замер в оцепенении, чего раньше с ним никогда не бывало. Обычно в таких случаях он реагировал мгновенно и горе тому злоумышленнику, который посмел бы очутиться у него за спиной! Теперь он только-то и смог, что медленно повернуться всем корпусом, так как шея у него вдруг стала деревянной и потеряла подвижность.
Инци стоял у стены и смотрел на него с той же светлой улыбкой, которая так запомнилась Зигу.
- А у ножных кандалов заклёпки слабые, из плохого железа, - сказал он. - Твоими ручищами, малыш, их легко сломать безо всяких инструментов. М-м, дверь в твою камеру висит на одной петле, на верхней. Нижняя сломалась уже много лет тому назад, но об этом никто не знает, а дверь, между тем, держится на честном слове. Если хорошо нажать в этот угол, то образуется щель, в которую ты сможешь пролезть. Дальше будет пять решёток.
Ларни перевела дух и даже головой потрясла, с трудом веря, что ей удалось так легко выкрутиться. Вдруг она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и обернулась. У входа в палатку стоял Стефан.
- Ты, правда, беременна? - спросил он, подходя к ней вплотную.
Она поняла, что он всё видел и слышал.
- Я просто хотела... - начала Ларни и вдруг остановилась.
Нет, она не почувствовала ничего особенного. Ничто в её теле не изменилось, но внезапно до неё дошло, что соврав Вану, она... невольно сказала правду! От этой новости её даже качнуло, будто земля дрогнула под ногами. Стефан поймал её и обнял, но теперь и он сделал это так осторожно, будто держал в руках не девушку, а мыльный пузырь.
- Правда, - тихо сказала Ларни, кладя голову ему на плечо. - Ты только больше не оставляй меня одну, ладно?
Глава 116. Спасибо за всё
Они стояли напротив друг друга и молчали. Маранта разглядывала Диану с нескрываемым любопытством, узнавая и не узнавая в этой взрослой, уже за тридцать лет, красивой, какой-то дикарской красотой, женщине, пылкую сумасшедшую девчонку, которую она знала когда-то...
- Мара, прости! - сказала вдруг Диана, опуская глаза.
- За что?
- Это ведь я тебя тогда... во дворце... После того, как ты была с Золасом.
- Я знаю, только не знаю зачем.
- По приказу Гувора. Он велел мне следить за тобой, потому что подозревал тебя в связях с кланом наёмных убийц. "Дети ночи", кажется? Я уже не помню, какое название он тогда сказал.
- Сумеречные клинки.
- Что?!!
- Мы с тобой птицы из одного гнезда, Диана. Сумеречные клинки не наёмные убийцы...
- "Они телохранители Огненной принцессы, имя которой сокрыто, лицо которой под маской из дыма, судьба которой в руках того кто правит всем." Это то, что мне велела заучить Наставница раньше чем вложила в мои руки лук...
- А мне она приказала охранять короля Лоргина до тех пор, пока он будет править, но при этом жить той жизнью, которую я сама для себя выберу. Я не знаю, могу ли я утверждать, что справилась с заданием?
- Ты справилась, но я помешала тебе. Я считала, что все эти приказы исходят от короля. Я думала, что Лоргин полностью доверяет своему Генеральному прокурору и судье, который карает преступников и только потом узнала, что король фактически был у этого гада в плену. И та стрела ведь тоже была моя...
- Спасибо тебе.
- За что?
- За тот раз и за этот - за стрелу и за Руфуса. За всё спасибо!
Диана посмотрела Маранте в глаза, словно хотела убедиться в её здравомыслии. Руки воительницы лежали на плечах Руфуса, который мало что понимал из их разговора и вообще был занят своими мыслями. Сейчас он испытывал противоречивые чувства - радость от встречи с родителями смешивалась с грустью из-за разлуки с друзьями, с которыми он мог после этого больше никогда не встретиться. Правда, Мара сказала, когда они прощались: "Вот закончится наш контракт, и мы вернёмся в форт Альмери, а оттуда до вашего Междустенья ведь рукой подать! Тогда и увидимся".
Руфусу срок в пять лет казался огромным, но дело было не только в этом. Он понимал, что эти пять лет его друзья проведут в гладиаторских боях, а что это такое он успел увидеть воочию, на собственной шкуре узнать...
- Может, поедете с нами? - предложила Маранта, но Диана отрицательно покачала головой.
- Не поместимся, нас ведь трое.
- Трое? А кто же третий?
- Галль, покажи.
Сэр Галль подошёл к повозке, на которой они приехали, и за шкирку вытащил оттуда перепуганного парнишку лет восемнадцати в лохмотьях, которые когда-то были формой конного стражника Торгового города. Руки бедняги были связаны, он затравленно озирался вокруг, словно боялся увидеть что-то особенно страшное.
- Это кто ж такой? - спросил Михал, который до этого стоял молча.
- Это наша компенсация за расстрелянную машину, - ответил Галль, улыбнувшись. - Перед вами тот самый горе-стрелок, который сделал из неё решето! Его начальство решило на него всех собак повесить, в том числе и за собственное неумение давать своим служащим продуманные инструкции. Он и жив-то ещё только потому, что эти задастые купчики никак не могли решить - четвертовать его или сослать на вечную каторгу. Только вот у меня на него другие виды.
С этими словами Галль вытащил здоровенный, острый, как бритва нож от вида, которого у парня закатились глаза и подогнулись колени. Но мощная рука молодого рыцаря не дала ему упасть. Не обращая внимание на реакцию своего подопечного, Галль разрезал на нём верёвки, потом убрал нож, взял парня за плечи и хорошенько встряхнул.
- Отпустите? - спросила Маранта.
- Ни в коем случае. В Торговом городе ему больше не житьё, разве что воры приютят, да самого вором сделают. Мы его с собой возьмём: он ведь пулемётчик с талантом - машину нам грамотно продырявил. Ты чего вообще стрелять-то начал?
Последний вопрос был адресован к бывшему пулемётчику, который от страха ещё даже не понял, что верёвок у него на руках больше нет.
- И-и-спугался я-а! - залепетал парень, сильно заикаясь. - Ни-и-когда такого чу-у-да раньше не видел, во-от и и-испугался! Ой, во-от ещё одна!..
В это время послышался рокот мотора и в загородную рощицу, где происходил разговор, въехала машина, за рулём которой сидел священник.
- Пора прощаться, - сказала Диана. - Теперь, как я понимаю, дорога между нашими поселениями проложена, так что милости просим. В Форте Альмери все будут рады увидеть своими глазами живую легенду.
Она протянула Маранте руку, но та вдруг оставила Руфуса и обняла ту, что когда-то круто изменила её судьбу. Диана онемела от неожиданности, но тут её глаза сами собой наполнились слезами и она, не плакавшая с детства, вдруг разрыдалась на плече у старой врагини-подруги, не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями.
Мужчины, увидев такое дело, деликатно отошли в сторону и стали наставлять на путь истинный бывшего стражника, страх которого вроде бы начал проходить, уступая место любопытству. Руфус отделился от их компании и подошёл к священнику.
- Падре, - сказал он, - Инци поведал мне, что Ларни и Стефан живы.
- Да, я слышал об этом. Он, то же самое говорил твоим родителям. Верь ему!
- Если бы я не верил, то не стоял бы сейчас здесь, а сидел бы дома, - ответил мальчик серьёзно.
- А ты до сих пор слышишь голоса?
- Иногда. А иногда вижу картинки. Странные картинки. С такими местами, которые мне совершенно незнакомы. Почему-то мне кажется, что я вижу их неспроста. Возможно, я должен там везде побывать, чтобы рассказать людям про Инци и донести до них его учение.
Священник взглянул на него со страхом.
- Но с другой стороны, - продолжал рассуждать Руфус, - я соскучился по дому и очень хочу увидеть Ларни и Стефана. А ещё дочку их хочу увидеть.
- Кого? Что ты сказал?
- Я говорю, что хочу увидеть их дочку. Ведь, когда они вернутся, то обязательно сделают меня дядей, а маму и папу бабушкой и дедушкой. Правда, смешно?
Глава 117. Имена чемпионов
- А теперь, ребята, давайте-ка придумаем вам имена.
- А наши, чем плохи? - искренне удивилась Мара.
- Ничем, только вот не годятся они для гладиаторов.
- Это почему ещё?
- Сами посудите - Мара и Верентий. Это хорошие имена для мирной жизни, а если скажем, ты назовёшься полным именем, то это будет воспринято, как подражание Маранте-воительнице, а в нашем деле прослыть подражателем это значит заведомо обречь себя на вторую роль. Гладиатор всегда должен стремиться быть первым, иначе ему нечего делать на арене.
- У меня есть ещё одно имя - Ниа. Собственно оно первое...
- Ниа? Ещё лучше! Отличное имя для девочки, но... Хотя подожди... Ниа... Маранта... Ниамаранта... Нет, не то, а может Марантаниа? Или лучше с "я" на конце и с ударением на третью "а" - Марантания!
- Бред какой-то.
- Бред конечно, но для арены в самый раз. Зрители падки на экзотику! Теперь давай тобой займёмся, - сказал Лозас, оглядывая Верентия с головы до ног, словно снимая мерку для его нового имени.
- Мне прибавлять к имени вроде как нечего, - смущённо пожал плечами Верентий. - А вообще-то пока мы в тюрьме были, мне сэр Галль очень понравился. Может, я Веренгалль буду?
- Да, парнишка он замечательный, хоть и связался с этой Дианой, которую я в своё время поклялся убить... Впрочем, это дело прошлое и не для ваших, уж простите, ушей. Так вот, он ведь личность известная, а я уже говорил насчёт подражания. Хотя бы одну букву, но надо изменить... Веренгай! С ударением на "а", так будет, пожалуй, лучше. Представьте - на афишах будет написано: "Сегодня на арене Марантания и Веренгай!" Вот вы и зазвучали, осталось только прославиться.
Старый Лозас сразу завоевал их доверие. Они ему тоже понравились. Ребята были не робкого десятка, сильны и полны молодой энергии. Правда у них было несколько тёмное прошлое, о котором они упорно молчали, но ему ли обращать внимание на темноту в прошлом своих протеже? Своей темноты с лихвой хватало.
Надо же, девочку звали Марантой! Он думал, что больше никогда не встретит человека с таким именем.
Золас, (вспомнилось-таки старое имя!), вздохнул и покачал головой. Что-то часто он в последнее время стал вспоминать Маранту. То в толпе зрителей пришедших в цирк ему вдруг померещилось её лицо, то он поймал себя на мысли, что на неё чем-то похож этот мальчик - Руфус, которого Мара называла своим братом. (Золас вообще-то понял, что это враньё, но какое ему, в конце концов, дело?)
Оставив парочку новоиспечённых гладиаторов привыкать к своим новым именам, старик Лозас, (или бывший атаман лихой разбойничьей шайки Золас), отправился к себе, где в тесной, но вполне достаточной для его холостяцкой жизни комнате стоял тяжёлый кованый сундук замки, для которого он изготовил сам, а потому более или менее мог быть спокоен за сохранность его содержимого.
Там, почти на самом дне, завёрнутый в кусок старой, но некогда роскошной ткани, лежал небольшой портрет красивой молодой женщины в доспехах, с золотой то ли брошью, то ли фибулой на груди. Золас достал его и долго вглядывался в такие знакомые черты, которые в последнее время будоражили его воображение.
Сколько женщин было у него до неё, сколько ещё после, но такой, как Маранта, больше не было никогда! Эх, Маранта, Маранта! Эх, молодость, молодость! Эх, любовь...
Глава 118. Ветер свободы
Вот так! Пятнадцать лет службы коту под хвост. Зиг поднял закованные в кандалы руки и натянул толстенную цепь. Руки даже не развести в стороны. И какой в этом смысл, когда сидит он глубоко под землёй за таким количеством решёток, что с ними бы и сам Золас не справился. По крайней мере, пришлось бы ему повозиться.
Нда, лучше бы он послушал совет коменданта приграничного форта и ушёл по-тихому. Или просто сдался Зигмунду на милость победителя. Нет же, приплёлся назад, привёл остатки разбитого войска... И что теперь? Оказывается он - государственный преступник! А что, проиграть сражение, это преступление? Проиграть великому полководцу, который на протяжении многих лет, под знамёнами разных государств и сообществ не потерпел ни одного поражения?!
Б... вашу простоквашу... Он, Зиг, честно бился на поле брани, хоть ему это было вовсе не по душе. Сами бы попробовали выиграть бой у Зигмунда!
Значит он - преступник, раз проиграл, а тот, кто затеял эту бесполезную войну, не преступник?! Уррхх.........
Конфликт был исчерпан, и никакого кровопролития не должно было быть. Так зачем же эти уроды этот конфликт по новой спровоцировали?
Ответ прост - чтобы делать свои грязные торгашеские дела, которые в свою очередь служат их политическим афёрам, наполняющим бездонные кошельки золотом. Грязным и кровавым золотом!
Зиг пошевелился. На ногах тоже были кандалы. Это было сделано для унижения, а не для того, чтобы предотвратить попытку побега. Им сейчас нужен человек, на которого можно свалить всю вину, устроить показательный процесс и публично покарать, как они это сделали с Инци...
Кстати, с ним они основательно просчитались. После того случая на арене, когда безоружный мальчишка заставил двух чудовищ вернуться в их вольеры, народ заинтересовался учением казнённого философа и количество его последователей растёт, как на дрожжах.
Об этом говорят стражники и тюремщики, заключённые и их родственники, приносящие еду. Эти разговоры доходят даже в одиночку Зига. Он не удивится, если в один прекрасный момент его осудят за грехи согласно учению Инци... А ведь он нанёс ему последний удар... И никто не пожелает знать, что это был акт милосердия, а не убийство!
Те, кто перевирает сейчас слова Инци, уже говорят, что он - Зиг, прежде всего, виновен в смерти любимого учителя! А то, что бедняга в страшных мучениях корчился на кресте, это оказывается правильно... Мразь!.. Это оказывается какое-то там искупление, хотя непонятно что при этом было искуплено?! Их непостижимое стяжательство, что ли? А вместо него повисеть на кресте не хотите!!!
Ведь они спокойно торговали, когда тот, кого они сейчас обожествляют, стонал и метался на кресте от боли у них над головами... Сейчас они сочиняют сказки, что он был окутан неземным светом и что старая деревяшка, из которой был сделан крест, расцвела розами... Сволочи!!! Не было этого! Была страшная боль и кровь. Было нестерпимое страдание. Была несправедливость и полное равнодушие со стороны тех, кто сейчас бьёт ему поклоны... ...
Зиг вспомнил, как тогда на площади он сказал дошедшему до предела человеку на кресте:
- Прости меня, друг!
И надо же, тот поднял голову и ответил ему со светлой улыбкой:
- Бог простит, и я прощаю!
С этой улыбкой он и умер...
А теперь вот Зиг сидит здесь, вспоминает его и сам ждёт смерти. В том, что его казнят, он не сомневается. Трусливый и подлый судья вообще не умеет оправдывать, даже если тот самый закон, который он защищает, всеми своими статьями вопит о невиновности подсудимого!
"Не судите, да не судимы будете!" Не Инци ли это сказал? Кажется он...
Зиг вдруг остро захотел поговорить с этим человеком, пожаловаться ему на своих обидчиков, испросить умного совета, который тот обязательно дал бы...
- Вот это звено с трещиной.
Голос раздался так неожиданно, что Зиг замер в оцепенении, чего раньше с ним никогда не бывало. Обычно в таких случаях он реагировал мгновенно и горе тому злоумышленнику, который посмел бы очутиться у него за спиной! Теперь он только-то и смог, что медленно повернуться всем корпусом, так как шея у него вдруг стала деревянной и потеряла подвижность.
Инци стоял у стены и смотрел на него с той же светлой улыбкой, которая так запомнилась Зигу.
- А у ножных кандалов заклёпки слабые, из плохого железа, - сказал он. - Твоими ручищами, малыш, их легко сломать безо всяких инструментов. М-м, дверь в твою камеру висит на одной петле, на верхней. Нижняя сломалась уже много лет тому назад, но об этом никто не знает, а дверь, между тем, держится на честном слове. Если хорошо нажать в этот угол, то образуется щель, в которую ты сможешь пролезть. Дальше будет пять решёток.
