И тогда Злося открыла рот и заговорила. Сначала она говорила сбивчиво, нервно, прерывисто. Затем её речь стала плавной обстоятельной и толковой.
Злося рассказывала о себе. Сколько длился этот рассказ, ей было неведомо, только, когда она закончила, то почувствовала, что у неё побаливает горло, хоть она всё это время не пела и не кричала. Впоследствии, вспоминая ту чудесную встречу, Злося удивилась – неужели она провела в обществе Злодина только два часа? Ей самой казалось, что прошло не меньше суток, а то и больше, таким долгим был её рассказ о собственной жизни. Или, может быть, премудрый повелитель Злолгаллы ухитрился растянуть эти два часа до необходимых размеров? Необходимых, чтобы уместить рассказ о целой жизни...
Злодин слушал внимательно. Он ни разу ни о чём не переспросил её, ничего не потребовал уточнить, но при всём при этом, Злося была уверена, что он её слышит и слушает.
- Ни слова лжи! – заключил он, когда она замолчала. – Молодец! Даже не попыталась оправдываться.
Злося покраснела, но улыбнулась. Как у всех представителей рода людского, у неё были тайны. Мелкие тайны, касающиеся жизненных ошибок и разного рода грехов. Тайны покрупнее, связанные с жизненными кризисами, смятением и дурными делами, сотворёнными в отчаянии и помутнении рассудка, без которых на свежую голову вполне можно было обойтись. И тайны страшные, позорные, из разряда таких, о которых самой вспоминать страшно и горько, а если они вдруг выйдут наружу, то неизвестно, как вообще дальше с этим можно жить.
Но Злодин не осудил её ни разу. И дело не в том, что страшных тайн у Злоси было совсем немного. Просто, её неожиданно объявившийся «дедушка», знал людей. Для него не были новостью их пороки и слабости, являющиеся, по сути, свойствами живых существ. Свойствами, ничего общего не имеющими с действительными изъянами, которые превращают полное жизни создание в монстра, подлежащего уничтожению, ради сохранения бесценных жизней тех, кто его окружает.
Выговорившись, Злося вдруг почувствовала себя лёгкой и сильной, как будто с её плеч свалился тяжкий и противный груз, высасывающий жизнь. А ещё, она впервые почувствовала, как внутри неё шевельнулось то маленькое живое, вокруг которого вращается всё в этом мире, и которое, по сути, и есть настоящее бессмертие!..
- Я так и знал! – сказал Злодин, деревянно крякнув, словно тяготился телом истукана, вырезанного из обрубка бревна. – Это очередная проделка Злоки. Вот же неугомонный огненный пакостник! Ведь это же надо было всё так запутать! Даже мне теперь не удастся развязать все узлы, которые он тут накрутил. Но ты не бойся, главное я сделаю – верну тебя мужу, а ту, место которой ты сейчас занимаешь, верну сюда.
- Дедушка, - спросила Злося, чувствуя себя маленькой девочкой разговаривающей с добродушным древним стариком, - а это правда, что я её пра-пра... ну, ты меня понимаешь?
- Нет, - ответил Злодин, - она не предок тебе, хоть у вас и одна кровь, а вы обе – суть отражения одного и того же. Свою «пра-пра» бабку ты можешь увидеть здесь и даже приказать ей помочь тебе переодеться и вымыть ноги. Это та самая служанка-наложница, что замещает Злольгу на супружеском ложе её мужа, а по сути, является его второй женой. Она ведь тоже сейчас «тяжела», хоть пока не знает об этом. Через неё появится и разрастётся побочная ветвь от могучего дерева, которое ты видишь здесь сильным и свежим, а в своём мире знаешь гнилым и умирающим. Ты – яблочко с той ветви. Но запомни – хоть эта ветвь у людей и считается побочной, передо мной вы все равны, а люблю я таких, как ты – тех, кто прям и горд, смел и честен, а не тех, кто считает себя главнее, являясь, по сути, охвостьем сгинувших великих родов.
- Но, что мне теперь делать? – снова спросила Злося, которую сейчас переполняло счастье от обещания вернуть её домой.
- Жди! – был ответ. – Чтобы всё устроить нужно время. Время тут и время там, а ведь даже мне непросто ходить по вертикальному вектору времени.
- А что теперь делать с ним? – Злося указала на притихшего петуха, который так и сидел на макушке истукана.
- Я подарю его франкам, - ответил Злодин. – Ты можешь не беспокоиться о его судьбе. А мне в следующий раз принеси что-нибудь сладкое, а то надоела эта тухлая курятина!
Злося вернулась в свои покои задумчивая и рассеянная. Служанки ужаснулись и забегали, как мыши почуявшие кота, когда увидели свою госпожу босую с чулками в руках. Двукоблучные туфли и нож Злося так и оставила валяться на полу в комнате с капищем. Ей было совершенно не до этих вещей.
Кто-то бросился готовить ей постель, кто-то срочно её переодевал, а кто-то пытался согреть ей ножки тёплыми шалями. Некоторое время Злося безучастно смотрела на эти хлопоты вокруг себя, потом вдруг остановила весь этот бедлам и велела всем удалиться, а к себе позвала служанку-наложницу по имени Зледа.
Когда эта девушка прибежала, Злося долго-долго всматривалась в её лицо, чувствуя, словно смотрится в зеркало. Она уже знала, что Зледа сестра Злольги по отцу, а теперь выяснилось ещё, что она её «пра-пра»...
Злося сказала, что во время последнего приступа неведомой болезни она потеряла память, и теперь хотела бы, чтобы «сестра» рассказала ей о себе и о ней, о них обеих. Зледа охотно исполнила просьбу своей «сестры и госпожи», и в результате они проболтали всю ночь, к вящему удивлению сэра Злорика, оставшегося без любимой наложницы.
- Как же тебя угораздило?
- Да вот как-то так вот...
Фиг упустил волосок Берёзки и тот, словно тончайшая зелёная стрелка, мелькнул и исчез среди листвы. Драся не ругал друга, он, скорее винил во всём себя. Коротким толстым пальцам Фига было трудно удержать что-то подобное, а значит, их необычный компас нести следовало ему, но он этого не сделал.
Фразу – «Как же тебя угораздило?», Драся произнёс, извлекая друга из лужи, размером с небольшое болото. Когда они потеряли волосок, то самым разумным было вернуться в замок за другой путеводной нитью такого же происхождения. Они так и сделали, но пройдя пару часов в обратном направлении, поняли, что заблудились.
Тогда они пошли по прежнему пути, но менее чем через час поняли, что заблудились окончательно. Фиг, который не единожды бывал до этого в Запретном лесу, заявил, что это ерунда, и он их выведет, после чего решительно пошёл сквозь подлесок и через десяток шагов очутился в этой луже.
Пришлось остановиться для просушки. Чтобы ускорить процесс, развели костёр, а когда привели себя в порядок, то поняли, что стемнело.
- Пойдём дальше утром, решил Драся. – В темноте мы только ещё больше заблудимся.
Фиг на это лишь тяжело вздохнул и полез за припасами, чтобы приготовить ужин.
- Ничего, что мы так бессовестно грабим хозяина замка? – спросил бывший дракон, разглядывая бутылку с надписью – «Игристое менское».
- Мен мне друг, - ответил его товарищ, раскладывая на прихваченной из замка клеёнке холодные закуски, упакованные вполне современно – в фольгу и целлофан. – Он если бы и обиделся, то только в том случае, когда узнал бы, что я постеснялся воспользоваться его гостеприимством и поскромничал угощаться его запасами. Я оставлю ему записку о нашем посещении. Правда непросто будет объяснить, каким образом мы с Быком находимся сразу здесь и там, то есть дома у Козы и в Запретном лесу, но я постараюсь. Так что можешь не беспокоиться – мы его не объедим. Вот, скажем, это вино. Чтобы его выпить, я имею в виду все бочки и бутылки, хранящиеся в подвале замка, нам с тобой потребуется этак с тысячу лет. При этом придётся пить не просыхая. Правда Рогелло Бодакула и Чикада справились бы лет за триста. Куда нам ровняться с чемпионами!
- Любопытно было бы познакомиться и с этим Меном, и с Козаурой, - проговорил Драся. – Я ведь видел её издалека, во время вашей битвы с погоней у круглого озера. Но тогда моё появление могло вызвать вовсе не ту реакцию, которую я хотел бы.
- Она могла сгоряча повернуть оружие против тебя, но ни за что не отступила бы. Такова наша Коза! Прекрасный друг и милейшее существо в мирное время и грозный противник в битве.
- Да. Правда, это было больше похоже на бойню, чем на битву. Никогда не забуду, как эта ваша бойцовая коза скосила из пулемёта целую конную лаву рыцарей, рейтаров и егерей. Я тогда основательно закусил их собаками, а потом сутки шерстью плевался.
- Да, ты крут!
- Я – дракон.
Драся сказал это почти равнодушным тоном, но Фиг почувствовал, что для его друга это животрепещущая тема. Он знал его, как Драгиса Драговски – отчаянного, храброго, удачливого, могучего и благородного... гангстера, как ни странно это звучит. То, что Драся на самом деле был драконом, им с Быком было, конечно известно, но воочию они убедились в этом совсем недавно.
Схватка красного и белого дракона на площади Святого Мика ужаснула и потрясла всех. Родные братья чуть не сожрали друг друга в прямом смысле этого слова. Несмотря на преимущество в силе и величине Огнеплюю не удалось «проучить» младшего брата и он сам чуть не погиб, когда неоднократно сбитый с ног и почти проигравший схватку Драся, вдруг яростно вцепился ему в горло. Тогда все увидели, насколько могучи эти существа, как неуязвима их броня, и какой урон могут наносить их когти, хвосты, зубы, не говоря уже о пламени, которое они способны изрыгать.
Но этот случай был примечателен ещё и тем, что трансформация братьев из людей в драконов и обратно произошла тогда мгновенно, в то время как до этого им требовалось что-то вроде алхимической реакции с применением магических ритуалов. Когда Фиг потом спросил Драсю, что он думает по этому поводу, тот лишь пожал плечами.
- Со мной такое уже было, - сказал он. – Это случилось, когда Огнеплюй чуть не сжёг меня и Анхе, не справившись со своей ревностью. Возможно, в момент опасности, то есть, крайней опасности, которую невозможно избежать другим способом, происходит мгновенная трансформация. Возможно, при этом ускоряется моё индивидуальное время или происходит, рыцарь знает что ещё? Наверное, Огнеплюй сказал бы по этому поводу что-то более определённое. Меня удивляют здесь две вещи – во-первых, то, что при исчезновении опасности происходит обратная трансформация, а, во-вторых, я не понимаю, что откуда берётся и куда девается при этом лишняя материя?
- Какая материя?
- Та, которая необходима для строительства тела. Когда Анджелика трансформировалась в дракона-монстра, её усиленно кормили всем подряд – акулами, быками, лошадьми, овцами и так далее. Всё это тщательно перемешивалось с золотом, серебром, железом, никелем и алмазами, растёртыми в пудру. Поэтому её броня, кости, клыки и когти вышли такими прочными. Счастье, что ей не пришлось применять всё это в бою. Счастье для того, с кем она могла сражаться.
- Да, я видел, что стало с молодцами Дульери, попавшими под её пламя! – воскликнул Фиг.
- Вот именно. Со мной же при трансформации в первый раз в человека происходило нечто противоположное. Я не ел несколько недель, теряя собственную плоть, которую потом пришлось выгребать из пещеры лопатами. Если где-то, что-то прибавляется, то где-то, что-то убывает и наоборот. Но в случае с мгновенной трансформацией всё не так. Там материя непонятно откуда берётся и также непонятно куда исчезает. И всё это в промежуток времени, который не фиксирует ни глаз, ни сознание.
Тогда этот их разговор тем и кончился, что загадка осталась неразрешённой. Впрочем, её разрешение имело умозрительный характер, по крайней мере, для друзей бывшего дракона. Что же касается его самого, то Фиглориус-проницательный знал, как его друг тоскует по своему истинному облику. Каким бы могучим человеком не был Драгис Драговски, он был лишь тенью дракона Драси, пусть тот и считался по драконьим меркам подростком.
Оставалось лишь удивляться, как велика его любовь к Анджелике, если ради своей принцессы он готов был прожить жизнь в человеческом теле.
- Где вы намерены поселиться? – спросил вдруг Фиг неожиданно для себя самого. – Ты только не подумай, что я любопытствую. Просто не хотел бы терять вас из виду.
- Не знаю, - ответил Драся, глядя в огонь. – Вместе нам везде хорошо и представления о семейном счастье, в общем, одинаковы. Правда, мне это видится, как просторная пещера на высокой горе, где удобно делать гнёзда, а она мечтает о маленьком домике посреди цветущего сада. Можно подобрать себе и то, и другое, но сперва многое, что требуется сделать. Найти этого капитана, например.
- Хочешь дружеский совет? – глубокомысленно заметил Фиг. – Заканчивайте заниматься чужими проблемами и жертвовать своим счастьем ради кого-то ещё. Я не говорю, что вам следует равнодушно проходить мимо чужой беды, но постарайтесь уделять побольше внимания себе, иначе так и проведёте жизнь в скитаниях.
- Ты прав, - согласился Драся. – Мне с ней и в скитаниях неплохо, но я понимаю, что принцессе нужен замок. В широком смысле этого слова. Но даже если мы отбросим все прочие дела, то Анджелика хотела бы, прежде всего, навестить родителей. Они ведь считают её погибшей. Правда, мы послали весточку с Молли, но очень сомнительно, что кто-то поверит девушке с зелёными волосами, появившейся неизвестно откуда.
- В её мире прошло много времени? – полюбопытствовал Фиг.
- Если следовать по горизонтальному вектору времени, то больше года, а по вертикальному без профессора Прыска мы всё равно двигаться не сможем. У Огнеплюя это когда-то получалось, да и то не всегда. Но он-то как раз не спешит делиться с роднёй своими тайнами.
Их ночёвку в лесу у костра никак нельзя было назвать романтической. Ни палаток, ни спальных мешков у путешественников не было. Из замка они прихватили с собой две епанчи, набитые козьим пухом. Несмотря на то, что над этой одеждой основательно потрудилась моль, грела она вполне сносно. И, тем не менее, к рассвету оба стучали зубами, несмотря на полыхающий костёр, и совершенно не выспались. Просто открытый огонь имеет свойство греть только с одной стороны. При ночёвке у костра в холодную сырую погоду, противоположная сторона тела заледеневает до судорог, так что приходится всё время вертеться.
Утро встретило их мелкой моросью, повисшей в воздухе и проникающей под одежду через любую открытую часть.
- Ничего себе! – вдруг сказал Драся, глядя куда-то перед собой. – Это что, заморозок был что ли?
- Где?
Фиг оглянулся и тут же побелел, как полотно. На ветвях берёзы, растущей в десятке шагов от них на краю поляны, повисли самые настоящие снежные шапки, напоминающие мыльную пену.
- Уходим немедленно! – проговорил он громким шёпотом. – Это розовая плесень и она во второй охотничьей позиции.
- Розовая? – удивился Драся. – Но она же белая.
- Она может быть даже зелёной, чтобы прикинуться листвой, - ещё понизив голос, объяснил Фиг. – Во время охоты она так и делает, и это её первая боевая позиция – засада. Если плесень побелела, значит, она чувствует добычу и готовится напасть. Эта дрянь охотится только на крупную дичь, а я не вижу здесь ни медведей, ни зубров. Так что её целью, скорее всего, являемся мы!
- Ты думаешь? Но мы стоим в стороне, а, как я слышал, этот хищник нападает, падая сверху, а, не прыгая в сторону.
- Да кто ж её знает? – нервно проговорил Фиг. – Может это какая-то особая разновидность? Учти, что если мы увидим на себе эти ошмётки, только розовые, то бежать и спасаться будет поздно!
Злося рассказывала о себе. Сколько длился этот рассказ, ей было неведомо, только, когда она закончила, то почувствовала, что у неё побаливает горло, хоть она всё это время не пела и не кричала. Впоследствии, вспоминая ту чудесную встречу, Злося удивилась – неужели она провела в обществе Злодина только два часа? Ей самой казалось, что прошло не меньше суток, а то и больше, таким долгим был её рассказ о собственной жизни. Или, может быть, премудрый повелитель Злолгаллы ухитрился растянуть эти два часа до необходимых размеров? Необходимых, чтобы уместить рассказ о целой жизни...
Злодин слушал внимательно. Он ни разу ни о чём не переспросил её, ничего не потребовал уточнить, но при всём при этом, Злося была уверена, что он её слышит и слушает.
- Ни слова лжи! – заключил он, когда она замолчала. – Молодец! Даже не попыталась оправдываться.
Злося покраснела, но улыбнулась. Как у всех представителей рода людского, у неё были тайны. Мелкие тайны, касающиеся жизненных ошибок и разного рода грехов. Тайны покрупнее, связанные с жизненными кризисами, смятением и дурными делами, сотворёнными в отчаянии и помутнении рассудка, без которых на свежую голову вполне можно было обойтись. И тайны страшные, позорные, из разряда таких, о которых самой вспоминать страшно и горько, а если они вдруг выйдут наружу, то неизвестно, как вообще дальше с этим можно жить.
Но Злодин не осудил её ни разу. И дело не в том, что страшных тайн у Злоси было совсем немного. Просто, её неожиданно объявившийся «дедушка», знал людей. Для него не были новостью их пороки и слабости, являющиеся, по сути, свойствами живых существ. Свойствами, ничего общего не имеющими с действительными изъянами, которые превращают полное жизни создание в монстра, подлежащего уничтожению, ради сохранения бесценных жизней тех, кто его окружает.
Выговорившись, Злося вдруг почувствовала себя лёгкой и сильной, как будто с её плеч свалился тяжкий и противный груз, высасывающий жизнь. А ещё, она впервые почувствовала, как внутри неё шевельнулось то маленькое живое, вокруг которого вращается всё в этом мире, и которое, по сути, и есть настоящее бессмертие!..
- Я так и знал! – сказал Злодин, деревянно крякнув, словно тяготился телом истукана, вырезанного из обрубка бревна. – Это очередная проделка Злоки. Вот же неугомонный огненный пакостник! Ведь это же надо было всё так запутать! Даже мне теперь не удастся развязать все узлы, которые он тут накрутил. Но ты не бойся, главное я сделаю – верну тебя мужу, а ту, место которой ты сейчас занимаешь, верну сюда.
- Дедушка, - спросила Злося, чувствуя себя маленькой девочкой разговаривающей с добродушным древним стариком, - а это правда, что я её пра-пра... ну, ты меня понимаешь?
- Нет, - ответил Злодин, - она не предок тебе, хоть у вас и одна кровь, а вы обе – суть отражения одного и того же. Свою «пра-пра» бабку ты можешь увидеть здесь и даже приказать ей помочь тебе переодеться и вымыть ноги. Это та самая служанка-наложница, что замещает Злольгу на супружеском ложе её мужа, а по сути, является его второй женой. Она ведь тоже сейчас «тяжела», хоть пока не знает об этом. Через неё появится и разрастётся побочная ветвь от могучего дерева, которое ты видишь здесь сильным и свежим, а в своём мире знаешь гнилым и умирающим. Ты – яблочко с той ветви. Но запомни – хоть эта ветвь у людей и считается побочной, передо мной вы все равны, а люблю я таких, как ты – тех, кто прям и горд, смел и честен, а не тех, кто считает себя главнее, являясь, по сути, охвостьем сгинувших великих родов.
- Но, что мне теперь делать? – снова спросила Злося, которую сейчас переполняло счастье от обещания вернуть её домой.
- Жди! – был ответ. – Чтобы всё устроить нужно время. Время тут и время там, а ведь даже мне непросто ходить по вертикальному вектору времени.
- А что теперь делать с ним? – Злося указала на притихшего петуха, который так и сидел на макушке истукана.
- Я подарю его франкам, - ответил Злодин. – Ты можешь не беспокоиться о его судьбе. А мне в следующий раз принеси что-нибудь сладкое, а то надоела эта тухлая курятина!
Злося вернулась в свои покои задумчивая и рассеянная. Служанки ужаснулись и забегали, как мыши почуявшие кота, когда увидели свою госпожу босую с чулками в руках. Двукоблучные туфли и нож Злося так и оставила валяться на полу в комнате с капищем. Ей было совершенно не до этих вещей.
Кто-то бросился готовить ей постель, кто-то срочно её переодевал, а кто-то пытался согреть ей ножки тёплыми шалями. Некоторое время Злося безучастно смотрела на эти хлопоты вокруг себя, потом вдруг остановила весь этот бедлам и велела всем удалиться, а к себе позвала служанку-наложницу по имени Зледа.
Когда эта девушка прибежала, Злося долго-долго всматривалась в её лицо, чувствуя, словно смотрится в зеркало. Она уже знала, что Зледа сестра Злольги по отцу, а теперь выяснилось ещё, что она её «пра-пра»...
Злося сказала, что во время последнего приступа неведомой болезни она потеряла память, и теперь хотела бы, чтобы «сестра» рассказала ей о себе и о ней, о них обеих. Зледа охотно исполнила просьбу своей «сестры и госпожи», и в результате они проболтали всю ночь, к вящему удивлению сэра Злорика, оставшегося без любимой наложницы.
Глава 37. Хорошо, что лес сырой
- Как же тебя угораздило?
- Да вот как-то так вот...
Фиг упустил волосок Берёзки и тот, словно тончайшая зелёная стрелка, мелькнул и исчез среди листвы. Драся не ругал друга, он, скорее винил во всём себя. Коротким толстым пальцам Фига было трудно удержать что-то подобное, а значит, их необычный компас нести следовало ему, но он этого не сделал.
Фразу – «Как же тебя угораздило?», Драся произнёс, извлекая друга из лужи, размером с небольшое болото. Когда они потеряли волосок, то самым разумным было вернуться в замок за другой путеводной нитью такого же происхождения. Они так и сделали, но пройдя пару часов в обратном направлении, поняли, что заблудились.
Тогда они пошли по прежнему пути, но менее чем через час поняли, что заблудились окончательно. Фиг, который не единожды бывал до этого в Запретном лесу, заявил, что это ерунда, и он их выведет, после чего решительно пошёл сквозь подлесок и через десяток шагов очутился в этой луже.
Пришлось остановиться для просушки. Чтобы ускорить процесс, развели костёр, а когда привели себя в порядок, то поняли, что стемнело.
- Пойдём дальше утром, решил Драся. – В темноте мы только ещё больше заблудимся.
Фиг на это лишь тяжело вздохнул и полез за припасами, чтобы приготовить ужин.
- Ничего, что мы так бессовестно грабим хозяина замка? – спросил бывший дракон, разглядывая бутылку с надписью – «Игристое менское».
- Мен мне друг, - ответил его товарищ, раскладывая на прихваченной из замка клеёнке холодные закуски, упакованные вполне современно – в фольгу и целлофан. – Он если бы и обиделся, то только в том случае, когда узнал бы, что я постеснялся воспользоваться его гостеприимством и поскромничал угощаться его запасами. Я оставлю ему записку о нашем посещении. Правда непросто будет объяснить, каким образом мы с Быком находимся сразу здесь и там, то есть дома у Козы и в Запретном лесу, но я постараюсь. Так что можешь не беспокоиться – мы его не объедим. Вот, скажем, это вино. Чтобы его выпить, я имею в виду все бочки и бутылки, хранящиеся в подвале замка, нам с тобой потребуется этак с тысячу лет. При этом придётся пить не просыхая. Правда Рогелло Бодакула и Чикада справились бы лет за триста. Куда нам ровняться с чемпионами!
- Любопытно было бы познакомиться и с этим Меном, и с Козаурой, - проговорил Драся. – Я ведь видел её издалека, во время вашей битвы с погоней у круглого озера. Но тогда моё появление могло вызвать вовсе не ту реакцию, которую я хотел бы.
- Она могла сгоряча повернуть оружие против тебя, но ни за что не отступила бы. Такова наша Коза! Прекрасный друг и милейшее существо в мирное время и грозный противник в битве.
- Да. Правда, это было больше похоже на бойню, чем на битву. Никогда не забуду, как эта ваша бойцовая коза скосила из пулемёта целую конную лаву рыцарей, рейтаров и егерей. Я тогда основательно закусил их собаками, а потом сутки шерстью плевался.
- Да, ты крут!
- Я – дракон.
Драся сказал это почти равнодушным тоном, но Фиг почувствовал, что для его друга это животрепещущая тема. Он знал его, как Драгиса Драговски – отчаянного, храброго, удачливого, могучего и благородного... гангстера, как ни странно это звучит. То, что Драся на самом деле был драконом, им с Быком было, конечно известно, но воочию они убедились в этом совсем недавно.
Схватка красного и белого дракона на площади Святого Мика ужаснула и потрясла всех. Родные братья чуть не сожрали друг друга в прямом смысле этого слова. Несмотря на преимущество в силе и величине Огнеплюю не удалось «проучить» младшего брата и он сам чуть не погиб, когда неоднократно сбитый с ног и почти проигравший схватку Драся, вдруг яростно вцепился ему в горло. Тогда все увидели, насколько могучи эти существа, как неуязвима их броня, и какой урон могут наносить их когти, хвосты, зубы, не говоря уже о пламени, которое они способны изрыгать.
Но этот случай был примечателен ещё и тем, что трансформация братьев из людей в драконов и обратно произошла тогда мгновенно, в то время как до этого им требовалось что-то вроде алхимической реакции с применением магических ритуалов. Когда Фиг потом спросил Драсю, что он думает по этому поводу, тот лишь пожал плечами.
- Со мной такое уже было, - сказал он. – Это случилось, когда Огнеплюй чуть не сжёг меня и Анхе, не справившись со своей ревностью. Возможно, в момент опасности, то есть, крайней опасности, которую невозможно избежать другим способом, происходит мгновенная трансформация. Возможно, при этом ускоряется моё индивидуальное время или происходит, рыцарь знает что ещё? Наверное, Огнеплюй сказал бы по этому поводу что-то более определённое. Меня удивляют здесь две вещи – во-первых, то, что при исчезновении опасности происходит обратная трансформация, а, во-вторых, я не понимаю, что откуда берётся и куда девается при этом лишняя материя?
- Какая материя?
- Та, которая необходима для строительства тела. Когда Анджелика трансформировалась в дракона-монстра, её усиленно кормили всем подряд – акулами, быками, лошадьми, овцами и так далее. Всё это тщательно перемешивалось с золотом, серебром, железом, никелем и алмазами, растёртыми в пудру. Поэтому её броня, кости, клыки и когти вышли такими прочными. Счастье, что ей не пришлось применять всё это в бою. Счастье для того, с кем она могла сражаться.
- Да, я видел, что стало с молодцами Дульери, попавшими под её пламя! – воскликнул Фиг.
- Вот именно. Со мной же при трансформации в первый раз в человека происходило нечто противоположное. Я не ел несколько недель, теряя собственную плоть, которую потом пришлось выгребать из пещеры лопатами. Если где-то, что-то прибавляется, то где-то, что-то убывает и наоборот. Но в случае с мгновенной трансформацией всё не так. Там материя непонятно откуда берётся и также непонятно куда исчезает. И всё это в промежуток времени, который не фиксирует ни глаз, ни сознание.
Тогда этот их разговор тем и кончился, что загадка осталась неразрешённой. Впрочем, её разрешение имело умозрительный характер, по крайней мере, для друзей бывшего дракона. Что же касается его самого, то Фиглориус-проницательный знал, как его друг тоскует по своему истинному облику. Каким бы могучим человеком не был Драгис Драговски, он был лишь тенью дракона Драси, пусть тот и считался по драконьим меркам подростком.
Оставалось лишь удивляться, как велика его любовь к Анджелике, если ради своей принцессы он готов был прожить жизнь в человеческом теле.
- Где вы намерены поселиться? – спросил вдруг Фиг неожиданно для себя самого. – Ты только не подумай, что я любопытствую. Просто не хотел бы терять вас из виду.
- Не знаю, - ответил Драся, глядя в огонь. – Вместе нам везде хорошо и представления о семейном счастье, в общем, одинаковы. Правда, мне это видится, как просторная пещера на высокой горе, где удобно делать гнёзда, а она мечтает о маленьком домике посреди цветущего сада. Можно подобрать себе и то, и другое, но сперва многое, что требуется сделать. Найти этого капитана, например.
- Хочешь дружеский совет? – глубокомысленно заметил Фиг. – Заканчивайте заниматься чужими проблемами и жертвовать своим счастьем ради кого-то ещё. Я не говорю, что вам следует равнодушно проходить мимо чужой беды, но постарайтесь уделять побольше внимания себе, иначе так и проведёте жизнь в скитаниях.
- Ты прав, - согласился Драся. – Мне с ней и в скитаниях неплохо, но я понимаю, что принцессе нужен замок. В широком смысле этого слова. Но даже если мы отбросим все прочие дела, то Анджелика хотела бы, прежде всего, навестить родителей. Они ведь считают её погибшей. Правда, мы послали весточку с Молли, но очень сомнительно, что кто-то поверит девушке с зелёными волосами, появившейся неизвестно откуда.
- В её мире прошло много времени? – полюбопытствовал Фиг.
- Если следовать по горизонтальному вектору времени, то больше года, а по вертикальному без профессора Прыска мы всё равно двигаться не сможем. У Огнеплюя это когда-то получалось, да и то не всегда. Но он-то как раз не спешит делиться с роднёй своими тайнами.
Их ночёвку в лесу у костра никак нельзя было назвать романтической. Ни палаток, ни спальных мешков у путешественников не было. Из замка они прихватили с собой две епанчи, набитые козьим пухом. Несмотря на то, что над этой одеждой основательно потрудилась моль, грела она вполне сносно. И, тем не менее, к рассвету оба стучали зубами, несмотря на полыхающий костёр, и совершенно не выспались. Просто открытый огонь имеет свойство греть только с одной стороны. При ночёвке у костра в холодную сырую погоду, противоположная сторона тела заледеневает до судорог, так что приходится всё время вертеться.
Утро встретило их мелкой моросью, повисшей в воздухе и проникающей под одежду через любую открытую часть.
- Ничего себе! – вдруг сказал Драся, глядя куда-то перед собой. – Это что, заморозок был что ли?
- Где?
Фиг оглянулся и тут же побелел, как полотно. На ветвях берёзы, растущей в десятке шагов от них на краю поляны, повисли самые настоящие снежные шапки, напоминающие мыльную пену.
- Уходим немедленно! – проговорил он громким шёпотом. – Это розовая плесень и она во второй охотничьей позиции.
- Розовая? – удивился Драся. – Но она же белая.
- Она может быть даже зелёной, чтобы прикинуться листвой, - ещё понизив голос, объяснил Фиг. – Во время охоты она так и делает, и это её первая боевая позиция – засада. Если плесень побелела, значит, она чувствует добычу и готовится напасть. Эта дрянь охотится только на крупную дичь, а я не вижу здесь ни медведей, ни зубров. Так что её целью, скорее всего, являемся мы!
- Ты думаешь? Но мы стоим в стороне, а, как я слышал, этот хищник нападает, падая сверху, а, не прыгая в сторону.
- Да кто ж её знает? – нервно проговорил Фиг. – Может это какая-то особая разновидность? Учти, что если мы увидим на себе эти ошмётки, только розовые, то бежать и спасаться будет поздно!
