Нет, погодите! У него же есть оружие – вот этот самый наконечник. Жаль антикварную вещицу, но жизнь дороже!
За спиной вдруг кто-то негромко вскрикнул женским голосом. Огнеплюй обернулся...
Только не это! Ну, конечно же, обе девчонки стояли сзади в десяти шагах! Так, к завтрашним делам прибавим ещё – выпороть две задницы.
Драться с двадцатью гопниками, уже дело скверное, хоть ты и дракон в человечьей шкуре, но драться, когда у тебя за спиной две глупые девки, совсем хреново!.. Однако может, удастся решить всё дело миром?
- Ребят! – Обратился Огнеплюй к напиравшим китайцам, (впрочем, там были всякие рожи – белые, чёрные и даже красные, а не только китайские). – А может быть давайте так – я отдам вам эту вот штуку, а потом мы уйдём тихо и по мирному?
Говоря это, он размотал ткань, и золотой наконечник засверкал в неярком свете редких электрических фонарей. Но гопники, то-ли не понимали его слов, то-ли были все, как один глухими. Они продолжали наступать, держа своё оружие наизготовку. Выражение затупленно-злобных лиц не изменилось.
Н-да, договориться не выходит, значит, придётся поучить этот сброд уму разуму.
Сзади раздалось предупреждающее драконье шипение. Огнеплюй ещё раз оглянулся и увидел, что Мегги собирается драться! Но сестрёнка, видимо от волнения забыла, что она больше не дракон. Девушка отчаянно рыла ногами землю, откинув назад руки и заведя их за спину, как если бы это были крылья, занесённые для удара. При этом она опустила голову ниже плеч, вытянула шею и шипела, скаля зубы и грозно вращая глазами.
Так она много не навоюет! Правда, четверо гопников, направившихся в её сторону, остановились в нерешительности, но врядли их надолго задержит необычное зрелище.
Анджелика вела себя не менее странно – вместо того, чтобы попытаться удрать или поискать себе какую-нибудь палку, она засунула в рот большой и указательный палец правой руки, словно собиралась свистнуть, но вместо этого отчаянно тянула что-то изо рта. Зуб, что ли выдирала?
Удивляться всему этому было некогда, потому что в это время первые нападавшие налетели на него со своими дубинками. Огнеплюй словно профессиональный боец, увернулся от удара, нацеленного в голову, и полоснул наконечником, длинным, как меч, первого противника по животу...
Раздался хлопок, на миг всё осветилось как от магниевой вспышки, и ретивый китаец, подступивший к нему первым, отлетел шагов на пять, сбив с ног двоих идущих следом.
На миг все замерли. По асфальту с деревянным стуком покатилась бейсбольная бита, оброненная поверженным бандитом. Ах, вот оно как! Золотая игрушка, оказывается с секретом. Тот лемуриец, который когда-то ударил копьём молодую драконессу, рассчитывал вовсе не на остроту своего оружия, а на его особое свойство, заключающееся, по-видимому, в электрическом разряде. Но ему не повезло – то-ли устройство не сработало, то-ли у мамы уже тогда была такая прочная шкура, которая не боялась разряда, способного зажарить человека до полуготовности.
Нападавшие удивлялись лишь секунду, а потом набросились всем скопом. Они тут все явно не принадлежали к умникам, потому что судьба павшего товарища их почему-то ничему не научила.
Оружие в руках Огнеплюя оказалось многозарядным. Каждым ударом он сбивал по одному-два человека, и через полминуты боя численность его врагов уменьшилась на две трети.
Мысленно он благословил приобретённую некогда способность, поедая врага, поглощать его знания, умения и навыки. Так, съеденный в детстве попугай, «научил» его своим особым повадкам и обращению с оперёнными крыльями. Благодаря тому же свойству он смог встать на ноги и управлять человеческим телом сразу после трансформации, а теперь его выручали боевые навыки воинов самых разных эпох, которых ему удалось победить когда-то.
(Это было его тайной, но он мог передать часть всего этого богатства тем, кто проходил трансформацию под его контролем. Мегги и Анджелика ещё не всё знали о том, что они умеют такого, чему никогда не обучались в жизни.)
Уцелевшие гопники остановились в нерешительности. Это дало Огнеплюю возможность перевести дух и проверить как там дела у девчонок. Вот тут-то он раскрыл рот от удивления!
Оказывается, не вся слава от победы принадлежала ему одному. Мегги гордо восседала на неподвижном теле врага, а у её ног корчились ещё двое.
Анджелика прилагала отчаянные усилия, чтобы вытащить из трупа, лежавшего навзничь бандита, невесть откуда взявшееся копьё, сверкавшее в её руках серебром и благородной бронзой.
Когда Огнеплюй снова повернулся к нападавшим, то выяснилось, что они куда-то исчезли. Поле битвы было покрыто телами убитых и раненых. Победа была за ним и его девушками, но надо было убираться отсюда.
- Вы как? – Спросил он у Мегги и Анджелики, решив пока отложить вопрос о порке.
- Неплохо! – Ответила ему сестра. – Давненько так не разминалась, даже ещё хочется!
- Неважно, - сказала Анджелика глухим голосом, - меня, кажется, сейчас вырвет...
Её действительно вырвало, и Мегги с Огнеплюем бросились ей на помощь.
- Отвыкла. – Удручённо призналась девушка. – Давно не била хымов, вот и отвыкла.
- Откуда это у тебя? – Спросил Огнеплюй, рассматривая копьё, недружелюбно вибрировавшее от его прикосновений.
- Дома расскажу! – Буркнула принцесса, после чего достала откуда-то пачку влажных салфеток и принялась тщательно чистить оружие.
- Я так поняла, что с продажей артефакта опять ничего не вышло? – Спросила Мегги.
- Ты правильно поняла. – Ответил Огнеплюй. – А ещё, мне что-то расхотелось продавать эту игрушку. По-моему, ей просто нет цены!
* * *
Сперва Фигольчик подумал, что ему показалось. Мало ли что может привидеться во сне? А во сне ему привиделась арена усыпанная песком, пропитанным высохшей кровью, а на ней...
На той арене сразу несколько пикадоров, сменивших бандерильеро, отчаянно налетали, на обезумевшего от боли и ярости Быка, уже утыканного бандерильями. Бык мощно, но безуспешно отбивался, бросаясь то на одного, то на другого своего мучителя. Но тем только этого было и надо! Тот на кого летела чёрная увенчанная острыми рогами смерть, отступал, а в это время с боков, в «слепую зону», подлетали лихие всадники и наносили новые удары своими длинными подлыми пиками!
Но вот прозвучал сигнал и пикадоры, как по волшебству исчезли, будто их и не было. Бык остановился, оглядываясь с недоумением. И тут его взгляд наткнулся на одинокую фигуру в странной шляпе, закутанную в шитый золотом плащ. Вдруг этот плащ распахнулся и развернулся на вытянутой в сторону руке. И тут выяснилось, что у него подкладка кроваво-алого режущего глаза цвета...
Фиг увидел, как взгляд его друга стал совершенно бессмысленным. Теперь в нём не было даже страдания от полученных ран, а одна лишь безграничная слепая ярость!
Могучее тело, способное с разбегу проломить и опрокинуть строй панцирной пехоты, устремилось на врага, как снаряд, выпущенный из метательной машины. Ударить рогом или каменным лбом эту подлую красную тварь! Пройтись по мягкому телу тяжёлыми копытами, превращая его в бесформенную кровавую массу...
Но человек с золото-красным плащом делает изящный пирует и разогнавшийся живой таран проносится мимо. И тут в другой руке этого человека словно загорается луч света! Это вспыхивает на солнце, заведённый за спину, клинок великолепной шпаги!
Но... Нет, ведь это же неправильно! Ведь это он – Фиглориус Фиголини, должен стоять сейчас там, на арене со шпагой в руке. И не с простой шпагой, а с особенной, снабжённой специальным устройством позволяющим сымитировать смертельный удар, не причинив при этом вреда!..
Но сейчас на арене был не он, а кто-то другой, и этот другой держал в руке клинок, предназначенный для убийства. Однако он не торопился. Заколоть быка, едва появившись на арене, признак непрофессионализма. Надо сначала пощекотать нервы публике, самому побалансировать на лезвии бритвы, подразнить смерть!
Бык разворачивается, ищет взглядом врага. Вот он! Ярко-красное пятно на фоне серо-жёлтого песка. И снова срывается с места огромное тело с раздвоенным оружием, украшающим тяжёлую голову. И снова худощавая жилистая фигура отступает на шаг в сторону, плавно, но быстро крутанувшись вокруг своей оси. И снова ловкий убийца не пускает в ход шпагу!
Тем временем, трибуны оглашаются неистовыми криками. Кто-то вопит от восторга, кто-то от страха, что безжалостный бык вот-вот растопчет этого замечательного красавца – тореро, но большинство людей уже жаждут развязки и требовательно кричат – «Убей!»
И вот тогда-то бесстрашный тореадор кланяется публике, воспользовавшись паузой, пока его близорукий противник разворачивается, чтобы найти его взглядом. Но на сей раз зверь, точка кипения которого достигла высшего предела, делает разворот быстрее, чем обычно и бросается на человека, когда тот всё ещё посылает воздушные поцелуи дамам на трибунах! Теперь уже все зрители вопят от ужаса! Неотвратимая смерть надвигается на человека со спины. Бык летит, почти не касаясь земли, словно стрела, выпущенная из баллисты...
Он не успеет! Ему не хватит времени, чтобы обернуться и поднять оружие, либо отскочить в сторону. Но тут происходит чудо!
Человек, только что стоявший с поднятыми в знак приветствия руками и улыбавшийся публике, вдруг превращается в вихрь, крутанувшись на месте. Красно-золотым парусом надувается его плащ, на долю секунды скрыв от зрителей своего хозяина, словно покрывало фокусника. Но вот этот плащ опадает и оказывается обёрнутым вокруг руки, снова поднятой вверх, чтобы приветствовать публику!
Да, тореро опять улыбается зрителям и кланяется, не обращая ни малейшего внимания на быка! С одной руки его красивыми складками ниспадает плащ, а в другой зажата шляпа... но где его оружие?
Между тем, бык, как и в предыдущие два раза, пробегает вперёд, но не останавливается, чтобы развернуться, а начинает спотыкаться и через несколько шагов падает на колени. Теперь все могут видеть, что над его левым плечом торчит эфес вонзённой по рукоять шпаги!..
И тогда сквозь ликующий рёв трибун прорывается вой. Жалобный и тоскливый, но хорошо знакомый голос Быка, старого друга и товарища, такого верного, такого жизнелюбивого... Предсмертный крик...
Фигольчик тоже кричит во сне. Кричит и трясёт решётки из толстенных прутьев, так, что они едва не выходят из пазов. (Какие решётки?) Он трясёт их, вцепившись сведёнными пальцами, сдирая кожу и мясо до костей. И продолжает кричать!..
И... просыпается. Пальцы его действительно сведены судорогой, но в них зажаты не прутья решёток, а жёсткая тюремная подушка. Ах, да...
- Эй, заключённый! По какому случаю голос подаёшь?
Вертухай. Ну, да, он же в тюрьме. И решётки здесь есть – вон они на окне. Тройные! Только за ними не арена, а клочок пасмурного ночного неба.
- Я тебя спрашиваю! Чего воешь-то?
- Я? А... Это... Сон дурной приснился! – Честно ответил арестант.
- А под подушкой что прячешь?
- Ничего.
Он действительно ничего не прятал под подушкой. Козырь, который ушлый гангстер Граната Фигольчик приберегал на крайний случай, лежал в другом месте, и не родился ещё такой вертухай...
- Ты у меня не того! Не фокусничай!
В замке загремели ключи, и дверь в одиночную камеру отворилась. Внутрь втащил свою грушеобразную тушу жирный, сальный охранник, обладатель мерзкого визгливого голоса, поганого запаха и сволочного характера.
Конечно, остальные вертухаи не вызывали у Фигольчика никакой симпатии, но они хотя бы не подличали. Раздражала их манера обращаться с человеком, как с вещью или как с животным. Фигольчика бесили их бесстрастные лица, манера отдавать команды монотонным голосом, словно они были не живыми людьми, а механическими манекенами. Бесило его и то, что никто из них с ним не разговаривал, и не отвечал на его вопросы. Бесило, когда они, сопровождая его на допрос, поддерживали под локти при входе в кабинет, словно боялись, что он промахнётся мимо двери.
Этот же, в отличие от остальных, был крайне разговорчив, но говорил такие вещи, что хотелось свернуть его сальную шею! А ещё, он не поддерживал конвоируемого за локоть, а направлял его движение с помощью тычков и коротких ударов дубинкой. За это его ненавидели арестанты, и даже сослуживцы презирали. Но жирному это было, как с гуся вода! Он жил, как бы своей отдельной жизнью и мнение окружающих его не интересовало.
- Так, показывай! – Потребовал вертухай своим неподражаемым фальцетом.
- Что вы хотите, чтобы я показал вам, господин дежурный? – Недружелюбно отозвался Фигольчик, щурясь от света электрического фонарика, направленного прямо в глаза.
- То, что прятал, показывай! – Взвизгнул тюремный боров, поднимая дубинку.
Возможно, Фигольчик сейчас просто поднял бы подушку и снял с неё наволочку, а потом вывернул бы всю свою постель, демонстрируя «бдительному» вертухаю полное отсутствие чего-либо спрятанного в спальном месте. Возможно, после этого, он стерпел бы пару неопасных, но болезненных ударов дубинкой, сопровождаемых обычным словесным поносом этого служивого хама. Но, как раз в этот момент он вдруг снова услышал сквозь открытую дверь...
Звук был тихим, как будто его источник находился далеко. А, кроме того, его заглушало какое-то препятствие, скорее всего не слишком толстая перегородка между тюремными отсеками. Но теперь сомнений быть не могло – Фигольчик слышал жалобный, полный тоски и страдания голос Быковича!
Они что-то делают с Быком! Что-то плохое... Мучают, истязают, может даже убивают... Медленно...
Фиг знал наверняка – если Бык так мычит, значит ему совсем плохо!..
- Так, значит, говорить не желаем и напрашиваемся на неприятности! – Глумливо пропел жирный тюремщик. – Раз так, то...
Он не закончил. Дубинка, вместо того, чтобы опуститься на плечо заключённого, каким-то чудом перескочила тому в руку. В то же мгновение, зловеще лязгнул затвор и в поросячий нос вертухая ткнулось дуло пистолета. Он вдруг почувствовал запах металла, смазки и пороха. Затем, в его штанах почему-то стало тепло и влажно, а перед глазами всё поплыло и пошло цветными пятнами...
Через минуту бывший арестант Джонсон, шагал по полутёмным тюремным коридорам, сжимая дубинку, фонарь и ключи жирного охранника. Ещё, на нём красовались фуражка, галстук и форменная куртка этого урода, надетые поверх тюремной робы, но ничто на свете не заставило бы Фигольчика позаимствовать штаны этого ублюдка.
Сам же неудачливый тюремщик лежал на полу в запертой камере, прикованный наручниками к ножке железной койки, с кляпом во рту и с ногами, стянутыми его собственным брючным ремнём. Он был без сознания и не чувствовал, как под ним растекается зловонная лужа.
* * *
Чикада (из кустов): Надо же! Вот кого никак не ожидал здесь встретить,
так это красавицу, гуляющую в одиночестве.
Фоллиана: Кто со мной говорит? Я вас не вижу, покажитесь, пожалуйста,
а то мне страшно!
За спиной вдруг кто-то негромко вскрикнул женским голосом. Огнеплюй обернулся...
Только не это! Ну, конечно же, обе девчонки стояли сзади в десяти шагах! Так, к завтрашним делам прибавим ещё – выпороть две задницы.
Драться с двадцатью гопниками, уже дело скверное, хоть ты и дракон в человечьей шкуре, но драться, когда у тебя за спиной две глупые девки, совсем хреново!.. Однако может, удастся решить всё дело миром?
- Ребят! – Обратился Огнеплюй к напиравшим китайцам, (впрочем, там были всякие рожи – белые, чёрные и даже красные, а не только китайские). – А может быть давайте так – я отдам вам эту вот штуку, а потом мы уйдём тихо и по мирному?
Говоря это, он размотал ткань, и золотой наконечник засверкал в неярком свете редких электрических фонарей. Но гопники, то-ли не понимали его слов, то-ли были все, как один глухими. Они продолжали наступать, держа своё оружие наизготовку. Выражение затупленно-злобных лиц не изменилось.
Н-да, договориться не выходит, значит, придётся поучить этот сброд уму разуму.
Сзади раздалось предупреждающее драконье шипение. Огнеплюй ещё раз оглянулся и увидел, что Мегги собирается драться! Но сестрёнка, видимо от волнения забыла, что она больше не дракон. Девушка отчаянно рыла ногами землю, откинув назад руки и заведя их за спину, как если бы это были крылья, занесённые для удара. При этом она опустила голову ниже плеч, вытянула шею и шипела, скаля зубы и грозно вращая глазами.
Так она много не навоюет! Правда, четверо гопников, направившихся в её сторону, остановились в нерешительности, но врядли их надолго задержит необычное зрелище.
Анджелика вела себя не менее странно – вместо того, чтобы попытаться удрать или поискать себе какую-нибудь палку, она засунула в рот большой и указательный палец правой руки, словно собиралась свистнуть, но вместо этого отчаянно тянула что-то изо рта. Зуб, что ли выдирала?
Удивляться всему этому было некогда, потому что в это время первые нападавшие налетели на него со своими дубинками. Огнеплюй словно профессиональный боец, увернулся от удара, нацеленного в голову, и полоснул наконечником, длинным, как меч, первого противника по животу...
Раздался хлопок, на миг всё осветилось как от магниевой вспышки, и ретивый китаец, подступивший к нему первым, отлетел шагов на пять, сбив с ног двоих идущих следом.
На миг все замерли. По асфальту с деревянным стуком покатилась бейсбольная бита, оброненная поверженным бандитом. Ах, вот оно как! Золотая игрушка, оказывается с секретом. Тот лемуриец, который когда-то ударил копьём молодую драконессу, рассчитывал вовсе не на остроту своего оружия, а на его особое свойство, заключающееся, по-видимому, в электрическом разряде. Но ему не повезло – то-ли устройство не сработало, то-ли у мамы уже тогда была такая прочная шкура, которая не боялась разряда, способного зажарить человека до полуготовности.
Нападавшие удивлялись лишь секунду, а потом набросились всем скопом. Они тут все явно не принадлежали к умникам, потому что судьба павшего товарища их почему-то ничему не научила.
Оружие в руках Огнеплюя оказалось многозарядным. Каждым ударом он сбивал по одному-два человека, и через полминуты боя численность его врагов уменьшилась на две трети.
Мысленно он благословил приобретённую некогда способность, поедая врага, поглощать его знания, умения и навыки. Так, съеденный в детстве попугай, «научил» его своим особым повадкам и обращению с оперёнными крыльями. Благодаря тому же свойству он смог встать на ноги и управлять человеческим телом сразу после трансформации, а теперь его выручали боевые навыки воинов самых разных эпох, которых ему удалось победить когда-то.
(Это было его тайной, но он мог передать часть всего этого богатства тем, кто проходил трансформацию под его контролем. Мегги и Анджелика ещё не всё знали о том, что они умеют такого, чему никогда не обучались в жизни.)
Уцелевшие гопники остановились в нерешительности. Это дало Огнеплюю возможность перевести дух и проверить как там дела у девчонок. Вот тут-то он раскрыл рот от удивления!
Оказывается, не вся слава от победы принадлежала ему одному. Мегги гордо восседала на неподвижном теле врага, а у её ног корчились ещё двое.
Анджелика прилагала отчаянные усилия, чтобы вытащить из трупа, лежавшего навзничь бандита, невесть откуда взявшееся копьё, сверкавшее в её руках серебром и благородной бронзой.
Когда Огнеплюй снова повернулся к нападавшим, то выяснилось, что они куда-то исчезли. Поле битвы было покрыто телами убитых и раненых. Победа была за ним и его девушками, но надо было убираться отсюда.
- Вы как? – Спросил он у Мегги и Анджелики, решив пока отложить вопрос о порке.
- Неплохо! – Ответила ему сестра. – Давненько так не разминалась, даже ещё хочется!
- Неважно, - сказала Анджелика глухим голосом, - меня, кажется, сейчас вырвет...
Её действительно вырвало, и Мегги с Огнеплюем бросились ей на помощь.
- Отвыкла. – Удручённо призналась девушка. – Давно не била хымов, вот и отвыкла.
- Откуда это у тебя? – Спросил Огнеплюй, рассматривая копьё, недружелюбно вибрировавшее от его прикосновений.
- Дома расскажу! – Буркнула принцесса, после чего достала откуда-то пачку влажных салфеток и принялась тщательно чистить оружие.
- Я так поняла, что с продажей артефакта опять ничего не вышло? – Спросила Мегги.
- Ты правильно поняла. – Ответил Огнеплюй. – А ещё, мне что-то расхотелось продавать эту игрушку. По-моему, ей просто нет цены!
* * *
Глава 46. Стон в ночи - 2. Держись, друг!
Сперва Фигольчик подумал, что ему показалось. Мало ли что может привидеться во сне? А во сне ему привиделась арена усыпанная песком, пропитанным высохшей кровью, а на ней...
На той арене сразу несколько пикадоров, сменивших бандерильеро, отчаянно налетали, на обезумевшего от боли и ярости Быка, уже утыканного бандерильями. Бык мощно, но безуспешно отбивался, бросаясь то на одного, то на другого своего мучителя. Но тем только этого было и надо! Тот на кого летела чёрная увенчанная острыми рогами смерть, отступал, а в это время с боков, в «слепую зону», подлетали лихие всадники и наносили новые удары своими длинными подлыми пиками!
Но вот прозвучал сигнал и пикадоры, как по волшебству исчезли, будто их и не было. Бык остановился, оглядываясь с недоумением. И тут его взгляд наткнулся на одинокую фигуру в странной шляпе, закутанную в шитый золотом плащ. Вдруг этот плащ распахнулся и развернулся на вытянутой в сторону руке. И тут выяснилось, что у него подкладка кроваво-алого режущего глаза цвета...
Фиг увидел, как взгляд его друга стал совершенно бессмысленным. Теперь в нём не было даже страдания от полученных ран, а одна лишь безграничная слепая ярость!
Могучее тело, способное с разбегу проломить и опрокинуть строй панцирной пехоты, устремилось на врага, как снаряд, выпущенный из метательной машины. Ударить рогом или каменным лбом эту подлую красную тварь! Пройтись по мягкому телу тяжёлыми копытами, превращая его в бесформенную кровавую массу...
Но человек с золото-красным плащом делает изящный пирует и разогнавшийся живой таран проносится мимо. И тут в другой руке этого человека словно загорается луч света! Это вспыхивает на солнце, заведённый за спину, клинок великолепной шпаги!
Но... Нет, ведь это же неправильно! Ведь это он – Фиглориус Фиголини, должен стоять сейчас там, на арене со шпагой в руке. И не с простой шпагой, а с особенной, снабжённой специальным устройством позволяющим сымитировать смертельный удар, не причинив при этом вреда!..
Но сейчас на арене был не он, а кто-то другой, и этот другой держал в руке клинок, предназначенный для убийства. Однако он не торопился. Заколоть быка, едва появившись на арене, признак непрофессионализма. Надо сначала пощекотать нервы публике, самому побалансировать на лезвии бритвы, подразнить смерть!
Бык разворачивается, ищет взглядом врага. Вот он! Ярко-красное пятно на фоне серо-жёлтого песка. И снова срывается с места огромное тело с раздвоенным оружием, украшающим тяжёлую голову. И снова худощавая жилистая фигура отступает на шаг в сторону, плавно, но быстро крутанувшись вокруг своей оси. И снова ловкий убийца не пускает в ход шпагу!
Тем временем, трибуны оглашаются неистовыми криками. Кто-то вопит от восторга, кто-то от страха, что безжалостный бык вот-вот растопчет этого замечательного красавца – тореро, но большинство людей уже жаждут развязки и требовательно кричат – «Убей!»
И вот тогда-то бесстрашный тореадор кланяется публике, воспользовавшись паузой, пока его близорукий противник разворачивается, чтобы найти его взглядом. Но на сей раз зверь, точка кипения которого достигла высшего предела, делает разворот быстрее, чем обычно и бросается на человека, когда тот всё ещё посылает воздушные поцелуи дамам на трибунах! Теперь уже все зрители вопят от ужаса! Неотвратимая смерть надвигается на человека со спины. Бык летит, почти не касаясь земли, словно стрела, выпущенная из баллисты...
Он не успеет! Ему не хватит времени, чтобы обернуться и поднять оружие, либо отскочить в сторону. Но тут происходит чудо!
Человек, только что стоявший с поднятыми в знак приветствия руками и улыбавшийся публике, вдруг превращается в вихрь, крутанувшись на месте. Красно-золотым парусом надувается его плащ, на долю секунды скрыв от зрителей своего хозяина, словно покрывало фокусника. Но вот этот плащ опадает и оказывается обёрнутым вокруг руки, снова поднятой вверх, чтобы приветствовать публику!
Да, тореро опять улыбается зрителям и кланяется, не обращая ни малейшего внимания на быка! С одной руки его красивыми складками ниспадает плащ, а в другой зажата шляпа... но где его оружие?
Между тем, бык, как и в предыдущие два раза, пробегает вперёд, но не останавливается, чтобы развернуться, а начинает спотыкаться и через несколько шагов падает на колени. Теперь все могут видеть, что над его левым плечом торчит эфес вонзённой по рукоять шпаги!..
И тогда сквозь ликующий рёв трибун прорывается вой. Жалобный и тоскливый, но хорошо знакомый голос Быка, старого друга и товарища, такого верного, такого жизнелюбивого... Предсмертный крик...
Фигольчик тоже кричит во сне. Кричит и трясёт решётки из толстенных прутьев, так, что они едва не выходят из пазов. (Какие решётки?) Он трясёт их, вцепившись сведёнными пальцами, сдирая кожу и мясо до костей. И продолжает кричать!..
И... просыпается. Пальцы его действительно сведены судорогой, но в них зажаты не прутья решёток, а жёсткая тюремная подушка. Ах, да...
- Эй, заключённый! По какому случаю голос подаёшь?
Вертухай. Ну, да, он же в тюрьме. И решётки здесь есть – вон они на окне. Тройные! Только за ними не арена, а клочок пасмурного ночного неба.
- Я тебя спрашиваю! Чего воешь-то?
- Я? А... Это... Сон дурной приснился! – Честно ответил арестант.
- А под подушкой что прячешь?
- Ничего.
Он действительно ничего не прятал под подушкой. Козырь, который ушлый гангстер Граната Фигольчик приберегал на крайний случай, лежал в другом месте, и не родился ещё такой вертухай...
- Ты у меня не того! Не фокусничай!
В замке загремели ключи, и дверь в одиночную камеру отворилась. Внутрь втащил свою грушеобразную тушу жирный, сальный охранник, обладатель мерзкого визгливого голоса, поганого запаха и сволочного характера.
Конечно, остальные вертухаи не вызывали у Фигольчика никакой симпатии, но они хотя бы не подличали. Раздражала их манера обращаться с человеком, как с вещью или как с животным. Фигольчика бесили их бесстрастные лица, манера отдавать команды монотонным голосом, словно они были не живыми людьми, а механическими манекенами. Бесило его и то, что никто из них с ним не разговаривал, и не отвечал на его вопросы. Бесило, когда они, сопровождая его на допрос, поддерживали под локти при входе в кабинет, словно боялись, что он промахнётся мимо двери.
Этот же, в отличие от остальных, был крайне разговорчив, но говорил такие вещи, что хотелось свернуть его сальную шею! А ещё, он не поддерживал конвоируемого за локоть, а направлял его движение с помощью тычков и коротких ударов дубинкой. За это его ненавидели арестанты, и даже сослуживцы презирали. Но жирному это было, как с гуся вода! Он жил, как бы своей отдельной жизнью и мнение окружающих его не интересовало.
- Так, показывай! – Потребовал вертухай своим неподражаемым фальцетом.
- Что вы хотите, чтобы я показал вам, господин дежурный? – Недружелюбно отозвался Фигольчик, щурясь от света электрического фонарика, направленного прямо в глаза.
- То, что прятал, показывай! – Взвизгнул тюремный боров, поднимая дубинку.
Возможно, Фигольчик сейчас просто поднял бы подушку и снял с неё наволочку, а потом вывернул бы всю свою постель, демонстрируя «бдительному» вертухаю полное отсутствие чего-либо спрятанного в спальном месте. Возможно, после этого, он стерпел бы пару неопасных, но болезненных ударов дубинкой, сопровождаемых обычным словесным поносом этого служивого хама. Но, как раз в этот момент он вдруг снова услышал сквозь открытую дверь...
Звук был тихим, как будто его источник находился далеко. А, кроме того, его заглушало какое-то препятствие, скорее всего не слишком толстая перегородка между тюремными отсеками. Но теперь сомнений быть не могло – Фигольчик слышал жалобный, полный тоски и страдания голос Быковича!
Они что-то делают с Быком! Что-то плохое... Мучают, истязают, может даже убивают... Медленно...
Фиг знал наверняка – если Бык так мычит, значит ему совсем плохо!..
- Так, значит, говорить не желаем и напрашиваемся на неприятности! – Глумливо пропел жирный тюремщик. – Раз так, то...
Он не закончил. Дубинка, вместо того, чтобы опуститься на плечо заключённого, каким-то чудом перескочила тому в руку. В то же мгновение, зловеще лязгнул затвор и в поросячий нос вертухая ткнулось дуло пистолета. Он вдруг почувствовал запах металла, смазки и пороха. Затем, в его штанах почему-то стало тепло и влажно, а перед глазами всё поплыло и пошло цветными пятнами...
Через минуту бывший арестант Джонсон, шагал по полутёмным тюремным коридорам, сжимая дубинку, фонарь и ключи жирного охранника. Ещё, на нём красовались фуражка, галстук и форменная куртка этого урода, надетые поверх тюремной робы, но ничто на свете не заставило бы Фигольчика позаимствовать штаны этого ублюдка.
Сам же неудачливый тюремщик лежал на полу в запертой камере, прикованный наручниками к ножке железной койки, с кляпом во рту и с ногами, стянутыми его собственным брючным ремнём. Он был без сознания и не чувствовал, как под ним растекается зловонная лужа.
* * *
Глава 47. Не бойся, красавица!
Чикада (из кустов): Надо же! Вот кого никак не ожидал здесь встретить,
так это красавицу, гуляющую в одиночестве.
Фоллиана: Кто со мной говорит? Я вас не вижу, покажитесь, пожалуйста,
а то мне страшно!
