В путь отправлялись на рассвете. Дэйна из конюшни вышла последней, ведя в поводу приземистого крепкого коня серой масти с густыми щётками на бабках. В упряжке такой смотрелся бы уместнее, чем под седлом. Худощавая девчонка на нём стала казаться ещё меньше и хлипче. Впрочем, со временем выяснилось, что по выносливости серый жеребчик не уступал тонконогим эльфийским скакунам, и хозяйку слушался беспрекословно.
С погодой в первые дни повезло – было тепло, сухо, а накатанная дорога бежала между селений, в которых отряд с удобством останавливался на ночёвку. Однако, чем ближе к Пустошам, тем безлюднее становилось вокруг, пока не наступил день, в который пришлось заночевать в лесу под начавшим накрапывать с вечера дождём.
Наставник Анфей поставил охранный контур, защищающий от дикого зверья и нежити. Остальные мужчины соорудили навес, натаскали лапника, разожгли костёр, расседлали и стреножили лошадей. Дэйна кашеварила. Делала она это с явным удовольствием. Маэр в который уже раз подумал о том, что вот сейчас девчонка – на своём месте, а не когда машет мечом или сходится в рукопашной с парнями. Слова Анфея о том, что у короны на Дэйну особые планы засели в памяти крепкой занозой.
В компании мужчин девушка чувствовала себя вполне вольготно. Её нисколько не тяготила езда верхом. Она ни разу не пожаловалась на усталость, не потребовала к себе особого отношения. Мылась обычно самой последней, будь то баня, река или озеро. Ловко и незаметно решала возникающие у неё чисто женские проблемы. Со всеми держалась ровно и приветливо, даже Маэру перепадали её улыбка и доброе слово. Да и само присутствие женщины в отряде побуждало мужчин быть на высоте: следить за речью, заботиться о чистоте тела и одежды, не ворчать и не ссориться по пустякам. Тем не менее Маэра подчас напрягало, когда он видел, какие взгляды бросают на девушку не только свои, но и посторонние. Ещё бы! Баба в штанах! Срамота! В такие моменты эльфу нестерпимо хотелось закутать девушку в плащ, усадить перед собой и везти в таком виде до самых пустошей. Сама же Дэйна внимания на косые взгляды и шепотки не обращала, потому-то они, наверное, очень быстро сходили на нет.
– Проклятый дождь, – проворчал Любим, один из артефакторов, сбрасывая под навес охапку хвороста. – Нет, чтобы пролиться весь и сразу, так зарядил, похоже, надолго.
– Зато отоспимся как следует, – зевнул целитель Вилен – полный добродушный парень.
Второго артефактора – нелюдимого молчуна – звали Евген. Разве что Дэйна могла растормошить его на несколько коротких фраз, если ей этого хотелось. Вот как сейчас, к примеру.
– Давайте в слова поиграем, – предложила девушка, раздавая ложки собравшимся вокруг котелка попутчикам.
– Это как? – удивился Дарк.
– Надо назвать пять видов снеди, начинающихся на первую букву твоего имени.
Мужчины переглянулись. Несерьёзное какое-то занятие. Однако соревновательный дух быстро взял своё. Никому не хотелось ударить в грязь лицом, пускай и в словесном поединке. Сложнее всего пришлось Дэйне и Дарку, поскольку их имена начинались на одну и ту же букву. Впрочем, девушка охотно уступала эльфу и даже подыгрывала.
Потрапезничали весьма занятно и на боковую отправились в хорошем расположении духа. Умела Дэйна создавать вокруг себя уют даже в промозглой лесной чащобе. Интересно, откуда в ней это умение? Маэр знал, что девчонка сирота. Воспитывала её бабка, которая охотно избавилась от внучки, когда заезжий чародей обнаружил у девочки дар. С семи лет Дэйна жила в школе, хотя принимали туда учиться лишь с двенадцати, но все попытки пристроить девочку в городской приют заканчивались её побегом. Своё проживание Дэйна отрабатывала сполна, помогая на кухне, прибираясь в ученических и тренировочных залах, ухаживая за лошадьми. Хлеба праздности она никогда не ела и, пускай была не самым послушным ребёнком, быстро заслужила высокое доверие наставников. Бессемейный Анфей так и вовсе относился к Дэйне, как дочери, правда, потому и спрашивал с неё по полной.
На следующий день лагерь разбили возле лесного озера, не отказав себе в возможности хорошенько освежиться. Дэйна, как всегда, отправилась купаться последней, отойдя от стоянки на приличное расстояние. Маэриэля это сильно обеспокоило, и под предлогом пособирать хворост эльф отправился проверять, всё ли в порядке с одинокой купальщицей. Однако, когда мужчина вышел на берег, дорогу ему внезапно преградил Серко. Дивный едва успел увернуться от копыт вставшего на дыбы жеребца. Сердито всхрапывая и повизгивая, неожиданный защитник заставил Маэра отступить обратно в лес. Конь успокоился, лишь когда услышал голос зовущей его хозяйки. Когда Дэйна вернулась в лагерь, то при взгляде на Маэриэля не смогла удержаться от победной улыбки. Она, видать, подумала, что он приходил за ней подглядывать. Эльфа это невыносимо злило. Впрочем, он понимал, что все попытки объясниться будут выглядеть смешно и нелепо, поэтому лишь досадливо морщился.
В последнем селении, что попалось им перед Пустошами, для ночёвки Дэйна предпочла сеновал сомнительному удобству полатей в доме старосты, где ребятишек было мал-мала-меньше. Обычно Анфей останавливался у главы деревни и всегда забирал с собой девчонку и Маэра. Остальных путников распределял по соседним домам.
Неизвестно как, но вскоре к Дэйне присоединились Любим и Вилен. Вечер был хорош – тёпел и тих, один из тех, в который хочется предаваться мечтам о будущем и просто думать о чём-то приятном. Любим без конца травил весёлые байки, Вилен отпускал сопутствующие саркастические замечания, Дэйна смеялась. От неё больше ничего и не требовалось, как восхищаться словоблудием петушащихся перед ней кавалеров. Они расшумелись так, что не услышали карабкающегося на сеновал Маэра, и встретили его дружным испуганным ором, оглушив на оба чутких эльфийских уха. На защиту Его высочества от неведомой напасти тут же примчались Даркен и Тэйнор. В результате собрался весь отряд за исключением Анфея и Евгена. Кто-то предложил рассказывать страшные истории. Снаружи как раз стемнело, а внутри так и вовсе было ни зги не видно, лишь светлел дверной проём.
В последней забаве особенно отличился Даркен. Дэйна так впечатлилась, что не заметила подсевшего к ней Маэра, и в особо напряжённый момент спрятала лицо у эльфийского принца на груди. От девичьей макушки сладко и бархатно пахло фиалками. Эльф не отказал себе в удовольствии приобнять Дэйну, тем более что заметили это лишь его сородичи. Девушка почти сразу отпрянула, однако возмущаться не стала. Так и уснули вповалку под россказни речистого Дарка, который под конец даже жуткую колыбельную спел. Маэр расположился таким образом, чтобы отгородить Дэйну от остальных, и пока устраивался, девчонка доверчиво подкатилась ему под бок, от чего эльф замер в неудобном положении, опасаясь её разбудить. Дарк и Тэйн ехидно посмеивались над своим незадачливым принцем, который никак не мог определиться с чувствами к человечке: раздражает она его или всё-таки нравится. И, видимо, решили с этим делом помочь, так как утром Маэр с Дэйной проснулись одни.
Девушка села и с наслаждением потянулась. Эльф только сейчас заметил, что на ней осталась лишь нижняя рубашка. Верхнюю, более плотную она сняла ещё с вечера и подстелила под себя, чтобы сено меньше кололось. Взгляд дивного прилип к женской груди, контуры которой вплоть до горошин сосков отчётливо проступали под тонкой тканью. Маэр судорожно сглотнул, ощущая одновременно злость на чужую беспечность и острое желание. Дэйна, почувствовав его напряжение, вопросительно и слегка удивлённо вздёрнула брови.
Не понимает… Она сама не понимает, что творит.
Между тем девушка принялась вытряхивать из волос сенные былинки, и эльф поспешил отвернуться.
– Хочешь размяться? – вдруг предложила Дэйна.
Дивный вздрогнул, поскольку подумал совсем о другой разминке, а не о том, что имела в виду собеседница.
– Оденься сначала, – проворчал он, двигаясь к выходу.
Умывшись, они вышли за околицу. Мокрая от росы трава серебрилась под лучами восходящего солнца. Дэйна сделала несколько разминочных движений и щедро предложила:
– Нападай.
Оружие было боевым, поэтому действовали оба с осторожностью, что, впрочем, не помешало постепенно наращивать скорость атак. Маэр, по-прежнему взбудораженный утренней сценой, разошёлся не на шутку, тесня девчонку к краю облюбованной поляны. Он жаждал, чтобы она испугалась, запросила пощады, явила свою женскую суть, которой в ней, как ни старались наставники, по-прежнему было очень много. Однако Дэйна молчала. Она вскрикнула, лишь когда поскользнулась и упала навзничь. Маэриэль не позволил ей подняться: наступил на запястье руки, держащей меч, заставил разжать пальцы и, подцепив клинок мыском сапога, отбросил в сторону.
– За что ты меня ненавидишь? – неожиданно спросила девушка, поморщившись от боли.
– Ненавижу? – удивлённо переспросил эльф, опускаясь на корточки. – Почему ты так думаешь?
– Я чувствую, что не нравлюсь тебе. – Дэйна села и потёрла отдавленное запястье.
– Ты ошибаешься, – возразил Маэр, старательно сохраняя невозмутимость. – Я отношусь к тебе, как ты сама того желаешь – как к равному сопернику. Разве не так?
– Так, – согласно кивнула девушка. – Но…
Она закусила губу, подбирая слова, чтобы понятнее объяснить, что имеет в виду, и дивный не выдержал, обхватил девчонку за плечи, рванул к себе, прошептал в лицо:
– Впрочем, я могу и по-другому. Я хочу по-другому…
Никогда прежде Маэриэль так не целовался. Это был поцелуй-нападение, поцелуй-присвоение, поцелуй-подчинение. Он терзал мягкие девичьи губы, как до этого истязал её тело в ратном поединке, и нестерпимо жаждал большего. В какой-то момент его рука скользнула вниз и накрыла полушарие женской груди. Дэйна дёрнулась от дерзкого прикосновения, однако высвободиться не смогла.
– Помни. Всегда помни, что ты женщина, – гортанно прорычал эльф, прежде чем оттолкнуть её от себя.
Он хотел было подняться, но Дэйна рванула вперёд, сбила с ног, опрокинула на спину и приставила к его горлу нож.
– Я помню. – В её голосе дрожали возмущение и досада. Серые глаза сверкали. Губы опухли от неистовых поцелуев. Дыхание участилось.
– Вот и хорошо, – улыбнулся эльф, чувствуя, что постепенно начинает успокаиваться.
Обратно на подворье старосты они вернулись порознь. Маэриэль завернул к речке, холодной после затянувшегося дождя. Дэйна предпочла тёплую баню.
К вечеру следующего дня они въехали в окружающий Пустоши лес. Из-за расплодившейся нежити зверья тут практически не осталось, лишь изредка каркали вороны да стрекотали сороки – известные падальщики. В остальном лес как лес, разве что не единой маломальской тропки, зато полно грибов да ягод – собирать-то сие богатство некому. Поэтому на ужин была грибная похлёбка и шашлык из боровиков. Строжить решили по двое. Маэра и Дэйну поставили в пару не иначе как с подачи Дарка и Тэйна.
Несли они последнюю стражу перед рассветом. Девушка уже взялась было за приготовление завтрака, когда явно к чему-то прислушавшись, отпросилась до ветру. Эльф проводил её настороженным взглядом, но видя, что лошади ведут себя спокойно, следом не пошёл.
Зря. Оказалось, что Дэйна что-то почувствовала, но не желая выставлять себя трусливой мнительной девкой перед дивным, ничего тому не сказала. Девчонка обновляла защитный контур, когда из кустов на неё выпрыгнул голодный гарши. Этой мерзопакостной твари, похожей на паука, магический барьер не был помехой. Дэйна успела криком предупредить об опасности, прежде чем нежить сбила её с ног и накрыла своим мохнатым телом. Острые жвала потянулись к горлу девушки, однако она сумела отбиться при помощи ножа, которым два дня назад угрожала Маэру. Тяжёлая туша обмякла, ещё сильнее придавив Дэйну к земле. Но тут гарши одним резким рывком подняли и отбросили в сторону. Даже в царящей под густым пологом леса сумеречной темноте девушка разглядела, насколько зол дивный.
Впрочем, времени на разборки не было. Вокруг вовсю кипела битва. Следом за первым гарши подтянулись другие. Испуганно ржали кони, слышалась ругань, сверкали клинки, брызгало чёрной кровью. Маэриэль бесцеремонно схватил девушку за ворот куртки, вздёрнул на ноги, сунул в руки меч и развернулся к очередному противнику. Серко, которого Дэйна никогда не стреноживала и не привязывала на ночь, бился наравне с людьми, давя нежить мощными копытами и уже по брюхо перепачкавшись в крови.
Наверное, времени прошло совсем немного, однако показалось, что сражение длилось целую вечность, настолько неожиданным и шквальным было нападение довольно редкой по нынешним временам разновидности нежити. Когда всё закончилось, Вилен поспешил напоить противоядием тех, кто пострадал от острых шипов гарши. Когда очередь дошла до Дэйны, Маэриэль как раз распекал девушку за то, что она промолчала о своём предчувствии, пускай даже очень слабом и смутном.
– Ты – проводник! – напомнил он. – Ты, что, не доверяешь собственному дару?!
Девчонка покачивалась перед ним, как былинка на ветру, и блаженно улыбалась, однако гнев настолько застил эльфу глаза, что он этого не замечал.
– Маэр, – попытался остановить его целитель. – Давай потом. Сейчас надо…
Вилен не успел договорить, как Дэйна сомлела.
– Что с ней? – эльф едва успел подхватить девушку и запоздало увидел, как по её верхнице расплывается тёмное пятно.
В отличие от остальных, отделавшихся простыми царапинами, девчонка получила серьёзное ранение. В себя она пришла в конце перевязки, обнаружила, что головой лежит на коленях Маэра и возмущённо дёрнулась. К тому времени её уже начало лихорадить.
– Выпей, – целитель протянул ей баклажку с водой и противоядием. Последнее он ещё и на рану нанёс, так должно было быстрее подействовать.
Спутники между тем решали, что делать дальше. Вилен категорически запретил Дэйне любые передвижения, хоть пешком, хоть верхом. Требовал оставаться на месте сутки, а то и больше. Самое обидное, что до Пустошей было рукой подать. Девушка смущалась из-за вынужденного промедления и до сих пор вела себя, будто пьяная.
Тогда Маэр предложил разделиться: он остаётся с раненой, а остальные продолжают путь. На вопрос, как он будет отбиваться в случае очередного нападения, эльф применил дар: «оживил» гарши, тела которых более-менее уцелели, и подчинил нежить своей воле – поставил на стражу периметра. Наличие тёмного дара у эльфа само по себе вызывало озноб, а уж его столь яркое проявление – и вовсе ошеломляло. Может быть, потому с предложением поспешили согласиться. И вот на лесной поляне остались лишь двое, не считая щиплющих траву лошадей и притаившихся в высокой траве подчинённых гарши.
Кто сказал, что такая девушка, как Дэйна, не будет мечтать о принце? И не важно, что вся в синяках и ссадинах, а штаны носит чаще, чем платья. Дэя от того нисколько не огрубела, не покрылась коркой цинизма, да и от боли, бывало, плакала, уткнувшись в подушку, пока Яслава вправляла ей вывихи и залечивала раны. Подруга ругалась, гнала к опытным целителям, но Дэйна не хотела показывать свою чисто женскую слабость, ведь там в лекарской она непременно столкнётся со своими супротивниками, которым доставалось отнюдь не меньше. Нет уж, лучше Дэйна как следует выплачется на своей постели, чем будет корчиться под жалостливыми взглядами парней. Жалостливыми и снисходительными.
С погодой в первые дни повезло – было тепло, сухо, а накатанная дорога бежала между селений, в которых отряд с удобством останавливался на ночёвку. Однако, чем ближе к Пустошам, тем безлюднее становилось вокруг, пока не наступил день, в который пришлось заночевать в лесу под начавшим накрапывать с вечера дождём.
Наставник Анфей поставил охранный контур, защищающий от дикого зверья и нежити. Остальные мужчины соорудили навес, натаскали лапника, разожгли костёр, расседлали и стреножили лошадей. Дэйна кашеварила. Делала она это с явным удовольствием. Маэр в который уже раз подумал о том, что вот сейчас девчонка – на своём месте, а не когда машет мечом или сходится в рукопашной с парнями. Слова Анфея о том, что у короны на Дэйну особые планы засели в памяти крепкой занозой.
В компании мужчин девушка чувствовала себя вполне вольготно. Её нисколько не тяготила езда верхом. Она ни разу не пожаловалась на усталость, не потребовала к себе особого отношения. Мылась обычно самой последней, будь то баня, река или озеро. Ловко и незаметно решала возникающие у неё чисто женские проблемы. Со всеми держалась ровно и приветливо, даже Маэру перепадали её улыбка и доброе слово. Да и само присутствие женщины в отряде побуждало мужчин быть на высоте: следить за речью, заботиться о чистоте тела и одежды, не ворчать и не ссориться по пустякам. Тем не менее Маэра подчас напрягало, когда он видел, какие взгляды бросают на девушку не только свои, но и посторонние. Ещё бы! Баба в штанах! Срамота! В такие моменты эльфу нестерпимо хотелось закутать девушку в плащ, усадить перед собой и везти в таком виде до самых пустошей. Сама же Дэйна внимания на косые взгляды и шепотки не обращала, потому-то они, наверное, очень быстро сходили на нет.
– Проклятый дождь, – проворчал Любим, один из артефакторов, сбрасывая под навес охапку хвороста. – Нет, чтобы пролиться весь и сразу, так зарядил, похоже, надолго.
– Зато отоспимся как следует, – зевнул целитель Вилен – полный добродушный парень.
Второго артефактора – нелюдимого молчуна – звали Евген. Разве что Дэйна могла растормошить его на несколько коротких фраз, если ей этого хотелось. Вот как сейчас, к примеру.
– Давайте в слова поиграем, – предложила девушка, раздавая ложки собравшимся вокруг котелка попутчикам.
– Это как? – удивился Дарк.
– Надо назвать пять видов снеди, начинающихся на первую букву твоего имени.
Мужчины переглянулись. Несерьёзное какое-то занятие. Однако соревновательный дух быстро взял своё. Никому не хотелось ударить в грязь лицом, пускай и в словесном поединке. Сложнее всего пришлось Дэйне и Дарку, поскольку их имена начинались на одну и ту же букву. Впрочем, девушка охотно уступала эльфу и даже подыгрывала.
Потрапезничали весьма занятно и на боковую отправились в хорошем расположении духа. Умела Дэйна создавать вокруг себя уют даже в промозглой лесной чащобе. Интересно, откуда в ней это умение? Маэр знал, что девчонка сирота. Воспитывала её бабка, которая охотно избавилась от внучки, когда заезжий чародей обнаружил у девочки дар. С семи лет Дэйна жила в школе, хотя принимали туда учиться лишь с двенадцати, но все попытки пристроить девочку в городской приют заканчивались её побегом. Своё проживание Дэйна отрабатывала сполна, помогая на кухне, прибираясь в ученических и тренировочных залах, ухаживая за лошадьми. Хлеба праздности она никогда не ела и, пускай была не самым послушным ребёнком, быстро заслужила высокое доверие наставников. Бессемейный Анфей так и вовсе относился к Дэйне, как дочери, правда, потому и спрашивал с неё по полной.
На следующий день лагерь разбили возле лесного озера, не отказав себе в возможности хорошенько освежиться. Дэйна, как всегда, отправилась купаться последней, отойдя от стоянки на приличное расстояние. Маэриэля это сильно обеспокоило, и под предлогом пособирать хворост эльф отправился проверять, всё ли в порядке с одинокой купальщицей. Однако, когда мужчина вышел на берег, дорогу ему внезапно преградил Серко. Дивный едва успел увернуться от копыт вставшего на дыбы жеребца. Сердито всхрапывая и повизгивая, неожиданный защитник заставил Маэра отступить обратно в лес. Конь успокоился, лишь когда услышал голос зовущей его хозяйки. Когда Дэйна вернулась в лагерь, то при взгляде на Маэриэля не смогла удержаться от победной улыбки. Она, видать, подумала, что он приходил за ней подглядывать. Эльфа это невыносимо злило. Впрочем, он понимал, что все попытки объясниться будут выглядеть смешно и нелепо, поэтому лишь досадливо морщился.
В последнем селении, что попалось им перед Пустошами, для ночёвки Дэйна предпочла сеновал сомнительному удобству полатей в доме старосты, где ребятишек было мал-мала-меньше. Обычно Анфей останавливался у главы деревни и всегда забирал с собой девчонку и Маэра. Остальных путников распределял по соседним домам.
Неизвестно как, но вскоре к Дэйне присоединились Любим и Вилен. Вечер был хорош – тёпел и тих, один из тех, в который хочется предаваться мечтам о будущем и просто думать о чём-то приятном. Любим без конца травил весёлые байки, Вилен отпускал сопутствующие саркастические замечания, Дэйна смеялась. От неё больше ничего и не требовалось, как восхищаться словоблудием петушащихся перед ней кавалеров. Они расшумелись так, что не услышали карабкающегося на сеновал Маэра, и встретили его дружным испуганным ором, оглушив на оба чутких эльфийских уха. На защиту Его высочества от неведомой напасти тут же примчались Даркен и Тэйнор. В результате собрался весь отряд за исключением Анфея и Евгена. Кто-то предложил рассказывать страшные истории. Снаружи как раз стемнело, а внутри так и вовсе было ни зги не видно, лишь светлел дверной проём.
В последней забаве особенно отличился Даркен. Дэйна так впечатлилась, что не заметила подсевшего к ней Маэра, и в особо напряжённый момент спрятала лицо у эльфийского принца на груди. От девичьей макушки сладко и бархатно пахло фиалками. Эльф не отказал себе в удовольствии приобнять Дэйну, тем более что заметили это лишь его сородичи. Девушка почти сразу отпрянула, однако возмущаться не стала. Так и уснули вповалку под россказни речистого Дарка, который под конец даже жуткую колыбельную спел. Маэр расположился таким образом, чтобы отгородить Дэйну от остальных, и пока устраивался, девчонка доверчиво подкатилась ему под бок, от чего эльф замер в неудобном положении, опасаясь её разбудить. Дарк и Тэйн ехидно посмеивались над своим незадачливым принцем, который никак не мог определиться с чувствами к человечке: раздражает она его или всё-таки нравится. И, видимо, решили с этим делом помочь, так как утром Маэр с Дэйной проснулись одни.
Девушка села и с наслаждением потянулась. Эльф только сейчас заметил, что на ней осталась лишь нижняя рубашка. Верхнюю, более плотную она сняла ещё с вечера и подстелила под себя, чтобы сено меньше кололось. Взгляд дивного прилип к женской груди, контуры которой вплоть до горошин сосков отчётливо проступали под тонкой тканью. Маэр судорожно сглотнул, ощущая одновременно злость на чужую беспечность и острое желание. Дэйна, почувствовав его напряжение, вопросительно и слегка удивлённо вздёрнула брови.
Не понимает… Она сама не понимает, что творит.
Между тем девушка принялась вытряхивать из волос сенные былинки, и эльф поспешил отвернуться.
– Хочешь размяться? – вдруг предложила Дэйна.
Дивный вздрогнул, поскольку подумал совсем о другой разминке, а не о том, что имела в виду собеседница.
– Оденься сначала, – проворчал он, двигаясь к выходу.
Умывшись, они вышли за околицу. Мокрая от росы трава серебрилась под лучами восходящего солнца. Дэйна сделала несколько разминочных движений и щедро предложила:
– Нападай.
Оружие было боевым, поэтому действовали оба с осторожностью, что, впрочем, не помешало постепенно наращивать скорость атак. Маэр, по-прежнему взбудораженный утренней сценой, разошёлся не на шутку, тесня девчонку к краю облюбованной поляны. Он жаждал, чтобы она испугалась, запросила пощады, явила свою женскую суть, которой в ней, как ни старались наставники, по-прежнему было очень много. Однако Дэйна молчала. Она вскрикнула, лишь когда поскользнулась и упала навзничь. Маэриэль не позволил ей подняться: наступил на запястье руки, держащей меч, заставил разжать пальцы и, подцепив клинок мыском сапога, отбросил в сторону.
– За что ты меня ненавидишь? – неожиданно спросила девушка, поморщившись от боли.
– Ненавижу? – удивлённо переспросил эльф, опускаясь на корточки. – Почему ты так думаешь?
– Я чувствую, что не нравлюсь тебе. – Дэйна села и потёрла отдавленное запястье.
– Ты ошибаешься, – возразил Маэр, старательно сохраняя невозмутимость. – Я отношусь к тебе, как ты сама того желаешь – как к равному сопернику. Разве не так?
– Так, – согласно кивнула девушка. – Но…
Она закусила губу, подбирая слова, чтобы понятнее объяснить, что имеет в виду, и дивный не выдержал, обхватил девчонку за плечи, рванул к себе, прошептал в лицо:
– Впрочем, я могу и по-другому. Я хочу по-другому…
Никогда прежде Маэриэль так не целовался. Это был поцелуй-нападение, поцелуй-присвоение, поцелуй-подчинение. Он терзал мягкие девичьи губы, как до этого истязал её тело в ратном поединке, и нестерпимо жаждал большего. В какой-то момент его рука скользнула вниз и накрыла полушарие женской груди. Дэйна дёрнулась от дерзкого прикосновения, однако высвободиться не смогла.
– Помни. Всегда помни, что ты женщина, – гортанно прорычал эльф, прежде чем оттолкнуть её от себя.
Он хотел было подняться, но Дэйна рванула вперёд, сбила с ног, опрокинула на спину и приставила к его горлу нож.
– Я помню. – В её голосе дрожали возмущение и досада. Серые глаза сверкали. Губы опухли от неистовых поцелуев. Дыхание участилось.
– Вот и хорошо, – улыбнулся эльф, чувствуя, что постепенно начинает успокаиваться.
Обратно на подворье старосты они вернулись порознь. Маэриэль завернул к речке, холодной после затянувшегося дождя. Дэйна предпочла тёплую баню.
***
К вечеру следующего дня они въехали в окружающий Пустоши лес. Из-за расплодившейся нежити зверья тут практически не осталось, лишь изредка каркали вороны да стрекотали сороки – известные падальщики. В остальном лес как лес, разве что не единой маломальской тропки, зато полно грибов да ягод – собирать-то сие богатство некому. Поэтому на ужин была грибная похлёбка и шашлык из боровиков. Строжить решили по двое. Маэра и Дэйну поставили в пару не иначе как с подачи Дарка и Тэйна.
Несли они последнюю стражу перед рассветом. Девушка уже взялась было за приготовление завтрака, когда явно к чему-то прислушавшись, отпросилась до ветру. Эльф проводил её настороженным взглядом, но видя, что лошади ведут себя спокойно, следом не пошёл.
Зря. Оказалось, что Дэйна что-то почувствовала, но не желая выставлять себя трусливой мнительной девкой перед дивным, ничего тому не сказала. Девчонка обновляла защитный контур, когда из кустов на неё выпрыгнул голодный гарши. Этой мерзопакостной твари, похожей на паука, магический барьер не был помехой. Дэйна успела криком предупредить об опасности, прежде чем нежить сбила её с ног и накрыла своим мохнатым телом. Острые жвала потянулись к горлу девушки, однако она сумела отбиться при помощи ножа, которым два дня назад угрожала Маэру. Тяжёлая туша обмякла, ещё сильнее придавив Дэйну к земле. Но тут гарши одним резким рывком подняли и отбросили в сторону. Даже в царящей под густым пологом леса сумеречной темноте девушка разглядела, насколько зол дивный.
Впрочем, времени на разборки не было. Вокруг вовсю кипела битва. Следом за первым гарши подтянулись другие. Испуганно ржали кони, слышалась ругань, сверкали клинки, брызгало чёрной кровью. Маэриэль бесцеремонно схватил девушку за ворот куртки, вздёрнул на ноги, сунул в руки меч и развернулся к очередному противнику. Серко, которого Дэйна никогда не стреноживала и не привязывала на ночь, бился наравне с людьми, давя нежить мощными копытами и уже по брюхо перепачкавшись в крови.
Наверное, времени прошло совсем немного, однако показалось, что сражение длилось целую вечность, настолько неожиданным и шквальным было нападение довольно редкой по нынешним временам разновидности нежити. Когда всё закончилось, Вилен поспешил напоить противоядием тех, кто пострадал от острых шипов гарши. Когда очередь дошла до Дэйны, Маэриэль как раз распекал девушку за то, что она промолчала о своём предчувствии, пускай даже очень слабом и смутном.
– Ты – проводник! – напомнил он. – Ты, что, не доверяешь собственному дару?!
Девчонка покачивалась перед ним, как былинка на ветру, и блаженно улыбалась, однако гнев настолько застил эльфу глаза, что он этого не замечал.
– Маэр, – попытался остановить его целитель. – Давай потом. Сейчас надо…
Вилен не успел договорить, как Дэйна сомлела.
– Что с ней? – эльф едва успел подхватить девушку и запоздало увидел, как по её верхнице расплывается тёмное пятно.
В отличие от остальных, отделавшихся простыми царапинами, девчонка получила серьёзное ранение. В себя она пришла в конце перевязки, обнаружила, что головой лежит на коленях Маэра и возмущённо дёрнулась. К тому времени её уже начало лихорадить.
– Выпей, – целитель протянул ей баклажку с водой и противоядием. Последнее он ещё и на рану нанёс, так должно было быстрее подействовать.
Спутники между тем решали, что делать дальше. Вилен категорически запретил Дэйне любые передвижения, хоть пешком, хоть верхом. Требовал оставаться на месте сутки, а то и больше. Самое обидное, что до Пустошей было рукой подать. Девушка смущалась из-за вынужденного промедления и до сих пор вела себя, будто пьяная.
Тогда Маэр предложил разделиться: он остаётся с раненой, а остальные продолжают путь. На вопрос, как он будет отбиваться в случае очередного нападения, эльф применил дар: «оживил» гарши, тела которых более-менее уцелели, и подчинил нежить своей воле – поставил на стражу периметра. Наличие тёмного дара у эльфа само по себе вызывало озноб, а уж его столь яркое проявление – и вовсе ошеломляло. Может быть, потому с предложением поспешили согласиться. И вот на лесной поляне остались лишь двое, не считая щиплющих траву лошадей и притаившихся в высокой траве подчинённых гарши.
ГЛАВА 3
Кто сказал, что такая девушка, как Дэйна, не будет мечтать о принце? И не важно, что вся в синяках и ссадинах, а штаны носит чаще, чем платья. Дэя от того нисколько не огрубела, не покрылась коркой цинизма, да и от боли, бывало, плакала, уткнувшись в подушку, пока Яслава вправляла ей вывихи и залечивала раны. Подруга ругалась, гнала к опытным целителям, но Дэйна не хотела показывать свою чисто женскую слабость, ведь там в лекарской она непременно столкнётся со своими супротивниками, которым доставалось отнюдь не меньше. Нет уж, лучше Дэйна как следует выплачется на своей постели, чем будет корчиться под жалостливыми взглядами парней. Жалостливыми и снисходительными.
