ГЛАВА 1
Кощей на меня глядел с усталой обреченностью. А все истошный ор Ивана под стенами замка. К сожалению, дурака, а не царевича.
– Кощей! Выходи на смертный бой!
Я на всякий случай руки в бока уперла и спрашиваю:
– Выйдешь?
Ежели получит герой бестолковый да хотя бы дрыном поперек хребтины, на день уж точно уймется, пока отлеживаться будет.
– И в мыслях не было, – без колебаний малейших Кощей отозвался. Он-то как раз дураком не был. – Много их таких ходит и в ворота разве что не головой бьется. Много чести к каждому выходить. И на кой ты им далась, девка деревенская?
В голосе злодея обида да негодование звенели. Ну понятно, даже и не чаял ворог, что кому-то в голову придет вызволять меня из полона. А вон оно как обернулося: кто только к логову колдовскому за мной не являлся – и просто добры молодцы из сел окрестных, и купцы и даже парочка богатырей заглядывала. Правда, богатыри те в итоге перепились со стражей Кощеевой и на следующей день о девке-полонянке в замке черном и думать забыли. Но прочие за меня сражаться рвались!
– А тебе я на кой понадобилась? – осведомилась я у пленителя своего.
Тот закатил глаза жуткие, светлые и застонал сквозь зубы.
– Так ты же искусница! А у меня в замке без женской руки порядка нет!
Вот вечно они все так: в доме прибери, обед приготовь, полотна натки, рубахи вышей… На меня на хуторе нашем оттого и заглядывались, что на все руки мастерица. А что статная, да пригожая – так кому моя краса надобна? Никому. Девок красных, поди, в великом достатке на свете белом имеется.
Но у Кощея хоть прислуга есть, а уж я над ней верховожу. Отдали б меня за Ивана, уже бы спину надрывала. Ванюша-то с батюшкой и матушкой живет, хозяйство у них большое, а батраков не держат – больно прижимисты. А меня на хуторе не даром Искусницей прозвали, а не дурой: маловато счастья быть заместо ломовой лошади.
Все на воеводиного сынка заглядывалась, что из крепости к нам заезжал, да тот был горазд только на сеновал вести, а не в церковь. Дворянской крови – поди, крестьянка ему в законных женах без надобности.
Он меня разочаровал, я – его.
– Так скрал бы царевну или боярскую дочку. Ну, на худой конец, дочку купцову. И женился бы заодно. А то что же мне, так в девках и помирать тута?
И снова Кощей вздохнул горестно.
Женская рука ему требовалась, а вот жена – нет. Бобылем колдун жил и баб сторонился. Одно слово – сдыхоть.
– Кощей, выходи! Биться будем!
Сегодня Иван-дурак орал особенно громко и с превеликим воодушевлением.
– Не нравится тут, иди за ворота, – с усмешкой кривой Кощей молвит. – Чай, никто не держит. Иванушку вон порадуешь.
Вот уж чего я не желала делать, так это Ивана радовать. Если только он с той радости не помрет. С него станется сразу меня в церковь поволочь. Эти добрые молодцы мнением невест редко интересуются, а родители Ивану уже благословение дали.
– И не подумаю, – мотнула я головой. – Мне дураки и даром не нужны. Особливо в мужьях.
– Отдавай Марью, Кощей!
Я прикинула, что да как, топнула ногой и выпалила:
– Только посмей отдать!
Кощей подошел к окну, посмотрел с осуждением на Ивана неугомонного и головой покачал.
Мой «спаситель» явился с дрыном, наверняка из ближайшего забора выдернутым. Меч у незадачливого женишка прежде имелся, только кощеева стража его в прошлый раз отняла. Не то чтобы та ржавая железяка кому-то действительно была надобна, меч забрали больше шутки ради. Ну и понадеялись, что без железяки своей дурак к замку не сунется.
Вопил Иван тогда действительно презабавно, уж я хохотала так, что живот заболел.
– В следующий раз с граблями явится, – посетовал на судьбину тяжкую колдун зловредный. – Я вроде как зло. Великое зло, между прочим. А на меня крестьянин с дрекольем войной идет. Замучил, сил уже нет. И надо же тебе было, Марья, этакому дураку в сердце запасть.
Я засомневалась, что так уж любил меня Иванушка, просто невеликого ума и великого упорства добрый молодец.
Так иногда бывает: косая сажень в плечах, а в голове пусто.
– Да кто его разберет? – хмыкнула я.
– Кощей, выходи на смертный бой! – продолжил драть горло Иванушка.
– Уже повторяться начал, – пробормотал колдун и тяжело вздохнул. – Маловат словарный запас.
Мудреную речь похитителя я за четыре месяца в черном замке худо-бедно понимать приноровилась. Даже и сама начала говорить этак по-особому, будто и не девка деревенская, а барышня с воспитанием.
– Ну так чего ж ты хочешь от дурака?
Иванушка орать может хоть сутки напролет, а на кухне без моего пригляда с обедом непременно напортачат, проверено.
Так что велев напоследок полонившему злодею меня Ивану ни за что не отдавать и самого Ивана не убивать, я на замковую кухню отправилась. Надобно было на вороватую повариху и помогавших ей девок – не безруких, но с ленцой – страх нагнать.
Сам Кощей хозяйство вести был не приучен, так что челядь у него всякий стыд растеряла. Тут ключница была потребна. Ну так для того злодей меня и скрал прямиком из родительского дома. К моему великому облегчению. До венчания с Иваном аккурат два денька оставалось!
Так что колдуна злого я встретила с такой радостью, что тот едва красть меня не передумал!
Еле уговорила, честное слово! Ну как еще честной девице из дома сбежать?
Так и стала я Кощеевой узницей. Ну и ключницей. У батюшки был богатый двор, одних батраков трое, да пара девок спину гнет, так что командовать меня с малолетства приучили. У колдуна челяди, конечно, не в пример больше, однако, трудностей я не никогда не пужалась.
И недели с покражи моей не минуло – в замке все чистотой засияло, а прислужники Кощеевы посреди дня даже на минуточку присесть не решались. Я пусть и не богатырка, а так могу ухватом поперек спины хватить, что разом и дурь, и лень вылетят.
На кухню я зашла аккурат вовремя: повариха как раз тишком из кастрюли самолучший кусок мяса умыкнуть пыталась. Я покудова в замке кощеевом хозяйничала, смекнула, что тощий он такой от недокорма. Колдун-то все больше над толмудами старинными чахнет, чары творит да зелья варит, что перед ним поставят – то и ест, в тарелку и взгляда не бросит. Вот челядь хитрая и повадилась хозяина едва не на постных щах держать. А тому и дела нет.
У меня же Кощей отъелся. На костях этих, конечно, мяса ни в жисть не нарастить, как был тощим, так и остался, но уже и на покойника супостат не походил. Одна беда, прежде-то как было – колдуна кто видел, так мало что насмерть от страха не падал. И немудрено – тощий был да бледный, а глаза запавшие исподлобья зыркают. Такому бы на погосте лежать, а на тебе – говорит, шевелится.
Нынче же жути такой одним видом своим более Кощей Бессмертный не наводил.
– Эк ты, Марфа свет Васильевна, на руку скора! – говорю я с усмешкой кривой.
А сама по той руке половником бью. Чтоб неповадно было. Хотя чего это я… Еще синяк не сойдет, а повариха снова за свое возьмется.
– Марья Ивановна, смилуйся! – принялась причитать баба хитрая. – Дети малые же! Семеро по лавкам – и все кушать просят.
Видали мы тех детей. Детины хоть куда – на таких пахать впору.
– Ужо тебе! Погоню со двора – будешь знать! – шикнула я.
Опосля того девок дворовых стращать начала, чтоб шевелились пошибче. Пусть замок я содержала в порядке великом, а только нынче одного порядка маловато будет – в полную луну шабаш Кощей устраивал.
Ну, как шабаш… Он это звал на свой мудреный манер – вечер званый. Да только, ежели собираются колдуны о делах своих чародейных потолковать, а опосля того вино хмельное пьют, то шабаш и есть. И творится на нем всяческое беззаконие, о коем и говорить неловко!
Видала я уже три шабаша. На первом Черномору вздумалось перед знакомцами шрамами боевыми бахвалиться. Браги он перебрал сверх всякой меры, и принялся одежу скидывать. Навроде как всю. Но когда за портки колдун взялся, я из залы и выскочила и до конца не досмотрела. Сраму с меня и без того было довольно.
На второй раз выпустил Тугарин-змей из стойла Сивку-бурку, Кощеева любимого жеребца. А у того норов крутой, никому окромя хозяина в руки не дается. Ну и сбежала тварь бессовестная из замка, все окрестные поля потоптала, да в табунах местных побуянила.
За посевы пришлось извиняться долго и отступные платить, а то крестьяне грозилися с факелами к замку идти. И вроде как что люд простой колдуну могучему сделает? Да только криков под стеной и от одного Ивана в избытке. Да и снедь закупать далече не с руки. Словом, замирился Кощей с мужиками.
На третий же шабаш вышло и того хуже! С пьяных глаз скрал Кощей сотоварищи царевну из дворца, а опосля того возьми – да в лягушку ее и обороти. Кажись, невелика беда. Как заколдовал, так и отколдует, труд для Кощея малый. Так ведь лягуха дурная возьми – и на болота ускачи. А во хмелю колдун лягушачьей морды не разглядел и уж тем паче не запомнил. Неловко вышло.
Перед царем хозяин мой извинялся долго, а дольше того царевну по топям искал. Всех квакв переловил и только спустя две седмицы дочку царскую среди них сыскал. Глянула царевна на злодея, а тот как на зло отмыт, причесан, в одеже справной. А как иначе? Я за всем приглядываю с великим тщанием, а во первую голову за самим Кощеем.
Словом, не возжелала царевна-лягушка из логова колдовского уходить добром, вцепилась в ворога аки пиявка. Мол, опороченная она теперь, обесчещенная, в жены бери. Еще неделю Кощей от девки дурной по всем палатам прятался да письма слезные царю писал, чтобы забрал он свое дитяте подобру-поздорову.
Смилостивился царь-надежа, дочку из замка колдовского за косу выволок и вроде как хворостиной по белу заду для ума отходил. Но вот то ли с хворостиной не заладилось, то ли с задом, а только, на Кощея наглядевшись, замуж девка дурная идти отказалась наотрез. Уж ей и царевичей подсовывали, и королевичей, и богатырей самолучших – все одно нос воротит, да о Кощее вздыхает. Даже писать супостату повадилась. И у колдуна после каждой ее весточки глаз три дня дергается.
И вот до четвертого полнолуния в замке Кощеевом аккурат три денька осталось. Стало быть, надобно и снедь заготовить и уборку учинить. Пусть гости хозяйские мне и не по нраву, а принять надо чин чином. Чтобы никто опосля не болтал, будто порядка в хозяйстве тут нет!
Как солнце летнее припекать начало, крики за стеной смолкли. Грешным делом подумалось, умаялся Иван да ушел не солоно хлебавши. Поднялась я на башню поглядеть окрест. А Иванушка бестолковый тут как тут!
Недалече от стен замковых тракт всхожий идет, так женишок мой у того тракта шалаш соорудил, сам рядом уселся да шапку наземь положил. Стало быть, милостыню у люда проезжающего просит.
Вот ведь ни стыда ни совести у человека!
Так еще на другой меч соберет… Народец-то нынче все больше сердобольный, а Иван-дурак, меня спасая, поиздержался сильно, за ничего сойдет. Так и не скажешь, что единый сын у зажиточных родителей.
Надобно было со стражей кощеевой переговорить нынче же. Чтобы чего доброго не сели с Иваном в карты играть. Как в прошлый раз. Дурак-то он дурак, а карты все ж таки крапленые…
Долго день за работой тянется, а только заканчивается быстрехонько. Как смеркаться стало, отправилась я в подземелья кощеевы. Казематы у него темные да сырые, кто туда попадает – долго света белого не видит.
Сидит за решеткой богатырь могучий, голову понурил, вздыхаю горестно. Меня увидел – встрепенулся.
– Марья Ивановна, ты уж скажи Кощею, что я больше не буду, сделай милость, – окликнул меня богатырь Вольга, цепями на руках звеня. И глядит так жалобно, что мочи нет!
– Вольга Святославович, ты уж прости меня, душу грешную, – со вздохом отвечаю, головой покачав, – да только третий раз Кощей всяко не поверит.
Справный молодец и даже не особливо дурной, а только вон подвига душа просит. А ведь, ежели душа просит, рано или поздно – допросишься. К тому ж сватался богатырь сей к царевне, которая лягушка. Девка норовистая Вольге от ворот поворот дала да про колдуна поведала. Мол, и тем хорош, и этим недурен.
Осерчал жених отвергнутый, решил с Кощеем сразиться. Так, глядишь, и царевна гнев на милость сменит.
– А ты все ж таки попробуй! Чай, тебя-то Кощей послушает.
Слова мои колдун и в самом деле мимо ушей не пропускал. А только всякому терпению конец приходит. Вот и тут пришел. Если не Кощееву, так моему.
– Мне и самой не по нутру, что ты курятники наши грабить повадился. Сколько раз говорить, нет там смерти кощеевой!
Смутился малость богатырь Вольга, потупился.
– Да я в этот раз просто оголодал малость…
Не сдержалась я, руки в бока уперла, глаза закатила.
– Мог бы гостем зайти, попотчевала бы от души.
Тут добрый молодец еще и зарделся аки маков цвет.
– Так не можно же, Марья Ивановна, с ворогом хлеб преломлять! Да и мало ли, потравит еще…
Я ажно задохнулась от возмущения великого.
– С моей стряпни еще никто не травился!
Тут меня ажно зло взяло. Развернулась так, что только коса в воздухе свистнула, да дальше пошла. Пусть в темнице охолонет малех. А там, глядишь, через неделю-другую Кощей успокоится и из замка богатыря и спровадит. Корми его еще тут… А снедь в кладовой вся считанная!
Ниже темниц кощеевых в самой глубокой глубине таилось логово колдовское, кое сам злодей величал словом заморским – «лаборатория». Дурное слово, поди еще выговори. И дела там Кощей творил дурные. Какие – то мне было неведомо.
Как-то взялся похититель мой объяснять, так я и пяти минут не стерпела. Пригрозила ему, что ежели сызнова начнет меня мудростью книжной мучить – будет сам портки свои стирать. Кощей за словом в карман не полез и в ответ пригрозил меня домой воротить. Да только когда я начала пожитки в узелок собирать, испужался супостат и повинился даже.
Постучала я в двери тяжелые, железом оббитые да начала колдуна выкликать.
– Выходи, Кощей, ужинать пора! Стынет уже все!
На третий раз отликнулся.
– Погоди, Марья, мне фигуру магическую дочертить надобно!
Фыркнула я насмешливо.
– Чай, не прокиснет твоя фигура! А щи – прокиснут! Выходи, говорю!
Уж как не хотел от ремесла колдовского Кощей отрываться, а только ведомо ему было – добром я не уймусь и так и стану в дверь стучать, пока по моему не станет.
Показался хититель мой, вздохнул горестно. И ведь глядит с упреком, мол, встала тут девка деревенская поперек науки, не споткнувшись – не обойдешь.
– Что Иван-то? – спрашивает.
Махнула я рукой.
– В осаду нас взял Иван.
Вздохнул Кощей сызнова, горше прежнего.
– Отоспится – и с утра орать станет еще громче.
С тем и не поспоришь.
– Как пить дать, – отвечаю этак задумчиво. – Может, Волка к нему пошлем? Как в тот раз, с царевичем?
Улыбнулся колдун довольно, глазами сверкнул, о былом вспоминая.
– Волк – он дельный, глядишь, свезет жениха твоего неуемного далече. Забрал ведь царевич тот жар-птицу.
Покосилась я на колдуна недовольно.
– А ведь сколько раз было говорено, что от колдовства твоего только морока да разор?
Махнул Кощей рукой да вперед пошел. Скоренько так, будто сбежать вознамерился. А токмо негде ему от меня скрыться!
– Уймись уже! Откуда ж я знал, что бадью ту с зельем девка дворовая по дури схватит и курам выльет! Хорошо еще, только одна успела напиться, пока не спохватились!
