ГЛАВА 1
Кощей на меня глядел с усталой обреченностью. А все истошный ор Ивана под стенами замка. К сожалению, дурака, а не царевича.
– Кощей! Выходи на смертный бой!
Я на всякий случай руки в бока уперла и спрашиваю:
– Выйдешь?
Ежели получит герой бестолковый да хотя бы дрыном поперек хребтины, на день уж точно уймется, пока отлеживаться будет.
– И в мыслях не было, – без колебаний малейших Кощей отозвался. Он-то как раз дураком не был. – Много их таких ходит и в ворота разве что не головой бьется. Много чести к каждому выходить. И на кой ты им далась, девка деревенская?
В голосе злодея обида да негодование звенели. Ну понятно, даже и не чаял ворог, что кому-то в голову придет вызволять меня из полона. А вон оно как обернулося: кто только к логову колдовскому за мной не являлся – и просто добры молодцы из сел окрестных, и купцы и даже парочка богатырей заглядывала. Правда, богатыри те в итоге перепились со стражей Кощеевой и на следующей день о девке-полонянке в замке черном и думать забыли. Но прочие за меня сражаться рвались!
– А тебе я на кой понадобилась? – осведомилась я у пленителя своего.
Тот закатил глаза жуткие, светлые и застонал сквозь зубы.
– Так ты же искусница! А у меня в замке без женской руки порядка нет!
Вот вечно они все так: в доме прибери, обед приготовь, полотна натки, рубахи вышей… На меня на хуторе нашем оттого и заглядывались, что на все руки мастерица. А что статная, да пригожая – так кому моя краса надобна? Никому. Девок красных, поди, в великом достатке на свете белом имеется.
Но у Кощея хоть прислуга есть, а уж я над ней верховожу. Отдали б меня за Ивана, уже бы спину надрывала. Ванюша-то с батюшкой и матушкой живет, хозяйство у них большое, а батраков не держат – больно прижимисты. А меня на хуторе не даром Искусницей прозвали, а не дурой: маловато счастья быть заместо ломовой лошади.
Все на воеводиного сынка заглядывалась, что из крепости к нам заезжал, да тот был горазд только на сеновал вести, а не в церковь. Дворянской крови – поди, крестьянка ему в законных женах без надобности.
Он меня разочаровал, я – его.
– Так скрал бы царевну или боярскую дочку. Ну, на худой конец, дочку купцову. И женился бы заодно. А то что же мне, так в девках и помирать тута?
И снова Кощей вздохнул горестно.
Женская рука ему требовалась, а вот жена – нет. Бобылем колдун жил и баб сторонился. Одно слово – сдыхоть.
– Кощей, выходи! Биться будем!
Сегодня Иван-дурак орал особенно громко и с превеликим воодушевлением.
– Не нравится тут, иди за ворота, – с усмешкой кривой Кощей молвит. – Чай никто не держит. Иванушку вон порадуешь.
Вот уж чего я не желала делать, так это Ивана радовать. Если только он с той радости не помрет. С него станется сразу меня в церковь поволочь. Эти добрые молодцы мнением невест редко интересуются, а родители Ивану уже благословение дали.
– И не подумаю, – мотнула я головой. – Мне дураки и даром не нужны. Особливо в мужьях.
– Отдавай Марью, Кощей!
Я прикинула, что да как, топнула ногой и выпалила:
– Только посмей отдать!
Кощей подошел к окну, посмотрел с осуждением на Ивана неугомонного и головой покачал.
Мой «спаситель» явился с дрыном, наверняка из ближайшего забора выдернутым. Меч у незадачливого женишка прежде имелся, только кощеева стража его в прошлый раз отняла. Не то чтобы та ржавая железяка кому-то действительно была надобна, меч забрали больше шутки ради. Ну и понадеялись, что без железяки своей дурак к замку не сунется.
Вопил Иван тогда действительно презабавно, уж я хохотала так, что живот заболел.
– В следующий раз с граблями явится, – посетовал на судьбину тяжкую колдун зловредный. – Я вроде как зло. Великое зло, между прочим. А на меня крестьянин с дрекольем войной идет. Замучил, сил уже нет. И надо же тебе было, Марья, этакому дураку в сердце запасть.
Я засомневалась, что так уж любил меня Иванушка, просто невеликого ума и великого упорства добрый молодец.
Так иногда бывает: косая сажень в плечах, а в голове пусто.
– Да кто его разберет? – хмыкнула я.
– Кощей, выходи на смертный бой! – продолжил драть горло Иванушка.
– Уже повторяться начал, – пробормотал колдун и тяжело вздохнул. – Маловат словарный запас.
Мудреную речь похитителя я за четыре месяца в черном замке худо-бедно понимать приноровилась. Даже и сама начала говорить этак по-особому, будто и не девка деревенская, а барышня с воспитанием.
– Ну так чего ж ты хочешь от дурака?
Иванушка орать может хоть сутки напролет, а на кухне без моего пригляда с обедом непременно напортачат, проверено.
Так что велев напоследок полонившему злодею меня Ивану ни за что не отдавать и самого Ивана не убивать, я на замковую кухню отправилась. Надобно было на вороватую повариху и помогавших ей девок – не безруких, но с ленцой – страх нагнать.
Сам Кощей хозяйство вести был не приучен, так что челядь у него всякий стыд растеряла. Тут ключница была потребна. Ну так для того злодей меня и скрал прямиком из родительского дома. К моему великому облегчению. До венчания с Иваном аккурат два денька оставалось!
Так что колдуна злого я встретила с такой радостью, что тот едва красть меня не передумал!
Еле уговорила, честное слово! Ну как еще честной девице из дома сбежать?
Так и стала я Кощеевой узницей. Ну и ключницей. У батюшки был богатый двор, одних батраков трое, да пара девок спину гнет, так что командовать меня с малолетства приучили. У колдуна челяди, конечно, не в пример больше, однако, трудностей я не никогда не пужалась.
И недели с покражи моей не минуло – в замке все чистотой засияло, а прислужники Кощеевы посреди дня даже на минуточку присесть не решались. Я пусть и не богатырка, а так могу ухватом поперек спины хватить, что разом и дурь, и лень вылетят.
На кухню я зашла аккурат вовремя: повариха как раз тишком из кастрюли самолучший кусок мяса умыкнуть пыталась. Я покудова в замке кощеевом хозяйничала, смекнула, что тощий он такой от недокорма. Колдун-то все больше над толмудами старинными чахнет, чары творит да зелья варит, что перед ним поставят – то и ест, в тарелку и взгляда не бросит. Вот челядь хитрая и повадилась хозяина едва не на постных щах держать. А тому и дела нет.
У меня же Кощей отъелся. На костях этих, конечно, мяса ни в жисть не нарастить, как был тощим, так и остался, но уже и на покойника супостат не походил. Одна беда, прежде-то как было – колдуна кто видел, так мало что насмерть от страха не падал. И немудрено – тощий был да бледный, а глаза запавшие исподлобья зыркают. Такому бы на погосте лежать, а на тебе – говорит, шевелится.
Нынче же жути такой одним видом своим более Кощей Бессмертный не наводил.
– Эк ты, Марфа свет Васильевна, на руку скора! – говорю я с усмешкой кривой.
А сама по той руке половником бью. Чтоб неповадно было. Хотя чего это я… Еще синяк не сойдет, а повариха снова за свое возьмется.
– Марья Ивановна, смилуйся! – принялась причитать баба хитрая. – Дети малые же! Семеро по лавкам – и все кушать просят.
Видали мы тех детей. Детины хоть куда – на таких пахать впору.
– Ужо тебе! Погоню со двора – будешь знать! – шикнула я.
Опосля того девок дворовых стращать начала, чтоб шевелились пошибче. Пусть замок я содержала в порядке великом, а только нынче одного порядка маловато будет – в полную луну шабаш Кощей устраивал.
Ну, как шабаш… Он это звал на свой мудреный манер – вечер званый. Да только, ежели собираются колдуны о делах своих чародейных потолковать, а опосля того вино хмельное пьют, то шабаш и есть. И творится на нем всяческое беззаконие, о коем и говорить неловко!
Видала я уже три шабаша. На первом Черномору вздумалось перед знакомцами шрамами боевыми бахвалиться. Браги он перебрал сверх всякой меры, и принялся одежу скидывать. Навроде как всю. Но когда за портки колдун взялся, я из залы и выскочила и до конца не досмотрела. Сраму с меня и без того было довольно.
На второй раз выпустил Тугарин-змей из стойла Сивку-бурку, Кощеева любимого жеребца. А у того норов крутой, никому окромя хозяина в руки не дается. Ну и сбежала тварь бессовестная из замка, все окрестные поля потоптала, да в табунах местных побуянила.
За посевы пришлось извиняться долго и отступные платить, а то крестьяне грозилися с факелами к замку идти. И вроде как что люд простой колдуну могучему сделает? Да только криков под стеной и от одного Ивана в избытке. Да и снедь закупать далече не с руки. Словом, замирился Кощей с мужиками.
На третий же шабаш вышло и того хуже! С пьяных глаз скрал Кощей сотоварищи царевну из дворца, а опосля того возьми – да в лягушку ее и обороти. Кажись, невелика беда. Как заколдовал, так и отколдует, труд для Кощея малый. Так ведь лягуха дурная возьми – и на болота ускачи. А во хмелю колдун лягушачьей морды не разглядел и уж тем паче не запомнил. Неловко вышло.
Перед царем хозяин мой извинялся долго, а дольше того царевну по топям искал. Всех квакв переловил и только спустя две седмицы дочку царскую среди них сыскал. Глянула царевна на злодея, а тот как на зло отмыт, причесан, в одеже справной. А как иначе? Я за всем приглядываю с великим тщанием, а во первую голову за самим Кощеем.
Словом, не возжелала царевна-лягушка из логова колдовского уходить добром, вцепилась в ворога аки пиявка. Мол, опороченная она теперь, обесчещенная, в жены бери. Еще неделю Кощей от девки дурной по всем палатам прятался да письма слезные царю писал, чтобы забрал он свое дитяте подобру-поздорову.
Смилостивился царь-надежа, дочку из замка колдовского за косу выволок и вроде как хворостиной по белу заду для ума отходил. Но вот то ли с хворостиной не заладилось, то ли с задом, а только, на Кощея наглядевшись, замуж девка дурная идти отказалась наотрез. Уж ей и царевичей подсовывали, и королевичей, и богатырей самолучших – все одно нос воротит, да о Кощее вздыхает. Даже писать супостату повадилась. И у колдуна после каждой ее весточки глаз три дня дергается.
И вот до четвертого полнолуния в замке Кощеевом аккурат три денька осталось. Стало быть, надобно и снедь заготовить и уборку учинить. Пусть гости хозяйские мне и не по нраву, а принять надо чин чином. Чтобы никто опосля не болтал, будто порядка в хозяйстве тут нет!
