ГЛАВА 1
Я проснулась от криков и звона бьющейся посуды. Тяжело вздохнула.
Как всегда. Моя жизнь никогда не меняется.
Кухня располагалась на первом этаже, а моя комната – на втором. Так что если уж я услышала шум, значит, внизу царит полное светопреставление.
– Мерзавец!
Дзынь!
Похоже, тарелка погибла. В нашем доме посуда вообще долго не протягивает.
– Негодяй!
Голос зазвучал на порядок громче, но пока больше ничего не расколотили.
– Ты испортил мне всю жизнь! Я потратила на тебя лучшие годы! Я развожусь!!!
Что-то загрохотало. Неужели стол перевернули?
У меня идеальная семья. Правда. К примеру, я никогда не боялась развода родителей, хотя многие одноклассники просто обмирали, только услышав одно это слово.
Я – нет.
Потому что мама грозила отцу разводом каждый месяц, сколько я себя помню. И хоть бы раз подала документы.
Впрочем, с чего бы ей подумывать о расторжении брака всерьез? Папа маму обожает, буквально носит на руках, готов исполнить любой каприз, да и мама... Я же вижу, как она смотрит на папу, когда тот не видит. Не видит, но все равно знает. Они оба влюблены до безумия, несмотря на восемнадцать лет брака. И ничуть не сомневаются, что чувства взаимны.
Все стихло.
Спускаться вниз или лучше не рисковать? Не хотелось бы застать... бурное примирение собственных папочки и мамочки. То, что я имею представление о происходящем в родительской спальне, вовсе не означает, будто я желаю это еще и видеть собственными глазами.
Нет уж.
Ни за что!
А они ведь могут… мириться. Страсти у родителей такие, что остается только мечтать о настолько же удачном браке.
– Ю Ри-я! Кнопка! Завтрак! – позвала мамочка из кухни спустя еще пару минут.
Значит, не увлеклись.
Отлично, путь к еде свободен.
– Иду, мама! – откликнулась я, вылезая из кровати прямо в пижаме с единорогами.
Сора-оппа всегда умилялся этому контенту и говорил, что я все-таки еще маленькая. Как будто любовь к пижамам с милыми принтами кого-то делает ребенком. Ну ерунда ведь, правда?
Когда я вошла на кухню, папа с мамой накрывали на стол, который вроде бы уцелел. Губы у обоих компрометирующе опухли, а глаза подозрительно блестели.
Разведутся.
Ага. Как же.
Моя дорогая мамочка... выглядела впечатляюще несмотря на возраст. Особенно для Корё. Высокая голубоглазая блондинка с модельной фигурой. На нее мужчины всегда пялились, безумно раздражая этим папу. И никто не давал ей сорока пяти лет.
Я в детстве постоянно задавалась вопросом, почему же я на нее совсем не похожа. Разумеется, мои волосы были от природы были черными, а глаза – карими. А ведь до безумия хотелось выглядеть так же как родительница-блондинка. Мамочка же только вздыхала и говорила «Спроси у папы».
Потом я выросла и узнала, что такое генетика, заодно поняв, что у меня не было ни единого шанса оказаться похожей на маму при таком отце. Хотя… в самом деле, учитывая каков мой отец, золотые локоны не такая уж и потеря. Кто бы отказался от богатого и знаменитого родителя-актера? К тому же он любит меня больше всех не свете.
– Детка, у тебя сегодня после школы запись, ты же готова? – заботливо спросил папа, подливая мне сока. Конечно, свежевыжатого.
Я была папиной дочкой, любимицей, принцессой. Он позволял мне совершенно все и готов был выполнить абсолютно любое желание. Совсем уж избаловать единственного ребенка не дала мама. Она всегда оставалась требовательной, хотя любила меня едва ли не больше папы.
– Готова, папа, готова... – отмахнулась я, принимаясь за свою овсянку без сахара, соли, масла… Без всего.
В нашем доме всегда сидели на диете. Профессия обязывала. Папа – актер и певец, мама – тоже постоянно на экране, да и я сама дебютировала в шестнадцать, несмотря на бурные протесты бабушки. Бабуля Чхве уверяла, что еще слишком рано, и начало карьеры в таком возрасте может на мне дурно сказаться.
Но… какое «рано», в самом деле? Сора-оппа, сын лучшей маминой подруги, вообще на сцене с двенадцати – и все с ним в полном порядке.
– Поменьше высокомерия, дорогая, – щелкнула меня по носу мамочка со снисходительной улыбкой. – Не забывай, чья ты дочка. Тебе нужно быть на голову выше остальных, чтобы добиться признания. И, кажется, ты опять немного набрала вес...
Да... Те посиделки с одноклассниками явно были лишними... В смысле, торт на них был лишним. А ведь сладкое я так обожаю… Наверное, даже слишком сильно.
– На беговой дорожке сгоню, мама. Или на татами, – тут же с горячностью пообещала я, намереваясь именно так и поступить при первой же возможности.
Лишние килограммы мне точно ни к чему. Да что там килограммы, тут каждый грамм был на счету. На носу первый сольный концерт с момента дебюта, тут нельзя опозориться!
– Детка, может, хватит уже заниматься боевыми искусствами? – спросил папа со вздохом и удрученно покачал головой. Он каждый раз так реагировал, когда при нем упоминались мои занятия единоборствами.
Насилие – не то, что может стать чем-то нормальным в сияющем мире Кан Му Ёна. Папочка всегда казался очень… утонченным. Да еще и внешность у него андрогинная, над чем регулярно потешалась мама. И одевался он во все цвета радуги. Иногда одновременно. Любой другой так превратил бы себя в клоуна – однако, папе почему-то упорно шло.
– Ю Ри-я, – продолжал увещевать меня папочка. – Это хобби совершенно не женское. Может, лучше...
Сколько раз я это уже слышала? Папе всегда хотелось, чтоб я была... ну, нежнее, что ли? Я же характером походила на маму... А мою мамочку еще нужно знать.
– Муж, хватит, – отрезала мама, усаживаясь рядом с отцом с видом королевы. – Зато за ребенка никогда не страшно.
– Страшно за тех, кто рядом, – буркнул папа обреченно. – И почему она характером пошла в тебя? Так Ю Ри никогда не выйдет замуж!
– Хватает и того, что ребенок похож на тебя лицом. А замуж... Я же вышла, – совершенно невозмутимо парировала мамочка. – Кушай, Кнопка. Тебе сегодня потребуются силы.
Мама всю жизнь звала меня исключительно Кнопкой. Наверное, даже когда мне исполнится сорок, все равно ничего не изменится... Хотя это звучит куда лучше, чем «спиногрыз». Спиногрызом мамочка звала Сору-оппу. То, что «спиногрызу» было уже почти двадцать лет, и он снился порой не в самых приличных снах большей части девочек-подростков всего мира – да и дамам постарше тоже – для моей матери ничего не значило. Она когда-то держала новорожденного Ватанабэ Сору на руках, и упорно цеплялась за образ беззубого круглощекого карапуза.
– И звонил твой менеджер, рассказывал про репетиции. После записи будешь отрабатывать хореографию, – добавила мама, оторвавшись от своего овощного салата, заправленного оливковым маслом. Каплей оливкового масла. В организм Лиллен Адамс не могла попасть ни одна лишняя калория.
Честно говоря, я плохо понимала, зачем мне вообще нужен менеджер. Мама бы справилась куда лучше. В молодости она работала ассистентом у главного редактора крупного модного журнала, так что договариваться, пробивать и контролировать умела как никто другой. Но мамочка была по уши занята собственной карьерой. Вела передачи, создавала линию одежды, снималась в фильмах и сериалах, пусть обычно и только в качестве камео... Словом, Лиллен Адамс не хватало времени, чтобы заниматься еще и расписанием дочери.
– Да, мама, я поняла.
Опять веселый вечер... И домой я буквально приползу на четырех костях. Тело на всякий случай начало ныть заранее, напоминая, что предстоит в ближайшем будущем.
Почему-то обычные люди, глядя на нас, артистов, на экране или на сцене, думают, будто мы избалованные вниманием и деньгами бездельники. Вот только эти «бездельники» живут в бешеном темпе, умирают в спортзале и танцклассе от физических нагрузок, срывают голос на концертах и постоянно мучаются от голода... И это уже после дебюта! Через что проходят стажеры, который до выступление еще не допускают, даже и говорить было страшно. Такое преступникам в тюрьме в страшных снах не снилось!
И даже после того, как крохотный процент счастливчиков попадает под свет софитов, легче не сказать чтобы становится – приходится не просто трудиться, но и делать это под постоянным наблюдением. Ведь каждому хочется знать, что делает его кумир, даже если тому приспичило зайти в уборную.
В нашем агентстве немногие стажеры выдерживали даже обучение, срывались до дебюта. Что поделать: подготовка будущих айдолов – еще та безумная мясорубка, которая ребят по большей части пережевывает… Стажерам приходит жить в общежитии еще с подросткового возраста, тренировки часов с пяти-шести утра без выходных, после репетиций школа… которую в итоге многие просто бросают, после сидения в классе снова тренировки до самого отбоя… А с утра все по новой. Без связи с внешним миром. Потому что нельзя вот так запросто поболтать с посторонними, если планируешь стать звездой.
В итоге более девяноста процентов стажеров в двадцать лет вылетает из индустрии с разбитыми мечтами и даже без аттестата о школьном образовании, потому что учиться было элементарно некогда.
Мне волноваться о будущем не приходилось с самого начала. Кто, в самом деле, осмелится встать на пути дебюта дочери самого Кан Му Ёна? Да и деньги дедушки Кана и семейной компании осеняли меня золотым сиянием. Семья знаменитостей – это, конечно, здорово, но семья чеболей – куда лучше.
В итоге мне период стажировки дался куда легче, чем остальным ребятам, к тому же я с пеленок наблюдала процесс изнутри, знала, что придется пережить... Папа работал именно так. Танцкласс. Занятия по вокалу. Бесконечные тренировки-записи-выступления-репетиции. Все это я видела всю жизнь, потому что родители наотрез отказывались сдавать нянькам единственное чадо, сама не знаю почему. Я всегда находилась рядом либо с отцом, либо с матерью. Они мне даже в общежитии поселиться не позволили. И хоть бы кто в агентстве посмел слово против сказать!
– Ты готова к первому большому концерту? – чуть озабоченно произнес папа.
Большой концерт... И тысячи зрителей смотрят только на меня одну.
Еще бы я была не готова! Да я мечтала об этом с десяти лет! Последний год работала только на этот концерт, который приурочили к моему восемнадцатилетию.
– Да, папа, – довольно кивнула я. – Готова, как никогда.
Папочка гордо улыбнулся.
– Все билеты уже проданы, Кнопка, – ласково потрепала меня по голове мама. – Ты звезда. Теперь остается оправдать это громкое звание.
– Конечно, наша малышка оправдает! – тут же возмутился папочка. В его голове вообще не укладывалось, как можно сомневаться в моей исключительности. – Наш ребенок самый талантливый.
Мама рассмеялась. И я даже знала, что она сейчас скажет.
– Муж, я понимаю, ты готов возвести нашу дочку на пьедестал, но, увы, самого талантливого ребенка родила не я. Спиногрыз превосходит нашу Ю Ри по всем статьям.
Я была совершенно согласна с мамой, поэтому ни капли не обиделась. Самым талантливым всегда оставался мой оппа, сын тети Джули и дяди Такео, Ватанабэ Сора.
При упоминании Соры-оппы папочку буквально перекосило. Потому что, по словам мамы, да и не только мамы, Сора был самим совершенством – красивый, талантливый, умный... Он прекрасно пел, танцевал, писал песни, сам ставил хореографию для выступлений, снимался в сериалах. И все это оппа по мнению моего папы делал просто возмутительно хорошо.
Папочка выдавал неплохую актерскую игру, что признавала даже въедливая мама, но обладал слабым голосом с маленьким диапазоном, да и танцевал не так уж и хорошо... Сейчас уже у него было не то амплуа, чтобы пускаться в пляс, но я помнила из детства, что когда ему еще регулярно приходилось танцевать, двигался папа чересчур осторожно, как будто постоянно боялся упасть. Последствия старых травм.
Мама об этом сказала как-то: «Твой папа однажды чуть не потерял все ради нас с тобой. Помни об этом и люби его так сильно, как только можешь».
Я и любила.
Любила их обоих.
А они любили меня. И друг друга.
Пусть мама и кричала на отца постоянно, и тот неизменно делал вид, что жутко напуган. А потом тайком проносил в спальню чайные розы. После этого я на день-другой уезжала к бабушке.
– Хватит говорить об этом бандите, – с недовольством отмахнулся папочка. – Достаточно и того, что он со своей сворой постоянно околачивается у нас. Да я только ради них купил настолько большой дом!
О да. Папа каждый раз возмущался, когда к нам приезжали мои друзья из Ямато, которые заодно были детьми друзей моих родителей... ну, хорошо, моей матери, а папу они, скорее, терпели. Папочка – тоже терпел.
– Сора-оппа не бандит. Сора-оппа лучший, – тут же возмутилась я.
Оппа, кажется, всю жизнь был моим кумиром, лучшим другом и старшим братом. Он всегда был рядом, с самого детства. Частенько я именно ему первому жаловалась, у него просила совет... А с тех пор, как моему оппе исполнилось шестнадцать, Сора еще и прилетал в Корё по первой же просьбе, только чтобы могла поплакаться ему в жилетку.
Наверное, поэтому у меня пока упорно не ладилось с парнями. Никто не был идеальней моего оппы. Странно, как это он все еще не обзавелся девушкой при всех своих достоинствах.
– Ну вот. Дочка опять восхваляет постороннего мужчину, – пожаловался маме папа. Он, кажется, меня ревновал. Наверное, всем было бы проще, если бы родители завели второго ребенка. На меня обрушилось слишком много любви.
– Радуйся, что она не планирует с ним встречаться или того хуже, не собирается за него замуж, – успокоила моего отца в своей излюбленной манере мама, похлопав его по плечу. – Так что спиногрыз не украдет твою маленькую принцессу и не даст украсть другим. Мальчик даже оказывает тебе услугу.
О да. Оппа терпеть не мог, когда возле меня крутились посторонние парни, и очень придирчиво относился к каждой новой кандидатуре на должность моего молодого человека. Пока что ни один не прошел кастинг.
– Услугу... – пробормотал папочка. – Вот еще посмотришь...
На что там должна была посмотреть мама, узнать уже не удалось, я опаздывала в школу... Как и всегда. Каждый раз мы с родителями чересчур долго засиживались за завтраком, после чего водителю приходилось ехать как можно быстрей, чтобы все-таки чудом успеть к началу занятий.
Телефон на столе пискнул. Я улыбнулась.
Как обычно. Мое первое утреннее сообщение могло быть только от одного человека.
«Доброе утро, химэ1».
Он всегда это писал.
«Доброе утро, оппа», – привычно ответила я, широко улыбнувшись. Потом подумала и добавила еще и смайлик. Чтобы он точно не сомневался в том, что утро для меня действительно доброе.
Краситься пришлось уже в автомобиле. Дома времени не хватило. Ничего нового, все штатно. Как ни билась моя дорогая мамочка, которая всю жизнь была настоящей волшебницей, успевавшей все на свете, мне вечно не удавалось уложиться в срок. Так что в итоге в моем автомобиле завелось зеркало. И половина косметички к тому же. Айдол не имеет никакого права появляться на людях без макияжа. В моде, конечно, была естественность, однако, на самом деле все желали видеть не настоящее лицо безо всяких ухищрений, вовсе нет. Людям хотелось видеть макияж, который бы изображал естественную красоту.
Дядя Чжан, мой личный водитель, уже приноровился вести мягко и плавно, зная, что его пассажирка может в этот момент подводить глаза, а это очень ответственное занятие, да еще и травмоопасное.
