Город – не исполнитель желаний.
Город – проклятое протухшее место.
-Потому что вместе мы не выживем за стенами Города. Ты же не местная, да? Я прав, потеряшка? Давай, признайся мне.
Я слегка помотала головой.
-Да, я не местная, я тут три или четыре дня. Извини, сбилась со счета.
Даган странно покосился на меня, словно в первый раз увидел.
-Как оно? За стенами?
-Одиноко и страшно. Голая пустая земля на многие мили вперед. Иногда кажется, что я физически чувствую, как тишина давит на меня.
Я вспоминала огромные снежные поля, простирающиеся вперед, сколько хватало глаз, прилизанные пронизывающим ветром, сверкающие под полуденным солнцем миллиардами маленьких огней. Бесконечная красота и бесконечное одиночество. Есть только ты и мертвый снег.
-Хотел бы я глянуть одним глазом.
-Ты никогда не покидал Город?
-Нет, вырос, как уже говорил, в сиротском приюте, потом сбежал при наступлении эпидемии. Скитался, скитался, вот и доскитался.
Мы какое-то время молчали, размышляя каждый о своем, но оба с непреодолимым желанием выбраться отсюда.
-Кого ты потеряла?
Я поежилась как под светом лабораторной лампы, не люблю, когда в моем внутреннем мире копаются, как в школьном рюкзаке.
-Я потеряла семью.
-Но здесь ты не из-за них, я прав?
Одиннадцать лет, а сколько проницательности.
-И очень хорошего друга.
-Он еще в Городе?
Я не знала, надежда таяла как снег с каждой минутой. За день я не нашла ни единой зацепки, которая могла бы указывать, что он еще жив. У меня на руках была только слепая надежда и пустота.
-Я не знаю, - ответила я почти шепотом. В горле встал противный ком, который никак не хотел проходить. Глаза противно защипало, и я спрятала лицо в колени.
-Опиши мне его, поспрашиваю у знакомых, вдруг видел кто. Мы, беспризорники, живущие на улице, иногда видим очень многое.
Я убедила себя особо не надеяться на его помощь, но описать решила.
-Выше меня на голову, черные как смоль волосы, стальные глаза.
-Стальные?
-Цвет. Серые, знаешь, стальные как дуло пистолета, и жесткие.
Даган неохотно кивнул.
-Зовут как?
-Алекс. Последнее, в чем он был – рваная футболка и светлые джинсы. Весь в синяках, патрульные Центра избили его.
Даган резко подскочил на месте, чудом не разбудив остальных ребят:
-Так это тот, что сбежал? Заразный?!
Я испугалась, что он сейчас начнет кричать и разбудит остальных мальчишек, после чего расскажет им, кто я и с чем меня едят, и они попросту примут решение выставить меня за дверь. Если не хуже.
-Он не заразный, успокойся, Даган! –шикнула я на него. –Сядь! Ни он, ни я не заразные, вам нечего бояться. Нас бы в Город не пустили, у Портера Джонса с этим строго, насколько я могу судить по себе.
-Зачем же им понадобилось выставлять его заразным?
-Из-за власти, чтобы показать, что они его сейчас казнят, и Город снова может спать спокойно. Портер любит власть, лишь на страхе быть зараженным тут все и держится. Выставить здорового человека больным перед всем Городом, затем убить его - отличная идея, ты не находишь?
Даган призадумался. В его глазах плескалось море мыслей, ворочавшихся, словно волны.
-Это ты стреляла?
-А ты как думаешь?
Он решил не озвучивать свой ответ, отчего я так и не поняла, к какому выводу он в итоге пришел.
-Пойми, мне нужно было дать ему шанс сбежать, я это сделала, а уж какими путями – Бог рассудит.
-Ты не подумай, я не осуждаю, что ты стреляла в людей, - поспешил оправдаться Даган. – Как по мне, надо было стрелять в голову, чтоб сразу и окончательно, а то развелось важных шишек. Народ сильно бы не расстроился из-за потери Главнокомандующего.
-А толк? Убью одного, они тут же изберут другого. Оглянись вокруг, Даган, не мне тебе рассказывать, насколько перепуганный народ населяет Объединенный во благо Город. Их запугали А-2, и она действительно смертельно опасна. Пока вы за этими стенами, у вас есть хотя бы подобие защиты от вируса.
Даган слушал меня, затаив дыхание.
-Там, за стенами никогда не знаешь, когда сделаешь тот самый вдох, что заразит тебя. Если считать изначально всех смертельно больными и выживать одной, то шансы повышаются, но ненамного. А если еще и себя считать уже зараженной, и что конец неминуемо наступит, то даже жить становится легче. Я-то уж знаю, о чем говорю. Там очень страшно и одиноко. Одиночество сводит с ума, и ты остаешься один на один со всеми своими страхами и паранойями, что грызут твою душу по ночам.
Я замолчала. Давно мне хотелось с кем-то этим поделиться, выговориться, высвободить наружу внутреннее безумие, скопившееся за время с начала А-2. Я была рада, что это Даган, человек, проходящий по моей жизни, почти не оставив следов.
-Потом наступает такой момент, что ты не веришь людям. Вообще никому, считая каждого встречного потенциальной угрозой.
-Не очень понял, - Даган внимательно меня слушал, не каждый день с тобой делится своей историей пришедшая извне. – Как же ты тогда сдружилась с этим своим другом?
-Я встретила Алекса, пристегнутым наручниками к трубе в кладовке на заправке. Знаешь, что я сделала?
-Освободила его?
-Как бы ни так! В первую минуту он пытался меня пристрелить, а ему чуть череп не раскрыла топором.
Даган усмехнулся.
-Потом я его бросила, просто ушла, понимаешь? Бросила его там умирать. До ближайшего поселения были многие мили, но мне было плевать. Вот чему учит жизнь вне стен Города – плевать на всех. Ты превращаешься в животного, задача которого выжить любой ценой. Пойдешь по головам, если понадобится.
В углу закашлялся Пиф, и Даган отвлекся на него, молча наблюдая, потом повернулся ко мне, склонил голову и сказал:
-У Пифа воспаление легких, его лихорадит. Поэтому я не дал ему лишний кусок ужина, он, скорее всего, умрет этой ночью, а кому-то из ребят дополнительные калории могут помочь прожить дольше.
Он сложил руки ладонями внутрь, словно пытался помолиться и извиниться одновременно.
-Тут тоже приходится идти по головам, чтобы выжить.
Внутри все похолодело после слов Дагана о Пифе. Я подсела к лихорадящему мальчику и положила ему ладонь на лоб, на котором мелкой россыпью сверкали капельки пота.
-Мы ничем не можем ему помочь? - я не верила, что можно просто так сдаться, наблюдая, как твой друг и соратник уходит на тот свет у тебя на глазах, словно ветер сдувает пепел с руки. Аккуратно и тихо, раз, и не осталось ничего.
-Нет, если только у тебя карманы не набиты антибиотиками, - Даган нахмурился и отвернулся от нас. –Ничего не прихватила из лаборатории?
Ему больно было наблюдать смерть Пифа, и я не винила его за это.
-Остальные ребята знают?
-Нет, я не решился им сказать. Они еще слишком маленькие, переживать и расстраиваться стали бы намного раньше.
-Не стоит их недооценивать, они уже не первый день на улице, понимают, что такое смерть. Ты должен им сказать. Вдруг они хотят провести последние его минуты рядом, держа за руку?
Даган кивнул, а Пиф под моей рукой снова зашелся в сильном кашле.
-Я знаю, знаю. Я боюсь.
-Чего?
-Боюсь это все потерять.
Я не заметила, как сзади нас проснулся один из мальчишек.
-Даган, а почему Пиф так сильно кашляет? Он болен?
Даган развернулся к нему, склонил голову и сказал:
-Да, Дэни, Пиф болен очень сильно. Я не думаю, что он сможет пережить эту ночь.
Дэни, мальчуган со светлыми, как сено волосами, резко втянул воздух, а затем заплакал. Внутри сильно защемило, а глаза наполнились слезами. Раньше миром правила ложь, потоками изливаемая из уст правительства и всех-всех важных людей, но потом пришла А-2 и вывернула человечность наизнанку. Смерть стала обыденностью, как дождь за окном, она перестала быть страшной с тех пор, как стала нормой жизни.
Но что делать, когда умирают последние близкие тебе люди?
Просто отпустить их к птицам, надеясь, что они умирают без страданий.
-Даган, - произнесла я дрожащим голосом, - разбуди остальных. Я думаю, они захотят попрощаться с Пифом.
-Ребята! - негромко крикнул Даган, - Подъем, у меня для вас плохие новости.
Мальчишки вскочили со своих спальных мест, словно кипятком облитые. Они, тихо переговариваясь, подошли к нам и сели полукругом.
-Ребята, Пиф сильно болен, - начал Даган.
-Он умрет? – спросил Дэни.
-Да, он умрет.
Я слышала, как беззвучно заплакали мальчишки. Кто-то шумно вдыхал воздух, кто-то хныкал, а кто-то уставился опустошенным взглядом на лицо Пифа. Он для них был частью семьи, частью чего-то большего. Я отвернулась, не в силах смотреть на их слезы, продолжая гладить Пифа по голове. Он метался в бреду, веки часто вздрагивали, а рот то и дело кривился от боли.
Внезапно Пиф открыл глаза и посмотрел на меня. От неожиданности я прекратила гладить его по голове, застыв с ладонью в воздухе.
-Мама? - его голос был хриплым, а дыхание горячим.
Я оглянулась на Дагана, но он лишь расстроенно смотрел на Пифа. Он не мог мне помочь. Мальчишки пооткрывали рты и забыли, как дышать.
-Мама? Это ты?
Я снова повернулась к Пифу и продолжила гладить его по голове, опуская ладонь как можно аккуратнее. Лоб пылал как адское пекло, его очень сильно лихорадило, и единственное, чем я могла помочь - стать его мамой. Пусть и ненадолго. В бреду он не узнал меня, а воспаленный мозг так хотел вернуться в детство, к маме на руки, что спроецировал мечту на реальность.
Я не могла отобрать у Пифа последние минуты радости. Кто я такая, чтобы ломать его мечту? У каждого человека есть мечта, есть надежда. Без нее жизнь абсолютно не имеет смысла.
-Да, сынок, это я, - горячие слезы текли по моим щекам, стекая на футболку и оставляя на ней мокрые следы.
-Мама, я видел сон.
-Какой?
Мой голос предательски дрожал, приходилось то и дело закусывать до боли губу, чтоб не разреветься в голос.
-Болезнь погубила всю планету, но ты жива.
-Да, сынок, я жива. Все будет хорошо, ты простудился, но лекарства скоро подействуют. Тебе всего лишь надо поспать.
Пиф улыбнулся. Улыбка вышла вымученной и больной. Мое сердце билось внутри о ребра в отчаянии перед болезнью маленького мальчика, которому я ничем не могла помочь. Мне хотелось вырвать свой пульс из вены и отдать ему.
Если бы это помогло.
-Мама, я давно тебя ждал.
-Прости, я задержалась. Но теперь я здесь, и все будет хорошо.
Я прижала Пифа к себе, обнимая одной рукой, второй продолжая гладить по голове. Что-то магическое было в этом жесте, словно он действительно мог вернуть все на круги своя. Вылечить больных, воскресить мертвых, вернуть мальчика на кухню к маме.
Ребята сидели тише воды и ниже травы. Все внимание было приковано ко мне и Пифу. К его последним минутам жизни, которые стремительно утекали в никуда, словно речная вода сквозь пальцы. Я цеплялась за капли этой воды, пытаясь удержать, но все попытки были тщетны.
-Ты больше не уйдешь от меня? Почему ты тогда ушла?
Под его глазами залегли темные круги.
-Прости, сынок, я больше никуда от тебя не уйду, обещаю.
-Не бросай меня, без тебя очень страшно. Я боялся.
Я прикусила губу до крови, но это не помогло, заплакав в голос, я сильнее прижала Пифа к себе.
-Ни за что, сынок, я больше никогда не брошу тебя. Теперь мы будем вместе, ты и я, слышишь?
-Да, спасибо, мама.
Его голос стал совсем тихим, как шепот травы на рассвете. Рассвете, которого он уже никогда не увидит.
Он закрыл глаза.
-Мам?
-Да?
-Я люблю тебя, - прошептал он одними губами, после чего резко выдохнул.
Вдоха не последовало. Я надеялась, что сейчас его грудь снова поднимется, делая вдох, но секунды шли, и Пиф оставался недвижим.
Слезы потекли одна за одной. Я плакала над ним, как над своим ребенком. За боль всех покинутых детей, которые умирали в тоннелях под землей от воспаления легких. Без матерей, без сестер. Без надежды.
-Прости меня, прости, - шептала я уже мертвому Пифу, хотя просить прощения мне было не за что, но я была уверенна, что обязана извиниться.
Я не могла остановиться, продолжая раскачиваться с мальчиком на руках, осыпая его извинениями. Я дала волю слезам, как тогда, в той деревне, запертая в подвале с Алексом, когда наверху заживо горели жители. Смерть Пифа, мальчика, которого я узнала только сегодня, прожгла мое сердце болью, словно он был неотъемлемой частью меня всю жизнь.
Над родителями я так не плакала.
Я никогда не привыкну к смерти. К ней невозможно привыкнуть, особенно когда умирают невинные люди у тебя на глазах, и ты ровным счетом ничем не можешь им помочь. Разве что помолиться, но мне кажется, что Бог давно покинул нашу планету, собрав вещи и свалив куда подальше. Куда ни глянь, его нигде нет.
Ребята по очереди подходили к нам и жали руку Пифу. В этом их жесте было что-то непостижимое для моего ума: благодарность, извинения, дань прошлому. Так просто – пожать руку, как другу, как брату. Затем они разошлись по своим спальным местам, почти не переговариваясь и легли, желая, чтоб быстрее наступило утро. Я понимала, как им всем больно, и что, скорее всего, всю ночь они проплачут, утирая слезы маленькими ладошками.
Я сидела и тихо напевала мотив какой-то песни из детства, слов которой я уже никогда не вспомню. Мне ее пела мама, когда я долго не могла заснуть. Если я привнесу немного тепла и любви от своей матери, может Пифу станет легче? Даже не смотря на то, что он уже не видит и не слышит меня. Я верю, что там все зачтется.
Тело постепенно остывало, становясь холодным, словно одинокая звезда на небосводе. Пиф станет одной из них – небесных светил, что могут лишь наблюдать за тем, как гибнет наша планета.
В период эпидемии чумы так глупо и нелепо умереть от воспаления легких. Словно издевательство судьбы. Она смеялась, глядя в наши запуганные человеческие лица. Мы ничего не могли ей противопоставить. Оставалось только надеяться.
Бесшумно сзади подошел Даган и сел, положил мне руку на плечо и прошептал:
-Спасибо за то, что ты сделала для него. Я бы не решился попросить тебя об этом.
Я хотела ему ответить, но все умные мысли куда-то пропали, оставив мозг опустошенным, словно огромный холодный склад. Тишина и много пустого пространства, которое нечем заполнить. Сначала я потеряла Алекса, теперь Пифа, хоть и знала его всего один день. Череда бесконечных потерь.
Кого еще мне предстоит потерять на пути выживания? Может, проще самой пустить себе пулю в лоб, чтобы уже закончить мучения? На одного бесполезного человека станет меньше. Когда вымрут все, планета глубоко и с благодарностью вздохнет, словно избавившись от надоевших паразитов, копошащихся на ее поверхности.
-Знаешь, - сначала родилось слово внутри меня, словно росток давно угаснувшей надежды. – Я не успела извиниться перед своей матерью.
-Было за что?
-Не знаю, тогда не знала, но сейчас мне кажется, что стоило извиниться за все плохие слова и мысли о ней.
-Это уже не имеет значение. Не копайся в прошлом, порежешься.
-Что тогда имеет значение?
-Ничего, - грустно ответил Даган. – Ничего, кроме выживания. Вопрос отсеивания. Рано или поздно мы все умрем.
-Да, но почему мы не можем наполнить отмеренные нам дни моралью и человечностью?
Даган уселся напротив меня, сложив ноги по-турецки.
-Можем, что ты и сделала для Пифа. Я благодарен тебе за этот поступок, но сам для других я вряд ли смог бы поступить так же.
-Тебя так воспитали, - угрюмо произнесла я.
Город – проклятое протухшее место.
-Потому что вместе мы не выживем за стенами Города. Ты же не местная, да? Я прав, потеряшка? Давай, признайся мне.
Я слегка помотала головой.
-Да, я не местная, я тут три или четыре дня. Извини, сбилась со счета.
Даган странно покосился на меня, словно в первый раз увидел.
-Как оно? За стенами?
-Одиноко и страшно. Голая пустая земля на многие мили вперед. Иногда кажется, что я физически чувствую, как тишина давит на меня.
Я вспоминала огромные снежные поля, простирающиеся вперед, сколько хватало глаз, прилизанные пронизывающим ветром, сверкающие под полуденным солнцем миллиардами маленьких огней. Бесконечная красота и бесконечное одиночество. Есть только ты и мертвый снег.
-Хотел бы я глянуть одним глазом.
-Ты никогда не покидал Город?
-Нет, вырос, как уже говорил, в сиротском приюте, потом сбежал при наступлении эпидемии. Скитался, скитался, вот и доскитался.
Мы какое-то время молчали, размышляя каждый о своем, но оба с непреодолимым желанием выбраться отсюда.
-Кого ты потеряла?
Я поежилась как под светом лабораторной лампы, не люблю, когда в моем внутреннем мире копаются, как в школьном рюкзаке.
-Я потеряла семью.
-Но здесь ты не из-за них, я прав?
Одиннадцать лет, а сколько проницательности.
-И очень хорошего друга.
-Он еще в Городе?
Я не знала, надежда таяла как снег с каждой минутой. За день я не нашла ни единой зацепки, которая могла бы указывать, что он еще жив. У меня на руках была только слепая надежда и пустота.
-Я не знаю, - ответила я почти шепотом. В горле встал противный ком, который никак не хотел проходить. Глаза противно защипало, и я спрятала лицо в колени.
-Опиши мне его, поспрашиваю у знакомых, вдруг видел кто. Мы, беспризорники, живущие на улице, иногда видим очень многое.
Я убедила себя особо не надеяться на его помощь, но описать решила.
-Выше меня на голову, черные как смоль волосы, стальные глаза.
-Стальные?
-Цвет. Серые, знаешь, стальные как дуло пистолета, и жесткие.
Даган неохотно кивнул.
-Зовут как?
-Алекс. Последнее, в чем он был – рваная футболка и светлые джинсы. Весь в синяках, патрульные Центра избили его.
Даган резко подскочил на месте, чудом не разбудив остальных ребят:
-Так это тот, что сбежал? Заразный?!
Я испугалась, что он сейчас начнет кричать и разбудит остальных мальчишек, после чего расскажет им, кто я и с чем меня едят, и они попросту примут решение выставить меня за дверь. Если не хуже.
-Он не заразный, успокойся, Даган! –шикнула я на него. –Сядь! Ни он, ни я не заразные, вам нечего бояться. Нас бы в Город не пустили, у Портера Джонса с этим строго, насколько я могу судить по себе.
-Зачем же им понадобилось выставлять его заразным?
-Из-за власти, чтобы показать, что они его сейчас казнят, и Город снова может спать спокойно. Портер любит власть, лишь на страхе быть зараженным тут все и держится. Выставить здорового человека больным перед всем Городом, затем убить его - отличная идея, ты не находишь?
Даган призадумался. В его глазах плескалось море мыслей, ворочавшихся, словно волны.
-Это ты стреляла?
-А ты как думаешь?
Он решил не озвучивать свой ответ, отчего я так и не поняла, к какому выводу он в итоге пришел.
-Пойми, мне нужно было дать ему шанс сбежать, я это сделала, а уж какими путями – Бог рассудит.
-Ты не подумай, я не осуждаю, что ты стреляла в людей, - поспешил оправдаться Даган. – Как по мне, надо было стрелять в голову, чтоб сразу и окончательно, а то развелось важных шишек. Народ сильно бы не расстроился из-за потери Главнокомандующего.
-А толк? Убью одного, они тут же изберут другого. Оглянись вокруг, Даган, не мне тебе рассказывать, насколько перепуганный народ населяет Объединенный во благо Город. Их запугали А-2, и она действительно смертельно опасна. Пока вы за этими стенами, у вас есть хотя бы подобие защиты от вируса.
Даган слушал меня, затаив дыхание.
-Там, за стенами никогда не знаешь, когда сделаешь тот самый вдох, что заразит тебя. Если считать изначально всех смертельно больными и выживать одной, то шансы повышаются, но ненамного. А если еще и себя считать уже зараженной, и что конец неминуемо наступит, то даже жить становится легче. Я-то уж знаю, о чем говорю. Там очень страшно и одиноко. Одиночество сводит с ума, и ты остаешься один на один со всеми своими страхами и паранойями, что грызут твою душу по ночам.
Я замолчала. Давно мне хотелось с кем-то этим поделиться, выговориться, высвободить наружу внутреннее безумие, скопившееся за время с начала А-2. Я была рада, что это Даган, человек, проходящий по моей жизни, почти не оставив следов.
-Потом наступает такой момент, что ты не веришь людям. Вообще никому, считая каждого встречного потенциальной угрозой.
-Не очень понял, - Даган внимательно меня слушал, не каждый день с тобой делится своей историей пришедшая извне. – Как же ты тогда сдружилась с этим своим другом?
-Я встретила Алекса, пристегнутым наручниками к трубе в кладовке на заправке. Знаешь, что я сделала?
-Освободила его?
-Как бы ни так! В первую минуту он пытался меня пристрелить, а ему чуть череп не раскрыла топором.
Даган усмехнулся.
-Потом я его бросила, просто ушла, понимаешь? Бросила его там умирать. До ближайшего поселения были многие мили, но мне было плевать. Вот чему учит жизнь вне стен Города – плевать на всех. Ты превращаешься в животного, задача которого выжить любой ценой. Пойдешь по головам, если понадобится.
В углу закашлялся Пиф, и Даган отвлекся на него, молча наблюдая, потом повернулся ко мне, склонил голову и сказал:
-У Пифа воспаление легких, его лихорадит. Поэтому я не дал ему лишний кусок ужина, он, скорее всего, умрет этой ночью, а кому-то из ребят дополнительные калории могут помочь прожить дольше.
Он сложил руки ладонями внутрь, словно пытался помолиться и извиниться одновременно.
-Тут тоже приходится идти по головам, чтобы выжить.
Глава 31.
Внутри все похолодело после слов Дагана о Пифе. Я подсела к лихорадящему мальчику и положила ему ладонь на лоб, на котором мелкой россыпью сверкали капельки пота.
-Мы ничем не можем ему помочь? - я не верила, что можно просто так сдаться, наблюдая, как твой друг и соратник уходит на тот свет у тебя на глазах, словно ветер сдувает пепел с руки. Аккуратно и тихо, раз, и не осталось ничего.
-Нет, если только у тебя карманы не набиты антибиотиками, - Даган нахмурился и отвернулся от нас. –Ничего не прихватила из лаборатории?
Ему больно было наблюдать смерть Пифа, и я не винила его за это.
-Остальные ребята знают?
-Нет, я не решился им сказать. Они еще слишком маленькие, переживать и расстраиваться стали бы намного раньше.
-Не стоит их недооценивать, они уже не первый день на улице, понимают, что такое смерть. Ты должен им сказать. Вдруг они хотят провести последние его минуты рядом, держа за руку?
Даган кивнул, а Пиф под моей рукой снова зашелся в сильном кашле.
-Я знаю, знаю. Я боюсь.
-Чего?
-Боюсь это все потерять.
Я не заметила, как сзади нас проснулся один из мальчишек.
-Даган, а почему Пиф так сильно кашляет? Он болен?
Даган развернулся к нему, склонил голову и сказал:
-Да, Дэни, Пиф болен очень сильно. Я не думаю, что он сможет пережить эту ночь.
Дэни, мальчуган со светлыми, как сено волосами, резко втянул воздух, а затем заплакал. Внутри сильно защемило, а глаза наполнились слезами. Раньше миром правила ложь, потоками изливаемая из уст правительства и всех-всех важных людей, но потом пришла А-2 и вывернула человечность наизнанку. Смерть стала обыденностью, как дождь за окном, она перестала быть страшной с тех пор, как стала нормой жизни.
Но что делать, когда умирают последние близкие тебе люди?
Просто отпустить их к птицам, надеясь, что они умирают без страданий.
-Даган, - произнесла я дрожащим голосом, - разбуди остальных. Я думаю, они захотят попрощаться с Пифом.
-Ребята! - негромко крикнул Даган, - Подъем, у меня для вас плохие новости.
Мальчишки вскочили со своих спальных мест, словно кипятком облитые. Они, тихо переговариваясь, подошли к нам и сели полукругом.
-Ребята, Пиф сильно болен, - начал Даган.
-Он умрет? – спросил Дэни.
-Да, он умрет.
Я слышала, как беззвучно заплакали мальчишки. Кто-то шумно вдыхал воздух, кто-то хныкал, а кто-то уставился опустошенным взглядом на лицо Пифа. Он для них был частью семьи, частью чего-то большего. Я отвернулась, не в силах смотреть на их слезы, продолжая гладить Пифа по голове. Он метался в бреду, веки часто вздрагивали, а рот то и дело кривился от боли.
Внезапно Пиф открыл глаза и посмотрел на меня. От неожиданности я прекратила гладить его по голове, застыв с ладонью в воздухе.
-Мама? - его голос был хриплым, а дыхание горячим.
Я оглянулась на Дагана, но он лишь расстроенно смотрел на Пифа. Он не мог мне помочь. Мальчишки пооткрывали рты и забыли, как дышать.
-Мама? Это ты?
Я снова повернулась к Пифу и продолжила гладить его по голове, опуская ладонь как можно аккуратнее. Лоб пылал как адское пекло, его очень сильно лихорадило, и единственное, чем я могла помочь - стать его мамой. Пусть и ненадолго. В бреду он не узнал меня, а воспаленный мозг так хотел вернуться в детство, к маме на руки, что спроецировал мечту на реальность.
Я не могла отобрать у Пифа последние минуты радости. Кто я такая, чтобы ломать его мечту? У каждого человека есть мечта, есть надежда. Без нее жизнь абсолютно не имеет смысла.
-Да, сынок, это я, - горячие слезы текли по моим щекам, стекая на футболку и оставляя на ней мокрые следы.
-Мама, я видел сон.
-Какой?
Мой голос предательски дрожал, приходилось то и дело закусывать до боли губу, чтоб не разреветься в голос.
-Болезнь погубила всю планету, но ты жива.
-Да, сынок, я жива. Все будет хорошо, ты простудился, но лекарства скоро подействуют. Тебе всего лишь надо поспать.
Пиф улыбнулся. Улыбка вышла вымученной и больной. Мое сердце билось внутри о ребра в отчаянии перед болезнью маленького мальчика, которому я ничем не могла помочь. Мне хотелось вырвать свой пульс из вены и отдать ему.
Если бы это помогло.
-Мама, я давно тебя ждал.
-Прости, я задержалась. Но теперь я здесь, и все будет хорошо.
Я прижала Пифа к себе, обнимая одной рукой, второй продолжая гладить по голове. Что-то магическое было в этом жесте, словно он действительно мог вернуть все на круги своя. Вылечить больных, воскресить мертвых, вернуть мальчика на кухню к маме.
Ребята сидели тише воды и ниже травы. Все внимание было приковано ко мне и Пифу. К его последним минутам жизни, которые стремительно утекали в никуда, словно речная вода сквозь пальцы. Я цеплялась за капли этой воды, пытаясь удержать, но все попытки были тщетны.
-Ты больше не уйдешь от меня? Почему ты тогда ушла?
Под его глазами залегли темные круги.
-Прости, сынок, я больше никуда от тебя не уйду, обещаю.
-Не бросай меня, без тебя очень страшно. Я боялся.
Я прикусила губу до крови, но это не помогло, заплакав в голос, я сильнее прижала Пифа к себе.
-Ни за что, сынок, я больше никогда не брошу тебя. Теперь мы будем вместе, ты и я, слышишь?
-Да, спасибо, мама.
Его голос стал совсем тихим, как шепот травы на рассвете. Рассвете, которого он уже никогда не увидит.
Он закрыл глаза.
-Мам?
-Да?
-Я люблю тебя, - прошептал он одними губами, после чего резко выдохнул.
Вдоха не последовало. Я надеялась, что сейчас его грудь снова поднимется, делая вдох, но секунды шли, и Пиф оставался недвижим.
Слезы потекли одна за одной. Я плакала над ним, как над своим ребенком. За боль всех покинутых детей, которые умирали в тоннелях под землей от воспаления легких. Без матерей, без сестер. Без надежды.
-Прости меня, прости, - шептала я уже мертвому Пифу, хотя просить прощения мне было не за что, но я была уверенна, что обязана извиниться.
Я не могла остановиться, продолжая раскачиваться с мальчиком на руках, осыпая его извинениями. Я дала волю слезам, как тогда, в той деревне, запертая в подвале с Алексом, когда наверху заживо горели жители. Смерть Пифа, мальчика, которого я узнала только сегодня, прожгла мое сердце болью, словно он был неотъемлемой частью меня всю жизнь.
Над родителями я так не плакала.
Я никогда не привыкну к смерти. К ней невозможно привыкнуть, особенно когда умирают невинные люди у тебя на глазах, и ты ровным счетом ничем не можешь им помочь. Разве что помолиться, но мне кажется, что Бог давно покинул нашу планету, собрав вещи и свалив куда подальше. Куда ни глянь, его нигде нет.
Ребята по очереди подходили к нам и жали руку Пифу. В этом их жесте было что-то непостижимое для моего ума: благодарность, извинения, дань прошлому. Так просто – пожать руку, как другу, как брату. Затем они разошлись по своим спальным местам, почти не переговариваясь и легли, желая, чтоб быстрее наступило утро. Я понимала, как им всем больно, и что, скорее всего, всю ночь они проплачут, утирая слезы маленькими ладошками.
Я сидела и тихо напевала мотив какой-то песни из детства, слов которой я уже никогда не вспомню. Мне ее пела мама, когда я долго не могла заснуть. Если я привнесу немного тепла и любви от своей матери, может Пифу станет легче? Даже не смотря на то, что он уже не видит и не слышит меня. Я верю, что там все зачтется.
Тело постепенно остывало, становясь холодным, словно одинокая звезда на небосводе. Пиф станет одной из них – небесных светил, что могут лишь наблюдать за тем, как гибнет наша планета.
В период эпидемии чумы так глупо и нелепо умереть от воспаления легких. Словно издевательство судьбы. Она смеялась, глядя в наши запуганные человеческие лица. Мы ничего не могли ей противопоставить. Оставалось только надеяться.
Бесшумно сзади подошел Даган и сел, положил мне руку на плечо и прошептал:
-Спасибо за то, что ты сделала для него. Я бы не решился попросить тебя об этом.
Я хотела ему ответить, но все умные мысли куда-то пропали, оставив мозг опустошенным, словно огромный холодный склад. Тишина и много пустого пространства, которое нечем заполнить. Сначала я потеряла Алекса, теперь Пифа, хоть и знала его всего один день. Череда бесконечных потерь.
Кого еще мне предстоит потерять на пути выживания? Может, проще самой пустить себе пулю в лоб, чтобы уже закончить мучения? На одного бесполезного человека станет меньше. Когда вымрут все, планета глубоко и с благодарностью вздохнет, словно избавившись от надоевших паразитов, копошащихся на ее поверхности.
-Знаешь, - сначала родилось слово внутри меня, словно росток давно угаснувшей надежды. – Я не успела извиниться перед своей матерью.
-Было за что?
-Не знаю, тогда не знала, но сейчас мне кажется, что стоило извиниться за все плохие слова и мысли о ней.
-Это уже не имеет значение. Не копайся в прошлом, порежешься.
-Что тогда имеет значение?
-Ничего, - грустно ответил Даган. – Ничего, кроме выживания. Вопрос отсеивания. Рано или поздно мы все умрем.
-Да, но почему мы не можем наполнить отмеренные нам дни моралью и человечностью?
Даган уселся напротив меня, сложив ноги по-турецки.
-Можем, что ты и сделала для Пифа. Я благодарен тебе за этот поступок, но сам для других я вряд ли смог бы поступить так же.
-Тебя так воспитали, - угрюмо произнесла я.
