У Ники Савельевой, студентки первого курса, лето не задалось с самого начала. Ведь все планы рухнули, когда мама заявила, что Ника отправится на всё лето в деревню к дедушке и бабушке.
– Ну мам! Это нечестно, – протянула Ника, не теряя надежды отстоять свои каникулы.
Мама стукнула посудой в раковине, развернулась и недовольно согласилась:
– Я совершенно с тобой согласна. Нечестно, что у твоего дедушки заболело сердце и он с трудом встаёт с кровати. Это не просто нечестно, а даже ужасно!
Ника виновато скривилась. Да, ситуация была скверная, но у девушки была своя жизнь. Конечно, она искренне любила бабушку с дедушкой, хотя каждый год они приезжали в Семёновку на пару недель. Всегда казалось, что есть что-то важнее, интереснее, чем прозябание в деревне. В далёком детстве Нику ещё вдохновляли неизведанные деревенские закоулки, но лет с двенадцати она вовсе потеряла интерес к этим поездкам. Всё время Ника сидела в своей комнате за стареньким компьютером, играла и считала дни до отъезда. Прошлое подёрнулось дымкой, своя жизнь и городская суета вытеснили любовь к размеренности глубинки. А теперь Ника собирала чемодан, чтобы отправиться в глушь на целых два месяца.
– Это нечестно, – со вздохом подытожила Ника, садясь верхом на чемодан, который и не думал закрываться.
Но выбора у неё не было.
Семь часов на поезде, почти два – на автобусе. Когда за окном показалась знакомая деревня, Ника не сразу поверила, что уже добралась. Но пассажиры – в основном пенсионеры и мамы с детьми – потянулись к выходу, и Ника с трудом отлепила занемевшую пятую точку от кресла. Вышла последняя, чтобы не создавать толпу у дверей – она смутно помнила, куда идти.
Высадили их у знака остановки под палящим солнцем. Никто Нику не встречал: пожалев стариков, она пообещала, что сама найдёт дорогу. И теперь растерянно смотрела на бездорожье, которое должно было привести её к бабушке и дедушке. В прошлые приезды она просто шла, куда вели, а теперь нужно было ориентироваться самой, и Ника немного запаниковала.
Семёновка располагалась на берегу полноводной и глубокой реки Глухая. По другую сторону тянулся лес – тёмный, таинственный. Ника в детстве не раз порывалась ушмыгнуть туда без спроса – знала, что разрешения никто не даст, слишком много суеверий и страшилок было вокруг этого места. Река и была теперь ориентиром для Ники – дом бабушки с дедушкой был как раз недалеко от берега. С их крыльца реку не было видно из-за крутого берега, поэтому казалось, будто лес подступал к самому дому, норовя захватить сначала его, а потом и всю деревню.
Ника перехватила в руке дорожную сумку и двинулась вперёд. Благо, чемодан был на колёсиках, не пришлось тащить на спине. Быстро идти не получалось – вместо асфальта под ногами была заезженная колея. Напрасно Ника надеялась не привлечь внимание местных жителей. Не прошла она и ста метров, как к ней пристроилась пожилая грузная женщина в цветастом платье. Именно так Ника и представляла типичную жительницу деревни, не иначе.
– А ты куда путь держишь? – спросила она без обиняков. – Тут чужаков не любят.
– Я не чужак, – обиделась Ника, – просто приезжаю редко. Я внучка Бекетовых. В гости приехала.
– А, так ты Вероника, – кивнула женщина, приглядевшись. – Я тебя и не узнала! Такая большая стала. Татьяна говорила, что ты приедешь. Решила отдохнуть от городской жизни?
«Ага, отдохнёшь у вас тут», – устало подумала Ника, но вслух ничего не сказала и кивнула. Её нисколько не удивило, что женщина знала её, для деревни дело обычное. Нике было знакомо её лицо, но имя она не могла вспомнить.
– А я Авдотья Сергеевна, через два дома от твоих бабушки с дедушкой живу, – продолжала женщина. – Можешь звать меня просто – тётя Доня.
Ника не просила, но тётя Доня довела её прямо до пункта назначения. А по пути расспросила всё – и сколько лет, и где учится, и есть ли парень. Ника узнала, что замуж уже пора, что на учёбе свет клином не сошёлся, а журналистика – это вообще не профессия, только людей обманывать. Таким образом, Ника испытала неподдельное счастье, когда увидела знакомый зелёный забор с цветком на калитке, а за проводы поблагодарила быстро и не то чтобы искренне. Но тётя Доня не обиделась.
– Заглядывай в гости, расскажешь, как там живётся, в вашем городе!
Ника пообещала зайти, и совесть её была чиста, потому что такие обещания всегда давали только с одной целью – никогда их не выполнять.
Во дворе почти ничего не изменилось с прошлого лета. Бабушка всегда с любовью ухаживала за своим двориком, разбивала клумбы в старых покрышках и заботливо их украшала. От этого вида Нику захлестнула нежность и ностальгия – это место было наполнено светлыми воспоминаниями о детских шалостях.
– Вероника! Ты добралась! А то я уже волновалась! – воскликнула бабушка, появляясь на крыльце. – Иди-ка сюда!
От неё пахло дрожжами, какими-то травами и старостью. Нике всегда было неловко попадать в её крепкие объятия, но это было приятно. Бабушка была на голову ниже внучки, за годы нажила приятную полноту, а ещё всегда носила на волосах цветастый платок.
– Проходи-проходи, чего застыла? Я как раз пирожков напекла, супчик наварила – всё для тебя, для тебя!
В знакомый с детства дом Ника заходила, как в чужой. Она не могла найти этому объяснения, но всегда после приезда ей нужно было время, чтобы привыкнуть. Она ощущала себя зверем, которому прежде нужно обнюхать каждый уголок, потрогать каждую стену, чтобы убедиться: этот тот самый дом, который она оставила год назад.
С крыльца Ника прошла в сени, за ними – в прихожую. Ещё на крыльце она почувствовала завлекающие запахи еды, но на пороге в нерешительности замерла. Слева была кухня с простой русской печью, умывальником, небольшим кухонным гарнитуром, столом у окна и тремя стульями – больше старикам и не требовалось. Направо за занавеской скрывалась комната бабушки с дедушкой, прямо – гостиная, а за ней, в тёплом уголке, куда печка отдавала свой жар, была комната, в которой обычно жила Ника. Но теперь она не была уверена, что ей там место.
– Вероника, ты чего? – удивилась бабушка. – Заходи!
– А где дедушка? – тихо спросила Ника – без приветствий ворчливого, но любящего старика проходить дальше казалось неправильным.
– Я здесь, Никуша, здесь, – раздалось довольно бодрое из-за занавески.
Ника была готова увидеть на кровати слабого старика, укутанного по самый подбородок в одеяло, несмотря на летнюю жару, и внутренне приготовилась к этому душераздирающему зрелищу. Но, войдя в комнату, Ника увидела, что дедушка, в майке и трениках, лежал на боку, подпирая голову рукой, и читал книгу. Очки, сдвинутые на самый кончик носа, в любой момент могли плюхнуться на пол, но каким-то непостижимым образом держались.
– Деда! – улыбнулась Ника, ощущая, как каменный груз свалился с души. – Что читаешь?
– Да Бог его знает… – искренне отозвался дед. – Кажись, что-то детективное. Но пока неясно.
Книга была раскрыта на середине, и Ника усмехнулась. Действительно, обычно всё становится понятно под конец. Она села на краешек кровати и спросила:
– Как ты?
– В порядке, бабка жизни не даёт, – хмыкнул дед. – Говорит, лежи, отдыхай. А от чего отдыхать? На том свете отдохнём!
– Да ну тебя, – отмахнулась Ника. – Ничего не болит?
– Мне семьдесят пять, Никуша. В последний раз у меня ничего не болело в восьмидесятых!
Ника рассмеялась. Теперь она окончательно успокоилась. А бабушка тем временем одним жестом отодвинула занавеску и с притворной сердитостью прикрикнула:
– Хватит лясы точить! Заболтал девку, а она с дороги голодная, того и гляди – сознание потеряет!
– Да ладно тебе, ба, – смутилась Ника. – Не потеряю. Но я бы поела!
Она отнесла свои сумки в комнату, которая была именно такой, какой Ника её оставила прошлым летом. Даже стикеры с уже непонятными записями были тут же, на полках. У Ники было ощущение, что она не просто вернулась в прошлое, а встретила версию себя из прошлого, как старую подругу.
– Кушай-кушай, Вероника, а то отощала в своём городе! – приговаривала бабушка, пока Ника послушно кушала всё сразу – и суп, и пирожки, и котлетки. – Когда ещё так поешь?
Если бы у Ники не был набит рот, она бы подтвердила, что всё уж слишком вкусно. А бабушка тем временем рассказывала последние новости деревни: у кого корова отелилась, у кого огурцы не уродились, у кого теплицу градом повредило. Ника вежливо кивала, хотя не представляла, о ком идёт речь. Но постепенно желудок она набила, и нужно было что-то отвечать. К счастью, от этой необходимости её освободил дед.
Огласив коридор шумным вздохом и кряхтением, по которым Ника в детстве опознавала его ещё на подступах к дому, дед вышел на кухню и сел за стол.
– Татьяна, хорош молодёжи мозги местными сплетнями полоскать, – гулко заявил он. –Никуша у нас серьёзная журналистка, на неё твои истории только скуку наведут.
Ника улыбнулась. Дедушка всегда поддерживал её желание быть журналистом, да и бабушка никогда ничего против не говорила, хоть и смутно понимала, чем эта профессия важна.
– Ничего я не полощу, – недовольно заявила бабушка. – Я её предупредить хочу!
– О чём? У кого из соседок помидоры слаще?
– Об утопленниках!
На кухне повисла тишина. Ника перестала жевать, а дедушка нахмурился. Казалось, бабушка тоже не обрадовалась, что так сгустила краски, потому что следом пробурчала:
– Дураки тут местные спьяну в омут угодили, а все теперь боятся… Ты, в общем, одна никуда не ходи, внученька, ладно? Чтобы и мне спокойнее было, и тебе безопаснее.
– Если дураки и пьяные, то я умная и трезвая, наверное, могу ходить одна? – попыталась пошутить Ника.
– Не только дураки! – снова распалилась бабушка. – Пару лет назад тут девушка пропала, приезжала исследовать что-то, помнишь? И всё, с концами!
– Так, может, она домой уехала? – робко предположила Ника – ей совсем не хотелось обзавестись нянькой на ближайшие два месяца.
– Ага, а вещи у бабки Марьи оставила! И книжки свои заумные, и компьютер. Кто так делает?
В поисках помощи Ника взглянула на дедушку, тот хмуро пожал плечами. Даже если и было что рационального в страхах бабушки, он как минимум из упрямства не хотел это признавать.
– И что мне теперь делать? – растерялась Ника. – Без тебя за порог не выходить? Да я тут удавлюсь с тоски!
– А ну, не смей такое про себя говорить! Плохая примета. Зачем беду на себя кликать? – уже всерьёз рассердилась бабушка, но скоро сменила гнев на милость. – Вон, пусть Степан Филимонов тебя оберегает. Всё равно ничего толкового целыми днями не делает: книжки читает да малину жуёт. Лодырь лодырем, а туда же, говорит, тишником станет – кучу денег будет зарабатывать!
– Стёпа? – удивилась и обрадовалась Ника. – Он здесь?
– Да, родители на перевоспитание отправили, да Фёдор с Валентиной больно добрые, с внучка пылинки сдувают, вот он и лодырничает!
Ника усмехнулась. Она не стала развеивать убеждение бабушки, рассказывая, что таинственные «тишники» и правда зарабатывают больше, чем она может представить. Воспоминания о соседе-Стёпке были только самые светлые – нескладный, щуплый, но улыбчивый и дружелюбный, несмотря на то, что в школе его колотили регулярно. Преимущественно за очки и слишком умные словечки. Они давно не виделись, но детская дружба, даже если она длилась по три дня в год, ощущалась намного реальнее многих отношений, которые возникли позже. Поэтому теперь Ника сама хотела как можно скорее увидеть Стёпу.
Но прежде ей нужно было помочь по дому. Хоть бабушка и пыталась спровадить её отдохнуть, Ника помыла посуду, вынесла золу, натаскала в баню воды из бочки и, поддавшись вдохновению труда, полила грядки. Теперь ей было стыдно из-за своего малодушия, поэтому она старалась реабилитироваться перед самой собой. На кухне они так хорошо поболтали с дедушкой, что его болезнь стала казаться нереальной, но, когда он поднялся и на мгновение потерял равновесие из-за головокружения, Ника поняла, что всё серьёзно. Пусть ей предстояло вовсе не то лето, что она планировала, оно могло стать самым значимым в её жизни.
Думая так, Ника ещё не знала, насколько пророческие эти мысли.
Расправившись с делами, смыв с тела следы труда прохладной водой в незатопленной бане, Ника переоделась и всё-таки решилась прогуляться по деревне, погрузиться в воспоминания и узнать больше про утопленников. Бабушка взяла с внучки слово, что она не будет бродить одна, а слово нужно было держать, поэтому первым делом Ника заглянула в соседний двор через забор, который доставал ей аккурат до подбородка.
– Тёть Валь, здрасьте! А Стёпа дома?
– Никочка, здравствуй! – охнула тётя Валя, разгибаясь над клумбой. – Ты такая молодец, что приехала! Вот внучка так внучка!
– Спасибо, – смутилась Ника.
– Ты же учишься, да? На кого?
– На журналиста.
– Это те, что сплетни по деревням собирают? – прищурилась тётя Валя и махнула рукой. – Ну да ладно, главное, что по клубам не шляешься – и то хорошо!
Ника не стала рассказывать, что на клубы у неё время тоже находилось, и напомнила:
– Тёть Валь, а Стёпа?
– Ах да, да, дома он, что-то в своём компьютере читает… Сейчас. Стёпка! А ну выходи!
От громкого крика тёти Вали Ника чуть не упала с забора, но удержалась. И минуты не прошло, как с крыльца скатился Стёпа. Он был такой же тощий и светлый, каким его запомнила Ника, но ещё более лохматый. Увидев девушку, он махнул рукой и кивнул в сторону ворот.
– Пока, тёть Валь! – крикнула Ника, спрыгивая на землю.
– Ты забегай, забегай, Никочка!
Ника выбежала за ворота, где тут же угодила в объятия Стёпы.
– Привет, давно приехала? – спросил он, и Ника про себя отметила, что с прошлой их встречи его голос стал ещё мягче и ниже, словно кто-то коснулся её щеки велюром.
– Сегодня. А ты?
– Меня сюда сослали с первого дня каникул, – усмехнулся Стёпа. – Значит, сегодня? И уже вспомнила обо мне? Соскучилась?
Его лукавый взгляд рассмешил Нику.
– Ага, только о тебе и думала всё это время, – фыркнула она. – Баба Таня говорит, у вас тут страшные дела творятся. Будешь моим телохранителем.
– Я польщён, – хмыкнул Стёпа. – Куда пойдём?
– Я помню, тут была библиотека. Она ещё жива?
Их путь пролегал вдоль берега. Взглянув вниз с крутого изгиба, Ника подумала, что неудивительно, что кто-то мог тут утонуть. Тем более пьяным.
– Я сам мало что знаю, – пожал плечами Стёпа. – Баб Валя говорила, что по весне утопленников нашли. Местные ребята.
– Баба сказала, они пьяные были.
– Ну, они собирались рыбачить, так что наверняка, – усмехнулся Стёпа. – Втроём пропали, втроём и нашли.
– Да ну? – удивилась Ника. – Они на лодке, что ли, были?
– Нет, на берегу, – покачал головой Стёпа. – На том.
Ника взглянула, куда он указывал. Берег напротив и правда располагал к пикникам и выпивке, правда, если не против подпирать деревья, которые поступали очень уж близко к линии воды. Блики солнца не позволяли хорошо рассмотреть лес по ту сторону, но Нике показалось, что кто-то мелькнул между деревьев. Она присмотрелась, но глаза слезились от солнца, и девушка отвела взгляд.
– Тебе не кажется это странным? – прямо спросила Ника. – Ладно бы они отсюда упали, а там… Как там утонуть-то?
– Наверное, странно, я об этом не думал, – пожал плечами Стёпа. – Хочешь провести журналистское расследование?
– Ну мам! Это нечестно, – протянула Ника, не теряя надежды отстоять свои каникулы.
Мама стукнула посудой в раковине, развернулась и недовольно согласилась:
– Я совершенно с тобой согласна. Нечестно, что у твоего дедушки заболело сердце и он с трудом встаёт с кровати. Это не просто нечестно, а даже ужасно!
Ника виновато скривилась. Да, ситуация была скверная, но у девушки была своя жизнь. Конечно, она искренне любила бабушку с дедушкой, хотя каждый год они приезжали в Семёновку на пару недель. Всегда казалось, что есть что-то важнее, интереснее, чем прозябание в деревне. В далёком детстве Нику ещё вдохновляли неизведанные деревенские закоулки, но лет с двенадцати она вовсе потеряла интерес к этим поездкам. Всё время Ника сидела в своей комнате за стареньким компьютером, играла и считала дни до отъезда. Прошлое подёрнулось дымкой, своя жизнь и городская суета вытеснили любовь к размеренности глубинки. А теперь Ника собирала чемодан, чтобы отправиться в глушь на целых два месяца.
– Это нечестно, – со вздохом подытожила Ника, садясь верхом на чемодан, который и не думал закрываться.
Но выбора у неё не было.
Семь часов на поезде, почти два – на автобусе. Когда за окном показалась знакомая деревня, Ника не сразу поверила, что уже добралась. Но пассажиры – в основном пенсионеры и мамы с детьми – потянулись к выходу, и Ника с трудом отлепила занемевшую пятую точку от кресла. Вышла последняя, чтобы не создавать толпу у дверей – она смутно помнила, куда идти.
Высадили их у знака остановки под палящим солнцем. Никто Нику не встречал: пожалев стариков, она пообещала, что сама найдёт дорогу. И теперь растерянно смотрела на бездорожье, которое должно было привести её к бабушке и дедушке. В прошлые приезды она просто шла, куда вели, а теперь нужно было ориентироваться самой, и Ника немного запаниковала.
Семёновка располагалась на берегу полноводной и глубокой реки Глухая. По другую сторону тянулся лес – тёмный, таинственный. Ника в детстве не раз порывалась ушмыгнуть туда без спроса – знала, что разрешения никто не даст, слишком много суеверий и страшилок было вокруг этого места. Река и была теперь ориентиром для Ники – дом бабушки с дедушкой был как раз недалеко от берега. С их крыльца реку не было видно из-за крутого берега, поэтому казалось, будто лес подступал к самому дому, норовя захватить сначала его, а потом и всю деревню.
Ника перехватила в руке дорожную сумку и двинулась вперёд. Благо, чемодан был на колёсиках, не пришлось тащить на спине. Быстро идти не получалось – вместо асфальта под ногами была заезженная колея. Напрасно Ника надеялась не привлечь внимание местных жителей. Не прошла она и ста метров, как к ней пристроилась пожилая грузная женщина в цветастом платье. Именно так Ника и представляла типичную жительницу деревни, не иначе.
– А ты куда путь держишь? – спросила она без обиняков. – Тут чужаков не любят.
– Я не чужак, – обиделась Ника, – просто приезжаю редко. Я внучка Бекетовых. В гости приехала.
– А, так ты Вероника, – кивнула женщина, приглядевшись. – Я тебя и не узнала! Такая большая стала. Татьяна говорила, что ты приедешь. Решила отдохнуть от городской жизни?
«Ага, отдохнёшь у вас тут», – устало подумала Ника, но вслух ничего не сказала и кивнула. Её нисколько не удивило, что женщина знала её, для деревни дело обычное. Нике было знакомо её лицо, но имя она не могла вспомнить.
– А я Авдотья Сергеевна, через два дома от твоих бабушки с дедушкой живу, – продолжала женщина. – Можешь звать меня просто – тётя Доня.
Ника не просила, но тётя Доня довела её прямо до пункта назначения. А по пути расспросила всё – и сколько лет, и где учится, и есть ли парень. Ника узнала, что замуж уже пора, что на учёбе свет клином не сошёлся, а журналистика – это вообще не профессия, только людей обманывать. Таким образом, Ника испытала неподдельное счастье, когда увидела знакомый зелёный забор с цветком на калитке, а за проводы поблагодарила быстро и не то чтобы искренне. Но тётя Доня не обиделась.
– Заглядывай в гости, расскажешь, как там живётся, в вашем городе!
Ника пообещала зайти, и совесть её была чиста, потому что такие обещания всегда давали только с одной целью – никогда их не выполнять.
Во дворе почти ничего не изменилось с прошлого лета. Бабушка всегда с любовью ухаживала за своим двориком, разбивала клумбы в старых покрышках и заботливо их украшала. От этого вида Нику захлестнула нежность и ностальгия – это место было наполнено светлыми воспоминаниями о детских шалостях.
– Вероника! Ты добралась! А то я уже волновалась! – воскликнула бабушка, появляясь на крыльце. – Иди-ка сюда!
От неё пахло дрожжами, какими-то травами и старостью. Нике всегда было неловко попадать в её крепкие объятия, но это было приятно. Бабушка была на голову ниже внучки, за годы нажила приятную полноту, а ещё всегда носила на волосах цветастый платок.
– Проходи-проходи, чего застыла? Я как раз пирожков напекла, супчик наварила – всё для тебя, для тебя!
В знакомый с детства дом Ника заходила, как в чужой. Она не могла найти этому объяснения, но всегда после приезда ей нужно было время, чтобы привыкнуть. Она ощущала себя зверем, которому прежде нужно обнюхать каждый уголок, потрогать каждую стену, чтобы убедиться: этот тот самый дом, который она оставила год назад.
С крыльца Ника прошла в сени, за ними – в прихожую. Ещё на крыльце она почувствовала завлекающие запахи еды, но на пороге в нерешительности замерла. Слева была кухня с простой русской печью, умывальником, небольшим кухонным гарнитуром, столом у окна и тремя стульями – больше старикам и не требовалось. Направо за занавеской скрывалась комната бабушки с дедушкой, прямо – гостиная, а за ней, в тёплом уголке, куда печка отдавала свой жар, была комната, в которой обычно жила Ника. Но теперь она не была уверена, что ей там место.
– Вероника, ты чего? – удивилась бабушка. – Заходи!
– А где дедушка? – тихо спросила Ника – без приветствий ворчливого, но любящего старика проходить дальше казалось неправильным.
– Я здесь, Никуша, здесь, – раздалось довольно бодрое из-за занавески.
Ника была готова увидеть на кровати слабого старика, укутанного по самый подбородок в одеяло, несмотря на летнюю жару, и внутренне приготовилась к этому душераздирающему зрелищу. Но, войдя в комнату, Ника увидела, что дедушка, в майке и трениках, лежал на боку, подпирая голову рукой, и читал книгу. Очки, сдвинутые на самый кончик носа, в любой момент могли плюхнуться на пол, но каким-то непостижимым образом держались.
– Деда! – улыбнулась Ника, ощущая, как каменный груз свалился с души. – Что читаешь?
– Да Бог его знает… – искренне отозвался дед. – Кажись, что-то детективное. Но пока неясно.
Книга была раскрыта на середине, и Ника усмехнулась. Действительно, обычно всё становится понятно под конец. Она села на краешек кровати и спросила:
– Как ты?
– В порядке, бабка жизни не даёт, – хмыкнул дед. – Говорит, лежи, отдыхай. А от чего отдыхать? На том свете отдохнём!
– Да ну тебя, – отмахнулась Ника. – Ничего не болит?
– Мне семьдесят пять, Никуша. В последний раз у меня ничего не болело в восьмидесятых!
Ника рассмеялась. Теперь она окончательно успокоилась. А бабушка тем временем одним жестом отодвинула занавеску и с притворной сердитостью прикрикнула:
– Хватит лясы точить! Заболтал девку, а она с дороги голодная, того и гляди – сознание потеряет!
– Да ладно тебе, ба, – смутилась Ника. – Не потеряю. Но я бы поела!
Она отнесла свои сумки в комнату, которая была именно такой, какой Ника её оставила прошлым летом. Даже стикеры с уже непонятными записями были тут же, на полках. У Ники было ощущение, что она не просто вернулась в прошлое, а встретила версию себя из прошлого, как старую подругу.
– Кушай-кушай, Вероника, а то отощала в своём городе! – приговаривала бабушка, пока Ника послушно кушала всё сразу – и суп, и пирожки, и котлетки. – Когда ещё так поешь?
Если бы у Ники не был набит рот, она бы подтвердила, что всё уж слишком вкусно. А бабушка тем временем рассказывала последние новости деревни: у кого корова отелилась, у кого огурцы не уродились, у кого теплицу градом повредило. Ника вежливо кивала, хотя не представляла, о ком идёт речь. Но постепенно желудок она набила, и нужно было что-то отвечать. К счастью, от этой необходимости её освободил дед.
Огласив коридор шумным вздохом и кряхтением, по которым Ника в детстве опознавала его ещё на подступах к дому, дед вышел на кухню и сел за стол.
– Татьяна, хорош молодёжи мозги местными сплетнями полоскать, – гулко заявил он. –Никуша у нас серьёзная журналистка, на неё твои истории только скуку наведут.
Ника улыбнулась. Дедушка всегда поддерживал её желание быть журналистом, да и бабушка никогда ничего против не говорила, хоть и смутно понимала, чем эта профессия важна.
– Ничего я не полощу, – недовольно заявила бабушка. – Я её предупредить хочу!
– О чём? У кого из соседок помидоры слаще?
– Об утопленниках!
На кухне повисла тишина. Ника перестала жевать, а дедушка нахмурился. Казалось, бабушка тоже не обрадовалась, что так сгустила краски, потому что следом пробурчала:
– Дураки тут местные спьяну в омут угодили, а все теперь боятся… Ты, в общем, одна никуда не ходи, внученька, ладно? Чтобы и мне спокойнее было, и тебе безопаснее.
– Если дураки и пьяные, то я умная и трезвая, наверное, могу ходить одна? – попыталась пошутить Ника.
– Не только дураки! – снова распалилась бабушка. – Пару лет назад тут девушка пропала, приезжала исследовать что-то, помнишь? И всё, с концами!
– Так, может, она домой уехала? – робко предположила Ника – ей совсем не хотелось обзавестись нянькой на ближайшие два месяца.
– Ага, а вещи у бабки Марьи оставила! И книжки свои заумные, и компьютер. Кто так делает?
В поисках помощи Ника взглянула на дедушку, тот хмуро пожал плечами. Даже если и было что рационального в страхах бабушки, он как минимум из упрямства не хотел это признавать.
– И что мне теперь делать? – растерялась Ника. – Без тебя за порог не выходить? Да я тут удавлюсь с тоски!
– А ну, не смей такое про себя говорить! Плохая примета. Зачем беду на себя кликать? – уже всерьёз рассердилась бабушка, но скоро сменила гнев на милость. – Вон, пусть Степан Филимонов тебя оберегает. Всё равно ничего толкового целыми днями не делает: книжки читает да малину жуёт. Лодырь лодырем, а туда же, говорит, тишником станет – кучу денег будет зарабатывать!
– Стёпа? – удивилась и обрадовалась Ника. – Он здесь?
– Да, родители на перевоспитание отправили, да Фёдор с Валентиной больно добрые, с внучка пылинки сдувают, вот он и лодырничает!
Ника усмехнулась. Она не стала развеивать убеждение бабушки, рассказывая, что таинственные «тишники» и правда зарабатывают больше, чем она может представить. Воспоминания о соседе-Стёпке были только самые светлые – нескладный, щуплый, но улыбчивый и дружелюбный, несмотря на то, что в школе его колотили регулярно. Преимущественно за очки и слишком умные словечки. Они давно не виделись, но детская дружба, даже если она длилась по три дня в год, ощущалась намного реальнее многих отношений, которые возникли позже. Поэтому теперь Ника сама хотела как можно скорее увидеть Стёпу.
Но прежде ей нужно было помочь по дому. Хоть бабушка и пыталась спровадить её отдохнуть, Ника помыла посуду, вынесла золу, натаскала в баню воды из бочки и, поддавшись вдохновению труда, полила грядки. Теперь ей было стыдно из-за своего малодушия, поэтому она старалась реабилитироваться перед самой собой. На кухне они так хорошо поболтали с дедушкой, что его болезнь стала казаться нереальной, но, когда он поднялся и на мгновение потерял равновесие из-за головокружения, Ника поняла, что всё серьёзно. Пусть ей предстояло вовсе не то лето, что она планировала, оно могло стать самым значимым в её жизни.
Думая так, Ника ещё не знала, насколько пророческие эти мысли.
Расправившись с делами, смыв с тела следы труда прохладной водой в незатопленной бане, Ника переоделась и всё-таки решилась прогуляться по деревне, погрузиться в воспоминания и узнать больше про утопленников. Бабушка взяла с внучки слово, что она не будет бродить одна, а слово нужно было держать, поэтому первым делом Ника заглянула в соседний двор через забор, который доставал ей аккурат до подбородка.
– Тёть Валь, здрасьте! А Стёпа дома?
– Никочка, здравствуй! – охнула тётя Валя, разгибаясь над клумбой. – Ты такая молодец, что приехала! Вот внучка так внучка!
– Спасибо, – смутилась Ника.
– Ты же учишься, да? На кого?
– На журналиста.
– Это те, что сплетни по деревням собирают? – прищурилась тётя Валя и махнула рукой. – Ну да ладно, главное, что по клубам не шляешься – и то хорошо!
Ника не стала рассказывать, что на клубы у неё время тоже находилось, и напомнила:
– Тёть Валь, а Стёпа?
– Ах да, да, дома он, что-то в своём компьютере читает… Сейчас. Стёпка! А ну выходи!
От громкого крика тёти Вали Ника чуть не упала с забора, но удержалась. И минуты не прошло, как с крыльца скатился Стёпа. Он был такой же тощий и светлый, каким его запомнила Ника, но ещё более лохматый. Увидев девушку, он махнул рукой и кивнул в сторону ворот.
– Пока, тёть Валь! – крикнула Ника, спрыгивая на землю.
– Ты забегай, забегай, Никочка!
Ника выбежала за ворота, где тут же угодила в объятия Стёпы.
– Привет, давно приехала? – спросил он, и Ника про себя отметила, что с прошлой их встречи его голос стал ещё мягче и ниже, словно кто-то коснулся её щеки велюром.
– Сегодня. А ты?
– Меня сюда сослали с первого дня каникул, – усмехнулся Стёпа. – Значит, сегодня? И уже вспомнила обо мне? Соскучилась?
Его лукавый взгляд рассмешил Нику.
– Ага, только о тебе и думала всё это время, – фыркнула она. – Баба Таня говорит, у вас тут страшные дела творятся. Будешь моим телохранителем.
– Я польщён, – хмыкнул Стёпа. – Куда пойдём?
– Я помню, тут была библиотека. Она ещё жива?
Их путь пролегал вдоль берега. Взглянув вниз с крутого изгиба, Ника подумала, что неудивительно, что кто-то мог тут утонуть. Тем более пьяным.
– Я сам мало что знаю, – пожал плечами Стёпа. – Баб Валя говорила, что по весне утопленников нашли. Местные ребята.
– Баба сказала, они пьяные были.
– Ну, они собирались рыбачить, так что наверняка, – усмехнулся Стёпа. – Втроём пропали, втроём и нашли.
– Да ну? – удивилась Ника. – Они на лодке, что ли, были?
– Нет, на берегу, – покачал головой Стёпа. – На том.
Ника взглянула, куда он указывал. Берег напротив и правда располагал к пикникам и выпивке, правда, если не против подпирать деревья, которые поступали очень уж близко к линии воды. Блики солнца не позволяли хорошо рассмотреть лес по ту сторону, но Нике показалось, что кто-то мелькнул между деревьев. Она присмотрелась, но глаза слезились от солнца, и девушка отвела взгляд.
– Тебе не кажется это странным? – прямо спросила Ника. – Ладно бы они отсюда упали, а там… Как там утонуть-то?
– Наверное, странно, я об этом не думал, – пожал плечами Стёпа. – Хочешь провести журналистское расследование?
