...Падет от страны твоея тысяща, и тьма
одесную тебе, к тебе же не приближится...
90-ый псалом
1
В последний день жизни дальнобойщику Василию Степановичу довелось наблюдать необычное и крайне странное зрелище.
Еще не подозревая о том, что его земной путь почти окончен, Василий Степанович, перевозивший водку из Москвы в Саратов, из-за сильного ливня был вынужден остановиться у обочины трассы. Так, сидя в полудреме в своей фуре и слушая журчание радио, он мог бы и просидеть, потом отправить дальше и прожить еще довольно долго, если бы его взгляд не уловил движение у края посадок. Мужчина протер запотевшее окно кабины и увидел, что из-за деревьев высунулась девушка в легком и насквозь мокром сарафане, который сильно вспучивался на животе - она явно была беременна. Девушка с усилием всматривалась в дорогу, словно ожидая кого-то.
Крайне удивившись тому, как она могла здесь оказаться, ведь до ближайшего населенного пункта километров двадцать, он вылез из кабины и направился к незнакомке.
Однако девушка, заметив его, вместо того, чтобы попросить помощи, отпрянула и в ужасе и попятилась назад, к посадкам.
- Нет-нет, не бойся! - как можно ласковее сказал Василий Степанович, - Я не причиню тебе вреда, я хочу помочь!
Но девушка продолжала пятиться.
- Уходите, прошу вас! - крикнула она в отчаянии, чем еще больше удивила дальнобойщика.
- Но ты ж вся мокрая, замерзла поди, а ведь ребеночка ждешь! - Нельзя так! - растерявшись сказал он, но девушка словно не слышала и заходила все глубже в посадки, пока не скрылась за шумящими березами.
Василий Степанович был человеком добрым и не смог заставить себя вернуться в фуру зная, что беременная женщина будет в это время мокнуть под дождем. Намеренный во что бы то ни стало уговорить ее сесть в машину, он стал пробираться в дебри посадок вслед за странной девчонкой.
Он нашел ее в поросли молодых кленов облокотившейся, чтобы не упасть, о ствол березы. Она морщилась, часто и надрывно дышала, а из-под сарафана по голым ногам смешиваясь с дождем, стекала кровь.
- Да ты ж рожаешь, дуреха! - воскликнул Василий Степанович в ужасе, Тебе ж в больницу надо!
- Поверьте, ни вы, ни больница мне ничем не помогут! - выдавила девушка сквозь стон, - Умоляю вас, уходите или вы убьете и себя, и меня!
- Да о чем ты толкуешь! Кто нас с тобой убивать-то будет? - волнуясь, сказал старый дальнобойщик, - А если и так, то пусть попробуют! Я хоть и не молод уже, а негодяю по мозгам врезать сил хватит. Пошли, милая, ты ж не хочешь тут родить-то!
Но незнакомка не сдвинулась с места. Окинув отчаянным взглядом мужчину, она подавила очередной стон и пробормотала:
- За мной уже едут. Меня заберут, не волнуйтесь. Вы добрый человек, но не в ваших силах помочь мне. Умоляю вас, вернитесь в машину и уезжайте как можно дальше отсюда! А не то случится страшное! - ее голос превратился стон, а стон перешел в крик, - Вы не знаете кто идет за мной по пятам! Их цель ребенок, они сделают все, чтобы не допустить его рождения!
В голову Василия Степановича закралось леденящее душу подозрение, что девчонка тронулась умом. Непонятно почему, от ее слов седые волосы на затылке встали дыбом. В ее глазах читался животный страх, она принялась лихорадочно оглядываться, словно забыв про боль схваток. В этот момент мужчина вдруг обратил внимание, что вокруг как-то уж слишком темно и резко похолодало - изо рта теперь клубами вываливался пар. Очевидно это заметила и девушка и от этого впала в полнейшее безумие.
-Они нашли! Нашли меня! - закричала она, начиная пятиться к мужчине. Она неотрывно смотрела вглубь посадок, меж стройных рядов берез, дальнобойщик машинально проследил за ее взглядом и оцепенел.
На них надвигался не то туман, не то дым такой густой и плотный, что в нем, казалось, можно утонуть. Хуже всего, что с приближением тумана нарастал какой-то странный шепот, отдающейся эхом в ушах. Слова различить не удавалось, да и не сильно-то хотелось. Без дальнейших раздумий Василий Степанович обхватил девушку поперек талии и поволок прочь от надвигающегося непонятно чего.
Дальнобойщик тащил девчонку не оборачиваясь, поэтому понял, что туман все же настиг их только тогда, когда ощутил, что что-то удерживает его за левую руку повыше локтя. Машинально бросив на нее взгляд он издал стон ужаса - длиннопалая, тошнотворного трупно-серого цвета рука с толстыми когтями, загибающимися вниз, намертво сжала его, сковывая предплечье ледяной болью. В тот же миг он ощутил как то же самое происходит с его головой, ощутил невыносимую боль от сдираемой на затылке кожи и тепло стекающей крови.
Василий Степанович закричал и из последних сил толкнул девчонку вперед, как можно дальше от тумана, чтобы мертвые руки, множество рук, продолжающие захватывать его, не достали ее.
Старый дальнобойщик понял, что ему пришел конец и в эти последние ужасные мгновения он хотел только одного: чтобы девушку и ее еще не родившегося ребенка не постигла та же участь.
Его последнее желание сбылось. Сквозь ускользающую реальность и проявляющийся перед глазами потусторонний ужас - вместо промокшей трассы перед лицом всплывали жуткие лица, а в ушах стояли обещания мук ада - он увидел как со стороны дороги бежит человек, оказавшийся молодым высоким парнем. Толкнув беременную себе за спину он с ужасом уставился на поглощаемого туманом мужчину.
- Миша, убей его! - закричала девушка, - Он еще жив! Прошу, убей его!
Василий Степанович понял, что она просит для него спасения от вечных мук и с последней надеждой поднял глаза на парня, который уже поднимал короткоствольное ружье.
Рука его не дрогнула - почти неразличимый в безумном шепоте звук выстрела, боль в груди, которую он почти не ощутил, секунда оглушительной тишины - и все исчезло. Василий Степанович погрузился в темноту.
2
Старый дальнобойщик уже не мог видеть как девушка спустя несколько бесконечно долгих секунд погрузилась в темноту вслед за ним. Правда темнота это окончилась, спустя время, пробуждением в незнакомом темном месте, слабо освещенном электричеством и наполненном запахом свечного воска и увядших цветов.
Девушка вздрогнула и попыталась приподняться, но голова кружилась слишком сильно и ей пришлось вернуть голову на подушку, которая почему-то пахла сеном.
- Миша! - слабо позвала она, услышав, как ее голос отскакивает от стен.
Но никто не отозвался. Вздохнув, девушка огляделась еще раз, отметив, что в комнате, где она находится нет ни одного окна. Со сводчатого потолка, ближе к противоположной стене, свисает на проводе одинокая тусклая лампочка, освещая грубые каменные стены и небольшой стол. На столе стоит большой блестящий таз, набросаны белые окровавленные простыни.
Опомнившись, девушка ощупала свой живот - он все еще сильно выступал, но ребенка в нем уже не было, зато была слабая боль. Выходит, в она родила в беспамятстве. Что ж, может это и к лучшему. А ребенка, наверное унес Миша - его отец. Тоже к лучшему, она слишком устала.
Размышлять о том, где она сил не было. В одном новоиспеченная мать была уверена: она и ее ребенок в безопасности. “Девочка или мальчик?” - была последняя мысль перед тем, как она погрузилась в глубокий, крепкий сон.
Проснулась вновь она от того, что услышала голоса. Один из них, его она узнала бы при любых обстоятельствах, принадлежал Мише. Второй, спокойный и низкий, был ей незнаком.
- Надеюсь, ты понимаешь насколько это ужасный поступок? -
спросил незнакомый голос, - Один, не менее ужасный, ты уже совершил и сейчас намерен поступить также мерзко?
- Я должен, - ответил Миша, - Иного выхода у меня просто нет. Им нельзя здесь оставаться. Никто не должен знать о ее существовании. Ради ее же блага. Они будут охотиться на нее.
- В этом-то и дело. Тут они ее не достанут. Твои дочь и жена будут в безопасности здесь.
Повисло гулкое молчание, после которого последовал короткий ответ Миши:
- Мы не женаты.
После не менее гулкой тишины прозвучал вопрос:
- Ты в своем уме? Как это не женаты? Узы брака были бы в первую очередь нужны ребенку. Как теперь ты надеешься ее защитить?
- Все так, если бы ребенок и его мать остались здесь. Но они не останутся. Девочка будет жить под защитой только матери и, следовательно, по мне ее не выследят. Они будут далеко отсюда и никто не сможет найти ее…
Но низкий голос, спокойный, несмотря на явное возмущение, перебил:
- … до ее совершеннолетия. До двадцати одного года, если быть точнее. Что ты надеешься выиграть двадцатью годами жизни дочери?
Миша молчал. Тишину нарушали только гулкие шаги - очевидно он расхаживал из стороны в сторону, и не менее гулкое биение сердце матери, только что родившей ребенка. Подслушанный разговор ей совсем не нравился.
- Так она не узнает кто она. И никто не узнает, - наконец ответил Миша.
- Но рано или поздно она узнает все равно. Что будет после того как ей исполнится двадцать один год? Ее найдут. И она будет неподготовленной.
- Не найдут, - решительно заявил Миша, - я заберу их сюда. Пойми, Георгий, если такой ребенок будет расти на глазах просвещенных людей кто-нибудь обязательно что-то заподозрит. Еще не понятно каким образом отразится это знание на ней самой. Поверь мне, я знаю, что делаю. Люда - разумная девушка, она будет ей хорошей матерью и сумеет подготовить. А в двадцать один год она будет куда сильнее, нежели сейчас.
Не в силах дальше слушать этот разговор, Люда позвала, приподняв голову:
- Миша? Что происходит?
После секундного молчания раздались шаги и в комнату вошли двое мужчин. Обладателем низкого спокойного голоса оказался молодой парень в рясе с густой, короткой темной бородой и длинными, собранными в хвост волосами.
- Все хорошо, - мягко сказал Миша, опускаясь рядом с кроватью.
- Ты хочешь отправить меня от себя? - с каждой секундой ее волнение возрастало, - Что не так с нашей дочерью?
Миша переглянулся со священником.
- Видишь ли, - не найдя поддержки у друга, молодой отец снова перевел взгляд на Люду, - Она особенный ребенок.
- Чем особенный? - девушка во все глаза уставилась на него, не понимая, каким образом можно понять, что ребенок чем-то отличается от других, если ему и дня еще нет.
- Если бы я знал ответ на твой вопрос, все было бы куда проще. Но я не знаю. Зато знают ОНИ.
.
- И поэтому мы должны уехать? - несмотря на то, что Люда уже знала ответ на этот вопрос, теперь выжидающе смотрела на отца своего ребенка.
- Это нужно для ее безопасности, - виновато отозвался Миша.
Она не верила ему, потому что в голове не укладывалось: как можно защитить ребенка от НИХ, бросив на произвол судьбы. Миша продолжал говорить про то, что будет помогать им деньгами, что это не навсегда и снова про безопасность их дочери, но для Люды все это значило только одно: им не быть вместе. Никогда не быть, чтобы он там не говорил.
Она отвернулась к стене, чтобы он не видел ее рвущихся наружу слез. Осознав, что его не слушают, Миша замолчал.
- Как ты ее назвал? спросила девушка и, после недолгой тишины, узнала ответ:
- София.
Шаги за спиной
Лето в этом году выдалось жарким. Слепящее солнце на фоне безжизненно-блеклого неба пытало маленький провинциальный городок с конца мая. Ничего не изменилось и в эту июльскую среду: дневное светило нещадно дышало жаром на небольшую, повидавшую виды кафешку, одиноко стоящую за городом вдоль трассы и окруженную лишь посадками и заброшенным полем.
Своим видом кафе скорее отталкивало возможных посетителей, чем привлекало - настолько уныло оно выглядело: проржавевшая крыша, окна с треснувшими кое-где стеклами и стенами на которых от времени и непогоды облупилась краска. Многие проезжающие со смехом называли ее логовом маньяка - настолько подавляюще она смотрелась со стороны.
Но тем не менее кафе проживало свою жизнь, ежедневно принимая посетителей, состоящих в своем большинстве из жителей окрестных домов. Сюда по вечерам сбегали от жен мужья, чтобы посмотреть футбол, приходили посплетничать домохозяйки, с целью напиться и уснуть где придется стекались местные алкаши.
Администратором именно этого заведения Соне“посчастливилось” работать. Она знала всех кто приходил сюда, а также их родословную до седьмого колена, поскольку всю жизнь прожила по соседству с этими людьми. Сейчас, стоя за барной стойкой и протирая пивные стаканы она с тоской размышляла о том, что сегодняшний день словно брат-близнец похож на вчерашний.
Судьба сыграла с ней злую шутку, поселив среди людей ограниченных и невежественных. С детства Соня был сообразительной и способной девочкой. Она легко управлялась с цифрами, любила читать и увлекалась искусством, в особенности музыкой и танцами. Будучи активной и бойкой она, однако, находила выход своей энергии не во всевозможных проказах, а в занятиях, требующих терпения и усидчивости совсем несвойственных ребенку. Очень рано у нее сформировался свой взгляд на мир во многом отличающийся от взглядов окружающих. Она решительно высказывала свое отношение к той или иной прочитанной книжке и ее автору, происшествию, обстоятельству чем очень скоро настроила против себя окружающих, в том числе и учителей. В маленькой школе захолустного городка преподаватели не особенно привыкли, что их ученики высказывают мнение о жизни и мире в целом, отличное от их собственного.
Сначала это очень мучило и она пыталась объяснить людям, что всего лишь говорит то, что думает, но каждый, с кем не совпадал ее очередной вывод, почему-то считал это личным оскорблением. Как и следовало ожидать, друзей у нее не было. Постепенно она усвоила, что люди вокруг нее просто не способны понять то, что она говорит или делает. Им не нужны музыка и картины, не нужны размышления над книгами. Все они, поколение за поколением, будут проживать скучную жизнь, для того, чтобы родить потомство и умереть. Не поддерживала ее и мать, по какой-то причине считавшая любое отличие Сони от других детей дурным знаком.
Соседство с такими людьми сделало девушку саркастичной и насмешливой как к окружающим, так и к самой себе. Любимым её развлечением было сказать недалекому человеку что-нибудь завуалированно-колкое и наслаждаться тем, как он не может даже обидеться, не понимая смысла сказанного.
Ее блуждающий по кафе взгляд наткнулся на одного из посетителей - невероятно толстого мужчину лет сорока с хвостиком. Выпив кружку пива за обедом, он задремал прямо за столом. Ветхий стул, обремененный увесистой тушей, опасно покосился.
“Интересно, сломается или нет?” - подумала Соня. Решив, что ждать его пробуждения будет тратой драгоценного времени, она решительно пнула ногой швабру, стоящую позади нее и та с готовностью рухнула на железное ведро наполнив кафе душераздирающим грохотом.
Толстяк проснулся, подскочил и стал осоловело озираться по сторонам, не понимая где он и что происходит. А вот стул не сломался, чем очень разочаровал Соню.
- Счет! - рявкнул он.
Лениво потыкав пальцем в калькулятор, девушка озвучила:
одесную тебе, к тебе же не приближится...
90-ый псалом
Пролог
1
В последний день жизни дальнобойщику Василию Степановичу довелось наблюдать необычное и крайне странное зрелище.
Еще не подозревая о том, что его земной путь почти окончен, Василий Степанович, перевозивший водку из Москвы в Саратов, из-за сильного ливня был вынужден остановиться у обочины трассы. Так, сидя в полудреме в своей фуре и слушая журчание радио, он мог бы и просидеть, потом отправить дальше и прожить еще довольно долго, если бы его взгляд не уловил движение у края посадок. Мужчина протер запотевшее окно кабины и увидел, что из-за деревьев высунулась девушка в легком и насквозь мокром сарафане, который сильно вспучивался на животе - она явно была беременна. Девушка с усилием всматривалась в дорогу, словно ожидая кого-то.
Крайне удивившись тому, как она могла здесь оказаться, ведь до ближайшего населенного пункта километров двадцать, он вылез из кабины и направился к незнакомке.
Однако девушка, заметив его, вместо того, чтобы попросить помощи, отпрянула и в ужасе и попятилась назад, к посадкам.
- Нет-нет, не бойся! - как можно ласковее сказал Василий Степанович, - Я не причиню тебе вреда, я хочу помочь!
Но девушка продолжала пятиться.
- Уходите, прошу вас! - крикнула она в отчаянии, чем еще больше удивила дальнобойщика.
- Но ты ж вся мокрая, замерзла поди, а ведь ребеночка ждешь! - Нельзя так! - растерявшись сказал он, но девушка словно не слышала и заходила все глубже в посадки, пока не скрылась за шумящими березами.
Василий Степанович был человеком добрым и не смог заставить себя вернуться в фуру зная, что беременная женщина будет в это время мокнуть под дождем. Намеренный во что бы то ни стало уговорить ее сесть в машину, он стал пробираться в дебри посадок вслед за странной девчонкой.
Он нашел ее в поросли молодых кленов облокотившейся, чтобы не упасть, о ствол березы. Она морщилась, часто и надрывно дышала, а из-под сарафана по голым ногам смешиваясь с дождем, стекала кровь.
- Да ты ж рожаешь, дуреха! - воскликнул Василий Степанович в ужасе, Тебе ж в больницу надо!
- Поверьте, ни вы, ни больница мне ничем не помогут! - выдавила девушка сквозь стон, - Умоляю вас, уходите или вы убьете и себя, и меня!
- Да о чем ты толкуешь! Кто нас с тобой убивать-то будет? - волнуясь, сказал старый дальнобойщик, - А если и так, то пусть попробуют! Я хоть и не молод уже, а негодяю по мозгам врезать сил хватит. Пошли, милая, ты ж не хочешь тут родить-то!
Но незнакомка не сдвинулась с места. Окинув отчаянным взглядом мужчину, она подавила очередной стон и пробормотала:
- За мной уже едут. Меня заберут, не волнуйтесь. Вы добрый человек, но не в ваших силах помочь мне. Умоляю вас, вернитесь в машину и уезжайте как можно дальше отсюда! А не то случится страшное! - ее голос превратился стон, а стон перешел в крик, - Вы не знаете кто идет за мной по пятам! Их цель ребенок, они сделают все, чтобы не допустить его рождения!
В голову Василия Степановича закралось леденящее душу подозрение, что девчонка тронулась умом. Непонятно почему, от ее слов седые волосы на затылке встали дыбом. В ее глазах читался животный страх, она принялась лихорадочно оглядываться, словно забыв про боль схваток. В этот момент мужчина вдруг обратил внимание, что вокруг как-то уж слишком темно и резко похолодало - изо рта теперь клубами вываливался пар. Очевидно это заметила и девушка и от этого впала в полнейшее безумие.
-Они нашли! Нашли меня! - закричала она, начиная пятиться к мужчине. Она неотрывно смотрела вглубь посадок, меж стройных рядов берез, дальнобойщик машинально проследил за ее взглядом и оцепенел.
На них надвигался не то туман, не то дым такой густой и плотный, что в нем, казалось, можно утонуть. Хуже всего, что с приближением тумана нарастал какой-то странный шепот, отдающейся эхом в ушах. Слова различить не удавалось, да и не сильно-то хотелось. Без дальнейших раздумий Василий Степанович обхватил девушку поперек талии и поволок прочь от надвигающегося непонятно чего.
Дальнобойщик тащил девчонку не оборачиваясь, поэтому понял, что туман все же настиг их только тогда, когда ощутил, что что-то удерживает его за левую руку повыше локтя. Машинально бросив на нее взгляд он издал стон ужаса - длиннопалая, тошнотворного трупно-серого цвета рука с толстыми когтями, загибающимися вниз, намертво сжала его, сковывая предплечье ледяной болью. В тот же миг он ощутил как то же самое происходит с его головой, ощутил невыносимую боль от сдираемой на затылке кожи и тепло стекающей крови.
Василий Степанович закричал и из последних сил толкнул девчонку вперед, как можно дальше от тумана, чтобы мертвые руки, множество рук, продолжающие захватывать его, не достали ее.
Старый дальнобойщик понял, что ему пришел конец и в эти последние ужасные мгновения он хотел только одного: чтобы девушку и ее еще не родившегося ребенка не постигла та же участь.
Его последнее желание сбылось. Сквозь ускользающую реальность и проявляющийся перед глазами потусторонний ужас - вместо промокшей трассы перед лицом всплывали жуткие лица, а в ушах стояли обещания мук ада - он увидел как со стороны дороги бежит человек, оказавшийся молодым высоким парнем. Толкнув беременную себе за спину он с ужасом уставился на поглощаемого туманом мужчину.
- Миша, убей его! - закричала девушка, - Он еще жив! Прошу, убей его!
Василий Степанович понял, что она просит для него спасения от вечных мук и с последней надеждой поднял глаза на парня, который уже поднимал короткоствольное ружье.
Рука его не дрогнула - почти неразличимый в безумном шепоте звук выстрела, боль в груди, которую он почти не ощутил, секунда оглушительной тишины - и все исчезло. Василий Степанович погрузился в темноту.
2
Старый дальнобойщик уже не мог видеть как девушка спустя несколько бесконечно долгих секунд погрузилась в темноту вслед за ним. Правда темнота это окончилась, спустя время, пробуждением в незнакомом темном месте, слабо освещенном электричеством и наполненном запахом свечного воска и увядших цветов.
Девушка вздрогнула и попыталась приподняться, но голова кружилась слишком сильно и ей пришлось вернуть голову на подушку, которая почему-то пахла сеном.
- Миша! - слабо позвала она, услышав, как ее голос отскакивает от стен.
Но никто не отозвался. Вздохнув, девушка огляделась еще раз, отметив, что в комнате, где она находится нет ни одного окна. Со сводчатого потолка, ближе к противоположной стене, свисает на проводе одинокая тусклая лампочка, освещая грубые каменные стены и небольшой стол. На столе стоит большой блестящий таз, набросаны белые окровавленные простыни.
Опомнившись, девушка ощупала свой живот - он все еще сильно выступал, но ребенка в нем уже не было, зато была слабая боль. Выходит, в она родила в беспамятстве. Что ж, может это и к лучшему. А ребенка, наверное унес Миша - его отец. Тоже к лучшему, она слишком устала.
Размышлять о том, где она сил не было. В одном новоиспеченная мать была уверена: она и ее ребенок в безопасности. “Девочка или мальчик?” - была последняя мысль перед тем, как она погрузилась в глубокий, крепкий сон.
Проснулась вновь она от того, что услышала голоса. Один из них, его она узнала бы при любых обстоятельствах, принадлежал Мише. Второй, спокойный и низкий, был ей незнаком.
- Надеюсь, ты понимаешь насколько это ужасный поступок? -
спросил незнакомый голос, - Один, не менее ужасный, ты уже совершил и сейчас намерен поступить также мерзко?
- Я должен, - ответил Миша, - Иного выхода у меня просто нет. Им нельзя здесь оставаться. Никто не должен знать о ее существовании. Ради ее же блага. Они будут охотиться на нее.
- В этом-то и дело. Тут они ее не достанут. Твои дочь и жена будут в безопасности здесь.
Повисло гулкое молчание, после которого последовал короткий ответ Миши:
- Мы не женаты.
После не менее гулкой тишины прозвучал вопрос:
- Ты в своем уме? Как это не женаты? Узы брака были бы в первую очередь нужны ребенку. Как теперь ты надеешься ее защитить?
- Все так, если бы ребенок и его мать остались здесь. Но они не останутся. Девочка будет жить под защитой только матери и, следовательно, по мне ее не выследят. Они будут далеко отсюда и никто не сможет найти ее…
Но низкий голос, спокойный, несмотря на явное возмущение, перебил:
- … до ее совершеннолетия. До двадцати одного года, если быть точнее. Что ты надеешься выиграть двадцатью годами жизни дочери?
Миша молчал. Тишину нарушали только гулкие шаги - очевидно он расхаживал из стороны в сторону, и не менее гулкое биение сердце матери, только что родившей ребенка. Подслушанный разговор ей совсем не нравился.
- Так она не узнает кто она. И никто не узнает, - наконец ответил Миша.
- Но рано или поздно она узнает все равно. Что будет после того как ей исполнится двадцать один год? Ее найдут. И она будет неподготовленной.
- Не найдут, - решительно заявил Миша, - я заберу их сюда. Пойми, Георгий, если такой ребенок будет расти на глазах просвещенных людей кто-нибудь обязательно что-то заподозрит. Еще не понятно каким образом отразится это знание на ней самой. Поверь мне, я знаю, что делаю. Люда - разумная девушка, она будет ей хорошей матерью и сумеет подготовить. А в двадцать один год она будет куда сильнее, нежели сейчас.
Не в силах дальше слушать этот разговор, Люда позвала, приподняв голову:
- Миша? Что происходит?
После секундного молчания раздались шаги и в комнату вошли двое мужчин. Обладателем низкого спокойного голоса оказался молодой парень в рясе с густой, короткой темной бородой и длинными, собранными в хвост волосами.
- Все хорошо, - мягко сказал Миша, опускаясь рядом с кроватью.
- Ты хочешь отправить меня от себя? - с каждой секундой ее волнение возрастало, - Что не так с нашей дочерью?
Миша переглянулся со священником.
- Видишь ли, - не найдя поддержки у друга, молодой отец снова перевел взгляд на Люду, - Она особенный ребенок.
- Чем особенный? - девушка во все глаза уставилась на него, не понимая, каким образом можно понять, что ребенок чем-то отличается от других, если ему и дня еще нет.
- Если бы я знал ответ на твой вопрос, все было бы куда проще. Но я не знаю. Зато знают ОНИ.
.
- И поэтому мы должны уехать? - несмотря на то, что Люда уже знала ответ на этот вопрос, теперь выжидающе смотрела на отца своего ребенка.
- Это нужно для ее безопасности, - виновато отозвался Миша.
Она не верила ему, потому что в голове не укладывалось: как можно защитить ребенка от НИХ, бросив на произвол судьбы. Миша продолжал говорить про то, что будет помогать им деньгами, что это не навсегда и снова про безопасность их дочери, но для Люды все это значило только одно: им не быть вместе. Никогда не быть, чтобы он там не говорил.
Она отвернулась к стене, чтобы он не видел ее рвущихся наружу слез. Осознав, что его не слушают, Миша замолчал.
- Как ты ее назвал? спросила девушка и, после недолгой тишины, узнала ответ:
- София.
Глава 1
Шаги за спиной
Лето в этом году выдалось жарким. Слепящее солнце на фоне безжизненно-блеклого неба пытало маленький провинциальный городок с конца мая. Ничего не изменилось и в эту июльскую среду: дневное светило нещадно дышало жаром на небольшую, повидавшую виды кафешку, одиноко стоящую за городом вдоль трассы и окруженную лишь посадками и заброшенным полем.
Своим видом кафе скорее отталкивало возможных посетителей, чем привлекало - настолько уныло оно выглядело: проржавевшая крыша, окна с треснувшими кое-где стеклами и стенами на которых от времени и непогоды облупилась краска. Многие проезжающие со смехом называли ее логовом маньяка - настолько подавляюще она смотрелась со стороны.
Но тем не менее кафе проживало свою жизнь, ежедневно принимая посетителей, состоящих в своем большинстве из жителей окрестных домов. Сюда по вечерам сбегали от жен мужья, чтобы посмотреть футбол, приходили посплетничать домохозяйки, с целью напиться и уснуть где придется стекались местные алкаши.
Администратором именно этого заведения Соне“посчастливилось” работать. Она знала всех кто приходил сюда, а также их родословную до седьмого колена, поскольку всю жизнь прожила по соседству с этими людьми. Сейчас, стоя за барной стойкой и протирая пивные стаканы она с тоской размышляла о том, что сегодняшний день словно брат-близнец похож на вчерашний.
Судьба сыграла с ней злую шутку, поселив среди людей ограниченных и невежественных. С детства Соня был сообразительной и способной девочкой. Она легко управлялась с цифрами, любила читать и увлекалась искусством, в особенности музыкой и танцами. Будучи активной и бойкой она, однако, находила выход своей энергии не во всевозможных проказах, а в занятиях, требующих терпения и усидчивости совсем несвойственных ребенку. Очень рано у нее сформировался свой взгляд на мир во многом отличающийся от взглядов окружающих. Она решительно высказывала свое отношение к той или иной прочитанной книжке и ее автору, происшествию, обстоятельству чем очень скоро настроила против себя окружающих, в том числе и учителей. В маленькой школе захолустного городка преподаватели не особенно привыкли, что их ученики высказывают мнение о жизни и мире в целом, отличное от их собственного.
Сначала это очень мучило и она пыталась объяснить людям, что всего лишь говорит то, что думает, но каждый, с кем не совпадал ее очередной вывод, почему-то считал это личным оскорблением. Как и следовало ожидать, друзей у нее не было. Постепенно она усвоила, что люди вокруг нее просто не способны понять то, что она говорит или делает. Им не нужны музыка и картины, не нужны размышления над книгами. Все они, поколение за поколением, будут проживать скучную жизнь, для того, чтобы родить потомство и умереть. Не поддерживала ее и мать, по какой-то причине считавшая любое отличие Сони от других детей дурным знаком.
Соседство с такими людьми сделало девушку саркастичной и насмешливой как к окружающим, так и к самой себе. Любимым её развлечением было сказать недалекому человеку что-нибудь завуалированно-колкое и наслаждаться тем, как он не может даже обидеться, не понимая смысла сказанного.
Ее блуждающий по кафе взгляд наткнулся на одного из посетителей - невероятно толстого мужчину лет сорока с хвостиком. Выпив кружку пива за обедом, он задремал прямо за столом. Ветхий стул, обремененный увесистой тушей, опасно покосился.
“Интересно, сломается или нет?” - подумала Соня. Решив, что ждать его пробуждения будет тратой драгоценного времени, она решительно пнула ногой швабру, стоящую позади нее и та с готовностью рухнула на железное ведро наполнив кафе душераздирающим грохотом.
Толстяк проснулся, подскочил и стал осоловело озираться по сторонам, не понимая где он и что происходит. А вот стул не сломался, чем очень разочаровал Соню.
- Счет! - рявкнул он.
Лениво потыкав пальцем в калькулятор, девушка озвучила:
