Пролог
Пятнадцать лет назад
Королевский дворец дышал тишиной. , тяжёлой и липкой, как пролитая кровь.
Алинар очнулся от странного холода, попытался пошевелиться — рука соскользнула на мраморный пол, тёплый, скользкий. Другая рука сжимала что-то. Кинжал.
Кровь.
Он сел. Одежда прилипла к телу, влажная, холодная. Он дрожал. Рядом, на полу — два силуэта.
— Мама?.. — хрипло прошептал он. — Папа?..
Но они не двигались. Глаза королевы были открыты. Руки короля всё ещё тянулись к сыну — будто хотели защитить, заслонить собой.
Алинар закрыл рот рукой. Он не закричал — с ним случилось нечто другое.
Магия внутри сорвалась с цепи. Вспышка, как выстрел. Обугленный пол, звон стекла, глухой треск внутри черепа. Он задыхался.
— Этого не может быть… — выдавил он, хватаясь за голову. — Это… это не…
Звук шагов. Тяжёлых, быстрых.
— Алинар?!
Старший брат, Элирион. Наследник трона. Голос дрожит. Он замирает на пороге, видя картину: младший брат в крови, в его руке кинжал, мёртвые родители, искры магии.
Алинар поднимает голову. В глазах — слёзы. И что-то ещё.
— Я не хочу этого видеть, — шепчет он. — Это неправда. Это не… я…
Он зажмуривается.
И всё рушится.
Вбегает стража, впереди: светлый лорд Стефан. Он командует — отойти, взять под стражу, не приближаться. Алинар сидит, сгорбленный, как сломанная кукла. Один из офицеров — глава королевской стражи — приближается осторожно, будто к дикому зверю.
Алинар поднимает голову. Взгляд встречает взгляд.
Мужчина замирает. Брови вздрагивают. Он делает шаг назад. Затем — падает. Замертво.
Молчание.
Светлый лорд Стефан выкрикивает заклинание. Алинару заламывают руки. Надевают магические кандалы. Его ведут прочь, босого, в крови, с непониманием в глазах.
Его старший брат, новый король, кричит, лицо его искажено болью.
— Я не делал этого… — повторяет Алинар. — Не делал…
Но никто не слушает.
Так началась его тьма.
Глава 1.
В начале не было ничего.
Ни формы, ни дыхания,
ни времени.
Только Он — Разум,
безначальный и
Пребывающий в себе,
Словно сердцевина
нераскрывшегося цветка
И сказал Разум:
"Пусть буду Я множественным,
не утратив Единого."
И из Его сути вышли лепестки,
И стали лепестки — мирами.
Каждый — мысль.
Каждый — дыхание.
Каждый — живой.
И не истощался Разум.
Но умножался.
И наполнил всё собой —
незримым и вечным.
"Из утраченной Книги Первоцвета.
О Сердцевине Разума и Падении.
Девятый Архив.".
В детстве Дэйдре боялась двух вещей: монстра под кроватью — и матери.
С монстром она разобралась быстро: заглянула под кровать с фонарём, нашла дохлую мышь и устроила ей достойные похороны в саду. А вот с матерью...
С матерью, первым президентом Республики Нолерат, лидером политической партии "Народное Благоденствие", получившей прозвище "Стальная роза", было сложнее.
— Спина ровно, плечи назад, подбородок — чуть вверх, — леди Офелия Колмер лично командовала каждым движением дочери, будто это была военная операция.
На публике — идеальная мать. Дома — идеальный стратег. Никогда не кричала, не ругалась. Она просто смотрела. Иногда — молча. Иногда — с разочарованием.
А разочарование в её глазах резало сильнее любых слов.
Дэйдре не хотела быть дочерью президента. Не хотела быть светлой магиней. Она хотела быть честной полицейской. Следовательницей. Просто человеком, которого уважают не за фамилию, а за работу.
Магия в ней не пробудилась. Ни светлая, ни вообще какая-либо. Офелия вызвала всех целителей и наставников с континента. Врачей. Алхимиков. Психомагов.
— Это должно быть, — сказала она тогда. — Мы Колмеры. Магия — в нашей крови.
— Может, я… исключение? — тихо спросила Дэйдре.
— Нет, — отрезала мать. — Ты — слабость. А Колмеры не слабы.
С тех пор они виделись редко. Почти формально. День рождения. Новый год. Выпускной. И вот — вызов в президентский кабинет.
Офелия, как всегда, в костюме с идеальными складками, волосы — в зачёсанном пучке, взгляд — острый, как у хищной птицы. На столе не было ничего, кроме двух чашек чая и толстого запечатанного досье.
— Ты закончила академию. Без отличия, но достойно, — сказала она, не поднимая глаз. — Могло быть лучше.
— Доброе утро, мама, — вздохнула Дэйдре, садясь напротив.
— Доброе. — Она наконец посмотрела на дочь. — У меня к тебе просьба. И одновременно — задание.
— Это из тех просьб, которые звучат как приказы?
— Разумеется. Ты станешь партнёром Алинара.
Наступила тишина. В глубине президентского кабинета тикали часовые чары.
— Принца Алинара?
— Бывшего, у нас ведь республика, не забывай. Никак титулов. Просто молодой человек по имени Алинар Лерат. Его оправдали. Неофициально. Вернее, официально, но шумихи мы из этого делать не будем, Творцы меня упаси от такого инфоповода. — Офелия сделала глоток чая. — Мы решили использовать его иначе.
— Использовать?
— Он… уникален. Вопрос не в том, что он может. Вопрос — как это направить. И кто сможет за ним присматривать.
— Значит, я — надзиратель?
— Ты — мост. У него нет будущего в республике. Но у тебя есть. Если сумеешь удержать его на стороне закона — получишь всё, что хочешь. Свободу действий.
Дэйдре посмотрела на мать. Столь сильную, умную, и при этом — абсолютно холодную.
— А если не удержу?
Офелия поставила чашку на блюдце. Щёлкнула пальцами. Папка раскрылась сама. Светописное изображение. Чёрные глаза, прикрытые ресницами. Другая светописка — на глазах повязка. Улыбка — еле заметная.
— Тогда… ты хотя бы узнаешь, кто он на самом деле. Прежде чем узнают другие.
Когда Дэйдре вышла из кабинета, её шаги эхом отдавались по мраморному коридору.
— Мост, — пробормотала она. — Или… наживка?
И всё равно — пошла. Потому что не хотела быть Колмер. Но и не быть ею не могла. А Колмеры всегда делают то, что должны. Кому ещё могли бы доверить бывшего принца и бывшего преступника?
И, Бездна подери, ей было интересно — кто же скрывается под этой повязкой.
***
Полицейский департамент столицы Республики Нолерат, как и положено учреждению, борющемуся со злом, начинался со зла: с очереди в буфет.
Дэйдре Колмер стояла в этой очереди, устало держа поднос, и пыталась не подавать виду, что нервничает.
— Вон она, — шепнул кто-то за спиной. — Та самая. Небось по протекции устроилась. Магии ноль, зато родословная как у собравшей все награды кобылки.
— А говорят, с ней работать будет тот... — второй голос понизился до едва слышного шёпота. — «Он».
Дэйдре сделала вид, что не слышит. Ничего, привыкнут. Как привыкли к тому, что светлая магия у неё не открылась. Как привыкли к разводу родителей. К тому, что она — просто человек и хочет служить Закону.
На третьем этаже, в отделе особых расследований, её уже ждали. Вернее, не ждали совсем.
Зато у неё было время осмотреться: два стола, два стула, диван, шкаф для бумаг, сейф для улик. Ничего лишнего.
Дэйдре достала из рюкзака несколько предметов, способных украсить помещение. Кружку, статуэтку в форме кошки... Выбрала тот стол, с которого лучше видно улицу, кусты сирени и конские каштаны, которыми был обсажен тротуар. Сейчас всё цвело.
Дверь распахнулась, и на пороге появился генерал Агиран Лёсс, которого Дэйдре совсем недавно называла дядюшкой Агираном. Теперь будет неприлично, если она так к нему обратится.
За ним, аккуратно держась за его предплечье, вошёл мужчина с повязкой на глазах — принц Алинар. Его шаги были уверенными, но лёгкое напряжение в движениях выдавало, что он всё-таки полагается на того, кто его ведёт.
Он был высоким, с утончёнными чертами лица, и, несмотря на свою слепоту, двигался достаточно ловко. На первый взгляд он казался сдержанным, но Дэйдре уловила в его походке что-то… неторопливое, словно он пытался скрыть свою неуверенность.
— Это ваш новый коллега, Алинар Лерат, — сказал начальник департамента, отступая в сторону. — Алинар, это офицер Дэйдре Колмер. Она будет работать с вами.
Алинар кивнул. Он слегка сжал руку сопровождающего, и когда тот его отпустил, сделал несколько шагов вперёд, ощущая пространство своим внутренним компасом. Его лицо оставалось спокойным, но, как заметила Дэйдре, в его позе была какая-то странная скованность, которая усиливалась, когда он пытался уверенно двигаться по кабинету.
— Приятно познакомиться, — сказал Алинар вежливо, его голос был глубоким, с лёгким оттенком усталости, но всё же уравновешенным. Он остановился, как только почувствовал перед собой стол. Это был точный и чёткий жест. — Благодарю за представление. Я уверен, что будет приятно работать с вами.
Дэйдре улыбнулась, встав из-за стола.
— Я рада, что мне выпала честь работать с вами, — сказала Дэйдре, обращаясь к Алинару с тёплой улыбкой. — Надеюсь, вы почувствуете себя здесь как дома.
Алинар, почувствовав её дружелюбие, слегка усмехнулся, хотя его голос оставался спокойным:
— Я не уверен, что «дом» — это то место, которое мне подойдёт. Но я постараюсь найти общий язык с этим кабинетом, он лучше, чем моя камера. — Его тон был слегка язвительным, но не злобным.
Дэйдре удивлённо подняла брови.
— Это вполне понятно, — ответила она, не теряя улыбки. — Все мы адаптируемся к новым условиям по-своему. Уверена, что мы с вами найдём общий язык. Мы все здесь начинающие, так что можно считать, что мы начинаем с чистого листа.
Алинар, услышав её уверенность, усмехнулся, немного расслабляясь. Он присел на свое место, немного позволил себе расслабиться, почувствовав, что кресло удобное.
— Чистый лист, говорите? Я как раз на этом листе оставил несколько… не слишком приятных следов, — его голос стал немного тише, но продолжал оставаться вежливым. — Так что будем надеяться, что эти следы не станут помехой в нашей работе.
Дэйдре почувствовала лёгкую неловкость, но это не было чем-то угрожающим. Она знала, что с Алинаром будет непросто, но также чувствовала, что это и есть та сложность, с которой она готова работать.
В спальне Дэйдре было тихо, только тонко потрескивала свеча у зеркала связи. Поверхность его заволновалась, и оттуда проявилось лицо Лорда Стефана — её отца, мага Света. Как всегда — собранный, величественный, красивый, усреднённой мужественной красотой сильного мага.
— Доченька, — улыбнулся он. — Сколько лет, сколько зим. Ты стала ещё красивее. И совсем забыла своего старика.
— Привет, пап. Я всего пару недель назад от тебя уехала, не начинай, — рассмеялась Дэйдре.
Она смотрела на его лицо, почти идеальное: мужественное, правильное, излучающее мягкий свет и спокойствие. И в который раз ловила себя на мысли: будь она магом, была бы похожа на него? А если бы он не был магом — стал бы похож на неё, чуть нескладную, простоватую девицу с лукавыми глазами и торчащими волосами?
— Как прошёл выпускной? — спросил Стефан.
— Весело, шумно и бессмысленно, — фыркнула Дэйдре. — Но платье было красивое. Мамина идея — и, признаться, она угадала. Хотя я до сих пор уверена, что она хотела просто утопить в кружевах моего внутреннего бунтаря.
Стефан усмехнулся, как будто вспомнил нечто похожее.
— Ты говорила с мамой, — больше утвердил, чем спросил.
— Ага. Она сказала, что меня приставляют к Алинару Лерату. Цитирую — «чтобы не натворил чего-нибудь». То ли нянькой, то ли поводырём, то ли надзирателем, то ли напарником. Как мило, да?
Лицо отца изменилось. Светлеет. Мягчает.
— Алинар… — проговорил он. — Старайся быть с ним… терпеливой. Он прожил пятнадцать лет в одиночестве. Много боли. Много молчания. Но он не чудовище. Я помню его другим. Живым, умным, немного странным, но добрым мальчиком.
Он замолчал на миг, словно собирался с силами. Потом медленно выдохнул.
— Мы с твоей матерью… — голос стал глуже, — мы очень виноваты перед ним. И как политики, и как люди... Мы были обязаны знать, видеть, понимать. Но мы отвернулись. Так удобно было… списать всё на него.
Дэйдре внимательно смотрела на отца.
— Ты никогда мне этого не говорил.
— И, может, не сказал бы… — он чуть улыбнулся. — Но ты взрослая. И ты рядом с ним. Пожалуйста, постарайся быть не только его глазами, но и его… щитом, если сможешь. Не от врагов. От равнодушия. Оно страшнее.
— Постараюсь, пап, — тихо сказала Дэйдре.
— Вот и славно. — Он приподнял подбородок, снова Лорд, снова маг Света. — И, если он вдруг начнёт пить сладкий чай литрами и тащить из буфета карамельки — не удивляйся. Это с детства.
Дэйдре рассмеялась. Стефан тоже усмехнулся — светлая, почти мальчишеская улыбка промелькнула на его лице.
— Видишь, он не так уж и изменился. Где-то внутри всё ещё тот мальчишка, который прятал карамельки в подушке и делал вид, что читает учебники по высшей теории, пока на самом деле рисовал драконов в тетради.
— Он до сих пор это делает, — с мягким сарказмом заметила Дэйдре. — Только теперь тетрадей у него нет, он просто устрашающе молчит и складывает все улики, как будто знает ответы заранее. А я, представь себе, должна объяснить коллегам, что он не какой-нибудь сверхмаг, а просто... очень внимательный. И умный. Чересчур.
— Это правда. У него... уникальный дар. Мы и тогда не до конца понимали его природу. Может быть, он сам до сих пор не понимает. Но у него есть одно качество, которое ты, думаю, уже заметила.
— Упрямство? Цинизм? Привычка без повода язвить?
Стефан рассмеялся — по-настоящему.
— Всё это, конечно. Но я о другом. Он умеет чувствовать. Тонко, остро, болезненно. Именно поэтому ему так тяжело быть среди людей.
Дэйдре задумчиво кивнула.
— Пап... А если он не простит? Ни вас, ни себя. Ни этот мир. Что тогда?
Стефан помолчал. В его взгляде появилась тень боли.
— Тогда, быть может, он останется в этом мире только как орудие. Холодное, эффективное, но безжизненное. И если это произойдёт — значит, мы потеряли его дважды. И второй раз — уже навсегда.
В зеркале повисла тишина.
— Я не дам ему исчезнуть, — тихо сказала Дэйдре. — Он… Он смотрит, будто через стены, через меня. Я знаю, что он видит больше, чем говорит. Но я тоже вижу. Чуть-чуть. Каждый раз, когда он делает вид, что ему
всё равно, — я вижу, что нет. Ему не всё равно.
Дэйдре пришла в кабинет рано утром, захватив два кофе — на всякий случай. Алинар уже был там. Сидел за столом, прямо как струна, с повязкой на глазах и в перчатках. Взгляд, если его можно так назвать, был направлен в стену.
— Доброе утро, — улыбнулась Дэйдре, ставя бумажный стакан рядом. — Я подумала, вдруг любишь кофе.
— Только если он не из автомата, — ответил он ровным голосом, даже не повернув головы. — Но всё равно спасибо.
Он не двигался лишний раз, не задавал вопросов и не комментировал ничего. Работал с сухой методичностью.