Перемены

       Глава 1.

       Свет­ла­на
       В пер­вый раз весь мой мир, до са­мого ос­но­вания, пе­ревер­нулся с ног на го­лову, да так и не встал на мес­то окон­ча­тель­но, ког­да мне бы­ло пятнадцать … Прош­ло уже шестнадцать лет, а я до сих пор иног­да про­сыпа­юсь по но­чам в тщет­ном же­лании по­нять, что это бы­ло?!
       По­жалуй, на­до рас­ска­зать все по по­ряд­ку, ина­че я вновь за­пута­юсь… Моя семья жи­ла в не­боль­шом при­мор­ском го­род­ке. Ку­рорт из не­го был так се­бе, ни­какой ин­дус­трии, да и хо­лод­но. Раз­ве что по­яв­ля­лась вре­мя от вре­мени па­ра трой­ка от­ды­ха­ющих, при­ехав­ших «ди­карем».
       Как и по­ложе­но под­рос­тку шес­тнад­ца­ти лет, я хо­дила в шко­лу, учи­лась сред­не, без осо­бого ин­те­реса — не ви­дела ка­ких то пер­спек­тив, плы­ла по те­чению. Семья моя не го­лода­ла — у нас был не­боль­шой ма­газин­чик, со­вер­шенно се­мей­ное пред­при­ятие. А для то­го, чтобы за­менить ма­му за при­лав­ком, зо­лотая ме­даль ведь не тре­бу­ет­ся вер­но?
       Единственный мой талант заключался в том, что я неплохо писала сочинения по литературе. Причем на любой вкус: учителю нужны свои мысли? У нас их есть! Нужен пересказ Белинского? Да пожалуйста. Я безвозмездно писала по несколько сочинений за урок, наслаждалась этим.
       Я счи­талась хо­рошей де­воч­кой, си­дела за вто­рой пар­той у ок­на, ри­сова­ла на уро­ках, отвратительно, правда, в утрированно — анимешном стиле, иногда пыталась писать стихи, тоже без изюминки, но вела себя ти­хо и ме­ня ник­то не тро­гал. Но в на­шем клас­се был один па­рень, вни­мание к ко­торо­му ка­залось прив­ле­калось са­мо со­бой.
       Если бы за обычность начисляли бы баллы, я была бы впервой десятке, хотя, разумеется тогда я так не считала — в шестнадцать хочется верить что ты уж точно не такая как все, и тебя ждет удивительная жизнь.
       Это бы­ло стран­но — он еще мень­ше ме­ня же­лал вни­мания. В нем ни­чего не­обыч­но­го не бы­ло: вы­сокий, су­туло­ватый нем­но­го. Жгу­че чер­ные волосы, до­воль­но длин­ные, он со­бирал в хвост, от­кры­вая блед­ное, уд­ли­нен­ное и не осо­бо кра­сивое ли­цо. Си­ту­ацию бо­лее или ме­нее спа­сал арис­токра­тичес­кий, пра­виль­ный нос.
       Его зва­ли Алек­сей, и это имя ему аб­со­лют­но не шло. Ка­залось со­вер­шенно чуж­дым ему. Да и он вел се­бя так, буд­то имя ему не при­над­ле­жит. Чем-то он, несмотря на свою ста­ратель­но — те­перь, по про­шес­твии вре­мени я по­нимаю, что слиш­ком ста­ратель­но вы­пячи­ва­емую обы­ден­ность — прив­ле­кал вни­мание.
       В шко­ле он по­яв­лялся ред­ко, но учился отлично, не нуждаясь в услугах репетиторов. Учи­теля его за это не лю­били. По любому поводу у него было собственное, хоть и тщательно скрываемое мнение. Казалось, он существовал в каком-то параллельном мире, с другими, непривычными нам социальными и историческими законами. Но все на­ши взгля­ды, под­ко­лы и по­пыт­ки тра­вить ска­тыва­лись с не­го, как роса с ка­пус­тно­го лис­та. Мы ему, ка­залось, бы­ли поп­росту не ин­те­рес­ны.
       Нам было по пути домой со со школы, и мы часто шли бок о бок, молча, или перекидываясь ничего не значащими словами. Я искоса бросала на Алексея взгляд: он казался гораздо старше своего возраста. Между бровями то и дело залегала морщинка, будто он постоянно думал о чем-то неприятном.
       Должно быть, я немного была им увлечена, таким трагичным, непонятным. Очень романтично. Мама даже подшучивала надо мной и моим рыцарем без коня — у Алексея, чуть ли не единственного в нашем классе не было велосипеда.
       А потом он в первый раз спас мне… нет, не жизнь конечно, и даже, надеюсь, не честь: все же не такие уж наши парни отморозки, чтоб нападать посреди дня. Просто защитил меня от хулиганов.
       Мы как обычно шли домой вместе. Рядом, но совершенно по-отдельности. Миновав почти полдороги подошли к пустырю, издавна облюбованного шпаной. Это было совершенно унылое место. Лет пять назад здесь собирались было строить несколько многоэтажек, но все заглохло на уровне первого этажа.
       В подвале одного из домов образовалось настоящее болото, с кучей комаров, лягушками и отвратительным запахом. В двух других давно была несанкционированная свалка. А меж ними бродили мальчишки, которым делать было нечего. Они часто сопровождали нас улюлюканьем и пошлыми шуточками, если я шла одна, свистели вслед.
       Сегодня среди них был мой сосед, на два года старше меня, безуспешно подкатывавший ко мне еще с осени. И в этот раз от опять подскочил ко мне, схватил за локоть и принялся нести привычную околесицу, о том, что хотел бы встречаться, и все такое прочее. Я меланхолично слушала, глядя на носки туфель. Не в первый, увы не в последний раз. И очень удивилась, когда услышала за спиной тихий голос Алексея:
       — Мне кажется, или Светлана ясно показывает тебе, Максим, что ее твои предложения не интересуют?
       Максим оглянулся и презрительно сплюнул.
       — Иди отсюда, ботан. А то по носу получишь.
       Алексей действительно выглядел на фоне Максима и его дружков бледновато. Они были примерно одного роста, но Максим был намного шире в плечах, да, и его дружки тоже выглядели угрожающе. Но Алексей только усмехнулся. Как-то грустно и обреченно. И поднял на нас глаза. Не светло серые, как обычно а… прозрачные, мерцающие. Ужасные глаза.
       Не думаю, что он бы справился с Максимом и его друзьями в одиночку — это только в фильмах такое бывает. Но Алексей напугал их. Я тоже почувствовала, как екает сердце, а живот завязывается узлом, как на американских горках.
       Парни, напуганные, толкаясь как стадо баранов, мешая друг другу, одновременно бросились на Алексея. Я испуганно вскрикнула, и в этот момент Алексей присел, и его острый локоть встретился с животом Максима, еще мгновение и он уже ударяет кулаком в подбородок еще одного из парней. А затем, плавно, кажется нарочито медленно он выгибается назад и ударяет Максима пяткой в грудь. Тот охает и садится на землю.
       Я вижу тупой ужас в его глазах и сама ощущаю его. Я шепчу, одними губами, горло пересохло:
       — Хватит. Пожалуйста, хватит.
       хватит!
       И ужас тут же проходит.
       Парни уходят, не оглядываясь, их спины напряжены. Алексей, не говоря ни слова, подбирает сумку и уходит. Когда я неделю спустя спрашиваю у Максима, как он себя чувствует после драки, тот удивленно смотрит на меня. Он ничего не помнит. Но я то помню!
       Помню обуявший меня ужас и прозрачные глаза Алексея.
       И я ста­ла за ним сле­дить. То ли звез­ды так не­удач­но сош­лись, то ли про­виде­нию бы­ло в тот ве­чер скуч­но, но я уви­дела то, что не пред­назна­чалось для мо­их глаз. Алек­сей и его семья не ме­нее стран­ная чем он сам, жи­ли на ок­ра­ине го­рода в боль­шом до­ме, об­не­сен­ном вы­сокой сте­ной. Он жил, нас­коль­ко мы зна­ли, с от­цом, ма­терью и де­дом. Ник­то из них ниг­де не ра­ботал, а про мать во­об­ще хо­дили слу­хи, буд­то она су­мас­шедшая. По край­ней ме­ре, од­на за пре­делы са­да, раз­би­того вок­руг до­ма, она не вы­ходи­ла.
       Ра­зуме­ет­ся, это­му стран­но­му се­мей­ству пос­то­ян­но пе­ремы­вали кос­точки. Го­род у нас ма­лень­кий, но­вос­тей ма­ло. Я слы­шала мно­го слу­хов, не­кото­рые пу­гали ме­ня. Как бы то ни бы­ло, уж не знаю, из ка­ких со­об­ра­жений, но од­нажды, теп­лым май­ским ве­чером я взя­ла ве­лоси­пед стар­шей сес­тры и по­еха­ла к до­му Алек­сея.
       В од­ном мес­те, в за­боре, бы­ла вну­шитель­ная ды­ра на­деж­но скры­тая за­рос­ля­ми не­ухо­жен­ных чай­ных роз. Я зна­ла об этой ла­зей­ке по­тому, что мы с друзь­ями за­час­тую во­рова­ли из са­да очень слад­кие соч­ные гру­ши. Нас го­нял от­ту­да дед Алек­сея, пот­ря­сая су­кова­той пал­кой и кри­ча сло­ва на язы­ке, ко­торый ник­то из нас не знал.
       Я прод­ра­лась че­рез ро­зы и, вся ис­ца­рапа­вшись, кра­дучись, нап­ра­вилась к до­му. В ок­нах пер­во­го эта­жа го­рел свет. Я забра­лась на по­докон­ник и заг­ля­нула в ком­на­ту. Ок­на бы­ли рас­пахну­ты, и по­лупроз­рачные за­навес­ки ко­лыха­лись от лег­ко­го ве­тер­ка.
       Яр­ко ос­ве­щен­ная ком­на­та ме­ня по­рази­ла — в ней сто­яла тя­желая, доб­ротная и яв­но ста­рин­ная де­ревян­ная ме­бель. Пол был ук­ра­шен мо­за­икой и до­воль­но гря­зен, мес­та­ми яв­но не хва­тало де­талей, но прос­матри­ва­ющийся рас­ти­тель­ный ор­на­мент по­ражал слож­ностью. И лишь по­том я за­мети­ла Алек­сея, сто­яв­ше­го пос­ре­ди это­го мрач­но­го и дав­но не мы­того ве­лико­лепия. Он сто­ял в од­ной длин­ной, бе­лой ру­баш­ке до пят, с ши­роки­ми ру­кава­ми. Про­ис­хо­дило неч­то стран­ное, и страш­ное, и я за­мер­ла, чувс­твуя, как хо­лодок про­бега­ет по ко­же.
       Ког­да та­кой мо­мент нас­ту­пал в кни­ге или в филь­ме, я всег­да ду­мала, что на мес­те ге­роя или ге­ро­ини сбе­жала бы уже дав­но в даль свер­кая пят­ка­ми… Но я ни­куда не убе­жала. Дверь в ком­на­ту, на­ходив­ша­яся как раз нап­ро­тив мо­его ок­на, рас­пахну­лась, и в ком­на­ту во­шел отец Алек­сея. Он по­дошел к сы­ну и, опус­тившись на од­но ко­лено, поч­ти­тель­но по­цело­вал ру­ку сво­его чада. Я от удив­ле­ния чуть не упа­ла с по­докон­ни­ка и пос­пе­шила спря­тать­ся за выс­туп сте­ны, ук­радкой пог­ля­дывая в ком­на­ту.
       Меж тем на­роду в ней ста­нови­лось все боль­ше и боль­ше. Вош­ли шес­те­ро муж­чин и во­семь жен­щин, оде­тых в бо­гато рас­ши­тые и мно­гос­лой­ные оде­яния из бар­ха­та и шел­ка. Каж­дый из во­шед­ших дер­жал в ру­ках по свер­тку. И у муж­чин, и у жен­щин на бо­ку ви­сели нож­ны, а за спи­ной ви­сели щи­ты. Каж­дый из них по оче­реди под­хо­дил к Алек­сею, вста­вал на од­но ко­лено, це­ловал ру­ку и скла­дывал свой свер­ток у его ног.
       Они что-то го­вори­ли ему, я за­пом­ни­ла два на­ибо­лее час­то пов­то­ря­емых сло­ва: «Ат­та­лан» и «Террен­кийа».
       Алек­сей нак­ло­нил­ся и, раз­вернув один из свер­тков, на­чал об­ла­чат­ься в одеж­ду, ока­зав­шу­юся в нем. Я так ув­леклась под­смат­ри­вани­ем, что не сра­зу по­чувс­тво­вала, что мне в шею упи­ра­ет­ся что-то хо­лод­ное и ос­трое. Я ско­сила гла­за и уви­дела, что ря­дом со мной сто­ит отец Алек­сея и меч, ко­торый он дер­жит в ру­ке, упи­ра­ет­ся мне пря­мо в шею. Я сглот­ну­ла, чувс­твуя как тря­сут­ся под­жилки.
        — Ес­ли бы я не бо­ял­ся ос­квер­нить ко­рона­цию Ат­та­лана, — про­из­нес он, сдви­гая тем­ные, гус­тые бро­ви. — Я бы убил те­бя, глу­пая де­воч­ка. Но на­чинать прав­ле­ние с убий­ства — пло­хой знак. Пош­ли со мной.
       Ме­ня пос­та­вили за спи­ну вы­сокой, рос­лой жен­щи­ны, об­ла­чен­ной в тя­желый плащ зе­лено­го цве­та и вы­сокую шап­ку, на­поми­нав­шую кол­пак. Ка­кое-то вре­мя прос­то рас­смат­ри­вала щит за ее спи­ной, ук­ра­шен­ный гер­бом с изоб­ра­жени­ем си­дяще­го на вет­ке пав­ли­на. За­тем, ос­ме­лев, выг­ля­нула из-за ее пле­ча. Жен­щи­на ни­чего не ска­зала, толь­ко ско­сила на ме­ня гла­за по­рази­тель­но­го, фи­ал­ко­вого цве­та. Все на­ходя­щи­еся в ком­на­те сто­яли нед­вижно, наб­лю­дая, как оде­ва­ет­ся Алек­сей… или Ат­та­лан?
       Он уже был пол­ностью одет. По­верх бе­лой ру­баш­ки на­тянул уз­кую ту­нику без ру­кавов, то­же бе­лую, рас­ши­тую зо­лоты­ми ни­тями, сан­да­лии с ре­меш­ка­ми до ко­лена, узор­ча­тый по­яс с при­торо­чен­ны­ми к не­му нож­на­ми, алый плащ, зак­реплен­ный на ле­вом пле­че фи­булой, и по­весил за спи­ну не­боль­шой щит, ук­ра­шен­ный чер­ным си­лу­этом ле­тяще­го яс­тре­ба.
       За­тем в ком­на­ту вош­ла мать Алек­сея, поч­ти­тель­но под­держи­ва­емая под ру­ки дву­мя мо­лоды­ми де­вуш­ка­ми в тем­но фи­оле­товых плать­ях. Я впер­вые уви­дела эту жен­щи­ну вбли­зи, по­рази­лась ее кра­соте. Иде­аль­ное ли­цо, ог­ромные зе­леные гла­за, длин­ные зо­лотые во­лосы и со­вер­шенно пус­той, от­сутс­тву­ющий взгляд. Ей, дол­жно бы­ло быть, никак не мень­ше трид­ца­ти пя­ти по край­ней ме­ре, но она ка­залась мо­ей ро­вес­ни­цей.
       В ру­ках она дер­жа­ла по­душ­ку, ук­ра­шен­ную кис­тя­ми, а на по­душ­ке воз­ле­жал ве­нец из чер­но­го ме­тал­ла с тре­мя проз­рачны­ми кам­ня­ми. Алек­сей взял ве­нец с по­душ­ки и вод­ру­зил его се­бе на го­лову. И стис­нул зу­бы, по­дав­ляя стон — по вис­кам его сте­кали кап­ли кро­ви, а кам­ни ко­торы­ми был ук­ра­шен ве­нец стре­митель­но вби­рали в се­бя ее цвет. Вско­ре они си­яли яр­че ру­бинов.
       Од­на из де­вушек дос­та­ла из-за па­зухи пла­ток, и смо­чив его во­дой из про­тяну­того ей куб­ка, вы­тира­ла кровь. Алек­сей — или Ат­та­лан? — сто­ял нед­вижно, лишь сом­кнув и без то­го тон­кие гу­бы, и сжи­мая и ра­зжимая ку­лаки.
       На­конец кровь пе­рес­та­ла течь, а кам­ни в вен­це за­мер­ца­ли яр­ким и спо­кой­ным све­том, буд­то на­елись. Алек­сей нес­ме­ло пок­ру­тил го­ловой и вздох­нул с об­легче­ни­ем. Ник­то не про­из­нес ни сло­ва, все сто­яли в мол­ча­нии и оце­пене­нии. На­конец Алек­сей мах­нул ру­кой, и вновь все пош­ло по кру­гу.
       Де­вуш­ки, все так­же при­дер­жи­вая его мать под ру­ки выш­ли из за­ла, и ос­таль­ные при­сутс­тву­ющие все еще раз, прек­ло­нив колена и по­цело­вав Алек­сею ру­ку, один за дру­гим по­кида­ли ком­на­ту. В этот раз, прав­да, он их ода­рил, пе­реда­вая каж­до­му по прос­тень­ко­му пер­стень­ку с ма­лень­ким проз­рачным ка­муш­ком, вро­де тех, что бы­ли в его вен­це, по­ка не на­пились кро­ви.
       Вско­ре в ком­на­те ос­та­лись толь­ко Алек­сей, его отец и я. И они на­конец об­ра­тили на ме­ня вни­мание. Алек­сей де­ревян­ной по­ход­кой нап­ра­вил­ся к бли­жай­ше­му стулу. Он шел так, буд­то на его го­лове сто­ял кув­шин, пол­ный во­ды. По край­ней ме­ре не су­тулит­ся, как обыч­но, по­дума­ла я. Он сел, и мор­щась, стя­нул ко­рону с го­ловы. И тут же сгор­бился, све­сив длин­ные ру­ки. Ру­бины сы­то мер­ца­ли.
       — Ат­та­лан! — уко­риз­ненно про­из­нес его отец. Алек­сей тут же сел пря­мо.
       Отец меж тем про­дол­жал что-то го­ворить на не­понят­ном мне язы­ке. Алек­сей ка­кое то вре­мя слу­шал, ки­вая. Я пы­талась хо­тя бы приб­ли­зитель­но уга­дать о чем же они го­ворят. Ча­ще все­го про­из­но­сились сло­ва «Террен­кийа», «ра­ганан» и «Свет­лан», дол­жно быть мое ис­ко­вер­канное по правилам чу­жого язы­ка имя. За­тем Алек­сей что-то от­ве­тил. Я за­мети­ла что он го­ворит так, как го­ворят на хо­рошо зна­комом, но не род­ном язы­ке, не на том язы­ке, на ко­тором че­ловек при­вык ду­мать.
       На­конец они оба по­вер­ну­ли го­ловы в мою сто­рону.
       — Не на­до ме­ня уби­вать, — нес­ме­ло пис­кну­ла я. — Я ни­кому ни­чего не ска­жу… А ес­ли и с­ка­жу, кто по­верит а? В дур­ку по­садят.
       Они мол­ча­ли.
       — Алеша, ну по­жалуй­ста — про­дол­жи­ла я, чувс­твуя как в мо­ем го­лосе появляются ис­те­ричес­кие нот­ки. Толь­ко не рас­плачь­ся, Свет­ка, умо­ляю, ду­мала я. — Те­бе до кон­ца шко­лы со­чине­ния пи­сать бу­ду. Ты зна­ешь, Та­мара Ан­дре­ев­на мне всег­да вы­сокие оцен­ки ста­вит…
       Алек­сей и его отец пе­рег­ля­нулись и зас­ме­ялись.
       — По­дой­ди поб­ли­же, — поп­ро­сил Алек­сей, про­тяги­вая ко мне ру­ку. — Я не умею сти­рать па­мять, но я за­печа­таю тай­ну в тво­ем сер­дце. Для тво­его же бла­га…
       Я пос­лушно по­дош­ла. Алек­сей, не вста­вая, по­ложил ру­ку мне на грудь. Я, по­чувс­тво­вав, что смерть мне не гро­зит, хо­тела бы­ло воз­му­тить­ся, тут ме­ня об­да­ла вол­на жа­ра. Я дер­ну­лась, и Алек­сей опус­тил ру­ку.
       — Все, все. — ус­по­ка­ива­юще ска­зал он. — Те­перь ты ни­кому не смо­жешь рас­ска­зать о том, что ви­дела. Про­щай, Свет­ла­на.
       И кив­нул сво­ему от­цу. Ну, на­вер­ное и не от­цу вов­се, а так, те­лох­ра­ните­лю или вос­пи­тате­лю. Тот сно­ва под­хва­тил ме­ня под ло­коть, прав­да на этот раз го­раз­до неж­нее.