Скачут, скачут по облачной дороге белые господа, выбивают копыта их коней искры, и искры эти становятся звёздами. Прикрывают господа лица от солнца — оно обжигает, как правда, и от луны — она ласкает, как ложь. Смотрят на землю: если мир там, то плачут, и слёзы живой водой становятся, а если война — то смеются, и от этого ураганы и грозы случаются. Впереди всех Йахсани, победитель дэвов, каменных великанов, долгие века притеснявших все земные народы, позади всех Вегела, сын последнего из дэвов и украденной им невесты Йахсани, Далинэ.
В последней битве царь дэвов, похититель Далинэ схватил свою пленницу, в нагрудный карман посадил и, чувствуя свою погибель, крикнул:
— Йахсани, ты жизни меня лишаешь, а я тебя радости лишу. Не быть Далинэ твоей, пока не сделаешь пустое полным!
Умер дэв, и слова его предсмертные сбылись: не может Йахсани к Далинэ подойти, и она к нему тоже. Как приблизятся чуть, так смертными становятся. А тело дэва в горную гряду превратилось, и осталась Далинэ жить в пещере, что на месте нагрудного кармана возникла.
День за днем сидит Далинэ на пороге пещеры, косы серебряные расчесывает, прислушивается: не слышно ли звона копыт на дороге из облаков? На закате ли, на рассвете, всё равно…
Если услышит, выбежит, крикнет: «Заберите меня!»
Конь Йахсани чуть замедлит бег, достанет белый господин из-за пазухи голубя с письмом, поцелует и выпустит. Полетит голубь к Далинэ, крылом по щеке заденет — будто любимый приласкал. А что в записке сказано, то нам знать не надобно…
Жить Далинэ невмоготу, и не жить невмоготу. Всё за что-то душа ее цепляется. Всё надеется, что развеются чары.
К ней Вегела приходит и, слёзы материны утирая, рассказывает, что тоскует по ней Йахсани, нет ему ни покоя и ни радости. На женщин он не смотрит, ни танцы, ни песни, ни битвы его не тешат… Что сидит он во дворце своём поднебесном под крышей самой высокой башни целыми днями, тоскует. И Далинэ без него жизни нет.
Дни идут, года бегут, проносятся века, а всё как прежде: тоскуют друг без друга Йахсани и Далинэ. И Вегела неприкаянным бродит, винит себя в горе их, то к одному белому господину пристанет: «Что же сделать? Как мне вину свою искупить?» То к другому: «Как несправедливость исправить, как сердца разлученных соединить?» Никто не знает. Да и заняты все: кто за временем смотрит, чтоб часы длиннее года вдруг не стали, кто каждой травинке учёт ведёт, а кто судьбы людские записывает, выбор верный помогает сделать. Все заняты, кроме Вегелы. Нет ему дела, по милости Йахсани топчет он небесную твердь. Все говорят: «Иди, Вегела, не путайся под ногами, хоть куда-нибудь, хоть на землю, хоть под воду, но только подальше от нас. Там ответы ищи».
Надоело Вегеле горе свое из пустого в порожнее переливать, пошел у Йахсани благословения просить на то, чтоб идти по свету и везде ответа искать, как же Йахсани и Далинэ помочь.
Отпустил его Йахсани, а чего бы и не отпустить. Свита у победителя дэвов большая. Одним челядинцем больше, одним меньше… Есть кому и кубок на пиру наполнить, и щитом в бою прикрыть.
Спустился Вегела с небес на землю. У белых господ внешность приметная: в глазах свет звезд, в волосах свет солнца, тело белое, лунному лучу подобно. Но коли нужно, могут они и среди простых людей за своего сойти. Вот Вегела облик свой и переменил: стал он не молод и не стар, не красив и не безобразен. Словом, так обычен, что второго такого обычного и не найдешь среди людей. Если, конечно, другому белому господину чего-нибудь на земле не понадобится.
Много дорог он прошел, много что видел: добрых людей награждал, злых наказывал, влюбленным помогал, искал ответ, да найти не мог. Был он как перекати-поле: нигде подолгу не жил, знакомств не водил долгих. Оттого и незаметно никому было, что не стареет, не меняется Вегела.
Стал он по матери тосковать. Да и по Йахсани тоже: пусть и не отец он ему, а отцом стал. Вот и решил Вегела: еще один день, и ежели не найдется ответ, вернется он в небесный замок.
Идет он по улице, ногой камни пинает с досады. Солнце светит, птицы поют, девицы ему улыбаются, мамаши их хмурятся, торговцы свой товар наперебой предлагают. Кипит жизнь. Вдруг слышит Вегела свадебную песнь. Голову поднял, мимо него как раз жених и невеста идут. Дружки над ними свадебный полог несут, подружки цветы и семена под ноги кидают — все честь по чести. Только одно странно: жених стар, да и невеста не молода. А по нарядам видно — не вдовцы и не разведенные. Диво!
Не один только Вегела поражен был. Хотел кого расспросить и со знакомцем столкнулся в толпе — с белым господином, писарем судеб. Тот невидим был. Говорит он Вегеле:
— Ох и упрямцы эти двое. Предначертано им было вместе быть, так нет же! Бегали друг от друга, то один судьбе противится, то другая… Однако же всё равно вместе теперь.
Слышит Вегела, жених невесте на ухо шепчет:
— Жизнь без тебя была длинна и пуста, а с тобой пусть и коротка будет, да полна.
Понял Вегела, как ему Йахсани и Далинэ помочь.
Распрощался с писарем судеб и к небесному замку рванул. Там его Йахсани встречает, соскучился по пасынку. Вегела ему говорит:
— Что важнее тебе, белый господин? Долгая жизнь без смысла или короткая, но со смыслом.
Подумал Йахсани, подбородок потер, выслушал историю о бегавших от судьбы и говорит:
— И то верно, Вегела. Еще тысячу лет тосковать не хочу. А мир и без меня справится.
Оседлал коня и к Далинэ отправился. Скачет по облакам его прекрасный конь, искры из небесной тверди выбивает. Чем ближе Дэвова гряда, тем меньше у Йахсани решимости.
Видел он, как лепили земную твердь и отливали небесную, как солнце раскаляли, как мир рос… И вот — стать обычным смертным, потерять всё? Тем старикам терять нечего, а ему есть.
Всё медленнее и медленнее скачет конь. Страшно Йахсани и перед ближниками стыдно — бросать их. Справиться-то справятся они и нового старшего выберут над собой, а всё же…
Вегела только рукой махнул, к матери пошел. Далинэ его выслушала, плакать начала. Каждая слеза — жемчужина, успевай подбирать только. Встала, к Йахсани собралась. Идет по небесной тверди и думает:
— Тысячу лет в пещере сижу, радости не знаю, мне терять нечего.
На солнце посмотрела, на луну, птичий щебет послушала. Разве плохо в пещере ей было? Сын приходит, рассказывает всё, цветы вокруг пещеры красоты изумительной. Тоже вспомнила, и как солнце в печи обжигали, и как твердь земную лепили. И потерять всё? Вегела опять же не женат еще, так и не узнать, кому он сердце свое отдаст?
Подумала-подумала Далинэ, да и назад в пещеру повернула.
Каждый из них у Вегелы спрашивает:
— Разве не мудро мы поступаем? Бережем, что есть, дабы всего не лишиться.
«Может, и мудро, —думает Вегела. — Только глупо. Еще вечность будут они тосковать. Делать что-то надо, да что?»
И решился Вегела на хитрость.
Попросил белых господ слух пустить, будто умирает Далинэ, чтобы Йахсани узнал о том, а сам матери сказал, будто Йахсани помирает от тоски. Не сработала хитрость. Побежали они друг к другу, издалека увидали, что каждый здоров, и разошлись. Так еще и трепку Вегеле задали. Мать левое ухо выкрутила, отчим — правое. В разное время, а всё равно обидно и больно.
Ушел тогда Вегела. По миру бродил, вино пил, в кости играл, сделал вид, будто и не интересно ему, что там Йахсани и Далинэ свой страх обуздать не могут. А как уверились все, что бросил он попытки Йахсани и Далинэ помочь, так за новую хитрость и принялся.
Бросился он к пучинам морским, принялся с чудовищами бороться. Одного заборол, другого, третьего… А потом слух пустил, будто ранен он, смерть его близка. И коли его с места сдвинут, так сразу умрет. И что хочет он мать и отчима перед смертью повидать.
Те, как услышали такое, подскочили разом, кто в чём был, и к нему. Далинэ одну косу заплела, другую не успела, Йахсани один сапог надел, другой в руке несет…
Прибежали к Вегеле, нос к носу столкнулись, враз людьми стали. Взглянули друг другу в глаза.
— И как я без тебя жил, — говорит Йахсани. Аж сапог выронил.
— И как я без тебя жила, — вторит ему Далинэ.
Тут и Вегела притворяться перестал. Говорит:
— Тяжело привычное ради неизвестного терять.
Те вздыхают, потупились, покраснели, за руки держатся.
— Тяжело…
Йахсани посмотрел на свою красавицу невесту и молвит:
— Понимаю теперь и про полное и про пустое.
— И я понимаю, — вторит она ему.
Тут и писарь судеб подошел:
— Целуйте, — говорит, — друг друга, не стесняйтесь…
А сам в бумагах своих копается. Те и поцеловались. И правда, тысячу лет ждали, куда еще-то?
И вмиг развеялись чары царя дэвов, стали вновь Йахсани и Далинэ теми, кем были: белыми господами. В глазах свет звезд, в волосах солнца лучи запутались, тела лунного света полны…
Пир закатили на весь мир, из соседних стран на свадьбу гостей позвали. Там и Вегела себе невесту нашел. И вино пили, и барашка ели, и сказки сказывали. И эту рассказали. И писарь судеб показал запись в книге своей. Сказано там: «Будут Йахсани и Далинэ неразлучны, когда страх за жизнь другого страшнее своей смерти покажется».
Счастье ко всем пришло, всех приласкало. Пора и сказку заканчивать.
Скачут, скачут по облачной дороге белые господа, выбивают копыта их коней искры, и искры эти становятся звездами. Прикрывают они лица от солнца — оно обжигает, как правда, и от луны — она ласкает, как ложь.
Смотрят на землю: если мир там, то плачут, и слезы живой водой становятся, а если война — то смеются, и от этого ураганы и грозы случаются. Впереди всех Йахсани, победитель дэвов, каменных великанов, долгие века притеснявших все земные народы, за ним жена его Далинэ. Скачут белые господа, следят, чтобы каждая травинка в свой срок взошла и каждый волосок в свой срок упал. Позади всех Вегела, сын последнего из дэвов, и с ним невеста его. Решимостью наполняют они сердца людей. Желанием менять и меняться.
В последней битве царь дэвов, похититель Далинэ схватил свою пленницу, в нагрудный карман посадил и, чувствуя свою погибель, крикнул:
— Йахсани, ты жизни меня лишаешь, а я тебя радости лишу. Не быть Далинэ твоей, пока не сделаешь пустое полным!
Умер дэв, и слова его предсмертные сбылись: не может Йахсани к Далинэ подойти, и она к нему тоже. Как приблизятся чуть, так смертными становятся. А тело дэва в горную гряду превратилось, и осталась Далинэ жить в пещере, что на месте нагрудного кармана возникла.
День за днем сидит Далинэ на пороге пещеры, косы серебряные расчесывает, прислушивается: не слышно ли звона копыт на дороге из облаков? На закате ли, на рассвете, всё равно…
Если услышит, выбежит, крикнет: «Заберите меня!»
Конь Йахсани чуть замедлит бег, достанет белый господин из-за пазухи голубя с письмом, поцелует и выпустит. Полетит голубь к Далинэ, крылом по щеке заденет — будто любимый приласкал. А что в записке сказано, то нам знать не надобно…
Жить Далинэ невмоготу, и не жить невмоготу. Всё за что-то душа ее цепляется. Всё надеется, что развеются чары.
К ней Вегела приходит и, слёзы материны утирая, рассказывает, что тоскует по ней Йахсани, нет ему ни покоя и ни радости. На женщин он не смотрит, ни танцы, ни песни, ни битвы его не тешат… Что сидит он во дворце своём поднебесном под крышей самой высокой башни целыми днями, тоскует. И Далинэ без него жизни нет.
Дни идут, года бегут, проносятся века, а всё как прежде: тоскуют друг без друга Йахсани и Далинэ. И Вегела неприкаянным бродит, винит себя в горе их, то к одному белому господину пристанет: «Что же сделать? Как мне вину свою искупить?» То к другому: «Как несправедливость исправить, как сердца разлученных соединить?» Никто не знает. Да и заняты все: кто за временем смотрит, чтоб часы длиннее года вдруг не стали, кто каждой травинке учёт ведёт, а кто судьбы людские записывает, выбор верный помогает сделать. Все заняты, кроме Вегелы. Нет ему дела, по милости Йахсани топчет он небесную твердь. Все говорят: «Иди, Вегела, не путайся под ногами, хоть куда-нибудь, хоть на землю, хоть под воду, но только подальше от нас. Там ответы ищи».
Надоело Вегеле горе свое из пустого в порожнее переливать, пошел у Йахсани благословения просить на то, чтоб идти по свету и везде ответа искать, как же Йахсани и Далинэ помочь.
Отпустил его Йахсани, а чего бы и не отпустить. Свита у победителя дэвов большая. Одним челядинцем больше, одним меньше… Есть кому и кубок на пиру наполнить, и щитом в бою прикрыть.
Спустился Вегела с небес на землю. У белых господ внешность приметная: в глазах свет звезд, в волосах свет солнца, тело белое, лунному лучу подобно. Но коли нужно, могут они и среди простых людей за своего сойти. Вот Вегела облик свой и переменил: стал он не молод и не стар, не красив и не безобразен. Словом, так обычен, что второго такого обычного и не найдешь среди людей. Если, конечно, другому белому господину чего-нибудь на земле не понадобится.
Много дорог он прошел, много что видел: добрых людей награждал, злых наказывал, влюбленным помогал, искал ответ, да найти не мог. Был он как перекати-поле: нигде подолгу не жил, знакомств не водил долгих. Оттого и незаметно никому было, что не стареет, не меняется Вегела.
Стал он по матери тосковать. Да и по Йахсани тоже: пусть и не отец он ему, а отцом стал. Вот и решил Вегела: еще один день, и ежели не найдется ответ, вернется он в небесный замок.
Идет он по улице, ногой камни пинает с досады. Солнце светит, птицы поют, девицы ему улыбаются, мамаши их хмурятся, торговцы свой товар наперебой предлагают. Кипит жизнь. Вдруг слышит Вегела свадебную песнь. Голову поднял, мимо него как раз жених и невеста идут. Дружки над ними свадебный полог несут, подружки цветы и семена под ноги кидают — все честь по чести. Только одно странно: жених стар, да и невеста не молода. А по нарядам видно — не вдовцы и не разведенные. Диво!
Не один только Вегела поражен был. Хотел кого расспросить и со знакомцем столкнулся в толпе — с белым господином, писарем судеб. Тот невидим был. Говорит он Вегеле:
— Ох и упрямцы эти двое. Предначертано им было вместе быть, так нет же! Бегали друг от друга, то один судьбе противится, то другая… Однако же всё равно вместе теперь.
Слышит Вегела, жених невесте на ухо шепчет:
— Жизнь без тебя была длинна и пуста, а с тобой пусть и коротка будет, да полна.
Понял Вегела, как ему Йахсани и Далинэ помочь.
Распрощался с писарем судеб и к небесному замку рванул. Там его Йахсани встречает, соскучился по пасынку. Вегела ему говорит:
— Что важнее тебе, белый господин? Долгая жизнь без смысла или короткая, но со смыслом.
Подумал Йахсани, подбородок потер, выслушал историю о бегавших от судьбы и говорит:
— И то верно, Вегела. Еще тысячу лет тосковать не хочу. А мир и без меня справится.
Оседлал коня и к Далинэ отправился. Скачет по облакам его прекрасный конь, искры из небесной тверди выбивает. Чем ближе Дэвова гряда, тем меньше у Йахсани решимости.
Видел он, как лепили земную твердь и отливали небесную, как солнце раскаляли, как мир рос… И вот — стать обычным смертным, потерять всё? Тем старикам терять нечего, а ему есть.
Всё медленнее и медленнее скачет конь. Страшно Йахсани и перед ближниками стыдно — бросать их. Справиться-то справятся они и нового старшего выберут над собой, а всё же…
Вегела только рукой махнул, к матери пошел. Далинэ его выслушала, плакать начала. Каждая слеза — жемчужина, успевай подбирать только. Встала, к Йахсани собралась. Идет по небесной тверди и думает:
— Тысячу лет в пещере сижу, радости не знаю, мне терять нечего.
На солнце посмотрела, на луну, птичий щебет послушала. Разве плохо в пещере ей было? Сын приходит, рассказывает всё, цветы вокруг пещеры красоты изумительной. Тоже вспомнила, и как солнце в печи обжигали, и как твердь земную лепили. И потерять всё? Вегела опять же не женат еще, так и не узнать, кому он сердце свое отдаст?
Подумала-подумала Далинэ, да и назад в пещеру повернула.
Каждый из них у Вегелы спрашивает:
— Разве не мудро мы поступаем? Бережем, что есть, дабы всего не лишиться.
«Может, и мудро, —думает Вегела. — Только глупо. Еще вечность будут они тосковать. Делать что-то надо, да что?»
И решился Вегела на хитрость.
Попросил белых господ слух пустить, будто умирает Далинэ, чтобы Йахсани узнал о том, а сам матери сказал, будто Йахсани помирает от тоски. Не сработала хитрость. Побежали они друг к другу, издалека увидали, что каждый здоров, и разошлись. Так еще и трепку Вегеле задали. Мать левое ухо выкрутила, отчим — правое. В разное время, а всё равно обидно и больно.
Ушел тогда Вегела. По миру бродил, вино пил, в кости играл, сделал вид, будто и не интересно ему, что там Йахсани и Далинэ свой страх обуздать не могут. А как уверились все, что бросил он попытки Йахсани и Далинэ помочь, так за новую хитрость и принялся.
Бросился он к пучинам морским, принялся с чудовищами бороться. Одного заборол, другого, третьего… А потом слух пустил, будто ранен он, смерть его близка. И коли его с места сдвинут, так сразу умрет. И что хочет он мать и отчима перед смертью повидать.
Те, как услышали такое, подскочили разом, кто в чём был, и к нему. Далинэ одну косу заплела, другую не успела, Йахсани один сапог надел, другой в руке несет…
Прибежали к Вегеле, нос к носу столкнулись, враз людьми стали. Взглянули друг другу в глаза.
— И как я без тебя жил, — говорит Йахсани. Аж сапог выронил.
— И как я без тебя жила, — вторит ему Далинэ.
Тут и Вегела притворяться перестал. Говорит:
— Тяжело привычное ради неизвестного терять.
Те вздыхают, потупились, покраснели, за руки держатся.
— Тяжело…
Йахсани посмотрел на свою красавицу невесту и молвит:
— Понимаю теперь и про полное и про пустое.
— И я понимаю, — вторит она ему.
Тут и писарь судеб подошел:
— Целуйте, — говорит, — друг друга, не стесняйтесь…
А сам в бумагах своих копается. Те и поцеловались. И правда, тысячу лет ждали, куда еще-то?
И вмиг развеялись чары царя дэвов, стали вновь Йахсани и Далинэ теми, кем были: белыми господами. В глазах свет звезд, в волосах солнца лучи запутались, тела лунного света полны…
Пир закатили на весь мир, из соседних стран на свадьбу гостей позвали. Там и Вегела себе невесту нашел. И вино пили, и барашка ели, и сказки сказывали. И эту рассказали. И писарь судеб показал запись в книге своей. Сказано там: «Будут Йахсани и Далинэ неразлучны, когда страх за жизнь другого страшнее своей смерти покажется».
Счастье ко всем пришло, всех приласкало. Пора и сказку заканчивать.
Скачут, скачут по облачной дороге белые господа, выбивают копыта их коней искры, и искры эти становятся звездами. Прикрывают они лица от солнца — оно обжигает, как правда, и от луны — она ласкает, как ложь.
Смотрят на землю: если мир там, то плачут, и слезы живой водой становятся, а если война — то смеются, и от этого ураганы и грозы случаются. Впереди всех Йахсани, победитель дэвов, каменных великанов, долгие века притеснявших все земные народы, за ним жена его Далинэ. Скачут белые господа, следят, чтобы каждая травинка в свой срок взошла и каждый волосок в свой срок упал. Позади всех Вегела, сын последнего из дэвов, и с ним невеста его. Решимостью наполняют они сердца людей. Желанием менять и меняться.
