На большой кухне Темной башни было шумно, весело, и пахло кашей. Одиннадцать учеников последнего в княжестве темного мага Эжена син’Эриада сидели на длинной лавке и сосредоточенно уминали кашу. День им предстоял нелегкий: работы по хозяйству до обеда, а после обеда занятия магическими искусствами.
Младшему из учеников было восемь лет, старшему только-только исполнилось семнадцать. У каждого на ладони красовалась стилизованная цифра от одного до одиннадцати. Великому, и в данный момент единственному на все княжество, темному магу было лень запоминать их имена, и потому каждый получил свой порядковый номер.
Когда ученики наконец насытились, дежурившая сегодня по кухне Седьмая, принялась собирать со стола посуду. Коротко стриженая, четырнадцатилетняя девушка, путаясь в желто-синем платье, щелкнула пальцами, отправляя посуду мыться. Темный маг наблюдал, как повинуясь взмахам её руки, чашки и тарелки взлетают над столом и устремляются в раковину. Седьмая едва слышно напевала песенку, в которой просила сковородки и кастрюли не ленится, и хорошо отмыться
Учитель усмехнулся, едва заметно кривя тонкие губы на узком лице, впрочем суровыми гримасами учеников ему было не пронять. В его глубоко посаженных, серо-голубых глазах они видели и ум, и участие к доставшимся наставнику сиротам. Эжен син’Эриад подождал, пока Седьмая не освободилась от наблюдения за тем, как моет и вытирает себя посуда, и присела за стол. Затем он сказал, нарочито равнодушно:
— Кто будет перед проверяющими паясничать, получит посохом по лбу. Два раза.
Одиннадцать учеников господина темного мага печально переглянулись. Учитель сегодня был крайне зол, впрочем, ничего нового. Он вообще не отличался кротостью нрава, и вспыхивал от каждой искры, но сегодня, получив перед завтраком письмо, и прочитав его в своем кабинете, он пришел в наисквернейшее расположение духа из всех возможных.
Нерасторопной Седьмой уже попало. Она сегодня была ответственной за завтрак, но, по обыкновению, замечталась, воображая себя не то Золушкой, не то Белоснежкой, напустила полную кухню живности, которую незаметно приманила, распевая песни.
Пусть учительский гнев и поутих, новой вспышки никто не хотел, потому завтракали в полном молчании. Никому не хотелось получить от вспыльчивого мага самонаводящуюся шаровую молнию. Только Седьмая, как всегда, витала в облаках, записывая в потрепанную тетрадку отрывки из своего будущего великого романа, носящего прекрасное, удивительное и в меру торжественное, как она сама считала, название: «Последний хозяин темной башни». Учителя перекашивало каждый раз, когда он бросал взгляд на многотетрадный опус своей ученицы. У них были перебои с бумагой, лекции иногда не на чем записывать, а она романы строчит. Безобразие!
Вообще, с ним сложно было уживаться. Как учитель он был ужасен. Впрочем, его подопечные и не считали его наставником. Братом, защитником — да. Да и старше большинства учеников он был хорошо если лет на пятнадцать, если не приврал насчет возраста…
Им, и наставнику и ученикам, некуда было друг от друга деваться. Первый, Второй и Третья сироты, осколки войны между светлыми и темными. Их родители тоже были темными магами. Кого-то сожгли на костре, кого-то убили на поле боя. Четвертый - крестьянский сын. Пятый и Шестой просто побродяжки, не подозревавшие о своем даре до того, как повстречались с учителем. Седьмая — настоящая великосветская леди, которая сбежала из дома, поняв, кем является. На деньги, тайком присылаемые ей матерью и сестрой, и перебивалась худо-бедно колония. Восьмой прежде промышлял воровством, Девятая и Десятая — две сестры, просидели пол жизни провели в доме, никуда не выходя, пока война не закончилась. Одиннадцатый успел повоевать на стороне света в рядах пехоты. Иногда, очень редко, дар открывается уже у взрослого человека. Все они были нужны друг другу, и никому более за пределами Темной башни и прилегающих к ней земель.
Наставник заботился о них, как мог, обучал в меру своего разумения периодически обзывал и грозился ударить посохом по тупым головам, но никогда этого не делал. Они были семьей. Несколько своеобразной, но семьей.
И их семью собирались разрушить. Их маленькое общество было на данный момент единственной колонией темных на территории княжества. Пусть война окончилась, пусть светлые принесли официальные извинения почти полностью перебитым темным, а все же, их боялись.
И решили направить сюда, в глушь, светлую волшебницу, чтобы та проверила, не склоняет ли темный маг своих подопечных ко злу и мести. Он не склонял, но, понятное дело, если светлые захотят придраться, они найдут к чему.
— Я так и знал, что надо было захватывать мир, когда была возможность, — вздохнул маг. — Тогда бы никто мне не указывал, а уж тем более чинуши из комиссии по образованию и защите детей. От кого вас защищать? От меня? Это меня от вас защищать надо!
— А у вас была такая возможность? — с интересом спросил Восьмой. Седьмая приготовилась записывать.
Учитель встал из-за стола, одернул свободное одеяния, осадил взглядом Восьмого. Седьмая заскрипела магическим пером, связанным с оставленной в её комнате чернильницей — непроливайкой.
«Темный маг ничего не ответил своему ученику. Ветер трепал его бархатную, темную, как самая беззвездная ночь, мантию. Стальной взгляд его пронзительных, голубых глаз затуманили воспоминания. Речь его, подобная грому… »
Десятая скосила глаза, ткнула подругу в плечо. Удар у нее был что надо, Седьмая чуть не облилась чернилами и обиженно зашипела.
— Мы в закрытом помещении, без сквозняков. Откуда здесь ветер, треплющий мантию?
Седьмая отмахнулась.
— Это небольшое художественное преувеличение.
Сидевший с другой стороны от подруг Шестой хмыкнул.
— Боюсь представить себе большое преувеличение. Учитель чихнет, а ты напишешь, что он случайно уничтожил мир?
От болтовни их отвлек звук потрескивающей в руках мага шаровой молнии.
— Первый-Четвертый, до обеда огород на вас. Пятый — Восьмой. Уборка помещений, Девятая-Десятая — обед на вас. Одиннадцатый — поезжай в деревню за молоком и яйцами. Я в лаборатории, до обеда не беспокоить. После обеда — занятия.
Какое-то время учитель простоял, задумчиво глядя на свой маленький отряд, на то, как одни, стена, бредут за граблями и лопатами, другие к ларям с мукой и крупой. Затем он отправился из кухни вон, в сторону пристройки к башне, в которой располагалась алхимическая лаборатория.
Седьмая подошла к окну, проследила за высокой фигурой, опирающейся на крепкий посох, заправила за уши короткие черные волосы, улыбнулась, непонятно чему.
— И все же, ты в него влюблена, — шепнула Девятая, обнимая подругу.
Седьмая покачала головой.
— Вот еще. Такой хорош, когда про него в книжке читаешь, а в обычной жизни он очень уж проблемный. Влюбляться в такого может только сумасшедшая…
Седьмая осеклась на полуслове, посмотрела на подругу, накручивавшую на палец золотистый локон.
— Что? — спросила Девятая.
— Не кажется ли тебе, что светлая магичка, собирающаяся в одиночку посетить логово темного мага, достаточно безумна, чтобы в темного мага влюбиться?
— Созываем тайный совет?
— Следует вначале прочитать письмо, присланное учителю, узнать её имя. Вдруг я, в бытность свою дочерью светлого мага что-либо слышала о ней?
Учитель хранил свои письма в кабинете на втором этаже башни, квадратного, вытянутого шестиэтажного строения, на каждом этаже которого находилось две узких прямоугольных комнаты расположенных вдоль лестничного прохода. На первом этаже находились кухня и кладовая, на втором — кабинет и спальня учителя, выше — спальни учеников и бестиарий.
Письмо обнаружилось в ящике письменного стола, проткнутое кинжалом. Седьмая надела перчатки из слинявшей драконьей кожи. Это прекрасная защита от охранных заклинаний, да и отпечатки пальцев и ауры считать не получиться. Развернула злосчастное письмо. Дважды перечитала, нахмурилась, с тихим стоном опустилась в скрипучее кресло с высокой спинкой.
— Только не она!
Девятая присела на край стола, откинула за спину копну длинных, ухоженных волос.
— Что, она недостаточно безумна?
Седьмая махнула рукой.
— Какое там! Наоборот. Светлая леди Лорена — моя старшая сестра. Беда в том, что она слишком хорошо нас, темных знает. Её не проведешь.
Девятая отошла к большому зеркалу в резной раме, принялась оглядывать точеную фигурку.
— Дурацкая все-таки у магов мода. Ну неужели нельзя было придумать приталенные мантии? Хотя бы для нас, прекрасных дам?
Девятой уже исполнилось шестнадцать, и являясь совершеннолетней пусть еще и не закончившей обучение, она обязана была постоянно носить форменную одежду, подтверждающую её статус мага. Девушка повернулась, неловко задела широким подолом резной столик, у которого две ножки держались на честном и магическом слове. Стол зашатался, с него посыпались наваленные на него свитки, под которым оказалась спрятана книга в обложке из тисненой кожи.
Девятая наклонилась, присмотрелась к книге.
— Что это?
— Подожди, не трогай! Давай лучше я, — пришла ей на помощь Седьмая.
Она снова натянула перчатки из драконьей кожи, осторожно притронулась к книге. Ничего не произошло. Седьмая почти оскорбилась:
— Что? Ни одного охранного заклинания? На вас это не похоже, наставник!
Заклинаний действительно не было. Кроме стандартных, работающих на защиту от огня, воды, и прочих разрушений.
На первой странице ничего не было написано, кроме имени учителя. Большими, стоящими друг от друга отдельно буквами, несколько раз подчеркнуто и обведено картушем.
«Темный маг Эжен син’Эриад»
Страницей дальше — имена его учеников, и быстрые портреты чернилами.
— Делия, — прочла Девятая надпись напротив своего портрета, схематичного, но схватившего суть. — Забавно, я уже стала забывать собственное имя. Так привыкла быть Девятой.
Седьмая понимающе хмыкнула.
— Жуть как интересно, что там дальше.
Они перелистнули страницу.
«Седьмое травня. Проснулся с рассветом. Все бесит»
Девушки синхронно хмыкнули. Коротко и в точку.
Четвертый сидел в тени раскидистого дерева, наигрывал на гитаре матерные частушки, но не пел. Наставник пытался вырастить из них людей воспитанных, потому любые неприличные выходки порицались. Парень посматривал в сторону картофельного поля, цедя сквозь зубы, обращаясь к жукам, пожирающим будущий урожай:
— Чтоб вы сдохли, гады!
Гады, послушные слову темного мага, дисциплинированно дохли. Нерасторопным соученикам Четвертого, попавшим в радиус заклиная, падала за шиворот мрущая на лету мошкара. Охотившиеся за ней птицы в недоумении орали что-то оскорбительное, рыская в выцветших от летней жары небесах. Полосатые жуки, питавшиеся картофелем, против которых и была направленна магия, продолжали свое черное дело, как ни в чем не бывало. Гадами жуки, судя по всему, себя не считали. Вот почему полезно иметь высокую самооценку.
— Бездельничаешь? — спросила его подкравшаяся Девятая. Седьмая брела за ней, путаясь в подоле платья и уткнувшись носом в свою неизменную тетрадь. Она довольно ловко обошла лежащие на земле грабли, но споткнулась о ведро.
— Прокрастинирую! — похвастал подцепленным от наставника словом Четвертый. Уши у него были лопоухие, большие, и когда он врал, предательски краснели. А еще через них просвечивало солнце.
— Как вам? — спросила победившая наконец ведро, Седьмая. На этот раз она обошлась малой кровью — всего лишь намочила подол платья. Жара стояла страшная, была надежда, что платье быстро высохнет. — Слушайте: «Великие и ужасные тайны хранил темный маг в своей книге, в переплете из человеческой кожи»…
— Телячьей, — поправила её Девятая, роясь в корзинке с полдником, которую взял с собой любящий перекусить Четвертый.
Седьмая отмахнулась и продолжила.
— «О всех своих тайнах и мыслях писал он книгу, защищённую именами девяноста девяти злобных духов Бездны»…
У Девятой из рук выпал бутерброд. У нее всегда все валилось из рук, когда Седьмая начинала нести в народ свое глубокомысленное творчество.
— Маслом вниз, — печально сообщила она. — Даже магия не справится с законами мироздания.
— Масло просто тяжелее, — пожал плечами Четвертый. — Вот и тянет вниз.
— Вы не дослушали! — возмутилась Седьмая. — А я написала между прочим…
Девятая и Четвертый синхронно закрыли уши.
— Расскажи лучше о своей сестре… — предложила Девятая, протягивая подруге второй и последний из лежавших в корзине бутербродов. Четвертый проводил его страдальческим взглядом.
Седьмая убрала тетрадь в холщовую сумку, и уселась на камень, укусила бутерброд.
— Я голодный, — пожаловался Четвертый.
— Ты всегда голодный, — наставительно сообщила ему Седьмая, подняв палец вверх. — Есть вещи и поважнее. Ну, я её плохо помню. Во время войны Лорена служила в полевом госпитале, её чуть не казнили за то, что пыталась лечить темных тайком. Знаю, что некоторым она помогла переправиться через границу…
— Куда? — заинтересованно спросила Девятая.
— Не знаю, и она молчала. Никто вернуться не пожелал, кроме нашего наставника.
— Его тоже она куда-то переправляла?
Седьмая пожала плечами.
— Ну, а как без темных туго стало, духов всяких развелось, всякая нечисть полезла, так мою сестру чуть героиней не сделали. Она на силу отбрыкалась. Говорит: «Есть и более героичные люди».
Седьмая мечтательно вздохнула.
— Как думаете, может у них был роман, а?
Четвертый пожал плечами.
— Нам-то с этого что?
Глаза у Седьмой загорелись.
— Как что? Что может быть важнее истинной любви?
Четвертый вылез из тени, пробежал по солнцепеку к грядкам с огурцами, вернулся с добычей, крепко прижимая три огурца к себе.
— Я разумею, что они сами разберутся.
— Мальчишка, — фыркнула Девятая. — Что ты понимаешь.
Было что-то в её взгляде мечтательное.
Четвертый спорить не стал. С девчонками спорить себе дороже.
На обед было рагу овощное и пастуший пирог. А после принятия пищи телесной настало время принятия пищи для разума.
Подход к ученикам у господина темного мага был строго индивидуальный, сказывалась большая разница в их возрасте. Первый, Второй и Третья только начинали постигать премудрости обычных наук, истории и литературы, иностранных языков… Четвертый, Пятый, Шестой кроме диктантов и решения математических задач изучали уже и простую, бытовую магию.
Старшая группа занималась более интересными вещами. Тем, что во многих странах каралось законом, но без чего достигнуть равновесия было невозможно. Хотели люди того, или нет, а темные волны магии омывали мир, побуждая мертвецов ворочаться в могилах, а живых людей и животных превращали в нечисть и нежить… И справиться со всем этим мог только темный маг.
У учителя бывали дни, когда он ничему не учил. Просто сидел, уставившись в одну точку, даже не моргая. Тогда ученики занимались сами, старшие терпеливо помогали младшим. А иногда рассказывал одно и тоже по несколько раз.
Однако, когда он был в настроении, рассказ о чем угодно, хоть о восточноэуропейских здыхликах, хоть о болотных загребнях становился настоящим приключением.
Младшему из учеников было восемь лет, старшему только-только исполнилось семнадцать. У каждого на ладони красовалась стилизованная цифра от одного до одиннадцати. Великому, и в данный момент единственному на все княжество, темному магу было лень запоминать их имена, и потому каждый получил свой порядковый номер.
Когда ученики наконец насытились, дежурившая сегодня по кухне Седьмая, принялась собирать со стола посуду. Коротко стриженая, четырнадцатилетняя девушка, путаясь в желто-синем платье, щелкнула пальцами, отправляя посуду мыться. Темный маг наблюдал, как повинуясь взмахам её руки, чашки и тарелки взлетают над столом и устремляются в раковину. Седьмая едва слышно напевала песенку, в которой просила сковородки и кастрюли не ленится, и хорошо отмыться
Учитель усмехнулся, едва заметно кривя тонкие губы на узком лице, впрочем суровыми гримасами учеников ему было не пронять. В его глубоко посаженных, серо-голубых глазах они видели и ум, и участие к доставшимся наставнику сиротам. Эжен син’Эриад подождал, пока Седьмая не освободилась от наблюдения за тем, как моет и вытирает себя посуда, и присела за стол. Затем он сказал, нарочито равнодушно:
— Кто будет перед проверяющими паясничать, получит посохом по лбу. Два раза.
Одиннадцать учеников господина темного мага печально переглянулись. Учитель сегодня был крайне зол, впрочем, ничего нового. Он вообще не отличался кротостью нрава, и вспыхивал от каждой искры, но сегодня, получив перед завтраком письмо, и прочитав его в своем кабинете, он пришел в наисквернейшее расположение духа из всех возможных.
Нерасторопной Седьмой уже попало. Она сегодня была ответственной за завтрак, но, по обыкновению, замечталась, воображая себя не то Золушкой, не то Белоснежкой, напустила полную кухню живности, которую незаметно приманила, распевая песни.
Пусть учительский гнев и поутих, новой вспышки никто не хотел, потому завтракали в полном молчании. Никому не хотелось получить от вспыльчивого мага самонаводящуюся шаровую молнию. Только Седьмая, как всегда, витала в облаках, записывая в потрепанную тетрадку отрывки из своего будущего великого романа, носящего прекрасное, удивительное и в меру торжественное, как она сама считала, название: «Последний хозяин темной башни». Учителя перекашивало каждый раз, когда он бросал взгляд на многотетрадный опус своей ученицы. У них были перебои с бумагой, лекции иногда не на чем записывать, а она романы строчит. Безобразие!
Вообще, с ним сложно было уживаться. Как учитель он был ужасен. Впрочем, его подопечные и не считали его наставником. Братом, защитником — да. Да и старше большинства учеников он был хорошо если лет на пятнадцать, если не приврал насчет возраста…
Им, и наставнику и ученикам, некуда было друг от друга деваться. Первый, Второй и Третья сироты, осколки войны между светлыми и темными. Их родители тоже были темными магами. Кого-то сожгли на костре, кого-то убили на поле боя. Четвертый - крестьянский сын. Пятый и Шестой просто побродяжки, не подозревавшие о своем даре до того, как повстречались с учителем. Седьмая — настоящая великосветская леди, которая сбежала из дома, поняв, кем является. На деньги, тайком присылаемые ей матерью и сестрой, и перебивалась худо-бедно колония. Восьмой прежде промышлял воровством, Девятая и Десятая — две сестры, просидели пол жизни провели в доме, никуда не выходя, пока война не закончилась. Одиннадцатый успел повоевать на стороне света в рядах пехоты. Иногда, очень редко, дар открывается уже у взрослого человека. Все они были нужны друг другу, и никому более за пределами Темной башни и прилегающих к ней земель.
Наставник заботился о них, как мог, обучал в меру своего разумения периодически обзывал и грозился ударить посохом по тупым головам, но никогда этого не делал. Они были семьей. Несколько своеобразной, но семьей.
И их семью собирались разрушить. Их маленькое общество было на данный момент единственной колонией темных на территории княжества. Пусть война окончилась, пусть светлые принесли официальные извинения почти полностью перебитым темным, а все же, их боялись.
И решили направить сюда, в глушь, светлую волшебницу, чтобы та проверила, не склоняет ли темный маг своих подопечных ко злу и мести. Он не склонял, но, понятное дело, если светлые захотят придраться, они найдут к чему.
— Я так и знал, что надо было захватывать мир, когда была возможность, — вздохнул маг. — Тогда бы никто мне не указывал, а уж тем более чинуши из комиссии по образованию и защите детей. От кого вас защищать? От меня? Это меня от вас защищать надо!
— А у вас была такая возможность? — с интересом спросил Восьмой. Седьмая приготовилась записывать.
Учитель встал из-за стола, одернул свободное одеяния, осадил взглядом Восьмого. Седьмая заскрипела магическим пером, связанным с оставленной в её комнате чернильницей — непроливайкой.
«Темный маг ничего не ответил своему ученику. Ветер трепал его бархатную, темную, как самая беззвездная ночь, мантию. Стальной взгляд его пронзительных, голубых глаз затуманили воспоминания. Речь его, подобная грому… »
Десятая скосила глаза, ткнула подругу в плечо. Удар у нее был что надо, Седьмая чуть не облилась чернилами и обиженно зашипела.
— Мы в закрытом помещении, без сквозняков. Откуда здесь ветер, треплющий мантию?
Седьмая отмахнулась.
— Это небольшое художественное преувеличение.
Сидевший с другой стороны от подруг Шестой хмыкнул.
— Боюсь представить себе большое преувеличение. Учитель чихнет, а ты напишешь, что он случайно уничтожил мир?
От болтовни их отвлек звук потрескивающей в руках мага шаровой молнии.
— Первый-Четвертый, до обеда огород на вас. Пятый — Восьмой. Уборка помещений, Девятая-Десятая — обед на вас. Одиннадцатый — поезжай в деревню за молоком и яйцами. Я в лаборатории, до обеда не беспокоить. После обеда — занятия.
Какое-то время учитель простоял, задумчиво глядя на свой маленький отряд, на то, как одни, стена, бредут за граблями и лопатами, другие к ларям с мукой и крупой. Затем он отправился из кухни вон, в сторону пристройки к башне, в которой располагалась алхимическая лаборатория.
Седьмая подошла к окну, проследила за высокой фигурой, опирающейся на крепкий посох, заправила за уши короткие черные волосы, улыбнулась, непонятно чему.
— И все же, ты в него влюблена, — шепнула Девятая, обнимая подругу.
Седьмая покачала головой.
— Вот еще. Такой хорош, когда про него в книжке читаешь, а в обычной жизни он очень уж проблемный. Влюбляться в такого может только сумасшедшая…
Седьмая осеклась на полуслове, посмотрела на подругу, накручивавшую на палец золотистый локон.
— Что? — спросила Девятая.
— Не кажется ли тебе, что светлая магичка, собирающаяся в одиночку посетить логово темного мага, достаточно безумна, чтобы в темного мага влюбиться?
— Созываем тайный совет?
— Следует вначале прочитать письмо, присланное учителю, узнать её имя. Вдруг я, в бытность свою дочерью светлого мага что-либо слышала о ней?
Учитель хранил свои письма в кабинете на втором этаже башни, квадратного, вытянутого шестиэтажного строения, на каждом этаже которого находилось две узких прямоугольных комнаты расположенных вдоль лестничного прохода. На первом этаже находились кухня и кладовая, на втором — кабинет и спальня учителя, выше — спальни учеников и бестиарий.
Письмо обнаружилось в ящике письменного стола, проткнутое кинжалом. Седьмая надела перчатки из слинявшей драконьей кожи. Это прекрасная защита от охранных заклинаний, да и отпечатки пальцев и ауры считать не получиться. Развернула злосчастное письмо. Дважды перечитала, нахмурилась, с тихим стоном опустилась в скрипучее кресло с высокой спинкой.
— Только не она!
Девятая присела на край стола, откинула за спину копну длинных, ухоженных волос.
— Что, она недостаточно безумна?
Седьмая махнула рукой.
— Какое там! Наоборот. Светлая леди Лорена — моя старшая сестра. Беда в том, что она слишком хорошо нас, темных знает. Её не проведешь.
Девятая отошла к большому зеркалу в резной раме, принялась оглядывать точеную фигурку.
— Дурацкая все-таки у магов мода. Ну неужели нельзя было придумать приталенные мантии? Хотя бы для нас, прекрасных дам?
Девятой уже исполнилось шестнадцать, и являясь совершеннолетней пусть еще и не закончившей обучение, она обязана была постоянно носить форменную одежду, подтверждающую её статус мага. Девушка повернулась, неловко задела широким подолом резной столик, у которого две ножки держались на честном и магическом слове. Стол зашатался, с него посыпались наваленные на него свитки, под которым оказалась спрятана книга в обложке из тисненой кожи.
Девятая наклонилась, присмотрелась к книге.
— Что это?
— Подожди, не трогай! Давай лучше я, — пришла ей на помощь Седьмая.
Она снова натянула перчатки из драконьей кожи, осторожно притронулась к книге. Ничего не произошло. Седьмая почти оскорбилась:
— Что? Ни одного охранного заклинания? На вас это не похоже, наставник!
Заклинаний действительно не было. Кроме стандартных, работающих на защиту от огня, воды, и прочих разрушений.
На первой странице ничего не было написано, кроме имени учителя. Большими, стоящими друг от друга отдельно буквами, несколько раз подчеркнуто и обведено картушем.
«Темный маг Эжен син’Эриад»
Страницей дальше — имена его учеников, и быстрые портреты чернилами.
— Делия, — прочла Девятая надпись напротив своего портрета, схематичного, но схватившего суть. — Забавно, я уже стала забывать собственное имя. Так привыкла быть Девятой.
Седьмая понимающе хмыкнула.
— Жуть как интересно, что там дальше.
Они перелистнули страницу.
«Седьмое травня. Проснулся с рассветом. Все бесит»
Девушки синхронно хмыкнули. Коротко и в точку.
***
Четвертый сидел в тени раскидистого дерева, наигрывал на гитаре матерные частушки, но не пел. Наставник пытался вырастить из них людей воспитанных, потому любые неприличные выходки порицались. Парень посматривал в сторону картофельного поля, цедя сквозь зубы, обращаясь к жукам, пожирающим будущий урожай:
— Чтоб вы сдохли, гады!
Гады, послушные слову темного мага, дисциплинированно дохли. Нерасторопным соученикам Четвертого, попавшим в радиус заклиная, падала за шиворот мрущая на лету мошкара. Охотившиеся за ней птицы в недоумении орали что-то оскорбительное, рыская в выцветших от летней жары небесах. Полосатые жуки, питавшиеся картофелем, против которых и была направленна магия, продолжали свое черное дело, как ни в чем не бывало. Гадами жуки, судя по всему, себя не считали. Вот почему полезно иметь высокую самооценку.
— Бездельничаешь? — спросила его подкравшаяся Девятая. Седьмая брела за ней, путаясь в подоле платья и уткнувшись носом в свою неизменную тетрадь. Она довольно ловко обошла лежащие на земле грабли, но споткнулась о ведро.
— Прокрастинирую! — похвастал подцепленным от наставника словом Четвертый. Уши у него были лопоухие, большие, и когда он врал, предательски краснели. А еще через них просвечивало солнце.
— Как вам? — спросила победившая наконец ведро, Седьмая. На этот раз она обошлась малой кровью — всего лишь намочила подол платья. Жара стояла страшная, была надежда, что платье быстро высохнет. — Слушайте: «Великие и ужасные тайны хранил темный маг в своей книге, в переплете из человеческой кожи»…
— Телячьей, — поправила её Девятая, роясь в корзинке с полдником, которую взял с собой любящий перекусить Четвертый.
Седьмая отмахнулась и продолжила.
— «О всех своих тайнах и мыслях писал он книгу, защищённую именами девяноста девяти злобных духов Бездны»…
У Девятой из рук выпал бутерброд. У нее всегда все валилось из рук, когда Седьмая начинала нести в народ свое глубокомысленное творчество.
— Маслом вниз, — печально сообщила она. — Даже магия не справится с законами мироздания.
— Масло просто тяжелее, — пожал плечами Четвертый. — Вот и тянет вниз.
— Вы не дослушали! — возмутилась Седьмая. — А я написала между прочим…
Девятая и Четвертый синхронно закрыли уши.
— Расскажи лучше о своей сестре… — предложила Девятая, протягивая подруге второй и последний из лежавших в корзине бутербродов. Четвертый проводил его страдальческим взглядом.
Седьмая убрала тетрадь в холщовую сумку, и уселась на камень, укусила бутерброд.
— Я голодный, — пожаловался Четвертый.
— Ты всегда голодный, — наставительно сообщила ему Седьмая, подняв палец вверх. — Есть вещи и поважнее. Ну, я её плохо помню. Во время войны Лорена служила в полевом госпитале, её чуть не казнили за то, что пыталась лечить темных тайком. Знаю, что некоторым она помогла переправиться через границу…
— Куда? — заинтересованно спросила Девятая.
— Не знаю, и она молчала. Никто вернуться не пожелал, кроме нашего наставника.
— Его тоже она куда-то переправляла?
Седьмая пожала плечами.
— Ну, а как без темных туго стало, духов всяких развелось, всякая нечисть полезла, так мою сестру чуть героиней не сделали. Она на силу отбрыкалась. Говорит: «Есть и более героичные люди».
Седьмая мечтательно вздохнула.
— Как думаете, может у них был роман, а?
Четвертый пожал плечами.
— Нам-то с этого что?
Глаза у Седьмой загорелись.
— Как что? Что может быть важнее истинной любви?
Четвертый вылез из тени, пробежал по солнцепеку к грядкам с огурцами, вернулся с добычей, крепко прижимая три огурца к себе.
— Я разумею, что они сами разберутся.
— Мальчишка, — фыркнула Девятая. — Что ты понимаешь.
Было что-то в её взгляде мечтательное.
Четвертый спорить не стал. С девчонками спорить себе дороже.
На обед было рагу овощное и пастуший пирог. А после принятия пищи телесной настало время принятия пищи для разума.
Подход к ученикам у господина темного мага был строго индивидуальный, сказывалась большая разница в их возрасте. Первый, Второй и Третья только начинали постигать премудрости обычных наук, истории и литературы, иностранных языков… Четвертый, Пятый, Шестой кроме диктантов и решения математических задач изучали уже и простую, бытовую магию.
Старшая группа занималась более интересными вещами. Тем, что во многих странах каралось законом, но без чего достигнуть равновесия было невозможно. Хотели люди того, или нет, а темные волны магии омывали мир, побуждая мертвецов ворочаться в могилах, а живых людей и животных превращали в нечисть и нежить… И справиться со всем этим мог только темный маг.
У учителя бывали дни, когда он ничему не учил. Просто сидел, уставившись в одну точку, даже не моргая. Тогда ученики занимались сами, старшие терпеливо помогали младшим. А иногда рассказывал одно и тоже по несколько раз.
Однако, когда он был в настроении, рассказ о чем угодно, хоть о восточноэуропейских здыхликах, хоть о болотных загребнях становился настоящим приключением.
