– Ку-ку, ку-ку, ¬ – донеслось до нас неожиданно сверху.
– Один, два, три..., – трудно было понять, что он сейчас считает, удары сердца или отсчитывает последние часы нашей жизни.
–Ку-ку, ку-ку, – продолжала куковать над нашими головами узнаваемая всеми нами птаха.
Вокруг стало темнеть. Подняв головы, мы увидели столб дыма, расползающийся по небу нашими над головами, смешиваясь с хмурыми, низколетящими, над нами тучами. Мы уже и забыли, как выглядело солнце, да и откуда ему было взяться, в этом Богом забытом месте.
– Кажется это наш последний бой, – эти слова позвучали обыденным, очень спокойным тоном, и этот спокойствие, резануло всем слух.
– Да, – вздохнув, согласились мы с очевидным, и, увы, неизбежным для нас всех фактом.
– Ку-ку, ку-ку, – снова раздалось над головой.
– Надо же, живая кукушка, – заметивший это, поднял голову, пытаясь рассмотреть среди веток искусно скрытую птицу.
– Недолго ей куковать осталось, – это тоже было сказано очень спокойно, и снова это спокойствие, неприятным ознобом прошло по нашим телам.
– Эх, – негромкий вздох, нарушил паузу в разговоре. – Не допишу я свою песню…
– И правда, жалко, хорошая бы получилась песня. Как там она начинается?
– И мир разбитый вдребезги. Падёт, издав, последний вздох, – эти слова пропели осипшим с хрипотой голосом.
– В стеклянном взгляде воина потухнет огонек, – подхватили уже полюбившие строчки другие, голоса, подпевая.
– А высоко над нами небо, закрыто черной пеленой, – пропели, очередную, строчу.
– Что, даже Богу, не видно, что с землёй, – после этой строчки была пауза, но её заполнили, выводя ещё не созданную мелодию, так как они её себе представляли.
– Рассеются туманы, рассвет разгонит тьму, – продолжили они песню, подхватывая мотив.
– Но будет поздно братцы, – в этом месте снова сделали паузу, выводя просто мелодию голосами.
– Для нас наступит ночь…, – и снова вместо слов, каждый продолжил песню, поддерживая уже установленный мотив.
Кусочек песни ещё долго звучал, подхватываемый новыми голосами и постепенно всё стихло.
– А мне дед рассказывал, что душа погибших в бою воинов воспаряет к небесам и вспыхивает там новой звездой.
– А куски твоего тела, если останется хоть что-то, просто сгниют, так как их даже сожрать будет некому, в этом богом забытом месте. Зверье всё, давно уже либо перебили, либо вымерли, бедняги. Только, вон, кукушка походу, единственная, кто чудом выжила, – в этих словах прозвучали уже успокаивающие нас нотки раздражения. И было странно подметить, что ругань, брань, раздражение, крики – для нас стали восприниматься как норма и обыденность. И означало это, что всё у нас как бы хорошо, но стоило появиться спокойствию, это сразу считалась недобрым знаком.
Спокойствие и тишина для нас означало только одно. Приготовились, сейчас будет либо очередная плохая новость, либо затишье перед очередным боем.
Так было и в этот раз. Все замерли в ожидании, и все знали, что, и чего мы ждём.
–Отставить, лишнюю болтовню! – грозный окрик командира заставил притихнуть. – Ещё раз проверить снаряжение, оружие и приготовиться. Кажется, парни, мы последние кто остался в живых…
– Неужели больше никто не выжил? – эти слова прозвучали очень тихо, но их всё равно услышали.
– Не знаю, – голос командира, в этот раз, прозвучал уже не так строго. – Сеанс последней связи резко оборвался и дальше тишина, и, судя по дыму, – он посмотрел на чернеющее над их головами небо. – Их больше нет. Мы последние кто остались в живых. – Командир посмотрел на свой отряд. – Так что парни, нам с вами, выпала огромная честь, – он помолчал, выдерживая паузу. – А вот как вы ею воспользуетесь, решайте теперь уже сами. Можете попытаться спрятаться, камнем упасть на дно, или вспыхнуть звездой рассеяв мрак над нашими головами, – произнеся это командир, ухмыльнулся. – Каждый решает сам за себя, – сказав это, он медленно сжал свою руку в кулак.
Дышать становилось всё сложнее, густой дым опускался всё ниже, заполняя собой и так не самый чистый и приятный воздух.
\
– А я жениться хотел, – раздался грустный вздох оборвавшийся кашлем. Говоривший это, вдохнул едкий дым.
– В другой жизни, – прохрипели ему в ответ.
– Да нет, я в этой хотел, – не оценив иронии в ответе, возразили собеседнику.
– Приготовились, – резкая команда командира не позволила им договорить.
Свист, грохот, взрывы, выстрелы и крики, все смешалось в клубах черного дыма.
Громкий крик командира каким-то чудом перекрыл весь этот грохот…
А что было дальше, думаю понятно и так...
Любой конфликт, выходящий из-под контроля, переходит в противостояние. И каждый, считая, что он прав, отстаивает свою точку зрения на эмоциях или под воздействием чего-либо, переходит границы того, что переходить нельзя. Потеря контроля рождает хаос. И этот хаос не имеет чувств, не знает что такое боль, он просто разрастается подпитываемый агрессией, оставляя после себя неприглядную плохо пахнущую пустоту.
Вселенский центр межгалактического содружества.
Отделение обсерватории наблюдения за дальними секторами.
– Эм…, профессор, кажется, вам нужно на это взглянуть, – голос молодого ассистента прозвучал с растерянными нотками.
– Что там? – профессор с неохотой оторвался от интерактивной карты вселенной развернутой перед ним, и посмотрел на своего ученика.
– Кажется, прямо сейчас во вселенной появляются новые звезды.
– Любопытно, – профессору пришлось прервать свою работу, и подойти к телескопу, возле которого стоял его ассистент.
– Сами взгляните, – ассистент отошел в сторону, уступая место профессору.
Профессор заглянул в телескоп и какое-то время, молча, смотрел не отрываясь. Молчание профессора насторожило его ученика и он, заметно забеспокоившись, стоял, рядом, переминаясь, и перебирая щупальцами.
– Очень интересно, – наконец нарушил молчание профессор, отрываясь от телескопа. – А что это за сектор?
– Галактическая система млечный путь, слабо обитаемый сектор затухающего белого карлика. Мы давно уже за ней наблюдаем, система мало примечательная, и населена низкоуровневыми созданиями на единственной в этой системе обитаемой планете. Но что происходит у них сейчас?
– Ку-ку, ку-ку, – вдруг раздался непривычный для них звук, перебив их разговор.
– Опять вы со своим таймером, – нахмурился профессор, не скрывая своего раздражения.
–Простите, профессор, – ассистент поспешил, выключит сработавший таймер. – Мы с коллегами проводим эксперимент на звуковые восприятия. – Этот звук, кстати, одной из птиц, живущих на оной из планет той солнечной системы, где, как мы с вами сейчас наблюдаем, вдруг, неожиданно, стали зажигаться звезды.
– Такие вспышки, именуемые вами звездами, обычное явление умирающей системы, – ухмыльнулся профессор. – Явление, конечно не распространённое, но и не особо уникальное. У них просто рождаются новые звезды, на месте их умирающей планеты и, – он снова посмотрел в телескоп. – Кажется не только планеты, – он снова посмотрел в телескоп. – Понаблюдаем за ними, нам нужно записать и сохранить данные, – он снова посмотрел в телескоп, ухмыльнувшись, – Если звезды загораются мой мальчик, значит это кому-нибудь нужно, – произнеся это, он улыбнулся своему ассистенту, похлопал его по плечу, и, отходя от телескопа, вернулся к своей работе.
– Один, два, три..., – трудно было понять, что он сейчас считает, удары сердца или отсчитывает последние часы нашей жизни.
–Ку-ку, ку-ку, – продолжала куковать над нашими головами узнаваемая всеми нами птаха.
Вокруг стало темнеть. Подняв головы, мы увидели столб дыма, расползающийся по небу нашими над головами, смешиваясь с хмурыми, низколетящими, над нами тучами. Мы уже и забыли, как выглядело солнце, да и откуда ему было взяться, в этом Богом забытом месте.
– Кажется это наш последний бой, – эти слова позвучали обыденным, очень спокойным тоном, и этот спокойствие, резануло всем слух.
– Да, – вздохнув, согласились мы с очевидным, и, увы, неизбежным для нас всех фактом.
– Ку-ку, ку-ку, – снова раздалось над головой.
– Надо же, живая кукушка, – заметивший это, поднял голову, пытаясь рассмотреть среди веток искусно скрытую птицу.
– Недолго ей куковать осталось, – это тоже было сказано очень спокойно, и снова это спокойствие, неприятным ознобом прошло по нашим телам.
– Эх, – негромкий вздох, нарушил паузу в разговоре. – Не допишу я свою песню…
– И правда, жалко, хорошая бы получилась песня. Как там она начинается?
– И мир разбитый вдребезги. Падёт, издав, последний вздох, – эти слова пропели осипшим с хрипотой голосом.
– В стеклянном взгляде воина потухнет огонек, – подхватили уже полюбившие строчки другие, голоса, подпевая.
– А высоко над нами небо, закрыто черной пеленой, – пропели, очередную, строчу.
– Что, даже Богу, не видно, что с землёй, – после этой строчки была пауза, но её заполнили, выводя ещё не созданную мелодию, так как они её себе представляли.
– Рассеются туманы, рассвет разгонит тьму, – продолжили они песню, подхватывая мотив.
– Но будет поздно братцы, – в этом месте снова сделали паузу, выводя просто мелодию голосами.
– Для нас наступит ночь…, – и снова вместо слов, каждый продолжил песню, поддерживая уже установленный мотив.
Кусочек песни ещё долго звучал, подхватываемый новыми голосами и постепенно всё стихло.
– А мне дед рассказывал, что душа погибших в бою воинов воспаряет к небесам и вспыхивает там новой звездой.
– А куски твоего тела, если останется хоть что-то, просто сгниют, так как их даже сожрать будет некому, в этом богом забытом месте. Зверье всё, давно уже либо перебили, либо вымерли, бедняги. Только, вон, кукушка походу, единственная, кто чудом выжила, – в этих словах прозвучали уже успокаивающие нас нотки раздражения. И было странно подметить, что ругань, брань, раздражение, крики – для нас стали восприниматься как норма и обыденность. И означало это, что всё у нас как бы хорошо, но стоило появиться спокойствию, это сразу считалась недобрым знаком.
Спокойствие и тишина для нас означало только одно. Приготовились, сейчас будет либо очередная плохая новость, либо затишье перед очередным боем.
Так было и в этот раз. Все замерли в ожидании, и все знали, что, и чего мы ждём.
–Отставить, лишнюю болтовню! – грозный окрик командира заставил притихнуть. – Ещё раз проверить снаряжение, оружие и приготовиться. Кажется, парни, мы последние кто остался в живых…
– Неужели больше никто не выжил? – эти слова прозвучали очень тихо, но их всё равно услышали.
– Не знаю, – голос командира, в этот раз, прозвучал уже не так строго. – Сеанс последней связи резко оборвался и дальше тишина, и, судя по дыму, – он посмотрел на чернеющее над их головами небо. – Их больше нет. Мы последние кто остались в живых. – Командир посмотрел на свой отряд. – Так что парни, нам с вами, выпала огромная честь, – он помолчал, выдерживая паузу. – А вот как вы ею воспользуетесь, решайте теперь уже сами. Можете попытаться спрятаться, камнем упасть на дно, или вспыхнуть звездой рассеяв мрак над нашими головами, – произнеся это командир, ухмыльнулся. – Каждый решает сам за себя, – сказав это, он медленно сжал свою руку в кулак.
Дышать становилось всё сложнее, густой дым опускался всё ниже, заполняя собой и так не самый чистый и приятный воздух.
\
– А я жениться хотел, – раздался грустный вздох оборвавшийся кашлем. Говоривший это, вдохнул едкий дым.
– В другой жизни, – прохрипели ему в ответ.
– Да нет, я в этой хотел, – не оценив иронии в ответе, возразили собеседнику.
– Приготовились, – резкая команда командира не позволила им договорить.
Свист, грохот, взрывы, выстрелы и крики, все смешалось в клубах черного дыма.
Громкий крик командира каким-то чудом перекрыл весь этот грохот…
А что было дальше, думаю понятно и так...
Любой конфликт, выходящий из-под контроля, переходит в противостояние. И каждый, считая, что он прав, отстаивает свою точку зрения на эмоциях или под воздействием чего-либо, переходит границы того, что переходить нельзя. Потеря контроля рождает хаос. И этот хаос не имеет чувств, не знает что такое боль, он просто разрастается подпитываемый агрессией, оставляя после себя неприглядную плохо пахнущую пустоту.
***
Вселенский центр межгалактического содружества.
Отделение обсерватории наблюдения за дальними секторами.
– Эм…, профессор, кажется, вам нужно на это взглянуть, – голос молодого ассистента прозвучал с растерянными нотками.
– Что там? – профессор с неохотой оторвался от интерактивной карты вселенной развернутой перед ним, и посмотрел на своего ученика.
– Кажется, прямо сейчас во вселенной появляются новые звезды.
– Любопытно, – профессору пришлось прервать свою работу, и подойти к телескопу, возле которого стоял его ассистент.
– Сами взгляните, – ассистент отошел в сторону, уступая место профессору.
Профессор заглянул в телескоп и какое-то время, молча, смотрел не отрываясь. Молчание профессора насторожило его ученика и он, заметно забеспокоившись, стоял, рядом, переминаясь, и перебирая щупальцами.
– Очень интересно, – наконец нарушил молчание профессор, отрываясь от телескопа. – А что это за сектор?
– Галактическая система млечный путь, слабо обитаемый сектор затухающего белого карлика. Мы давно уже за ней наблюдаем, система мало примечательная, и населена низкоуровневыми созданиями на единственной в этой системе обитаемой планете. Но что происходит у них сейчас?
– Ку-ку, ку-ку, – вдруг раздался непривычный для них звук, перебив их разговор.
– Опять вы со своим таймером, – нахмурился профессор, не скрывая своего раздражения.
–Простите, профессор, – ассистент поспешил, выключит сработавший таймер. – Мы с коллегами проводим эксперимент на звуковые восприятия. – Этот звук, кстати, одной из птиц, живущих на оной из планет той солнечной системы, где, как мы с вами сейчас наблюдаем, вдруг, неожиданно, стали зажигаться звезды.
– Такие вспышки, именуемые вами звездами, обычное явление умирающей системы, – ухмыльнулся профессор. – Явление, конечно не распространённое, но и не особо уникальное. У них просто рождаются новые звезды, на месте их умирающей планеты и, – он снова посмотрел в телескоп. – Кажется не только планеты, – он снова посмотрел в телескоп. – Понаблюдаем за ними, нам нужно записать и сохранить данные, – он снова посмотрел в телескоп, ухмыльнувшись, – Если звезды загораются мой мальчик, значит это кому-нибудь нужно, – произнеся это, он улыбнулся своему ассистенту, похлопал его по плечу, и, отходя от телескопа, вернулся к своей работе.
