Издал Царь указ: Все бабы в моём царстве государстве достигшие половой зрелости и желающие ласки, должны быть, удовлетворены так, как им этого хочется и в то время, когда им хочется. Все, кто не получает достаточно ласки и удовлетворения приглашаются в мой дворец для получения компенсации и нужного им удовлетворения. Дата и Подпись.
– Было это, иль не было, а в далёкие, и даже стариками мало помнящие времена, жил был царь. Государством он правил небольшим, но ладным и складным. Поля у него в царстве колосились, и скот большой и малый в довольстве был. И птицы полно было, и всего было вдоволь. И народ у него был круглолицый да румяный. Вот только, объезжая как-то свои угодья, заметил он хмурые женские лица. Подивился Царь такому. Послал лакея узнать, в чём дело. Вернулся лакей ни с чем. Бабы отказались ему говорить причину своей грусти. Тогда Царь лично обратился к своим подданным:
– Скажите бабоньки, от чего вы такие грустные? – спросил он у них напрямую, выйдя из кареты. Помялись бабы, стоя перед царём, да и выперли к нему, самую старшую из них. Растерялась, бабёнка, зарделась, стоит подол платья, мнёт, глаза прячет…
– Ха, ха, ха, – рассмеялся Илья, глядя на Олега Дубня дровяного, кликуха у него такая была. – Брось заливать.
– Да говорю, вам легенда это старая, – упёрся руками в бока Дубня. – Мне дед её недавно рассказал.
– Погоди Илюха, – перебил его Лёхан клёвый пацан, так его в их весёлой компашке подкалывали. – Давай, Дубянь, балакай дальше, интересно же.
– Стоит бабёнка, перед царём, глаза прячет, подол платья руками теребит, а у самой грудаха, вот такая, – показал он руками перед собой. – От её дыхания волнами колышется, того и гляди из сарафана вывалится.
– Смелее, – потребовал ласково царь, подходя к ней ближе. – Расскажи мне милая, чего тебе для счастья не хватает? Всё в нашем царстве есть. Закрома полны, терема у вас исправные, мужья работящие да непьющие, дети сытые и довольные. Так чего ж вы бабоньки лицами грустные. Огонька счастливого в глазах ваших нету.
– Ой, Царь батюшка, – несмело отвечает ему бабёнка, чуть наклоняясь перед ним, и грудь её лишь чудом каким-то в узде сарафановой осталась, едва не вывалившись. – Прав ты, всё-то у нас хорошо, и ладно. Да только есть одна проблема у нас нерешаемая, – заскулила она, и бабы вторя ей, носами зашмыгали.
– Да что ж вам надо то. Говорите смело. Я ваш Царь, и всё сделаю, чтоб мой народ был весел и доволен, – нахмурив брови, потребовал он. – Смелее говорите.
– Мужья наши, бравы молодцы, не голубят нас, не ласкают, – осмелев, тихо произнесла стоящая перед царём дева.
– Как это не голубят? – опешил Царь, уставившись на неё. – У вас вон детишек полные дворы бегают, и мужья по ночам дома спят кроме сенокосов, конечно, да и на сенокосах, – он хитро ухмыльнулся подмигнув. – По ночам в полях не совы постанывают.
– Всё правда Царь батюшка, и дети, и стоны, всё это есть, – поспешила заверить его стоящая перед ним дева, глаза, пряча. – Да только, ласку то мужья наши поучили по-быстрому, отвернулись, и тут же спать. А мы лежим в соломе на звёзды смотрим, да на спины их широкие любуемся, – её слова потонули в женских всхлипах.
– Воооон оооонооо что, – протяжно произнёс Царь, осматривая склонившуюся перед ним бабёнку, задумчиво поглаживая себя по подбородку. А другой рукой он погладил её по голове, плечам. И рука его, словно случайно, скользнула ниже, едва прошлась по шее и на грудь, пальчиком зацепившись, за край сарафана. И едва удерживающаяся сарафаном грудь тут же вывалилась в руку Царя.
– Ох, – тут же вырвалось из груди бабёнки, и она зарделась, заливаясь краской.
– Нельзя, чтоб в моём царстве государстве народ был грустный и неудовлетворенный, – играя пальчиками по её соску, гласил Царь, подзывая к себе лакея. – Пиши мой указ! – приказал он, сжимая между пальцами возбуждённый сосок. Лакей тут же развернул свиток, к нему подбежал ещё один лакей, держа в руках чернильницу протянув уже обмакнутое в чернила перо. – Приказываю, сегодня, месяца и года, – начал диктовать царь, поигрывая торчащим соском. – Все бабы в моём царстве государстве достигшие половой зрелости и желающие ласки, должны быть, удовлетворены так, как им этого хочется и то время, когда им хочется. Все, кто не получает достаточно ласки и удовлетворения приглашаются в мой дворец для получения компенсации и нужного им удовлетворения. Дата и Подпись, – надиктовав это, Царь сжал в руке вздымающуюся от прерывистого дыхания грудь, аккуратно заправил её в сарафан, погладив бабёнку по плечу. – Все милые мои бабоньки, – улыбаясь, осмотрел он всех. – Глашатай, огласи всем мою волю! – приказал он, возвращаясь в карету.
– Ха, ха, ха, – громкий хохот разразился по поляне. – Ну, Дубня ты и загнул. Царь приказал баб удовлетворять. – Вот это небыль, – гоготали сидящие у горящего костра друзья. – Ну и чего там, дальше то было?
– А дальше было вот что…
В давние времена, один царь поставил себе задачу сделать его царство самым счастливым. Наладил быт. И лично следил за тем, что б народ его работящий получал по заслугам. И дело пошло. Мужики трудились честно и славно. Поднимали сынов в пример и славу родов. Жёны, дочерей растили, как старики велели. Хозяйства вели, семьи пополняли. Царство богатело и процветало. Но чего-то будто не хватало. Лица у людей редко счастьем светились. И сыты все были и довольны, но вот не было огонька в глазах. Хмурился царь от дум углублённых пытаясь найти причину. Бояр подключал, да мужей учёных. Но никто не смог ответа ему дать. Почему в его царстве государстве всё хорошо, а народ счастливым не выглядит? Видел же он, в странах заморских, другие лица. С горящими от счастья глазами. Вот и решил царь, чтоб царство его дальше процветало и множилось, и его народу нужно зажечь в глазах такую же искорку.
Но как ни старался, так и не смог царь добиться нужного огонька в глазах жителей.
И тогда обратился он к звёздам, да мудрецам заморским. За моря поплыл. За океаны.
– Прав ты царь, – кивали мудрецы, соглашаясь с ним. – Не хватает твоему народу счастья, всё у них есть кроме главное.
– А что же им ещё надобно? – дивился царь, услышав подтверждение опасений своих.
– Любви телесной – правильной.
– Как это правильной? – подивился царь. – Есть у них любовь, детей полны дворы и на сносях бабёнки постоянно ходят, чего ещё надобно?
– Эх царь, – вздохнул самый старый из мудрецов, бородой качая. – Любовь телесная удовлетворённая и деторождение – это не одно и тоже. Народ у тебя, стариками воспитанный правильно, но не совсем, верно. Стыдлив он уж больно, зажатый. Не знает он тела жаркого, страсти неутомимой. Поэтому и не будет огня в глазах у них счастливого.
– И что делать? – хмурился царь.
– Сними с народа оковы стыдливые. Разбуди в нём похоть телесную, и будет вам счастье.
– Ты совсем ополоумел старый развратник! – возмутился царь.
– Не услышал ты меня мудрый царь, – вздохнул мудрец головой качая. – Не спрашивай больше у меня советов. – повернулся мудрец и уходить собрался.
– Постой! – крикнули ему в спину.
Мудрец остановился.
– Чего я не услышал? – грозно спросил Царь, хмуря брови.
– Ничего ты не услышал, – не обернувшись сказал мудрец. – Глух ты к словам моим. Нет больше смысла разговор продолжать. Зря ты время за морями тратил, не познал ты мудрости. Плохой я видимо учитель, найди себе другого…
– Стой! – приказал ему царь, торопливо вставая с трона и подходя к мудрецу. – Чего я не услышал?
– Слов моих праведных, назвав меня развратником старым.
– Так вразуми меня.
Мудрец повернулся. Пристально в глаза царю посмотрел, нахмурив брови.
– Хорошо, я повторю, и уйду после этого. Не услышишь… твоя воля, ко мне за мудростью больше не приходи.
– Я внемлю словам твоим, – склонил царь голову покорно, изменившись в лице и сбавив тон.
– Плоть людская, без ласки, становится кожей грубою. Телу тепло нужно удовлетворения. Сдерживаемая похоть, скапливается внутри разъедая червями и гнойными язвами мысли и настроение. Есть тонкая грань между развратом необузданным и данной нам Богом негой блаженной. Пока твой народ не познает этот дар Божий, не будет в их глазах счастья, – сказав это мудрец ушёл не оглядываясь.
Долго после этих слов сидел царь на троне. В глубокую думу уйдя.
За переживали дворцовые.
Царь после разговора с мудрецом сильно изменился. Мало общался, мало спал, почти не ел. По дворцу ходил никого не замечая.
А потом приказал запрячь лошадей в карету и поехал угодья свои осматривать.
И издал странный указ…
Замерло царство в ожидании…
***
– Чего там глашатаи кричат? – спохватилась Меланья прислушиваясь.
– Указ какой-то, – нахмурился её муж, замерев у телеги.
– Что-то про баб кажется… ветер слова уносит, не расслышала.
– Не наше это дело, – буркнул муж, нагружая в телегу мешки с зерном.
Меланья вздохнула, помогла мужу мешки привязать, помахал ему платочком в след. И пошла во двор.
На мельнице уж собралась вереница телег. Издалека уже был слышен гомон.
– Что за шум? – спросил Ивар подъехав.
– Ты что, приказ не слышал?
– Да слышал, только ветер слова в сторону унёс. А что за приказ?
– Да царь наш умом тронулся, кажется, – сплюнул себе под ноги Могута, помощник кузнеца. – Он приказал баб удовлетворять.
– Чего? – опешил Ивар.
– Вон сам читай, – указали ему на плакат на стене мельницы.
Ивар спрыгнул с телеги подошёл и прочитал.
– Это что за оказина? – выругался он.
– Царь наш науки заморской перебрал, мудреца чужестранного прогнал, и умом тронулся, – роптали мужики, ругаясь. Кто-то тихо, а кто-то уже в голос.
– И моя баба, как приказ услышала, так вся зарделась, подбоченилась, и теперь ночи ждёт, – пробубнив в бороду сапожник. – Сказала, если ей не понравиться, она всё царю доложит.
– Так ты уж постарайся, – толкнул его в бок мельник смеясь.
– Смейся, смейся, я посмотрю, что твоя скажет…
После этих слов улыбка с лица мельника тут же пропала.
Перемолов зерно Ивар отправился домой.
Едва подъехав ко двору его тут же обступили ребятишки. Вначале младшие, на шум вышли старшие, и Меланья.
– Ты как раз к обеду, – улыбнулась она мужу.
Обедали как обычно, шумная ватага ребятишек, Меланья хлопочет, бегая во круг стола. Во главе стало он. Ел не спеша, и смотрел на жену словно увидел её в первые.
С утра она вся в заботах. Уже все поели, а она даже не приседала ещё. Урывками в рот что-то закинула и побежала. Из-под платка локоны выбились, торчат забавно и игриво. На ветру платье колышется, пышные формы её тела выделяя. Колыхнулось внутри мужика всё. Любит он жену свою, больше жизни любит, так и прижал бы сейчас к себе. Но не может. Она занята, ему тоже в поле собираться нужно… Да и дети вокруг неё вертятся, младший едва стоит за подол держится. Упадёт, она его словно на автомате подхватит, на ножки поставит, сопли подолом не глядя вытрет, словно руки от тела отдельно у неё работают.
Прогнал Ивар свои мысли словно наваждение, головой тряхнул, встал из-за стола, вышел за двор и поехал в поле.
Вернулся он затемно. Дети уже спали.
Наспех поужинав, он лёг.
Жена лежала рядом, на боку. Он обнял её прижимаясь. Она вздохнула, погладив его руку.
И рука его заскользила по телу женскому. Но рубашка исподняя помешала. Захотелось сорвать с неё ненужную тряпку, но рука жены удержала его. Вздохнув, он отвернулся на другой бок и заснул.
Прислушиваясь к дыханию мужа, утёрла она слезинку украдкой, вздохнула и тоже уснула.
Утром у колодца столпились женщины.
– Ну что Меланья, выполнил твой муж приказ царский? – спросила её, смеясь соседка.
– Так же, как и твой, – огрызнулась она в ответ.
– А мой то мой, бабоньки, – зашептала мельничиха оглядываясь. – Едва в доме все затихли, пришёл на мою половину, облобызал меня всю, на кровать повалил и…
– И … – раскрыла рот Баяна, жена помощника кузнеца.
– И ничего, упали мы на кровать, он под подол мне залез, и как всегда, рубашку чуть приподнял штаны свои приспустил, я ему говорю погоди. А он запыхтел, замычал и упал на меня. Пока отдышался, хоть погладил и на том спасибо. Потом ушёл на свою половину спать. А я всю ночь опять на звёзды смотрела. Не могу так больше. Я, наверное…, к царю пойду, – всхлипнула она.
– И что ты ему скажешь?
– Так и скажу, вот царь батюшка приказ твой мужем моим не исполнятся.
– Ох и смелая ты, – восхитилась Дуняша.
– Да не могу я так больше, – всплакнула она подолом утираясь. – Тепла хочу, и ласки.
– И я…
– И мы хотим…
Раздались женские вздохи, загремели вёдра и все разошли по домам.
– К вам посетитель, – огласил слуга, едва раскрыв двери в тронный зал.
– Пусть войдёт, – разрешил царь, кивнул.
Слуга отошёл в сторону пропуская в тронный зал женщину. Она остановилась в дверях, испуганно осматриваясь.
– Смелее дочь моя, проходи, – подозвал её жестом царь. – Что привело тебя ко мне?
– Я Васелина, жена мельника вашего, то есть мужа моего, – потупила она взор теребя край подола.
– Слушаю дочь моя.
– Муж мой… – замялась она.
– Смелее, не бойся.
– Он приказ ваш не исполняет, – выдала она и носом зашмыгала.
– Успокойся дочь моя, – царь поспешно встал, подошёл к ней. – Иди домой и вели мужу ко мне прийти.
– Он, не придёт ещё и меня заругает, что я к вам пришла.
Услышав это, царь задумался: – Хорошо, дочь моя, иди домой и не о чём не беспокойся.
Топот копыт, услышанный издалека, привлёк внимание мельника. Он вышел за ворота всматриваясь в даль. К ним на всех порах мчался всадник. Он приблизился и резко остановив коня, подняв дорожную пыль, смешанную с мукой.
– Приказ царя мельнику явиться во дворец сразу же как получит сей приказ! – отрапортовал всадник, прокашлявшись и вручая мельнику бланк.
– Что-то там? – вышла за ворота жена мельника.
– Не знаю, – пожал плечами мельник, глядя на царскую бумагу с печатью. – Меня во дворец вызывают…
– Так иди, – толкнула его жена.
– Ну я пошёл…
– Стой дурень, – схватила его жена за рукав. ¬– Куда ты к царю в таком виде, в баньку сходи вначале, да переоденься, я тебе пока бельё чистое приготовлю.
Мельник несмело шагнул в тронный зал.
– Смелее, не нужно бояться, – махнул ему царь приглашая подойти ближе.
– Вы приказали я пришёл…
– Да я звал тебя, проходи… расскажи-ка мне сын мой, прошла седмица, как я особый приказ огласил… как успехи у тебя с исполнением?
– Ээээ, – замялся мельник. – Всё хорошо царь батюшка.
– Уверен?
– Эээээ, да, – кивнул мельник, избегая смотреть на царя, глаза в пол опустив.
– А давай как пригласим твою жену и спросим…
– Не надо царь батюшка, – потупил взор мельник. – Баба она у меня глупая, в мужицких делах ничего не понимает.
– А ты в женских?
– Да что там понимать то, баба она везде баба.
– Понятно, – нахмурился царь. – Ох прав был мудрец, ох и прав, – качая головой вздохнул он.
– О чём это ты царь Батюшко?
– О том сын мой, что ждёт тебя долгий путь просвещения. Пошлём твоей жене письмо, что ты поступил в царскую школу особой науки и несколько дней будешь сильно занят.
– Я в школу? – опешил мельник. – Помилуйте, царь батюшка, я вам что пацан несмышлёный я муж зрелый, меня работа ждёт.
– Было это, иль не было, а в далёкие, и даже стариками мало помнящие времена, жил был царь. Государством он правил небольшим, но ладным и складным. Поля у него в царстве колосились, и скот большой и малый в довольстве был. И птицы полно было, и всего было вдоволь. И народ у него был круглолицый да румяный. Вот только, объезжая как-то свои угодья, заметил он хмурые женские лица. Подивился Царь такому. Послал лакея узнать, в чём дело. Вернулся лакей ни с чем. Бабы отказались ему говорить причину своей грусти. Тогда Царь лично обратился к своим подданным:
– Скажите бабоньки, от чего вы такие грустные? – спросил он у них напрямую, выйдя из кареты. Помялись бабы, стоя перед царём, да и выперли к нему, самую старшую из них. Растерялась, бабёнка, зарделась, стоит подол платья, мнёт, глаза прячет…
– Ха, ха, ха, – рассмеялся Илья, глядя на Олега Дубня дровяного, кликуха у него такая была. – Брось заливать.
– Да говорю, вам легенда это старая, – упёрся руками в бока Дубня. – Мне дед её недавно рассказал.
– Погоди Илюха, – перебил его Лёхан клёвый пацан, так его в их весёлой компашке подкалывали. – Давай, Дубянь, балакай дальше, интересно же.
– Стоит бабёнка, перед царём, глаза прячет, подол платья руками теребит, а у самой грудаха, вот такая, – показал он руками перед собой. – От её дыхания волнами колышется, того и гляди из сарафана вывалится.
– Смелее, – потребовал ласково царь, подходя к ней ближе. – Расскажи мне милая, чего тебе для счастья не хватает? Всё в нашем царстве есть. Закрома полны, терема у вас исправные, мужья работящие да непьющие, дети сытые и довольные. Так чего ж вы бабоньки лицами грустные. Огонька счастливого в глазах ваших нету.
– Ой, Царь батюшка, – несмело отвечает ему бабёнка, чуть наклоняясь перед ним, и грудь её лишь чудом каким-то в узде сарафановой осталась, едва не вывалившись. – Прав ты, всё-то у нас хорошо, и ладно. Да только есть одна проблема у нас нерешаемая, – заскулила она, и бабы вторя ей, носами зашмыгали.
– Да что ж вам надо то. Говорите смело. Я ваш Царь, и всё сделаю, чтоб мой народ был весел и доволен, – нахмурив брови, потребовал он. – Смелее говорите.
– Мужья наши, бравы молодцы, не голубят нас, не ласкают, – осмелев, тихо произнесла стоящая перед царём дева.
– Как это не голубят? – опешил Царь, уставившись на неё. – У вас вон детишек полные дворы бегают, и мужья по ночам дома спят кроме сенокосов, конечно, да и на сенокосах, – он хитро ухмыльнулся подмигнув. – По ночам в полях не совы постанывают.
– Всё правда Царь батюшка, и дети, и стоны, всё это есть, – поспешила заверить его стоящая перед ним дева, глаза, пряча. – Да только, ласку то мужья наши поучили по-быстрому, отвернулись, и тут же спать. А мы лежим в соломе на звёзды смотрим, да на спины их широкие любуемся, – её слова потонули в женских всхлипах.
– Воооон оооонооо что, – протяжно произнёс Царь, осматривая склонившуюся перед ним бабёнку, задумчиво поглаживая себя по подбородку. А другой рукой он погладил её по голове, плечам. И рука его, словно случайно, скользнула ниже, едва прошлась по шее и на грудь, пальчиком зацепившись, за край сарафана. И едва удерживающаяся сарафаном грудь тут же вывалилась в руку Царя.
– Ох, – тут же вырвалось из груди бабёнки, и она зарделась, заливаясь краской.
– Нельзя, чтоб в моём царстве государстве народ был грустный и неудовлетворенный, – играя пальчиками по её соску, гласил Царь, подзывая к себе лакея. – Пиши мой указ! – приказал он, сжимая между пальцами возбуждённый сосок. Лакей тут же развернул свиток, к нему подбежал ещё один лакей, держа в руках чернильницу протянув уже обмакнутое в чернила перо. – Приказываю, сегодня, месяца и года, – начал диктовать царь, поигрывая торчащим соском. – Все бабы в моём царстве государстве достигшие половой зрелости и желающие ласки, должны быть, удовлетворены так, как им этого хочется и то время, когда им хочется. Все, кто не получает достаточно ласки и удовлетворения приглашаются в мой дворец для получения компенсации и нужного им удовлетворения. Дата и Подпись, – надиктовав это, Царь сжал в руке вздымающуюся от прерывистого дыхания грудь, аккуратно заправил её в сарафан, погладив бабёнку по плечу. – Все милые мои бабоньки, – улыбаясь, осмотрел он всех. – Глашатай, огласи всем мою волю! – приказал он, возвращаясь в карету.
– Ха, ха, ха, – громкий хохот разразился по поляне. – Ну, Дубня ты и загнул. Царь приказал баб удовлетворять. – Вот это небыль, – гоготали сидящие у горящего костра друзья. – Ну и чего там, дальше то было?
– А дальше было вот что…
Глава 1
В давние времена, один царь поставил себе задачу сделать его царство самым счастливым. Наладил быт. И лично следил за тем, что б народ его работящий получал по заслугам. И дело пошло. Мужики трудились честно и славно. Поднимали сынов в пример и славу родов. Жёны, дочерей растили, как старики велели. Хозяйства вели, семьи пополняли. Царство богатело и процветало. Но чего-то будто не хватало. Лица у людей редко счастьем светились. И сыты все были и довольны, но вот не было огонька в глазах. Хмурился царь от дум углублённых пытаясь найти причину. Бояр подключал, да мужей учёных. Но никто не смог ответа ему дать. Почему в его царстве государстве всё хорошо, а народ счастливым не выглядит? Видел же он, в странах заморских, другие лица. С горящими от счастья глазами. Вот и решил царь, чтоб царство его дальше процветало и множилось, и его народу нужно зажечь в глазах такую же искорку.
Но как ни старался, так и не смог царь добиться нужного огонька в глазах жителей.
И тогда обратился он к звёздам, да мудрецам заморским. За моря поплыл. За океаны.
– Прав ты царь, – кивали мудрецы, соглашаясь с ним. – Не хватает твоему народу счастья, всё у них есть кроме главное.
– А что же им ещё надобно? – дивился царь, услышав подтверждение опасений своих.
– Любви телесной – правильной.
– Как это правильной? – подивился царь. – Есть у них любовь, детей полны дворы и на сносях бабёнки постоянно ходят, чего ещё надобно?
– Эх царь, – вздохнул самый старый из мудрецов, бородой качая. – Любовь телесная удовлетворённая и деторождение – это не одно и тоже. Народ у тебя, стариками воспитанный правильно, но не совсем, верно. Стыдлив он уж больно, зажатый. Не знает он тела жаркого, страсти неутомимой. Поэтому и не будет огня в глазах у них счастливого.
– И что делать? – хмурился царь.
– Сними с народа оковы стыдливые. Разбуди в нём похоть телесную, и будет вам счастье.
– Ты совсем ополоумел старый развратник! – возмутился царь.
– Не услышал ты меня мудрый царь, – вздохнул мудрец головой качая. – Не спрашивай больше у меня советов. – повернулся мудрец и уходить собрался.
– Постой! – крикнули ему в спину.
Мудрец остановился.
– Чего я не услышал? – грозно спросил Царь, хмуря брови.
– Ничего ты не услышал, – не обернувшись сказал мудрец. – Глух ты к словам моим. Нет больше смысла разговор продолжать. Зря ты время за морями тратил, не познал ты мудрости. Плохой я видимо учитель, найди себе другого…
– Стой! – приказал ему царь, торопливо вставая с трона и подходя к мудрецу. – Чего я не услышал?
– Слов моих праведных, назвав меня развратником старым.
– Так вразуми меня.
Мудрец повернулся. Пристально в глаза царю посмотрел, нахмурив брови.
– Хорошо, я повторю, и уйду после этого. Не услышишь… твоя воля, ко мне за мудростью больше не приходи.
– Я внемлю словам твоим, – склонил царь голову покорно, изменившись в лице и сбавив тон.
– Плоть людская, без ласки, становится кожей грубою. Телу тепло нужно удовлетворения. Сдерживаемая похоть, скапливается внутри разъедая червями и гнойными язвами мысли и настроение. Есть тонкая грань между развратом необузданным и данной нам Богом негой блаженной. Пока твой народ не познает этот дар Божий, не будет в их глазах счастья, – сказав это мудрец ушёл не оглядываясь.
Долго после этих слов сидел царь на троне. В глубокую думу уйдя.
За переживали дворцовые.
Царь после разговора с мудрецом сильно изменился. Мало общался, мало спал, почти не ел. По дворцу ходил никого не замечая.
А потом приказал запрячь лошадей в карету и поехал угодья свои осматривать.
И издал странный указ…
Замерло царство в ожидании…
***
– Чего там глашатаи кричат? – спохватилась Меланья прислушиваясь.
– Указ какой-то, – нахмурился её муж, замерев у телеги.
– Что-то про баб кажется… ветер слова уносит, не расслышала.
– Не наше это дело, – буркнул муж, нагружая в телегу мешки с зерном.
Меланья вздохнула, помогла мужу мешки привязать, помахал ему платочком в след. И пошла во двор.
На мельнице уж собралась вереница телег. Издалека уже был слышен гомон.
– Что за шум? – спросил Ивар подъехав.
– Ты что, приказ не слышал?
– Да слышал, только ветер слова в сторону унёс. А что за приказ?
– Да царь наш умом тронулся, кажется, – сплюнул себе под ноги Могута, помощник кузнеца. – Он приказал баб удовлетворять.
– Чего? – опешил Ивар.
– Вон сам читай, – указали ему на плакат на стене мельницы.
Ивар спрыгнул с телеги подошёл и прочитал.
– Это что за оказина? – выругался он.
– Царь наш науки заморской перебрал, мудреца чужестранного прогнал, и умом тронулся, – роптали мужики, ругаясь. Кто-то тихо, а кто-то уже в голос.
– И моя баба, как приказ услышала, так вся зарделась, подбоченилась, и теперь ночи ждёт, – пробубнив в бороду сапожник. – Сказала, если ей не понравиться, она всё царю доложит.
– Так ты уж постарайся, – толкнул его в бок мельник смеясь.
– Смейся, смейся, я посмотрю, что твоя скажет…
После этих слов улыбка с лица мельника тут же пропала.
Перемолов зерно Ивар отправился домой.
Едва подъехав ко двору его тут же обступили ребятишки. Вначале младшие, на шум вышли старшие, и Меланья.
– Ты как раз к обеду, – улыбнулась она мужу.
Обедали как обычно, шумная ватага ребятишек, Меланья хлопочет, бегая во круг стола. Во главе стало он. Ел не спеша, и смотрел на жену словно увидел её в первые.
С утра она вся в заботах. Уже все поели, а она даже не приседала ещё. Урывками в рот что-то закинула и побежала. Из-под платка локоны выбились, торчат забавно и игриво. На ветру платье колышется, пышные формы её тела выделяя. Колыхнулось внутри мужика всё. Любит он жену свою, больше жизни любит, так и прижал бы сейчас к себе. Но не может. Она занята, ему тоже в поле собираться нужно… Да и дети вокруг неё вертятся, младший едва стоит за подол держится. Упадёт, она его словно на автомате подхватит, на ножки поставит, сопли подолом не глядя вытрет, словно руки от тела отдельно у неё работают.
Прогнал Ивар свои мысли словно наваждение, головой тряхнул, встал из-за стола, вышел за двор и поехал в поле.
Вернулся он затемно. Дети уже спали.
Наспех поужинав, он лёг.
Жена лежала рядом, на боку. Он обнял её прижимаясь. Она вздохнула, погладив его руку.
И рука его заскользила по телу женскому. Но рубашка исподняя помешала. Захотелось сорвать с неё ненужную тряпку, но рука жены удержала его. Вздохнув, он отвернулся на другой бок и заснул.
Прислушиваясь к дыханию мужа, утёрла она слезинку украдкой, вздохнула и тоже уснула.
Утром у колодца столпились женщины.
– Ну что Меланья, выполнил твой муж приказ царский? – спросила её, смеясь соседка.
– Так же, как и твой, – огрызнулась она в ответ.
– А мой то мой, бабоньки, – зашептала мельничиха оглядываясь. – Едва в доме все затихли, пришёл на мою половину, облобызал меня всю, на кровать повалил и…
– И … – раскрыла рот Баяна, жена помощника кузнеца.
– И ничего, упали мы на кровать, он под подол мне залез, и как всегда, рубашку чуть приподнял штаны свои приспустил, я ему говорю погоди. А он запыхтел, замычал и упал на меня. Пока отдышался, хоть погладил и на том спасибо. Потом ушёл на свою половину спать. А я всю ночь опять на звёзды смотрела. Не могу так больше. Я, наверное…, к царю пойду, – всхлипнула она.
– И что ты ему скажешь?
– Так и скажу, вот царь батюшка приказ твой мужем моим не исполнятся.
– Ох и смелая ты, – восхитилась Дуняша.
– Да не могу я так больше, – всплакнула она подолом утираясь. – Тепла хочу, и ласки.
– И я…
– И мы хотим…
Раздались женские вздохи, загремели вёдра и все разошли по домам.
***
– К вам посетитель, – огласил слуга, едва раскрыв двери в тронный зал.
– Пусть войдёт, – разрешил царь, кивнул.
Слуга отошёл в сторону пропуская в тронный зал женщину. Она остановилась в дверях, испуганно осматриваясь.
– Смелее дочь моя, проходи, – подозвал её жестом царь. – Что привело тебя ко мне?
– Я Васелина, жена мельника вашего, то есть мужа моего, – потупила она взор теребя край подола.
– Слушаю дочь моя.
– Муж мой… – замялась она.
– Смелее, не бойся.
– Он приказ ваш не исполняет, – выдала она и носом зашмыгала.
– Успокойся дочь моя, – царь поспешно встал, подошёл к ней. – Иди домой и вели мужу ко мне прийти.
– Он, не придёт ещё и меня заругает, что я к вам пришла.
Услышав это, царь задумался: – Хорошо, дочь моя, иди домой и не о чём не беспокойся.
***
Топот копыт, услышанный издалека, привлёк внимание мельника. Он вышел за ворота всматриваясь в даль. К ним на всех порах мчался всадник. Он приблизился и резко остановив коня, подняв дорожную пыль, смешанную с мукой.
– Приказ царя мельнику явиться во дворец сразу же как получит сей приказ! – отрапортовал всадник, прокашлявшись и вручая мельнику бланк.
– Что-то там? – вышла за ворота жена мельника.
– Не знаю, – пожал плечами мельник, глядя на царскую бумагу с печатью. – Меня во дворец вызывают…
– Так иди, – толкнула его жена.
– Ну я пошёл…
– Стой дурень, – схватила его жена за рукав. ¬– Куда ты к царю в таком виде, в баньку сходи вначале, да переоденься, я тебе пока бельё чистое приготовлю.
***
Мельник несмело шагнул в тронный зал.
– Смелее, не нужно бояться, – махнул ему царь приглашая подойти ближе.
– Вы приказали я пришёл…
– Да я звал тебя, проходи… расскажи-ка мне сын мой, прошла седмица, как я особый приказ огласил… как успехи у тебя с исполнением?
– Ээээ, – замялся мельник. – Всё хорошо царь батюшка.
– Уверен?
– Эээээ, да, – кивнул мельник, избегая смотреть на царя, глаза в пол опустив.
– А давай как пригласим твою жену и спросим…
– Не надо царь батюшка, – потупил взор мельник. – Баба она у меня глупая, в мужицких делах ничего не понимает.
– А ты в женских?
– Да что там понимать то, баба она везде баба.
– Понятно, – нахмурился царь. – Ох прав был мудрец, ох и прав, – качая головой вздохнул он.
– О чём это ты царь Батюшко?
– О том сын мой, что ждёт тебя долгий путь просвещения. Пошлём твоей жене письмо, что ты поступил в царскую школу особой науки и несколько дней будешь сильно занят.
– Я в школу? – опешил мельник. – Помилуйте, царь батюшка, я вам что пацан несмышлёный я муж зрелый, меня работа ждёт.
