Глава 1
Терпеть этого не могу! Заходишь в трактир, над дверью брякает колокольчик, по косяку вспыхивают обережные знаки, и гомон враз стихает, народец за столами таращится на тебя, как на привидение.
Ну да, я привидение. И это лишает меня права отдохнуть с дороги, хлебнуть пивка и наесться от пуза, как все люди?
Бывает, сяду за стол, а никто не подходит. Тогда начинаю тихонько бренчать посудой и стёклами в окошках. Обычно этого довольно, чтобы тут же с поклоном подскочил половой: "Что угодно, госпожа?" А иной раз хозяин-олух орёт: "Пошла вон, нечисть поганая! Всех клиентов распугаешь!" С такими я не церемонюсь. Взвою, как ветер в печной трубе, и у грубияна сей же миг вылезут волосы, выпадут зубы, тело покроется фурункулами, а одежда спадёт клочьями, оставив невежу голышом на потеху честному собранию.
Но здешний трактирщик был не дурак. Вскоре на стол ко мне порхнули рябчики, тушёные в сметане, встали толпой горшочки: в одном телячье жаркое со сливками и сладким перцем, в другом фасоль под жёлтой пенкой шафрана, в третьем кусочки морского чёрта в бульоне. Легла блином печёная камбала с ароматными травами, к ней присоседился, дрожа и переливаясь под стружкой хрена, заливной язык. А рядышком истекал соком каплун в золотистой корочке… Славный же трактир мне подвернулся! Как бишь его? "Услада живота". Не оригинально, зато верно.
Над очагом — оленья голова, для красоты, по стенам — связки вереска, для аромата. Полы выметены. Свечей хозяин не жалел, лампадка в углу глаз не мозолила. Тут, пожалуй, и заночую. А уж с утреца — к Томасу. Как простая смертная, каблучками по мостовой. Погляжу, что там у старика приключилось. Заодно кошель наполню…
— Эй, милашка, ты не лопнешь?
Стол наискось через проход. Трое олухов: чубы дыбом, рубахи под распахнутыми камзолами — навыпуск, подпоясаны шёлковой верёвочкой. Лавочники. Или приказчики. Глушат пиво, заедают свиными рёбрышками. Деньгами не сорят.
Задирать меня взялся самый молодой — рожа красная, глазки блестят.
Подмигнула в ответ:
— Что, скупердяй, завидки берут?
А сама выпустила под столом щупальце, обернула вуалью, хотя в здешнем чаду да с пьяных глаз его и так никто бы не приметил, и легонько пощекотала у краснорожего в животе. Влезла через пупок — это проще всего. Мгновение спустя лицо шутника вытянулось, позеленело, аура пошла ржавыми пятнами. Схватившись за живот, он бросился к задней двери. То-то же. Не стоит дразнить привидение.
Я свистнула вдогонку:
— Эй, куда ты? Хочешь кулебяки? А, может, телячьей грудинки?
Приятели наглеца тут же вцепились в кружки и сделали вид, что меня нет в зримом мире. Молодцы — сообразительные.
Только я умяла горку расстегаев с визигой — ум отъешь! — и потянулась за наливочкой, как дрогнули, плеснув чадом, языки свечного пламени, поперёк стола упала тень.
— Солнце сияет всем.
Плащ цвета запёкшейся крови, на груди знак пресветлой коллегии с аметистовым зрачком, пылающий взор из-под капюшона. Всё как полагается. Голубовато-бирюзовая аура — само спокойствие.
Большинство служителей коллегии, которых я встречала до сих пор, были седыми или лысыми и сушёными, как вобла. То ли от аскезы, то ли от злости на род людской. Не зря их прозвали покойниками. А этот молодой и собой недурён… Под плащом — цветА ворона и мыши, на рукаве пурпурный кант. Ну да, в орден святого Женара охотно берут хорошеньких мальчиков.
— Что ты забыла в Ламайе? — и голос приятный, несмотря на стальные нотки.
Я оскалилась:
— Не твоё дело.
На благое приветствие, само собой, ответить не подумала.
Женаранец без церемоний уселся напротив и протянул мне деревянный диск на шнурке.
Ого, а на пальце-то Око Солнца — перстенёк с гелиодором! Вон кто до меня снизошёл — страж Света. По-нашему, окаянник. И в столь юные лета! Должно быть, знатный борец с чернокнижием. Или выскочка из тех, кто лезет наверх, давя чужих и своих. За одно красивое личико Око Солнца не дают.
По диску в руках окаянника крУгом бежали магические письмена, складываясь в невидимые глазу смертного печати усмирения.
— Носи на шее поверх одежды.
— Ещё чего!
Знаю я эти штуки: от них окутываешься дымкой, так что прохожие шарахаются, да ещё чесотка одолевает.
Жаль, нельзя и этому красавчику устроить приступ медвежьей болезни. Припаяют нападение на инквизитора при исполнении…
Страж Света подался ко мне через стол, ожёг взглядом:
— Ты ведь, как насытишься, обретёшь полную телесность, и тебя будет не отличить от обычного человека. Даже обереги могут обмануться.
— И что с того?
Обойти простые домашние обереги для меня в любом состоянии раз плюнуть, но покойнику об этом знать не обязательно.
Соседи посматривали на нас тишком — глянут и отвернутся. А вдруг мы прямо тут затеем вселенскую битву добра со злом, низвергая в прах дольний мир?
Аура окаянника подёрнулась стальным налётом — признак холодного гнева.
— Если не замышляешь дурного, надень этот амулет, который всякому раскроет твою потустороннюю природу.
— И не подумаю. Нет такого закона, чтобы честному привидению таскать на себе всякую дрянь!
Ухмыльнулась ему в лицо, взяла в руки нож и двузубую вилку. Каплун стынет.
Бирюза выцвела, вокруг окаянника клубилось предгрозовое облако с проблесками малиновых зарниц. Ткань мира боязливо зыбилась, и едоки за столами поёживались, чувствуя её дрожь. Стражи Света выше закона. Они сами — закон, и ничего потом не докажешь…
Правая рука покойника нырнула под плащ, а когда вынырнула, на раскрытой ладони обнаружился кругляш тьмы размером с золотой динарий.
— Знаешь, что это такое?
Ещё бы не знать! Но вышибала — артефакт дорогой и редкий. Срабатывает всего раз. Глупо расходовать такую ценность на строптивое, но ни в чём не повинное привидение.
Левую руку женаранец держал так, чтобы перстень был на виду — в гелиодоре просверкивали золотые искры. Если он вышибет меня из Мира, мрак знает, когда удастся вернуться. Может, завтра, может, через пару лет. Такова уж это подлая игрушка.
Искры собрались в пучок, камень налился медовым светом. Инквизитор ждал. Скулы его затвердели, рот сжался в плотную линию, малиновое зарево над капюшоном разгоралось всё сильнее…
Сбежать за завесу самой — прямо сейчас? Нет уж. Лучше позволим пареньку сохранить лицо.
Я демонстративно вздохнула и закатила глаза: надоел, зануда!
— Ладно, давай свою погремушку.
Надевать через голову не стала — протащила шнурок прямо сквозь шею, кстати, почти непрозрачную. Кожу сейчас же защипало. Пришлось приложить усилие, чтобы не скривиться и не передёрнуться. Но я всё-таки не домашний сверчок, а настоящее странствующее приведение, к тому же хорошо подкрепившееся. Кокетливо пристроила диск между ключиц, улыбнулась сладчайшей улыбкой:
— Доволен, солнце моё?
Лицо инквизитора потемнело. Он резко качнулся вперёд:
— Не дерзи мне, нежить!
Опустила глаза, будто в испуге. А мальчуган, должно быть, неплохо поёт. Вон какие басистые обертона.
Посверлив меня взглядом для пущей важности, окаянник поднялся. Аура его начала остывать, из малиновой сделалась сизовато-лиловой.
— Я буду за тобой присматривать, — пригрозил он, пряча вышибалу.
И потопал — не к выходу, а на второй этаж. Живёт он здесь, что ли? Вот невезуха. Придётся искать другое логово…
Ха! Чтобы какой-то серосутанник помешал мне насладиться отменной трапезой да ещё вынудил изменить планы?
Едва стих скрип ступеней наверху, амулет слетел с моей шеи, описал круг по залу и приземлился в очаге, взметнув сноп искр. По трактиру пробежал ропот.
В глубине зала за стойкой невозмутимым утёсом торчал хозяин, здоровенный детина с залысинами — крахмальный фартук поверх пуза бел, как свежевыпавший снег. Я отсалютовала ему кубком:
— Всем выпивки за мой счёт!
Вообще-то счёта у меня почитай что нет, но это не повод отказывать себе в удовольствии. На дармовщинку хмельным мало кто побрезгует, даже если ставит проклятая нежить!
Подавальщицы забегали, застучали кружки, и обстановка вмиг разрядилась.
Девушка с веснушками на носу подошла спросить плату — бочком, бочком, глаза в пол. Робеет.
— Что надо у вас этому хмырю? — я кивнула в сторону лестницы.
Девушка-веснушка быстро оглянулась, будто окаянник был ещё там, и почтительным шёпотом сообщила:
— Магистр Рош прибыл избавить нас от сормасского потрошителя.
Стража Света она явно боялась больше, чем меня. Вон как аура потемнела.
— Что ещё за потрошитель?
— Ой, — Веснушка всплеснула руками. — Это просто ужас! Он в Сормасе зарезал девять человек. А теперь к нам заявился. Троих уже порешил. Страшно на улицу выходить!
Девять — священное число. Совпадение?
— А много ваш мэр обещает за поимку злодея?
— Говорят, две тысячи денариев.
— Ого!
Гоняться за душегубом пристало мрачному фанатику с огнём в очах, а никак не странствующему привидению. Наше дело — невинные шалости. В своё удовольствие или для пользы щедрого заказчика. Можем, к примеру, наказать нечестного делового партнёра или сутягу, выставить на посмешище сварливую жену. Но две тысячи динариев… Против такого соблазна ни живой, ни мёртвый не устоит.
— Как тебя зовут?
— Мари, госпожа, — нежный голосок дрогнул.
Как же, нежить знает её по имени!
— А что, Мари, могу я снять у вас комнату?
— Конечно, госпожа.
Вежливая девушка.
Прода от 28.08.2018, 21:23
Зачем привидению комната? Чтобы обосноваться в "Усладе живота" на законных основаниях, а не шнырять украдкой, нервируя постояльцев и напрашиваясь на изгнание. Опять же, трактир почти в центре. Хорошее место, чтобы бросить якорь.
Мари проводила меня на второй этаж, указала комнату. Женаранец обретался наискосок: синим магическим светом от его двери заливало половину коридора. Моя комната — слева, его — справа. "Ибо прав и праведен тот, кто следует дорогой Света". Мрак его побери!
Для вида я заглянула к себе — обычная трактирная нора — и сразу же отправилась дразнить гусей, то есть обследовать жилище моего нового знакомца. Под вуалью, невидимкой, само собой.
Ага, так меня и ждали!
Этот Рош обстоятельно подошёл к делу: магических стражей столько, что ни войти, ни подсмотреть. Россыпи охранных знаков усеивали стены, пол, потолок, занавешивали окно, роились в дымоходе.
Дымоход многие вообще ленятся защищать, полагаясь на чертят-огарников, которые терпеть не могут потусторонних существ. Как будто сами живые! Но с огарниками я бы поладила. Другое дело — сторожевая магия коллегии. Тут или переть напролом с громом и канонадой, и тогда окаянник съест меня не соля, или неделю сидеть, подбирая отмычки к эфирным замкам и распутывая силки заклинаний.
Через соседнюю комнату я вылетела на улицу и заглянула к стражу Света в окно. Сквозь стекло, замутнённое охранной сетью, был виден тёмный силуэт за столом и бледные пятна каких-то бумаг.
Хорошо. Если нельзя влезть в окно, то почему бы не войти в дверь? По-людски, так сказать.
Вернулась к себе, плюхнулась на кровать. Рыхлый тюфяк просел подо мной, как под живой. Вот что значит сытный обед!
У кровати — сундук, у окна — лавка, у двери табурет с медным тазом и кувшином, вот и вся обстановка. И комната вдвое меньше, чем у окаянника. Ну да я нелюдь негордая.
Выпустила жгутики и накрепко сплела их с тканью зримого мира.
Теперь — за завесу Покоя, в первый предел, он же предел Отрешения.
Серая плоская реальность без света и теней раскрылась, как двери в родной дом. Спокойствие объяло меня, зовя остаться навек, раствориться, забыться... Как всегда. Я парила, впитывая бессуетность Отрешения. Ни мыслей, ни чувств. Можно витать в благостном ничто до конца времён, никуда не торопясь и не боясь опоздать…
Я так и делала — пока покой не наполнил меня, не стал самой моей сутью. Потом шагнула обратно в Мир. А покой, мой покой, остался, сделавшись якорем, который привязал меня к этому городу, к этому трактиру, к этому тюфяку… Две эманации, по двум сторонам завесы, удержат мой дух и соберут воедино, что бы ни случилось.
Ну, я готова. Пора в пасть к зверю.
Проще всего было звякнуть колокольчиком, и в комнату окаянника примчится бойкая служанка: "Что угодно, пресветлый магистр? Ах, вы не звали… Простите, ошибка!" Но за порог он её не пустит и наверняка заподозрит подвох.
Я вздохнула всем телом — так корабль надувает паруса — и вышла из себя. Якорь остался в комнате. Смотреть на белёные стены, оконце в тёмной решётчатой раме и брусничный закат над крышами… А я сквозь пол и перекрытия стекла на хозяйскую половину, через стену просочилась в главный зал и за первым же столом под лестницей обнаружила того, кто мне нужен.
Под вечер многие в трактире были навеселе, но этот набрался по самые брови — волосы растрёпаны, бархатный камзол с золотой тесьмой нараспашку, на белом шёлке рубахи винные пятна. По всему, шуранский торговец отмечает удачную сделку с новыми друзьями из местных. Ламайские купчины были одеты строже, пили меньше и явно посмеивались над невоздержанным иноземцем.
— Ты живёшь здесь, в трактире? — спросила я его в самое ухо.
Шуранец пьяно икнул:
— Ага.
Ни капли не удивился. И лишь передёрнул плечами, когда я, нащупав точку шан на его затылке в месте сочленения теменных костей, тонкой струйкой просочилась внутрь. Трюк со вселением в чужое тело гораздо проще, чем многие думают. Если ты привидение высшего разряда и освоил разделение.
"Ты пьян, у тебя болит голова, ты хочешь спать, — нашёптывала я изнутри. — Тебе нужно в уборную. Ты же не хочешь обмочиться перед этими задаваками!"
— Я сейчас, — шуранец резко вскочил, и зал закружился у него перед глазами.
Пришлось поддержать болвана, чтобы не рухнул носом в объедки, потом увести по лестнице наверх, подальше от шума, чада и съестных ароматов, долетающих из общего зала.
Шуранец постоял, прислонясь к стене, и немного пришёл в себя.
"Ты женат?"
Утвердительное мычание в ответ.
"Она не ценит тебя, — закинула я пробный шар. — Ей от тебя нужны только деньги, наряды, женские побрякушки. Она хочет веселиться, танцевать на балах, а твои дела её не волнуют".
— Эт точно, — шуранец выпятил подбородок.
Чужой голос в голове не страшил его. Бедняге казалось, что он говорит сам с собой.
"Ты не можешь ей ни в чём отказать. А почему? Ты когда-нибудь задумывался? — я сделала паузу. — Это чары, приятель. Она околдовала тебя".
— Ведьма! — пошатнувшись, он схватился рукой за стену.
"Ты в беде, дружок, — согласилась я. — Но всё можно исправить. Тут же посланец пресветлой коллегии — вон его дверь. Не трусь. Магистр Рош свой парень, даром что страж Света. Вмиг снимет наговор и денег не возьмёт. Только не говори с ним через порог — инквизиторы этого не любят".
Я подтолкнула балбеса к двери, заставила поднять руку и выскользнула из его тела за миг до того, как тяжёлый кулак ударил о дубовое полотно. Охранные знаки вспыхнули красным. Правильно: простой смертный пьянчуга, никаких потусторонних тварей.
Лишь за ворот незваного гостя зацепился лоскуток призрачной плоти. Совсем кроха, не больше мушиного глазка. А хозяйки его рядом уже нет — якорь выдернул меня обратно в комнату, едва за дверью послышались шаги.
Глазок захлопнулся от испуга, так что окаянника я не увидела. Скрипнули петли, и знакомый голос раздражённо произнёс:
— Вы ошиблись комнатой, сударь.
— Ик… я… э-э…
