Её невозможно было не заметить.
Мыс. Набережная. Чугунная ограда вдоль обрыва. Линялый простор зимнего неба и снежных берегов. Белые стены и тёмные купола двух монастырей, на одной стороне реки — женского, на другой, далеко, на взгорке, — мужского. Карандашные штрихи голых ветвей, нотный стан электрических проводов. И на фоне всего этого — тоненькая девичья фигурка, тоже белая, в серебряных и голубых искрах. Тонкое пальтишко, круглая шапочка, короткие сапожки, всё с меховой опушкой. Арсений невольно залюбовался.
— Смотри-ка, Снегурочка! — воскликнул Ринат.
— Ни фига себе! — Юрка-Юрась прищёлкнул языком.
Они впятером только что отработали корпоративный утренник, получили расчёт и угостились не чем попало, а дорогущим вискарём, сиречь скотчем, натуральным шотландским "Джонни Уолкером". Заказчик, директор агентства недвижимости, широкой души человек, не пожалел для господ артистов бутылочку из личного бара. Настроение у всех было зажигательное. Решили заглянуть в кафешку, а уж потом разбегаться по хатам. Но ёжкин кот — Снегурочка!
Налетели всей ватагой.
— Девушка, вас как зовут?
— Девушка, а где ваш дедушка?
— Мы вам своего одолжим! Правда, Сенька?
— Девушка, давайте работать с нами! У нас, правда, Снегурочка есть, но и вторая пригодится!
Она стояла вполоборота, замерев, как испуганный зайчонок, взгляд огромных серо-голубых глаз метался с одного лица на другое, по белым щекам бежали слёзы, и у Арсения болезненно тюкнуло в груди.
Первой опомнилась Дашка:
— Да отстаньте вы от человека! Чего насыпались!
Снегурочка из Дашки, конечно, не очень — росточка маленького, что вроде бы в масть, но крепкая, грудастая, подбородок тяжёлый, и голос грубоват. А вот плачущая незнакомка идеально попадала в типаж. Лицом вылитая Наталья Седых в роли Настеньки из "Морозко", только черты потоньше, волосы не тёмные, прямые, а светло-русые, густые, вьющиеся. Нежные кудряшки обрамляли высокий гладкий лоб, пышная коса — какой там до пояса, едва не до колен! И, похоже, своя, природная.
Иван тоже уловил сходство со сказочной Настенькой — и выдал с иезуитской ухмылкой:
— Тепло ли тебе, девица?
Захотелось его одёрнуть.
Но это всего лишь игра. Все они играют — и она тоже.
Девушка взглянула на Арсения — словно уловила его эмоции. Есть выражение: смотрит прямо в душу. Фигура речи. Затасканная и оттого пустая, но всё равно верная. Именно так смотрела на Арсения прекрасная Снегурочка своими невероятными глазищами — будто сумрачное небо упало в синие озёра, и озёра заплакали... Такой потерянный, несчастный, беззащитный взгляд.
— Хорош, ребята! — гаркнул он. Повернулся к Снегурочке и сказал с чувством, приложив руку к груди: — Девушка, вы нас извините, пожалуйста. Мы не хотели вас напугать.
Пальтишко у неё красивое, из дорогой парчи, затканной серебристо-голубыми узорами, не то что их атласные халаты с попсовыми блёстками. Но уж больно тоненькое. Как она в таком — на ветру? Да и морозец сегодня нехилый.
— Простите, свет-боярышня, — Ринат поклонился в пояс, и Дашка сердито дёрнула его за руку.
— Ну, пошли отсюда, пошли, — буркнул Арсений, оттесняя от девушки ухмыляющихся Ивана и Юрку.
Понятно, что всё это не со зла. Работа такая, заразная: если начал кривляться, чёрта-с-два остановишься. Смущение зрителя только подогревает азарт.
Дождались прорехи в потоке машин и галдя двинулись через улицу. Окна кафе "Двушка", занимавшего угол здания отреставрированного гостиного двора, зазывно подмигивали огоньками новогодних гирлянд.
Арсений оглянулся: девушка стояла вполоборота и смотрела вслед их компании, держась за чугунные перила голыми руками, тонкими и голубоватыми, как молоко. Не его дело, но...
— Слушайте, она же окоченеть должна, без рукавиц, без перчаток.
— И ноги у неё голые, — сказала Дашка.
Ринат хмыкнул:
— Да ну — голые!
— Голые, — подтвердила Дашка, — без колготок.
Арсений пригляделся. Короткое пальтишко оставляло открытыми колени красивой формы и стройные икры, белые-белые, но естественные на вид. Колготки так не выглядят, разве что совсем тонюсенькие. И вообще Дашке видней. Девчонки в таких вещах лучше соображают.
Толчок локтем в бок — Иван.
— Хочешь вернуться и обогреть?
Арсений поморщился, понимая, что его сейчас обхохочут. А, пускай!
— Идите, я догоню.
Только перебежав дорогу, он подумал, что надо было отдать ребятам сумку.
— Да она, небось, из кафешки покурить выскочила! — крикнул ему вслед Юрась.
Хорошее объяснение. Из кафе. Или из магазина рядом. Или из офиса строительной фирмы, расположенного в соседнем здании.
Ветер с реки резал щёки, пытаясь просочиться под капюшон, который Арсений предусмотрительно натянул поверх тонкой шерстяной шапки. А Снегурочка просто стояла, вцепившись в чугунные перила так, словно боялась упасть, и глядя на него влажными глазами.
— Девушка, что же вы тут? Вы же замёрзните!
Арсений стянул перчатку и тоже взялся за перила — ладонь ожгло льдом. Дотронулся до руки Снегурочки, она показалась ещё холодней.
Он ждал испуга, возмущения — не распускай лапы, нахал! Но в дымчатом, как утренний сумрак, взгляде было только доверчивое удивление. Странное дело: она не разрумянилась на морозе, щёки молочно-белые, но не обмороженные — кожа живая, нежная. Мягкая линия рта, губы цвета спелой малины...
Непохоже, что она курила. И табаком от неё не пахло — пахло лесной морозной свежестью. Да. Сквозь колючий ветер и бензинный смрад улицы. Хвоей. Солнцем. Он сам себе удивился: как солнце может пахнуть?
Арсений бросил сумку на присыпанный порошей тротуар, рывком расстегнул молинию и набросил на плечи девушке свой пуховик, а сам остался в тонком пуловере поверх рубашки.
— Ой, что вы, не надо! — всплеснула руками Снегурочка. — Вы же простудитесь!
Голос у неё хороший. Не притворно-благостный, как у киношной Настеньки, а мелодичный и... тёплый, что ли. Ледяная девочка с тёплым голосом.
Она попыталась вернуть ему куртку. Он улыбнулся и сделал шаг назад. Ветер пронизывал насквозь, но это было совсем не так страшно, как он ожидал. Терпимо. Не мог же он стучать зубами перед замёрзшей девушкой.
— Слушайте, может, вам надо позвонить? Дать телефон?
У неё не было сумочки, а в тонком, по фигурке, пальтишке — карманов.
— Или давайте я вас провожу, только скажите, куда.
Она медленно покачала головой, и Арсений остановился. Её щёки опять блестели от слёз.
— Что у вас случилось? Ведь у вас же явно что-то случилось!
— Возьмите свою куртку, пожалуйста, — попросила Снегурочка. — Вы заболеете.
— Возьму, — согласился Арсений. — Если вы пойдёте со мной в кафе и погреетесь там хотя бы полчаса.
— Хорошо, — растерянно сказала она, и внутри у него опять заныло от жалости.
Арсений снова накинул на неё пуховик, одной рукой подхватил с тротуара сумку, другой сжал ледяную девичью ладошку, и они побежали через дорогу. Звонко зацокали по асфальту каблучки.
Ребята сидели справа, в зелёном зале, Арсений увидел их ото входа. Не понял, заметили его или нет, и поспешил свернуть налево, в золотой зал, надеясь, что остальным хватит ума не ввалиться следом. Перед всей компанией девчонка точно откровенничать не будет.
Отопление в "Двушке" работало на славу, Арсений ощущал тепло, как ласковые объятья — всё-таки успел промёрзнуть до костей.
На них оглядывались, Арсений подмечал улыбки. Ещё бы. Красивая девушка в костюме Снегурочки за день до Нового года.
В углу освободилась кабинка с диванами — официантка как раз составляла на поднос грязную посуду. За метровой перегородкой, увитой искусственным плющом, они со Снегурочкой не будут привлекать внимание.
— Чай, кофе? Или поесть возьмём?
— Чай, — она попыталась улыбнуться. Глаза остались грустными.
Делая заказ, Арсений боролся с желанием почесать подбородок. Кожа зудела от клея, особенно после прогулки по морозу. В театре новогодние представление шли уже десять дней, плюс корпоративы, вечер в Юлькиной школе, и везде надо цеплять бороду. А самая страда впереди, по домам придётся ездить. К концу января у него раздражение будет на пол-лица.
Ладно, сделаем так. Он поставил локоть на стол, подпёр подбородок ладонью, будто любуясь девушкой. Полегчало.
— Меня зовут Арсений. А вас?
— Не уверена. По-моему, Снежана.
— Вам идёт, — он не позволил себе и тени усмешки. — Почему не уверены?
— Я пока только начинаю вспоминать.
До чего всё-таки мягкий и трогательный у неё взгляд. Ей бы в кино — крупный план будет шикарен.
Принесли заказ, ему — кофе, ей — чай.
— А почему вы плакали?
Снегурочка... ну хорошо, пусть будет Снежана... вздохнула.
— Ну смелей, смелей, не бойтесь. Вас кто-то обидел?
— Нет, просто меня на пенсию отправляют.
На пенсию? Драма стремительно превращалась в буффонаду.
— И за что же это?
— За грусть в глазах. У нас, снегурочек, ведь как? Мы должны дарить радость и чудеса. А как только начинаем задумываться и грустить, значит, всё, профнепригодны.
Арсений сохранил серьёзный и сочувственный вид.
— И кто же определяет степень грусти?
— Зимушка. Она у нас кадровик.
Арсений стал думать, кто же их разыграл. Может, ребята из кукольного? Но такую фактурную девочку он бы у них запомнил. Или она из любителей? Сейчас много сильных молодёжных коллективов, народ там меняется часто, всех не упомнишь...
Ну что ж, он подыграет. По полной программе.
— Что же теперь с вами будет?
Позволил себе участливо коснуться тонких пальцев и невольно отдёрнул руку. Кожа девушки была такой же ледяной, как на улице, и по-прежнему белой. Может, обработана чем-то?
— Вы чай пейте, совсем же закоченели, — сказал он грубовато, на миг сбившись с настроя. — Может, что покрепче заказать? Вы коньяк пьёте? Или лучше вино?
Казалось неловким предлагать такой девушке водку, вообще спиртное, но не из сказки же она пришла!
Снегурочка покачала головой, послушно беря в руки чашку. Он почти ждал, что снежные пальчики сейчас размякнут и водой прольются на стол. Его кофе был ещё горячим, её чай наверняка — тоже. Она отпила — рассеянно, будто не замечая, что делает. Вздохнула.
— Что будет дальше, я не знаю. Не вспомнила пока.
Очень убедительно, чёрт возьми.
Ему вдруг надоело.
— Ну ладно, Снежана или как тебя на самом деле звать. Считай, что ты принята.
— Куда принята? — она моргнула, и Арсений заметил, какие у неё длинные и пушистые ресницы. Цветом чуть темнее волос. Значит, не накрашенные.
— В нашу дружную компанию, — он улыбнулся. — Или в нашу труппу. То есть насчёт труппы я много на себя беру, но думаю, наш главреж захочет на тебя взглянуть, потому как работаешь ты очень достоверно. Я ведь там, на мосту, даже повёлся. В Ёбурге училась? У кого?
Смешно, но даже сейчас, глядя в туманные омуты её глаз, какой-то частицей себя он продолжал верить. Как верят дети, отлично знающие, что Дед Мороз, который привозит им подарки в блестящем мешке, — не настоящий.
— Чему — училась? — на бледном личике отразилась растерянность.
— Да ладно, хватит притворяться. Раскусил я тебя, всё, выходи из образа.
Её брови дрогнули, сходясь над переносицей обиженным домиком, из глаз снова заструились слёзы. Он ничего не успел сказать — девушка вскочила и бегом кинулась к выходу.
Вот же чёрт.
— Что, парень, довёл Снегурочку? — весело попрекнул мужик за соседним столиком. — Эх, ты. Догоняй!
Арсений скрипнул зубами. Пару секунд оставался на месте из чистого упрямства, потом бросил на стол пятисотку, чтобы не возиться со счётом, подхватил сумку и вышел на мороз, на ходу натягивая пуховик.
Спасибо, свернуть тут некуда. Одна длинная улица вдоль бесконечного здания гостиного двора — если смотреть налево, в сторону мыса...
Девушка ушла недалеко, всего метров на пятьдесят. Но когда Арсений догнал и пристроился рядом, прибавила шаг, отвернув мокрое лицо.
— Снежана, да подожди ты! Я не хотел тебя обидеть!
— Я так и знала, что ты не поверишь, — сказала она. — Решишь, что я или притворяюсь, или сумасшедшая.
— А что я, по-твоему, должен думать? Что ты настоящая Снегурочка?
— Но я и есть настоящая! Не веришь? Не надо. И не ходи за мной!
Не выдержав, он ухватил её под локоть.
— Снежана, ты же замёрзнешь! Посмотри на себя. У тебя пальтишко, как платье. Небось, и свитер не пододела.
Она взглянула: в глазах не обида — недоумение.
— Но мне не холодно. Правда.
Очень натурально. Арсений даже растерялся.
— Ладно, допустим... Точно не холодно?
И он вдруг поверил: Снежана не дрожала, не ёжилась, не вжимала голову в плечи, не прятала руки в рукава... Может, на ней термобельё? Сказать по правде, он понятия не имел, как эта штука работает. Но сомневался, что при минус двадцати трусы с подогревом заменят шубу.
— Снежана, стой, — он легонько потянул её за локоть, чувствуя под жёсткой парчой знакомый обжигающий холод. — Я дам тебе платок.
Нет, на сумасшедшую она не похожа. Что он, психов не играл?
— А деды морозы? — спросил, шаря в сумке и искоса наблюдая за Снежаной. — Если снегурочек молодыми списывают, то у дедков-то возраст с самого начала пенсионный. С ними как?
Понятно, что "дедки" у них такие же, как сам Арсений, а то и моложе — здравствуй, дедушка мороз, борода из ваты. Но она же настоящей Снегуркой прикидывается, значит, и дедушки мыслятся по канону — седые, старые, но со здоровым румянцем. Не то что Снежана — беляночка.
— Никак, — ответила она без заминки. — Что стар, что мал — знаешь присказку? Дедушки чем старше, тем веселее и беспечнее становятся. Как дети. А у нас, снегурочек, наоборот. В нас с годами женская тоска просыпается.
— О чём тоска? — он надорвал пакетик с бумажными платочками, протянул ей.
— О счастье, о любви, — ответила она тихо, глядя как будто внутрь себя. — О тепле...
Потом опомнилась, промокнула глаза. Точно не накрашена. На белой поверхности не осталось ничего, кроме следов влаги, абсолютно прозрачных.
— А откуда берутся снегурочки?
Снежана вскинула глаза, и он сделал вид, что смутился.
— Ну, у тебя же должны быть родители. Не знаю, Мороз Красный Нос и Снежная Баба. Ты прости, может, я глупости говорю. Но я же не знаю, как у вас всё устроено.
Конечно, это была игра, и ему хотелось узнать, как она выйдет из положения. В то же время в груди болезненно сжималось, будто в предчувствии какого-то откровения.
— Снегурочками не рождаются, а становятся.
Это могло бы прозвучать пафосно. Или с иронией. У неё прозвучало трогательно и печально. Шикарная актриса.
Они дошли до конца гостиного двора и оказались в скверике, носящем название Исторического. Десяток ёлок, фонари под ретро, скамейки вокруг круглой площадки с камнем, от которого "есть пошёл" славный городок Т. У камня ревел пацан лет трёх, а молодая мама в короткой шубке и сапожках на высоких каблуках, присев на корточки, возилась с его одеждой, громко выговаривая:
— Ну что ты всё расстёгиваешься? Я застёгиваю, а ты расстёгиваешься!
На малыше был толстый комбинезон, сверху куртка, шарф торчал наружу, шапка съехала на затылок. Красное от натуги личико, волосы на лбу — влажные, слипшиеся. Нарядили ребёнка, как капусту...
Арсений прошёл бы мимо, но Снежана шагнула к малышу, поднесла ко рту раскрытую ладонь, дунула…
Если бы не смотрел на неё в этот самый момент, решил бы, что у неё в рукаве припрятана горсть конфетти. Разноцветные блёстки взвились в воздух, закружились в танце, осыпаясь на заснеженную тротуарную плитку, на мальчика и маму — и тут же исчезая.
Мыс. Набережная. Чугунная ограда вдоль обрыва. Линялый простор зимнего неба и снежных берегов. Белые стены и тёмные купола двух монастырей, на одной стороне реки — женского, на другой, далеко, на взгорке, — мужского. Карандашные штрихи голых ветвей, нотный стан электрических проводов. И на фоне всего этого — тоненькая девичья фигурка, тоже белая, в серебряных и голубых искрах. Тонкое пальтишко, круглая шапочка, короткие сапожки, всё с меховой опушкой. Арсений невольно залюбовался.
— Смотри-ка, Снегурочка! — воскликнул Ринат.
— Ни фига себе! — Юрка-Юрась прищёлкнул языком.
Они впятером только что отработали корпоративный утренник, получили расчёт и угостились не чем попало, а дорогущим вискарём, сиречь скотчем, натуральным шотландским "Джонни Уолкером". Заказчик, директор агентства недвижимости, широкой души человек, не пожалел для господ артистов бутылочку из личного бара. Настроение у всех было зажигательное. Решили заглянуть в кафешку, а уж потом разбегаться по хатам. Но ёжкин кот — Снегурочка!
Налетели всей ватагой.
— Девушка, вас как зовут?
— Девушка, а где ваш дедушка?
— Мы вам своего одолжим! Правда, Сенька?
— Девушка, давайте работать с нами! У нас, правда, Снегурочка есть, но и вторая пригодится!
Она стояла вполоборота, замерев, как испуганный зайчонок, взгляд огромных серо-голубых глаз метался с одного лица на другое, по белым щекам бежали слёзы, и у Арсения болезненно тюкнуло в груди.
Первой опомнилась Дашка:
— Да отстаньте вы от человека! Чего насыпались!
Снегурочка из Дашки, конечно, не очень — росточка маленького, что вроде бы в масть, но крепкая, грудастая, подбородок тяжёлый, и голос грубоват. А вот плачущая незнакомка идеально попадала в типаж. Лицом вылитая Наталья Седых в роли Настеньки из "Морозко", только черты потоньше, волосы не тёмные, прямые, а светло-русые, густые, вьющиеся. Нежные кудряшки обрамляли высокий гладкий лоб, пышная коса — какой там до пояса, едва не до колен! И, похоже, своя, природная.
Иван тоже уловил сходство со сказочной Настенькой — и выдал с иезуитской ухмылкой:
— Тепло ли тебе, девица?
Захотелось его одёрнуть.
Но это всего лишь игра. Все они играют — и она тоже.
Девушка взглянула на Арсения — словно уловила его эмоции. Есть выражение: смотрит прямо в душу. Фигура речи. Затасканная и оттого пустая, но всё равно верная. Именно так смотрела на Арсения прекрасная Снегурочка своими невероятными глазищами — будто сумрачное небо упало в синие озёра, и озёра заплакали... Такой потерянный, несчастный, беззащитный взгляд.
— Хорош, ребята! — гаркнул он. Повернулся к Снегурочке и сказал с чувством, приложив руку к груди: — Девушка, вы нас извините, пожалуйста. Мы не хотели вас напугать.
Пальтишко у неё красивое, из дорогой парчи, затканной серебристо-голубыми узорами, не то что их атласные халаты с попсовыми блёстками. Но уж больно тоненькое. Как она в таком — на ветру? Да и морозец сегодня нехилый.
— Простите, свет-боярышня, — Ринат поклонился в пояс, и Дашка сердито дёрнула его за руку.
— Ну, пошли отсюда, пошли, — буркнул Арсений, оттесняя от девушки ухмыляющихся Ивана и Юрку.
Понятно, что всё это не со зла. Работа такая, заразная: если начал кривляться, чёрта-с-два остановишься. Смущение зрителя только подогревает азарт.
Дождались прорехи в потоке машин и галдя двинулись через улицу. Окна кафе "Двушка", занимавшего угол здания отреставрированного гостиного двора, зазывно подмигивали огоньками новогодних гирлянд.
Арсений оглянулся: девушка стояла вполоборота и смотрела вслед их компании, держась за чугунные перила голыми руками, тонкими и голубоватыми, как молоко. Не его дело, но...
— Слушайте, она же окоченеть должна, без рукавиц, без перчаток.
— И ноги у неё голые, — сказала Дашка.
Ринат хмыкнул:
— Да ну — голые!
— Голые, — подтвердила Дашка, — без колготок.
Арсений пригляделся. Короткое пальтишко оставляло открытыми колени красивой формы и стройные икры, белые-белые, но естественные на вид. Колготки так не выглядят, разве что совсем тонюсенькие. И вообще Дашке видней. Девчонки в таких вещах лучше соображают.
Толчок локтем в бок — Иван.
— Хочешь вернуться и обогреть?
Прода от 26.12.2019, 13:05
Арсений поморщился, понимая, что его сейчас обхохочут. А, пускай!
— Идите, я догоню.
Только перебежав дорогу, он подумал, что надо было отдать ребятам сумку.
— Да она, небось, из кафешки покурить выскочила! — крикнул ему вслед Юрась.
Хорошее объяснение. Из кафе. Или из магазина рядом. Или из офиса строительной фирмы, расположенного в соседнем здании.
Ветер с реки резал щёки, пытаясь просочиться под капюшон, который Арсений предусмотрительно натянул поверх тонкой шерстяной шапки. А Снегурочка просто стояла, вцепившись в чугунные перила так, словно боялась упасть, и глядя на него влажными глазами.
— Девушка, что же вы тут? Вы же замёрзните!
Арсений стянул перчатку и тоже взялся за перила — ладонь ожгло льдом. Дотронулся до руки Снегурочки, она показалась ещё холодней.
Он ждал испуга, возмущения — не распускай лапы, нахал! Но в дымчатом, как утренний сумрак, взгляде было только доверчивое удивление. Странное дело: она не разрумянилась на морозе, щёки молочно-белые, но не обмороженные — кожа живая, нежная. Мягкая линия рта, губы цвета спелой малины...
Непохоже, что она курила. И табаком от неё не пахло — пахло лесной морозной свежестью. Да. Сквозь колючий ветер и бензинный смрад улицы. Хвоей. Солнцем. Он сам себе удивился: как солнце может пахнуть?
Арсений бросил сумку на присыпанный порошей тротуар, рывком расстегнул молинию и набросил на плечи девушке свой пуховик, а сам остался в тонком пуловере поверх рубашки.
— Ой, что вы, не надо! — всплеснула руками Снегурочка. — Вы же простудитесь!
Голос у неё хороший. Не притворно-благостный, как у киношной Настеньки, а мелодичный и... тёплый, что ли. Ледяная девочка с тёплым голосом.
Она попыталась вернуть ему куртку. Он улыбнулся и сделал шаг назад. Ветер пронизывал насквозь, но это было совсем не так страшно, как он ожидал. Терпимо. Не мог же он стучать зубами перед замёрзшей девушкой.
— Слушайте, может, вам надо позвонить? Дать телефон?
У неё не было сумочки, а в тонком, по фигурке, пальтишке — карманов.
— Или давайте я вас провожу, только скажите, куда.
Она медленно покачала головой, и Арсений остановился. Её щёки опять блестели от слёз.
— Что у вас случилось? Ведь у вас же явно что-то случилось!
— Возьмите свою куртку, пожалуйста, — попросила Снегурочка. — Вы заболеете.
— Возьму, — согласился Арсений. — Если вы пойдёте со мной в кафе и погреетесь там хотя бы полчаса.
— Хорошо, — растерянно сказала она, и внутри у него опять заныло от жалости.
Арсений снова накинул на неё пуховик, одной рукой подхватил с тротуара сумку, другой сжал ледяную девичью ладошку, и они побежали через дорогу. Звонко зацокали по асфальту каблучки.
Ребята сидели справа, в зелёном зале, Арсений увидел их ото входа. Не понял, заметили его или нет, и поспешил свернуть налево, в золотой зал, надеясь, что остальным хватит ума не ввалиться следом. Перед всей компанией девчонка точно откровенничать не будет.
Отопление в "Двушке" работало на славу, Арсений ощущал тепло, как ласковые объятья — всё-таки успел промёрзнуть до костей.
На них оглядывались, Арсений подмечал улыбки. Ещё бы. Красивая девушка в костюме Снегурочки за день до Нового года.
В углу освободилась кабинка с диванами — официантка как раз составляла на поднос грязную посуду. За метровой перегородкой, увитой искусственным плющом, они со Снегурочкой не будут привлекать внимание.
— Чай, кофе? Или поесть возьмём?
— Чай, — она попыталась улыбнуться. Глаза остались грустными.
Делая заказ, Арсений боролся с желанием почесать подбородок. Кожа зудела от клея, особенно после прогулки по морозу. В театре новогодние представление шли уже десять дней, плюс корпоративы, вечер в Юлькиной школе, и везде надо цеплять бороду. А самая страда впереди, по домам придётся ездить. К концу января у него раздражение будет на пол-лица.
Ладно, сделаем так. Он поставил локоть на стол, подпёр подбородок ладонью, будто любуясь девушкой. Полегчало.
— Меня зовут Арсений. А вас?
— Не уверена. По-моему, Снежана.
— Вам идёт, — он не позволил себе и тени усмешки. — Почему не уверены?
— Я пока только начинаю вспоминать.
До чего всё-таки мягкий и трогательный у неё взгляд. Ей бы в кино — крупный план будет шикарен.
Принесли заказ, ему — кофе, ей — чай.
— А почему вы плакали?
Снегурочка... ну хорошо, пусть будет Снежана... вздохнула.
— Ну смелей, смелей, не бойтесь. Вас кто-то обидел?
— Нет, просто меня на пенсию отправляют.
Прода от 27.12.2019, 18:43
На пенсию? Драма стремительно превращалась в буффонаду.
— И за что же это?
— За грусть в глазах. У нас, снегурочек, ведь как? Мы должны дарить радость и чудеса. А как только начинаем задумываться и грустить, значит, всё, профнепригодны.
Арсений сохранил серьёзный и сочувственный вид.
— И кто же определяет степень грусти?
— Зимушка. Она у нас кадровик.
Арсений стал думать, кто же их разыграл. Может, ребята из кукольного? Но такую фактурную девочку он бы у них запомнил. Или она из любителей? Сейчас много сильных молодёжных коллективов, народ там меняется часто, всех не упомнишь...
Ну что ж, он подыграет. По полной программе.
— Что же теперь с вами будет?
Позволил себе участливо коснуться тонких пальцев и невольно отдёрнул руку. Кожа девушки была такой же ледяной, как на улице, и по-прежнему белой. Может, обработана чем-то?
— Вы чай пейте, совсем же закоченели, — сказал он грубовато, на миг сбившись с настроя. — Может, что покрепче заказать? Вы коньяк пьёте? Или лучше вино?
Казалось неловким предлагать такой девушке водку, вообще спиртное, но не из сказки же она пришла!
Снегурочка покачала головой, послушно беря в руки чашку. Он почти ждал, что снежные пальчики сейчас размякнут и водой прольются на стол. Его кофе был ещё горячим, её чай наверняка — тоже. Она отпила — рассеянно, будто не замечая, что делает. Вздохнула.
— Что будет дальше, я не знаю. Не вспомнила пока.
Очень убедительно, чёрт возьми.
Ему вдруг надоело.
— Ну ладно, Снежана или как тебя на самом деле звать. Считай, что ты принята.
— Куда принята? — она моргнула, и Арсений заметил, какие у неё длинные и пушистые ресницы. Цветом чуть темнее волос. Значит, не накрашенные.
— В нашу дружную компанию, — он улыбнулся. — Или в нашу труппу. То есть насчёт труппы я много на себя беру, но думаю, наш главреж захочет на тебя взглянуть, потому как работаешь ты очень достоверно. Я ведь там, на мосту, даже повёлся. В Ёбурге училась? У кого?
Смешно, но даже сейчас, глядя в туманные омуты её глаз, какой-то частицей себя он продолжал верить. Как верят дети, отлично знающие, что Дед Мороз, который привозит им подарки в блестящем мешке, — не настоящий.
— Чему — училась? — на бледном личике отразилась растерянность.
— Да ладно, хватит притворяться. Раскусил я тебя, всё, выходи из образа.
Её брови дрогнули, сходясь над переносицей обиженным домиком, из глаз снова заструились слёзы. Он ничего не успел сказать — девушка вскочила и бегом кинулась к выходу.
Вот же чёрт.
— Что, парень, довёл Снегурочку? — весело попрекнул мужик за соседним столиком. — Эх, ты. Догоняй!
Арсений скрипнул зубами. Пару секунд оставался на месте из чистого упрямства, потом бросил на стол пятисотку, чтобы не возиться со счётом, подхватил сумку и вышел на мороз, на ходу натягивая пуховик.
Спасибо, свернуть тут некуда. Одна длинная улица вдоль бесконечного здания гостиного двора — если смотреть налево, в сторону мыса...
Девушка ушла недалеко, всего метров на пятьдесят. Но когда Арсений догнал и пристроился рядом, прибавила шаг, отвернув мокрое лицо.
— Снежана, да подожди ты! Я не хотел тебя обидеть!
— Я так и знала, что ты не поверишь, — сказала она. — Решишь, что я или притворяюсь, или сумасшедшая.
— А что я, по-твоему, должен думать? Что ты настоящая Снегурочка?
— Но я и есть настоящая! Не веришь? Не надо. И не ходи за мной!
Не выдержав, он ухватил её под локоть.
— Снежана, ты же замёрзнешь! Посмотри на себя. У тебя пальтишко, как платье. Небось, и свитер не пододела.
Она взглянула: в глазах не обида — недоумение.
— Но мне не холодно. Правда.
Очень натурально. Арсений даже растерялся.
— Ладно, допустим... Точно не холодно?
И он вдруг поверил: Снежана не дрожала, не ёжилась, не вжимала голову в плечи, не прятала руки в рукава... Может, на ней термобельё? Сказать по правде, он понятия не имел, как эта штука работает. Но сомневался, что при минус двадцати трусы с подогревом заменят шубу.
— Снежана, стой, — он легонько потянул её за локоть, чувствуя под жёсткой парчой знакомый обжигающий холод. — Я дам тебе платок.
Нет, на сумасшедшую она не похожа. Что он, психов не играл?
— А деды морозы? — спросил, шаря в сумке и искоса наблюдая за Снежаной. — Если снегурочек молодыми списывают, то у дедков-то возраст с самого начала пенсионный. С ними как?
Понятно, что "дедки" у них такие же, как сам Арсений, а то и моложе — здравствуй, дедушка мороз, борода из ваты. Но она же настоящей Снегуркой прикидывается, значит, и дедушки мыслятся по канону — седые, старые, но со здоровым румянцем. Не то что Снежана — беляночка.
— Никак, — ответила она без заминки. — Что стар, что мал — знаешь присказку? Дедушки чем старше, тем веселее и беспечнее становятся. Как дети. А у нас, снегурочек, наоборот. В нас с годами женская тоска просыпается.
— О чём тоска? — он надорвал пакетик с бумажными платочками, протянул ей.
— О счастье, о любви, — ответила она тихо, глядя как будто внутрь себя. — О тепле...
Потом опомнилась, промокнула глаза. Точно не накрашена. На белой поверхности не осталось ничего, кроме следов влаги, абсолютно прозрачных.
— А откуда берутся снегурочки?
Снежана вскинула глаза, и он сделал вид, что смутился.
— Ну, у тебя же должны быть родители. Не знаю, Мороз Красный Нос и Снежная Баба. Ты прости, может, я глупости говорю. Но я же не знаю, как у вас всё устроено.
Конечно, это была игра, и ему хотелось узнать, как она выйдет из положения. В то же время в груди болезненно сжималось, будто в предчувствии какого-то откровения.
— Снегурочками не рождаются, а становятся.
Это могло бы прозвучать пафосно. Или с иронией. У неё прозвучало трогательно и печально. Шикарная актриса.
Они дошли до конца гостиного двора и оказались в скверике, носящем название Исторического. Десяток ёлок, фонари под ретро, скамейки вокруг круглой площадки с камнем, от которого "есть пошёл" славный городок Т. У камня ревел пацан лет трёх, а молодая мама в короткой шубке и сапожках на высоких каблуках, присев на корточки, возилась с его одеждой, громко выговаривая:
— Ну что ты всё расстёгиваешься? Я застёгиваю, а ты расстёгиваешься!
На малыше был толстый комбинезон, сверху куртка, шарф торчал наружу, шапка съехала на затылок. Красное от натуги личико, волосы на лбу — влажные, слипшиеся. Нарядили ребёнка, как капусту...
Арсений прошёл бы мимо, но Снежана шагнула к малышу, поднесла ко рту раскрытую ладонь, дунула…
Если бы не смотрел на неё в этот самый момент, решил бы, что у неё в рукаве припрятана горсть конфетти. Разноцветные блёстки взвились в воздух, закружились в танце, осыпаясь на заснеженную тротуарную плитку, на мальчика и маму — и тут же исчезая.
