Пролог
Ветер дул с севера. Колючий, пронизывающий, он шумел в кронах деревьев, изрезал прежде ровную речную гладь изломами ряби, растрепал длинные каштановые волосы Ривер, и в его протяжном шелесте ей чудилось ворчливое, неодобрительное напоминание. И настоящее напоминание, сложенное вчетверо письмо, жгло руки своей неотвратимостью.
В последние годы письма приходили всё чаще, и ныне Ривер их даже не читала, лишь просматривала, не вдумываясь особо в смысл, вложенный в ровные, выверенные строки с непременными завитушками, в высокопарные выражения, за велеречивой изысканностью которых угадывалась несбывшаяся мечта автора о сцене. Кейрену Ривер писем не показывала. Зачем? Любимому супругу лучше не знать, какой ценой выкупила она его жизнь.
Никому не стоит знать.
Но Шерин не унималась. Присылала письмо за письмом, напоминала, зудела, словно комар над ухом.
Долг крови. Ривер обещала, что однажды уплатит его, – от откупа нельзя отказаться, нельзя не согласиться на него. Она поклялась ликом полной луны и кровью предков, и вот, похоже, пришёл её черёд отдать то, что просят. Когда-то Ривер надеялась наивно, что с течением времени всё если не забудется, то отступит, померкнет, потеряет былую ценность. Что расстояние сотрёт память, благоразумие возьмёт вверх над древними обычаями, а у Шерин родится мальчик. В конце концов, мальчики рождались чаще и чем Шерин лучше других? Что до предназначения… кто в него верит сегодня? Кейрен не верил, и Ривер делала вид, будто тоже считает проявление высшей воли глупостью и выдумкой.
Только клятвы нельзя нарушать, нельзя ими пренебрегать – боги и наказать могут того, кто не держит своего слова, при свидетелях данного. А Ривер не хотела потерять ни мужа, ни старшего сына.
Опустившись на корточки, Ривер извлекла из небольшой чёрной сумки, лежавшей на земле, платочек. Разложила перед собой и начала рвать письмо на мелкие клочки, следя, чтобы каждый остался на льняном голубом квадратике. Осторожно выровняла в кучку, достала мешочек и, растянув горловину, высыпала на платок несколько алых розовых лепестков. Добавила крошечную перламутровую жемчужину, бережно хранившуюся в футляре во внутреннем кармане сумки. Мешочек и футляр Ривер убрала обратно, а платок связала за уголки. Затянула потуже, чтобы ничего из содержимого не выпало, выпрямилась, взвешивая в руке. Река текла под обрывом, неторопливая, искрящаяся в лучах солнца, то и дело выглядывающего в прорехи в плотных белёсых облаках.
Услышит ли морская богиня просьбу Ривер, примет ли приношение?
Лишь время покажет.
И Ривер, размахнувшись, бросила платок в воду. Несколько минут стояла неподвижно, прикрыв глаза, повторяя мысленно даже не просьбу – мольбу. Затем опустилась на колени.
Река подхватила приношение и понесла его на запад, к морю, а с усыпанной старой хвоей земли поднялась бурая волчица, встряхнулась и, зажав в пасти лямку сумки, потрусила в лесную чащу.
Глава 1
Какая мурена неощипанная дёрнула меня воспользоваться этой звериной тропой?! И вообще в лес углубиться? Держалась бы берега, всё проще было бы. При малейшем признаке опасности нырнула бы в воду и пусть попробуют меня из реки выловить! А в чаще что я могу? Бегаю и то отвратительно.
Искомая тропа давно осталась где-то там, в неизвестности, а я насмерть перепуганным зайцем петляла между деревьями, перепрыгивала через торчащие из земли толстые корни и сухие ветки. Под лёгкими сандальками на босу ногу хрустела прошлогодняя листва, дышалось тяжело, в боку немилосердно кололо. И ведь не убежать – всё равно догонит. Не укрыться – почует, выследит, найдёт. Река – вот моё спасение, но кто бы подсказал, в какой стороне относительно меня она находится?
Прямо по курсу поросший тёмным мхом ствол поваленного дерева. Я заскочила, пробежалась по нему, раскинув руки для баланса, и спрыгнула по другую сторону. И снова сумасшедшая гонка из последних сил. Моих сил. Преследователь и не запыхался, поди. Даже не оборачиваясь, я чувствовала, как он пепельной тенью скользил над землёй, едва касаясь бурого ковра листвы и пробивающихся сквозь него трав мощными лапами. Как дышал лишь немного чаще обычного, втягивая мокрым чёрным носом мой запах, безошибочно вычленяя его среди прочих ароматов леса. Как смотрел в спину голодными жёлтыми глазами, в топазовой глубине которых нетерпеливое желание побыстрее загнать жертву мешалось с наслаждением хищника, получающего удовольствие от самого процесса преследования добычи.
Рада, что хоть кому-то из нас в данный момент хорошо. Жаль только, что этот кто-то – не я.
Кажется, ствол перемахнули не глядя. Один длинный прыжок, другой. Я попыталась прибавить скорости, но для моего нетренированного тела бег по пересечённой местности и так подвиг великий и выжать больше оно уже не смогло. На спину опустились тяжёлые лапы, повалили на землю, лицом в жухлую листву. Я сдавленно вскрикнула – отчасти от боли от удара, отчасти в знак протеста. Самонадеянная дура! Привыкла, что обычные животные меня не трогали, жители Приморского королевства на нас разве что не молились, а честным подданным Лазурной короны всегда можно предъявить висящую на шнурке круглую пластинку с гербом королевского дома, гарантирующую мою неприкосновенность как высокой и дорогой гостьи Её величества Террены. Но преследователь не обычный зверь и не человек.
Оборотень.
А оборотни признают лишь своего альфу. Или если оборотень не принадлежит ни к одной стае, то единственный авторитет для него – он сам. Поэтому одиночки опаснее всего: никто им не указ, кроме собственных инстинктов, некому их контролировать и если случится столкнуться, в лесу ли, в тёмной подворотне ли, то… то писать жалобы потом останется разве что своим богам.
Моё ухо под спутанными прядями обдало чужим дыханием. Оборотень деловито обнюхал мою шею, громко и, кажется, удовлетворённо посопел. Я лежала не двигаясь, уткнувшись щекой в листву и ничего не видя из-за упавших на лицо волос. И ладно бы ночь стояла непроглядная, так нет же, день ясный! Солнце светило, птички… не пели, правда, не считая монотонного стука дятла в чаще. А может, полнолуние? Говорят, в это время волки-оборотни становятся совершенно неуправляемыми, особенно молодняк и особенно в плане утоления основных инстинктов – питания и размножения. Но всё равно они должны выходить на охоту – любую – по ночам!
Или мне попался неправильный оборотень? Любитель морепродуктов к тому же?
Одну лапу со спины убрали, зато вторая надавила сильнее. Странный, режущий слух мерзкий хруст, скрежет, будто некто с силой сжимал зубы, короткое глухое рычание, сменившееся тяжёлым выдохом. И ощущение звериной лапы с покалывающими сквозь тонкую ткань платья когтями перетекло в нажим человеческой ладони.
Он перекинулся? Зачем?!
Не глупи ещё больше, Дани! Неужели действительно не понимаешь зачем? Жрать-то ему удобнее в звериной ипостаси, а спариваются они, будучи в шерсти и на четырёх лапах, только со своими женщинами-оборотнями. Зоофилия почти как садо-мазо, вещь сильно специфическая, не каждой даме предложишь.
Свободная рука нащупала край сбившегося подола и подняла рывком, обнажая ягодицы. Затем по-хозяйски скользнула по внутренней стороне бедра, подобралась к сокровенному… коснулась небрежно. Я дёрнулась. Да этот волчара облезлый хоть представляет, кого он тут собирается… отыметь?! Я не какая-то там безвестная селянка и даже не томная леди в кружевах, я морская царевна! Правда, четвёртая в многочисленном выводке моего царственного отца, но ритуал посвящения в зрелость ещё не проходила, а значит, могу подарить невинность лишь тому мужчине, которого выберу сама, и которому прежде надлежит пройти испытание. И вообще…
Вместо решительного протеста вырвался жалкий писк. В ответ убрали руки и резко перевернули меня на спину. Оборотень рыкнул, склонился ко мне, отвёл от моего лица длинные тёмно-каштановые пряди, и я наконец получила возможность обозреть напавшего. Светлые волосы коротко острижены, дымчатые голубые глаза смотрели с изучающим жадным прищуром. Широкие плечи и грудь, вязь татуировки на правой руке выше локтя, что там дальше – из моего положения не видно, но, естественно, одежды нет, да и откуда бы ей взяться на только что перекинувшемся оборотне? Зрелый самец. И наверняка одиночка – целую стаю в королевском лесу давно бы заметили.
Оборотень провёл подушечкой большого пальца по моим дрожащим губам. Цапнуть, что ли? Хотя нет, лучше не злить его лишний раз. Ему мой укус что комариный, а вот мне он горло вырвать может в два счёта.
Или даже в один.
Оборотень приподнялся, давая возможность оценить мощный рельефный торс целиком, потянулся к лифу платья. Ткань жалобно треснула, в единый миг разорванная на манер халата, и я вскрикнула вновь. А мой скромный наряд зачем портить? Полюбоваться на меня, красивую, и без белья к тому же, или сугубо для создания настроения? Оборотень раздвинул мне ноги, навалился всем телом, сильнее придавливая к довольно жёсткой земле, впившейся в мою несчастную спину каждой неровностью, всеми скрытыми под листвой корешками и острыми сучками. Я охнула и вдруг, повинуясь безумной мысли, обхватила его руками и ногами. А что? Пусть лучше считает меня сумасшедшей, авось поостережётся связываться. Во всяком случае, оборотень замер, явно не ожидая от жертвы подобного пыла. В глазах недоверчивое, настороженное недоумение. О, неплохо пошло, надо закрепить результат. Я скрестила лодыжки, дабы волк не сбежал сразу, и, зажмурившись, прижалась губами к губам оборотня. Не сказать, чтобы я хорошо представляла, что надо делать дальше, в распоряжении юных царевен были лишь книги, да тайком подсмотренные пару раз развлечения взрослых пар в саду, но я и не собиралась демонстрировать ему всю книгу искусства любви. Тем более некоторые позы из этой книги я не повторю даже под угрозой развеивания по ветру.
Несколько секунд оборотень стоически терпел вцепившуюся в него клещом меня, затем обхватил моё лицо ладонями и на удивление аккуратно отодвинул от своего. Посмотрел внимательно, с новым, немного растерянным интересом и поцеловал сам. Только и успела, что открыть глаза, в панике глянуть на оказавшееся в непосредственной близости мужское лицо и закрыть снова. О, владычица океана, разве так целуются? Едва касаясь, бережно, словно я хрупкая драгоценная статуэтка? Где всепоглощающая страсть или, что уместнее в данной ситуации, грубый напор? Я ещё и рот приоткрыла… Хм-м, чужой язык в собственном рту – несколько непривычно. Но любопытно и, надо признать, приятно.
Чем дальше, тем любопытнее. И ладонь, накрывшая одну грудь под разорванным лифом, ничуть не возмутила. Ладонь начала поглаживать, обводя чуть шершавыми подушечками пальцев контур то полушария, то мгновенно напрягшегося соска, вызывая странные ощущения: щекочущие мурашки по телу и тянущую истому. Интересно-то как. А ведь ниже никаких преград нет, достаточно одного движения и… и вопрос с выбором первого мужчины и испытанием можно не поднимать. Всё прекрасно решится здесь и сейчас, конечно, не совсем традиционно, но, по крайней мере, старшие сёстры перестанут смеяться и дразниться, а следующая после меня Ареста – шипеть, что это просто уже неприлично, столько времени выбирать кандидата. Дескать, я русалка, тем более царских кровей, создание по определению свободное, опасное и любвеобильное, а не какая-то человеческая девушка, обязанная беречь себя исключительно для мужа. Сама-то Ареста мужчину давно выбрала, на испытание отправит уже в следующем месяце и ждёт не дождётся последующей церемонии.
Оборотень отстранился на секунду, давая мне вздохнуть, и поцеловал снова, глубже, увереннее проникая языком в мой рот. Действительно, может, ну его, выбор этот? А то у меня вечно то времени нет, то лень, то как глянешь на потенциальных кандидатов, так сразу хочется запереться в монастыре под покровительством человеческой богини-девственницы. Спина, правда, от жёсткого «ложа» уже болит, и оборотень что-то не торопится к главному переходить. Передумал, что ли? Так я и сама попробовать могу. Надо только бёдра немного приподнять и, наверное, лучше сразу рывком. Владычица океана, и куда, стесняюсь спросить, всё это должно поместиться? То есть я знаю, куда и как, только на практике всё выглядит несколько иначе, чем в книгах, и представляется хуже. А больно будет, он же такой… хм, немаленький, а я довольно худенькая?
Вторая ладонь легла на бедро, слегка надавила, прекращая лишние трепыхания. Затем скользнула вниз по ноге, до колена и обратно, потом опять вернулась к колену и осторожно, но непреклонно отвела мою конечность от мужского тела, вынуждая расцепить захват. И, едва я подчинилась, оборотень ещё и чуть приподнялся, видимо, подальше от обнаглевшей добычи. Явно убедившись, что жертва больше не собирается посягать на роль охотника, он неспешно, словно наслаждаясь ощущением моей кожи под своими пальцами, повторил путь по внутренней стороне бедра, вновь коснулся сокровенного местечка. Я вздрогнула, задохнувшись на мгновение. В прошлый раз возникло раздражающее чувство, будто мимоходом задели стену или стол, например. В общем, ничего приятного и тем более возбуждающего. Теперь же тело будто молнией насквозь прошило, истома тяжёлой волной собралась внизу живота. Лёгкое поглаживание, и горячая волна медленно потекла по телу, заново наполняя меня, обжигая изнутри. Я даже от поцелуя отвлеклась, ловя ртом закончившийся в лёгких воздух, а губы оборотня переместились к уголку моих губ и дальше по подбородку, опустились на шею, ямку между ключицами, и так бережно, нежно, что я таяла кусочком льда на жарком солнце, всё глубже погружаясь в ещё непривычные, но манящие, сладкие ощущения…
Внезапно оборотень замер. Вцепившимися в мужские плечи пальцами я почувствовала, как он напрягся, подобрался. Поднял голову, принюхиваясь и прислушиваясь к чему-то, мне неведомому, и резко отпрянул в сторону. Будто тёплое одеяло неожиданно сдёрнули. Эй, ку-уда? Я тут только во вкус начала входить, а он в кусты?!
Рывком села и посмотрела предельно возмущённо. Нет уж, милый, будь мужиком: раз начал – доведи до закономерного финала! Оборотень смерил меня насмешливым взглядом, выпрямился в полный рост, развернулся и убежал, почти сразу скрывшись за деревьями.
Похоже, настоящие мужчины закончились даже среди оборотней.
– Дани!
– Леди Адаани!
А хор-рош: мускулистое поджарое тело, над левым бедром вторая довольно крупная татуировка – впрочем, оборотни татуировки вообще любят и чтобы непременно с глубоким смыслом, – сзади, насколько успела рассмотреть, тоже ничего, и лицо симпатичное. Когда не рычит и не глядит в прямом смысле волком – вполне приятное и со смешинками в глазах.
– Дани!
С противоположной стороны появились два всадника. Земля подо мной задрожала от топота лошадиных копыт, и первым на место несостоявшегося преступления выскочил Ланс. Осадил своего вороного, торопливо спешился, бросив поводья подоспевшему почтенному лорду Бруку, и кинулся ко мне.
– Дани? – брат опустился на колени, обозрел мой слегка… или не совсем слегка потрёпанный оборотнем внешний вид и ожидаемо пришёл в ужас. – Дани, что случилось?! Кто это сделал?! Ты… – он расстегнул свою куртку, снял и набросил мне на плечи. Вероятно, Ланс хотел спросить, в порядке ли я, но разорванное платье недвусмысленно говорило об отсутствии такового в принципе.
