«По Эталону»
Недотроги – по рукам пойдут, а доступные – припадут к коленям,
Все они чего-то ждут, в тот самый миг, когда и ждать не время.
Собрана котомка – тогда иди и странствуй, любимую лелей, не предавай любви,
Не окажись меж теми, где «Разделяй и властвуй», будь просто человеком, дабы не всплыть в крови.
Мы знаем, что такое путь, но ценим ли мы время? Мы делаем что должно? Мы верим в чудеса?
Ценим мы любовь, семью, ватагу, племя? Наш мир отнюдь не рухнет, не треснут небеса.
Любимую свою, давай, сожми руками, иль просто прикоснись, скажи своё «Люблю»,
На чувствах вся планета зиждется веками. Без пламенных эмоций – мир плачет на краю.
И нам ведь не страшны капризы непогоды, мы действуем, ваяем, местами знаков ждём,
А после, восторгаясь, встречаем мы восходы, в объятья преподаем под проливным дождём.
Долой оковы блуда, долой паскудства клещи. Нам нужно верить в чувства, с любовью, с счастьем жить,
В нас – суть человека. А суки, это – вещи, продажность их толкает на памятник копить.
Любимую свою, давай, сожми покрепче, ведь лишь она достойна всех ближе пребывать,
А церберам из стаи – готовь пожарче речи, дабы возглас гнева цепью фраз ломать…
«Город Порока»
Словами кичитесь – бравада, игра эмоций напоказ,
По вам не нения – тирада, диатриба громких фраз.
Лжёте вы, сбиваясь в стадо, за вами тлен – вы саранча,
Вас ждёт могильная прохлада, жнеца топор, суд с горяча.
Константой стала вам жестокость, а кровь – сладчайший сорт вина,
Анафема за вашу подлость, ведь не по правилам игра.
Вы вытоптали тропы сада, но мы вернём сад с родником,
Ибо топот, что звон клада, от бега в травах босиком.
Нам всласть восходы над рекою, а вам – могилы темнота,
Махнём на ярость мы рукою. Паскудам – гнева нагота.
За вами блеф – на стены флаги, но это ради лжи приём,
Вам кровь и слёзы – стенофаги, в хитине брешь, во льдах проём.
Вы за интриги сдали души, в аренду бесу – моветон,
Молох обглодает туши, след на бумаге – фельетон.
Изгои вторят лаю шавок. С гербом у лжи - в судьбу игра?
Этот город слаб и падок, до зла и страха, не добра.
Здесь всё пропитано пороком - блик монет, контраст из шлюх,
Блуд – усвоенным уроком, к нему ведёт собачий нюх.
Мажоры, суки, мыши, стервы – орда поганцев по углам,
И вряд ли этот город первый, что служит девяти кругам…
«Объятия Блудницы»
Сладость губ и милость фраз, и жажда вновь прикосновений,
Любовь, эмоции, экстаз… Томность сладостных мгновений.
Покатость плеч и тела стать, изгибы плавные груди,
И кожи бархатная гладь, а ноги шепчут – припади…
И теплота прикосновений, и ласок пламенных в ночи,
В них нет нужды для объяснений, в них от эмоций есть ключи.
И полумесяц ваших бёдер, манящий вид нагих колен,
Вверяют вожделенный ордер – нектар любви в каналы вен.
Я вас любить, увы, не смею, но подарить осмелюсь ночь,
Я нежным быть могу, умею, вас в бурю страсти уволочь.
Строго сказать – чудес тут мало, но вам ведь всласть в ночи кричать,
Вам показать любви начало? И страстью маски обличать…
Едва ли, даже всем блудницам, удастся взять аккорд любви,
И что, в бордель?! Опять к девицам?!! Таков удел – C’est la vie.
Я пол Земли измерил шагом, скитался днём, бродил в ночи,
Мёрз по «Гетто», плыл в клоаках, плутал под пламенем свечи.
Сей же град – клеймо на нервах, он будто соткан на горбу,
Шлюхи – ролью в виде сервов, гвозди в страсть, в её гробу.
Она, во спутанной постели… Нагая, пламенная грудь,
Корсет, колье… Тут будто в Келье… Прильни, ещё… Ещё чуть-чуть…
Пленила дева красотою, мерцаньем огненных волос,
Осанкой статной, молодою, и бликами счастливых слёз.
И взглядом, страстными устами, алым пламенем ланит,
Очами, со сверканьем стали, сей стан таинственный манит.
Едва ли милая претит вам предаться чувству, ночи грёз,
Благоговеете молитвам? Вам почивать с венком из роз.
Стихия, нимфа, иль богиня? Вы уж извольте выбирать,
Шепните томным гласом имя, позвольте крепче вас обнять.
Ах ваши атласные груди… Чарует бархат живота…
Дыханье во часы прелюдий, желанна ваша нагота…
О плечи, шея, грани лика… По ним губами всласть скользить…
Охоча вы до страсти дикой, способны страсть преобразить…
Манускрипты правдолюбов – об утехах, ласках дев,
Словно сны ночных суккубов – в них грязной ярости напев.
Блудниц стращающие очи, их ноги, манящий гипюр,
В ласках пылких тают ночи… Их голос – сладостный ноктюрн.
Мановеньем глаз пленила, а речь, что шёпот райских труб,
Румяна, тени, тушь, белила… И влажный край багровых губ…
«Плач пророка»
По тропам шумных городов, по тёмным, тихим закоулкам,
В ветрах промозглых холодов, ища отмычки ко шкатулкам.
Ища покой своей душе, кипу чувств, и нить эмоций,
Презирая гнев, клише, что витают будто стронций.
Избегая жуткий вой, подавая руки слабым,
Помогать и быть собой! Прыгать в пламя, по ухабам.
Сколько тут кривых дорог? Сколько зла?! А сколько горя?!!
У судьбы взведён курок… Тот кто встал – не гибнет стоя.
Что там, в озере забвенья? Что там, в речке бытия?!
Жизнь сменяет поколенья – мирозданья колея.
Сеть из нитей Ариадны, каждая сулит свой путь,
Узоры троп настолько складны, что манят во себя прильнуть.
И как тут быть? Внимать интригам?! К борделям, шлюхам?! Ждать любви?!!
Вдоль обрыва рваться криком?!! С оппонентом визави?!!
Да что тут с вами распинаться?! Вы поглядите на себя!!!
Уже успели надорваться, и без любви, и не любя.
На пёстром полотне вселенной, как флюгер – только скрип и стук,
Вы все в сетях, в тоске смиренной, ну, а в углу то – ждёт паук.
Какого чёрта страх поступков?! Не сник огонь, не тает лёд,
Сколько ненависти в кубках?! Эта дрянь с краёв уж льёт!
По тропам жалких городишек, по грязным, ледяным углам,
Солипсизма здесь излишек, и жгучей ярости бедлам…
??????
«??????»
Город, жалящий огнём ледяной кристалл в груди,
Жажда крови день за днём – вы в аду, в оба гляди…
Где порок преобладает, к войнам клонит ворожба,
Но совпадений не бывает, лишь путей нити – судьба.
Сам паук погряз в рутине, в лабиринте своих пут,
В липкой, грязной паутине – высекает стоны кнут.
Беспредельны ставки в играх, над добром склонилось зло,
Столько ненависти в гидрах, весь куш на праздное число.
Распутных девок вереницы, будто корм для всех зверей,
Не унять тоски блудницам, под тусклым светом фонарей.
На дне каналов – камни-лица, их путь взаймы был до конца,
Под проливным дождём столица – страх на троне без венца.
Цепи мнимых медальонов – на груди следы от них,
Закоулки тех районов, где мёртвых больше чем живых.
В крови все сточные клоаки, и правда спрятана, что клад,
Тела глодают лишь собаки, над пентаграммой – врата в ад.
Какие карты и пентакли? Кипы свитков, камни рун?!
Уберите свои пакли с тонких тайной арфы струн!
Город, жалящий огнём остатки камня во груди,
Вой в ночи, и вопли днём – вы в аду, в оба гляди.
Я так пытался быть добрее – стреляли, тыкали ножом,
Искал я деву всех милее, но дробь таилась за пыжом.
Ходил по улицам пустынным, мок в опаляющих дождях,
Давал отпор тварям настырным, помог всем тем, кто был в сетях.
На лоне крыш многоэтажных, с пером, на город я гляжу,
На люд, на девок эпатажных, за той, единственной слежу.
Может быть, она есть где-то?! Может там, плывёт в толпе?!
Город скалится – вендетта, девы все ползут не те…
«Печать в ладони»
Ценитель чувств, как нумизмат – хранит сокровища средь лая,
На шее цепь ключей от врат, скрывающих сиянье рая.
Ломая спину нимф искать? В сердца вверять им чувства, в души?
Успел в них ветер побывать – прильни к груди и сам послушай.
За маской лиц – клыков оскал, им лишь бы скорбь и литры крови,
Муки голода – Тантал, нападки гнева в каждом слове.
И самокритики купаж, изгибы троп, путей опасных,
Готов к походу – такелаж, блик искать очей прекрасных.
Тут купол туч – видать шёл град, в тот миг, когда людей лепили,
Иль Апокалипсиса квад – стальным тавро зверей клеймили.
Суккубы прятались в ночи – сладкоголосо ложь вещали,
Слова, что пламя – горячи, любви и злата обещали.
И город будто в грязь увяз… Первый народ, вроде Шумер?!
Казалось, свет несут сейчас, но шёл меж улиц Люцифер.
В реках кровь течёт с полей, а в небе адские лишь птицы,
За сделки вам – вино, елей, судилище в сетях столицы.
Ценитель чувств, как нумизмат – сжимает он ключи в ладони,
Любовь – печать для адских врат, на Велиале, Аббадоне.
Грешники – упали ниц, вместо того, скрестить, чтоб копья,
Война и мор, треск колесниц – с небес не дождь, а пепла хлопья.
Тут столько грязи и пороков, что воздух, будто раскалён,
Казнят на плахах всех пророков, нерв злости, словно оголён.
Скитаюсь вновь, под епанчою, на очи, сдвинув капюшон,
Иду в таверны, под свечою – в листы вверяю, что нашёл.
Бродяги праздные косятся, ведь я ценителем слыву,
Они речей моих боятся – ловите новую главу…
«Ступени путей»
Среди распутства, блуда, по барам и тавернам, в ласке дев продажных искал я длань любви,
Но это лишь утехи и мнимый покой нервам, дабы стай не слушать и не тонуть в крови.
Пока толпа кричала о мире, меж боями – я странствовал в архивах, в страницах сотен книг,
Цепь правды собирая, звеньями-речами, и крепкий постамент над яростью воздвиг.
Сколько ещё ран, порезов, ссадин, шрамов? Сколько двигать горы, дабы суть искать?
Какое войско нужно, чтобы свергать тиранов? А тропы между лжи за правду на ваять?
Интриги, распри, вопли, в покоях замков древних… Но там ли, в них таится, заветная любовь?
Град увяз в пороках, в поклёпах, бойнях, сплетнях… Не дождь льёт по дорогам – сочиться с неба кровь…
Клинки я прячу в ножны, доспехи надеваю – пробиты, но помогут от острых, жгучих стрел,
На горб закину щит, арбалет свой заряжаю, и, сдвинув капюшон – под ливень, между тел.
И где скитаться позже, куда идти тут дальше?! По Гетто вновь плутая, искать у дев венец?!
Тут грязь лишь под ногами, клубки из дерзкой фальши… А может свет софитов, направиться в дворец?!
Во рваную кольчугу – пентакли, фолианты… Обереги, амулеты на древний верный щит,
Меж толп и средь скитальцев – плывут комедианты… Но мне своя дорога – к дворцам идёт пиит…
«На вы»
Сколько тут очей игривых? Сколько милых, статных дам?
Взглядов тёплых и ревнивых? Прильнувших ликов к веерам?
Парящих в танце юных модниц? От ног, чьих вновь сверкает зал?
Прелестниц, их подружек-сводниц, в лучах софитов и зеркал?
Примерных дев, в тенях смущений? С румянцем лёгким на щеках?
Милых, верных, меж прельщений, запечатлённых во веках?
А менестрелей, бардов в зале? Но я той девою строщён,
Что в сети тянет лишь глазами, я ею, право – обольщён.
Сей высший свет таит секреты, скрывает лица славных дев,
Беседы светские, наветы, как будто арфа – струнный нерв.
Где канделябры, галереи, где возлияние с вином,
А в кубок льёт лакей в ливрее… Блик лампад в стенах хором.
Поклонов чинных после танца, сколько празднества часов?!
Монолог пропойца-старца, чей полон флёр спонтанных слов.
О дева, милая, позвольте мне вас на танец пригласить,
Ответить, в сей же миг извольте, не стоит, право, лебезить.
Ведь вы принцесса, не служанка, ваш лик и стан меня манит!
Легки и вольны – куртизанка, поверьте, жаждет вас пиит.
В объятьях ваших – эмпирия, вздымается на самый верх,
Вскипают чувства – вы стихия, а не нимфа меж всех стерв.
Сплетая простыни в постели, вдыхая аромат волос,
Речи, будто птичьи трели, велюр грудей – что листья роз.
Сверкают страстью ваши очи, пылает тело – вы вулкан,
С утра, и с вечера до ночи, цепь ваших ног – словно капкан.
С вас сладко стягивать одежды – корсет, подвески, кринолин,
За ними кроются надежды – стук сердца, шёпот мандолин…
«????????»
Шептал палач у гильотины, гудела шёпотом толпа,
Они в ошибках все едины, как с неба снежная крупа.
Для гибели денёк печальный – осенний полдень, трели птиц,
Морозец, и узор кристальный на глади луж средь верениц.
Кто б ни стоял на эшафоте – им всё равно кого клеймить,
Все они желают плоти, жажду кровью утолить.
Священник в драном балахоне, скупые крики воронья,
Сверкает крест в его ладони, глаголет речь – епитимья.
Понурый висельник смиренный, со словом правды на устах,
Толпой шакалов убиенный, но перед сим пророком став.
Кипит котёл – проклятый город, плутают бесы подле сфер,
С тленом в крови – могильный холод, защитой, будто тамплиер.
Толпа, смотря на кровь – кричала, священник сбёг в церковный сад,
Тут преисподняя вещала, словно дверь открылась в ад.
Сквозняк гнул струны гильотины, от тела вился алый след,
Пророк сломал шипы рутины, сжимал он в пальцах амулет.
И вот иду я по дорогам, меж тех, кто там посмел кричать,
Теперь их всех контрастным слогом я буду гневно обличать.
Да вам самим под гильотины, вам плети, плаха и дыба,
Ведь вы в ошибках все едины – плетётесь в тени от горба…
«?????????»
«?????????»
Мелькают тропы, закоулки, и подворотен грязный смрад,
Печать сорвали со шкатулки – и утопили в крови град.
И здесь встречаются богини – я видел блик зелёных глаз,
И силуэт изящных линий – услада вы средь всех прикрас.
Откуда в этом падшем месте, столь обольстительная вы?
Будто тиара на невесте – достойны града головы.
Теперь же длинными ночами – в словах ваяю ваш портрет,
Вас, может, вскоре повстречаю, ибо лик ваш – дивный свет.
Столь вожделенная особа – стихия лопастям винта,
Только вам любовь до гроба, с вами лишь, сквозь все лета.
Куда там девам с бальных залов, до вашей стати, красоты?
А толпам клятых маргиналов, до вас – как людям до мечты.
Сколько чувств во вашем взгляде, взмах ресниц – что песнь звучит,
Вуаль на лик из чёрной пряди – и в сердце колокол стучит.
На глади крыш рассвет встречаю, дабы вас в лучах узреть,
Черты ланит всех дев сличаю, но где же вы, прошу, ответь.
Плывёте в паутине станций – метро, вагон, там нету мест,
Но вы над всем тут словно в танце… Была бы лучшей из невест.
Котомка, меч, доспехи, книги, и амулетов целый вал,
Ищу я в каждом женском лике – зазеркалья тайный храм.
Сжимаю щит, иду в походы – тут столько зла, что хоть кричи,
Дождь из стрел тут непогода – ливнем скалятся мечи…
Тут линия за правду стёрта, а дети с малых лет в бою,
Слуги тьмы – валите к чёрту! Клинком всех бесов порублю.
Стреляли, резали, ломали… И что?! Ведь я по-прежнему живой!
Камни со скалы швыряли, пока бедняг тащил домой.
Легла на спину монограмма, из добрых дел и складных слов,
На входе в душу – пентаграмма, да против зла набор оков.
Вы праздно тешите гордыню, вместо того чтоб ладно жить,
А я ищу свою богиню… Вам покажу, что есть – любить…
«?????»
Что там, в стелящемся вдаль свете – церкви или мечети?
Тюрьмы, или всего лишь клети? Кнуты ли, плети?
Прощанья или приветы? Догмы или наветы?
Недотроги – по рукам пойдут, а доступные – припадут к коленям,
Все они чего-то ждут, в тот самый миг, когда и ждать не время.
Собрана котомка – тогда иди и странствуй, любимую лелей, не предавай любви,
Не окажись меж теми, где «Разделяй и властвуй», будь просто человеком, дабы не всплыть в крови.
Мы знаем, что такое путь, но ценим ли мы время? Мы делаем что должно? Мы верим в чудеса?
Ценим мы любовь, семью, ватагу, племя? Наш мир отнюдь не рухнет, не треснут небеса.
Любимую свою, давай, сожми руками, иль просто прикоснись, скажи своё «Люблю»,
На чувствах вся планета зиждется веками. Без пламенных эмоций – мир плачет на краю.
И нам ведь не страшны капризы непогоды, мы действуем, ваяем, местами знаков ждём,
А после, восторгаясь, встречаем мы восходы, в объятья преподаем под проливным дождём.
Долой оковы блуда, долой паскудства клещи. Нам нужно верить в чувства, с любовью, с счастьем жить,
В нас – суть человека. А суки, это – вещи, продажность их толкает на памятник копить.
Любимую свою, давай, сожми покрепче, ведь лишь она достойна всех ближе пребывать,
А церберам из стаи – готовь пожарче речи, дабы возглас гнева цепью фраз ломать…
«Город Порока»
Словами кичитесь – бравада, игра эмоций напоказ,
По вам не нения – тирада, диатриба громких фраз.
Лжёте вы, сбиваясь в стадо, за вами тлен – вы саранча,
Вас ждёт могильная прохлада, жнеца топор, суд с горяча.
Константой стала вам жестокость, а кровь – сладчайший сорт вина,
Анафема за вашу подлость, ведь не по правилам игра.
Вы вытоптали тропы сада, но мы вернём сад с родником,
Ибо топот, что звон клада, от бега в травах босиком.
Нам всласть восходы над рекою, а вам – могилы темнота,
Махнём на ярость мы рукою. Паскудам – гнева нагота.
За вами блеф – на стены флаги, но это ради лжи приём,
Вам кровь и слёзы – стенофаги, в хитине брешь, во льдах проём.
Вы за интриги сдали души, в аренду бесу – моветон,
Молох обглодает туши, след на бумаге – фельетон.
Изгои вторят лаю шавок. С гербом у лжи - в судьбу игра?
Этот город слаб и падок, до зла и страха, не добра.
Здесь всё пропитано пороком - блик монет, контраст из шлюх,
Блуд – усвоенным уроком, к нему ведёт собачий нюх.
Мажоры, суки, мыши, стервы – орда поганцев по углам,
И вряд ли этот город первый, что служит девяти кругам…
«Объятия Блудницы»
Сладость губ и милость фраз, и жажда вновь прикосновений,
Любовь, эмоции, экстаз… Томность сладостных мгновений.
Покатость плеч и тела стать, изгибы плавные груди,
И кожи бархатная гладь, а ноги шепчут – припади…
И теплота прикосновений, и ласок пламенных в ночи,
В них нет нужды для объяснений, в них от эмоций есть ключи.
И полумесяц ваших бёдер, манящий вид нагих колен,
Вверяют вожделенный ордер – нектар любви в каналы вен.
Я вас любить, увы, не смею, но подарить осмелюсь ночь,
Я нежным быть могу, умею, вас в бурю страсти уволочь.
Строго сказать – чудес тут мало, но вам ведь всласть в ночи кричать,
Вам показать любви начало? И страстью маски обличать…
Едва ли, даже всем блудницам, удастся взять аккорд любви,
И что, в бордель?! Опять к девицам?!! Таков удел – C’est la vie.
Я пол Земли измерил шагом, скитался днём, бродил в ночи,
Мёрз по «Гетто», плыл в клоаках, плутал под пламенем свечи.
Сей же град – клеймо на нервах, он будто соткан на горбу,
Шлюхи – ролью в виде сервов, гвозди в страсть, в её гробу.
Она, во спутанной постели… Нагая, пламенная грудь,
Корсет, колье… Тут будто в Келье… Прильни, ещё… Ещё чуть-чуть…
Пленила дева красотою, мерцаньем огненных волос,
Осанкой статной, молодою, и бликами счастливых слёз.
И взглядом, страстными устами, алым пламенем ланит,
Очами, со сверканьем стали, сей стан таинственный манит.
Едва ли милая претит вам предаться чувству, ночи грёз,
Благоговеете молитвам? Вам почивать с венком из роз.
Стихия, нимфа, иль богиня? Вы уж извольте выбирать,
Шепните томным гласом имя, позвольте крепче вас обнять.
Ах ваши атласные груди… Чарует бархат живота…
Дыханье во часы прелюдий, желанна ваша нагота…
О плечи, шея, грани лика… По ним губами всласть скользить…
Охоча вы до страсти дикой, способны страсть преобразить…
Манускрипты правдолюбов – об утехах, ласках дев,
Словно сны ночных суккубов – в них грязной ярости напев.
Блудниц стращающие очи, их ноги, манящий гипюр,
В ласках пылких тают ночи… Их голос – сладостный ноктюрн.
Мановеньем глаз пленила, а речь, что шёпот райских труб,
Румяна, тени, тушь, белила… И влажный край багровых губ…
«Плач пророка»
По тропам шумных городов, по тёмным, тихим закоулкам,
В ветрах промозглых холодов, ища отмычки ко шкатулкам.
Ища покой своей душе, кипу чувств, и нить эмоций,
Презирая гнев, клише, что витают будто стронций.
Избегая жуткий вой, подавая руки слабым,
Помогать и быть собой! Прыгать в пламя, по ухабам.
Сколько тут кривых дорог? Сколько зла?! А сколько горя?!!
У судьбы взведён курок… Тот кто встал – не гибнет стоя.
Что там, в озере забвенья? Что там, в речке бытия?!
Жизнь сменяет поколенья – мирозданья колея.
Сеть из нитей Ариадны, каждая сулит свой путь,
Узоры троп настолько складны, что манят во себя прильнуть.
И как тут быть? Внимать интригам?! К борделям, шлюхам?! Ждать любви?!!
Вдоль обрыва рваться криком?!! С оппонентом визави?!!
Да что тут с вами распинаться?! Вы поглядите на себя!!!
Уже успели надорваться, и без любви, и не любя.
На пёстром полотне вселенной, как флюгер – только скрип и стук,
Вы все в сетях, в тоске смиренной, ну, а в углу то – ждёт паук.
Какого чёрта страх поступков?! Не сник огонь, не тает лёд,
Сколько ненависти в кубках?! Эта дрянь с краёв уж льёт!
По тропам жалких городишек, по грязным, ледяным углам,
Солипсизма здесь излишек, и жгучей ярости бедлам…
??????
«??????»
Город, жалящий огнём ледяной кристалл в груди,
Жажда крови день за днём – вы в аду, в оба гляди…
Где порок преобладает, к войнам клонит ворожба,
Но совпадений не бывает, лишь путей нити – судьба.
Сам паук погряз в рутине, в лабиринте своих пут,
В липкой, грязной паутине – высекает стоны кнут.
Беспредельны ставки в играх, над добром склонилось зло,
Столько ненависти в гидрах, весь куш на праздное число.
Распутных девок вереницы, будто корм для всех зверей,
Не унять тоски блудницам, под тусклым светом фонарей.
На дне каналов – камни-лица, их путь взаймы был до конца,
Под проливным дождём столица – страх на троне без венца.
Цепи мнимых медальонов – на груди следы от них,
Закоулки тех районов, где мёртвых больше чем живых.
В крови все сточные клоаки, и правда спрятана, что клад,
Тела глодают лишь собаки, над пентаграммой – врата в ад.
Какие карты и пентакли? Кипы свитков, камни рун?!
Уберите свои пакли с тонких тайной арфы струн!
Город, жалящий огнём остатки камня во груди,
Вой в ночи, и вопли днём – вы в аду, в оба гляди.
Я так пытался быть добрее – стреляли, тыкали ножом,
Искал я деву всех милее, но дробь таилась за пыжом.
Ходил по улицам пустынным, мок в опаляющих дождях,
Давал отпор тварям настырным, помог всем тем, кто был в сетях.
На лоне крыш многоэтажных, с пером, на город я гляжу,
На люд, на девок эпатажных, за той, единственной слежу.
Может быть, она есть где-то?! Может там, плывёт в толпе?!
Город скалится – вендетта, девы все ползут не те…
«Печать в ладони»
Ценитель чувств, как нумизмат – хранит сокровища средь лая,
На шее цепь ключей от врат, скрывающих сиянье рая.
Ломая спину нимф искать? В сердца вверять им чувства, в души?
Успел в них ветер побывать – прильни к груди и сам послушай.
За маской лиц – клыков оскал, им лишь бы скорбь и литры крови,
Муки голода – Тантал, нападки гнева в каждом слове.
И самокритики купаж, изгибы троп, путей опасных,
Готов к походу – такелаж, блик искать очей прекрасных.
Тут купол туч – видать шёл град, в тот миг, когда людей лепили,
Иль Апокалипсиса квад – стальным тавро зверей клеймили.
Суккубы прятались в ночи – сладкоголосо ложь вещали,
Слова, что пламя – горячи, любви и злата обещали.
И город будто в грязь увяз… Первый народ, вроде Шумер?!
Казалось, свет несут сейчас, но шёл меж улиц Люцифер.
В реках кровь течёт с полей, а в небе адские лишь птицы,
За сделки вам – вино, елей, судилище в сетях столицы.
Ценитель чувств, как нумизмат – сжимает он ключи в ладони,
Любовь – печать для адских врат, на Велиале, Аббадоне.
Грешники – упали ниц, вместо того, скрестить, чтоб копья,
Война и мор, треск колесниц – с небес не дождь, а пепла хлопья.
Тут столько грязи и пороков, что воздух, будто раскалён,
Казнят на плахах всех пророков, нерв злости, словно оголён.
Скитаюсь вновь, под епанчою, на очи, сдвинув капюшон,
Иду в таверны, под свечою – в листы вверяю, что нашёл.
Бродяги праздные косятся, ведь я ценителем слыву,
Они речей моих боятся – ловите новую главу…
«Ступени путей»
Среди распутства, блуда, по барам и тавернам, в ласке дев продажных искал я длань любви,
Но это лишь утехи и мнимый покой нервам, дабы стай не слушать и не тонуть в крови.
Пока толпа кричала о мире, меж боями – я странствовал в архивах, в страницах сотен книг,
Цепь правды собирая, звеньями-речами, и крепкий постамент над яростью воздвиг.
Сколько ещё ран, порезов, ссадин, шрамов? Сколько двигать горы, дабы суть искать?
Какое войско нужно, чтобы свергать тиранов? А тропы между лжи за правду на ваять?
Интриги, распри, вопли, в покоях замков древних… Но там ли, в них таится, заветная любовь?
Град увяз в пороках, в поклёпах, бойнях, сплетнях… Не дождь льёт по дорогам – сочиться с неба кровь…
Клинки я прячу в ножны, доспехи надеваю – пробиты, но помогут от острых, жгучих стрел,
На горб закину щит, арбалет свой заряжаю, и, сдвинув капюшон – под ливень, между тел.
И где скитаться позже, куда идти тут дальше?! По Гетто вновь плутая, искать у дев венец?!
Тут грязь лишь под ногами, клубки из дерзкой фальши… А может свет софитов, направиться в дворец?!
Во рваную кольчугу – пентакли, фолианты… Обереги, амулеты на древний верный щит,
Меж толп и средь скитальцев – плывут комедианты… Но мне своя дорога – к дворцам идёт пиит…
«На вы»
Сколько тут очей игривых? Сколько милых, статных дам?
Взглядов тёплых и ревнивых? Прильнувших ликов к веерам?
Парящих в танце юных модниц? От ног, чьих вновь сверкает зал?
Прелестниц, их подружек-сводниц, в лучах софитов и зеркал?
Примерных дев, в тенях смущений? С румянцем лёгким на щеках?
Милых, верных, меж прельщений, запечатлённых во веках?
А менестрелей, бардов в зале? Но я той девою строщён,
Что в сети тянет лишь глазами, я ею, право – обольщён.
Сей высший свет таит секреты, скрывает лица славных дев,
Беседы светские, наветы, как будто арфа – струнный нерв.
Где канделябры, галереи, где возлияние с вином,
А в кубок льёт лакей в ливрее… Блик лампад в стенах хором.
Поклонов чинных после танца, сколько празднества часов?!
Монолог пропойца-старца, чей полон флёр спонтанных слов.
О дева, милая, позвольте мне вас на танец пригласить,
Ответить, в сей же миг извольте, не стоит, право, лебезить.
Ведь вы принцесса, не служанка, ваш лик и стан меня манит!
Легки и вольны – куртизанка, поверьте, жаждет вас пиит.
В объятьях ваших – эмпирия, вздымается на самый верх,
Вскипают чувства – вы стихия, а не нимфа меж всех стерв.
Сплетая простыни в постели, вдыхая аромат волос,
Речи, будто птичьи трели, велюр грудей – что листья роз.
Сверкают страстью ваши очи, пылает тело – вы вулкан,
С утра, и с вечера до ночи, цепь ваших ног – словно капкан.
С вас сладко стягивать одежды – корсет, подвески, кринолин,
За ними кроются надежды – стук сердца, шёпот мандолин…
«????????»
Шептал палач у гильотины, гудела шёпотом толпа,
Они в ошибках все едины, как с неба снежная крупа.
Для гибели денёк печальный – осенний полдень, трели птиц,
Морозец, и узор кристальный на глади луж средь верениц.
Кто б ни стоял на эшафоте – им всё равно кого клеймить,
Все они желают плоти, жажду кровью утолить.
Священник в драном балахоне, скупые крики воронья,
Сверкает крест в его ладони, глаголет речь – епитимья.
Понурый висельник смиренный, со словом правды на устах,
Толпой шакалов убиенный, но перед сим пророком став.
Кипит котёл – проклятый город, плутают бесы подле сфер,
С тленом в крови – могильный холод, защитой, будто тамплиер.
Толпа, смотря на кровь – кричала, священник сбёг в церковный сад,
Тут преисподняя вещала, словно дверь открылась в ад.
Сквозняк гнул струны гильотины, от тела вился алый след,
Пророк сломал шипы рутины, сжимал он в пальцах амулет.
И вот иду я по дорогам, меж тех, кто там посмел кричать,
Теперь их всех контрастным слогом я буду гневно обличать.
Да вам самим под гильотины, вам плети, плаха и дыба,
Ведь вы в ошибках все едины – плетётесь в тени от горба…
«?????????»
«?????????»
Мелькают тропы, закоулки, и подворотен грязный смрад,
Печать сорвали со шкатулки – и утопили в крови град.
И здесь встречаются богини – я видел блик зелёных глаз,
И силуэт изящных линий – услада вы средь всех прикрас.
Откуда в этом падшем месте, столь обольстительная вы?
Будто тиара на невесте – достойны града головы.
Теперь же длинными ночами – в словах ваяю ваш портрет,
Вас, может, вскоре повстречаю, ибо лик ваш – дивный свет.
Столь вожделенная особа – стихия лопастям винта,
Только вам любовь до гроба, с вами лишь, сквозь все лета.
Куда там девам с бальных залов, до вашей стати, красоты?
А толпам клятых маргиналов, до вас – как людям до мечты.
Сколько чувств во вашем взгляде, взмах ресниц – что песнь звучит,
Вуаль на лик из чёрной пряди – и в сердце колокол стучит.
На глади крыш рассвет встречаю, дабы вас в лучах узреть,
Черты ланит всех дев сличаю, но где же вы, прошу, ответь.
Плывёте в паутине станций – метро, вагон, там нету мест,
Но вы над всем тут словно в танце… Была бы лучшей из невест.
Котомка, меч, доспехи, книги, и амулетов целый вал,
Ищу я в каждом женском лике – зазеркалья тайный храм.
Сжимаю щит, иду в походы – тут столько зла, что хоть кричи,
Дождь из стрел тут непогода – ливнем скалятся мечи…
Тут линия за правду стёрта, а дети с малых лет в бою,
Слуги тьмы – валите к чёрту! Клинком всех бесов порублю.
Стреляли, резали, ломали… И что?! Ведь я по-прежнему живой!
Камни со скалы швыряли, пока бедняг тащил домой.
Легла на спину монограмма, из добрых дел и складных слов,
На входе в душу – пентаграмма, да против зла набор оков.
Вы праздно тешите гордыню, вместо того чтоб ладно жить,
А я ищу свою богиню… Вам покажу, что есть – любить…
«?????»
Что там, в стелящемся вдаль свете – церкви или мечети?
Тюрьмы, или всего лишь клети? Кнуты ли, плети?
Прощанья или приветы? Догмы или наветы?
