Глава 1 Альтер Эго
Наши страхи наши боли
Соль и сахар два в одном
Ветер воет очень воет
Слишком воет за окном
— Приезжай, конечно, — почти шепотом, уже самому себе сказал Дмитрий, положив телефон на небольшой студийный столик. — Какие проблемы?
И проблем в желании Глеба приехать в студию действительно не было, если бы не форма и тон выражения желания, которые и заставили Диму крепко задуматься и ввергли в панику.
А Глеб сказал, что он хочет поговорить. Но раньше, когда он хотел говорить, он говорил прямо по телефону, иной раз забыв поприветствовать собеседника, выкладывал все свои идеи, пожелания, бредовые фантазии. Если не получалось сформулировать устно, писал сообщения и опять же в форме, не требующей возражений и корректировок. Да и кто бы осмелился.
Понимая, что его дело по барабанам стучать и концерты организовывать, Дима до этого звонка и в мыслях не имел, что можно что-то возразить автору музыки, текстов и настроения группы.
Но в этот день что-то пошло не по плану. Глеб первым делом пожелал доброго утра, чем на несколько минут лишил Диму дара речи, после заявил, что им нужно встретиться на нейтральной территории, без свидетелей и чем быстрее, тем лучше.
Более нейтральной территории, чем студия, Дима найти не смог, пообещал, что больше никто из группы не приедет и если уж совсем секретная информация, то дверь закрывается на ключ. И Глеб согласился. Сказал, что он скоро будет.
И до этого тревожное с утра настроение Димы поползло в область мрачных материй и размышлений. Он давно стал замечать, что подобные сюрпризы ему не нравятся и почти всегда эти опасения не напрасны. И к косякам музыкантов и технического персонала он почти привык и научился их сглаживать в пределах возможного, ведь и у самого недоразумения случаются, не робот ведь хоть и с приступами перфекционизма.
Но сейчас Диму посетило неприятное чувство, что ему хотят подсунуть взрослого сурового ежа и сгладить или смягчить вряд ли что-то получится. Даже заныло повреждённое и не до конца восстановившееся плечо. И палки валятся из рук, что вообще выводит из эмоционального равновесия.
Осознав, что, благодаря некоторым, побарабанить тоже не получится, Дима решил ждать, сидя на диване и разглядывая свои татуировки. Ответы на возникшие вопросы они всё равно не дадут, но просто приятно посмотреть на что-то красивое.
И Глеб не заставил себя долго ждать. Нерешительно постучав, он приоткрыл дверь, спросил разрешения войти.
— Проходи, конечно, — разрешил Дима, пытаясь унять непонятную тревогу и чувство потери реальности. — Наша же студия. У тебя всё в порядке?
— В порядке, — Глеб прошел в студию, подняв с пола барабанную палочку, протянул её Диме. — Но я сейчас не уверен. Ни в чем не уверен.
— Что случилось?
Разглядывая аккуратно причесанного, гладко выбритого, Глеба в отглаженной черной рубашке, джинсах, пахнущего каким-то новым приятным парфюмом, Дима успел подумать всё самое страшное, на что хватило фантазии, попытаться взять себя в руки, увидеть в товарище серьезного конкурента по стилю, отчитать себя за эти мысли. В итоге уговорив себя, что смена стиля, даже такая внезапная не является криминалом, Дима взял свою палочку.
— Я хочу поговорить, — сообщил Глеб. — Серьезно. С тобой.
— Говори.
— Я знаю, что тебе не понравится и всё понимаю. Но дальше так нельзя. Я хочу говорить про Вадима.
— Какого Вадима? Я его знаю? — Дима напрягся, но пытается сохранить невозмутимость.
— Дим, я серьезно, — Глеб смотрит Диме в глаза, не давая возможности ускользнуть от темы. — Про моего брата Вадима. И я понимаю твои чувства. Но это твоя война. Я к ней отношения не имею.
— Ты сейчас предъявы кидаешь мне неприятные и непонятные, — Дима так же не отрываясь, смотрит в глаза Глебу, — А я тебе повода к этому не давал. Какая война?
— Твоя с Вадимом. Я понимаю твоё отношение и отчасти с ним согласен. Но…
— То, что было, я не отрицаю. Но я это давно забыл и претензий не имею. И в чужие дела лезть не хочу. — Дима старается говорить жестко и спокойно. — И группу с тобой мы создали только из творческих соображений. Мне близки этот стиль, эта музыка. Мне это приятно, доставляет удовольствие. Твои отношения с кем-либо мне не интересны. И мы это обсуждали. Не вижу смысла повторяться.
— Прости, — Глеб вдруг опустил голову. — Я запутался.
— И решил меня в этом обвинить?
— Нет. Хотел понять, откуда эта ненависть, — Глеб хотел уйти, но Дима удержал его за руку. — Прости.
— Какая ненависть? Моя? Объясни.
— Моя к Вадиму, — Глеб снова посмотрел на Диму. — Откуда? Он же мой брат.
— Тебе виднее. И эту войну придумал ты сам. — Отпустив руку Глеба, Дима ушел к барабанной установке. — Мне она не интересна, но иногда становится страшно.
— От чего?
— От твоих слов, поведения. Но запретить и приказать я не имею права, и вряд ли тебя это остановит.
— Не остановит. Ты прав, — сунув руку в карман, Глеб достал флешку, положил на столик рядом с Диминым телефоном. — Тут тексты и музыка, посмотри… Мне по делам надо.
Еще раз извинившись и окончательно добив этим нервную систему Снэйка, Глеб выбежал из студии.
— И что это было? — положив флешку на ладонь, Дима с любопытством и нежностью рассматривает её, пытаясь понять, что там. — Тонкий изощренный намек на стиль и тему нового альбома? Или комментариев в интернете перечитал? Но с новым стилем хорошая затея.
Непонятная тревога не покидает, как и навязчивое чувство, что новая музыка с текстами и поведение Глеба не связаны между собой. И от этого страшно. Страшно открыть флешку и посмотреть, что там. Но интересно.
— Дим, привет! Что с Глебычем? Чуть не снёс меня.
— Сам не понял, Валер, — обернувшись на голос, Дима протянул флешку. — Его сегодня посетила муза, а может, шиза, кто их разберет. Послушаем? А то мне одному страшно.
— Страшно - это мне нравится, — Валерий забрал флешку. — Сейчас посмотрим, кто его посетил.
***
До вечера Глеб проходил по городу. Показалось, что от студии за ним увязались фанатки, поэтому пришлось петлять дворами и путать следы. И в итоге они отстали. То ли устали от такой прогулки, то ли не узнали в новом образе и потеряли в толпе. И не важно. Сейчас нет настроения ни на автографы, ни на какое-то общение. Лучше вообще спрятаться где-нибудь. От себя самого, от своих мыслей.
До этого было сложно и непонятно, теперь еще и стыдно. В первый раз за долгое время стыдно. Давно не было этого противного, сжирающего изнутри чувства. Наверное со школы. И то тогда находились решения, а сейчас их нет. В голове одни вопросы и ни одного ответа. И вся эта стена, весь образ гота отшельника, почти проповедника, философа и мыслителя, весь этот фальшивый пафос обрушился в одно мгновение и превратился в кучу бессмысленного мусора, из-под которой не выбраться. А кто виноват. Сам виноват. И минус к карме за попытку перевесить свои косяки на другого.
Никто ведь не заставлял рушить группу, хотя другого выхода на тот момент просто не было, никто не заставлял говорить гадости про брата в интервью и при случайных личных встречах с ним, никто не заставлял выяснять с ним отношения. Всё сам. Старательно, дотошно и с любовью создал этот свой образ. Никто не заставлял, никто не остановил. Да и кто бы решился, а кто бы послушал.
После одного из таких интервью с многочисленными вопросами про брата и достаточно жесткими ответами Снэйк утащил виновника «торжества» в гримерку и пытался воспитывать, что так нельзя, что не стоит так откровенно выставлять отношения напоказ и что ты о них думаешь, лечил что-то про имидж группы. И что? Снэйк был благополучно отправлен воспитывать кого-нибудь другого. После этого, видимо, Дима плюнул на это неблагодарное дело и полностью отстранился от этой темы.
А сейчас хочется, чтобы кто-то повоспитывал. Но и у самого неплохо получается.
С этой мыслью Глеб добрался до дома. Думал, что там получится спрятаться, и снова не вышло. Можно сбежать и спрятаться от фанатов и ничего им не объяснять. Но с самим собой такой фокус не пройдёт. Раньше помогал алкоголь, теперь от него только хуже. Это напоминает раздвоение личности. Две личности, конфликтующие между собой и ненавидящие друг друга. Когда это началось? С чего? Или это было всегда, но тогда получалось выплескивать гнев на кого-то еще. Не получилось сделать виноватым Снэйка, и снова пожаловала эта долбанная ненависть к самому себе, к своей второй несовершенной личности.
Снова здравствуй, мой жестокий мир!
Между нами до сих пор война
Всё обычно, я всегда один
И если надо, я дойду до дна
От размышлений отвлек телефонный звонок. И телефон полетел в стену. Даже не посмотрел, кто звонит. Посыпались на пол книги и что-то еще. Хватит. Сегодня никаких встреч, никакого общения. Только с самим собой и исключительно по делу. Пытки, ремни, веревки, шипы. Всё, на что хватит фантазии. А её на себя любимого точно хватит.
Всё что я с тобой могу
Так опасно так ужасно
Глава 2
Сколько было этих самоистязаний и самонаказаний и сколько их еще будет, на сколько хватит сил, где предел терпения организма и сознания, где предел терпения второй личности? Было нестерпимо больно, но сознание выдержало, значит есть, куда стремиться. Мазохизм? Все в какой-то степени мазохисты. Одни бьют тату, другие предпочитают пожестче, а кто-то любит истязания моральные. Есть много способов наказать себя и получить от этого моральный кайф. Иногда остаются следы и приходится что-то врать про случайные углы и косяки. И все верят или очень убедительно делают вид, что верят. На это тоже плевать.
Комната залита кровью
Я занимаюсь любовью
Пытался бороться с этой привычкой, но не получилось. Внутренний враг сильнее и уже не поддается контролю. Но может быть, попытаться еще раз? Или как-то перенаправить свой гнев в безопасное для себя и окружающих русло?
Представив, как он яростно и с ненавистью он колет дрова, Глеб поморщился. Но идея показалась ему не лишенной смысла. Осталось придумать, где в городе можно найти дрова. Или свалить на месяцок в какую-нибудь глушь за вдохновением и поразмышлять. Только Снэйк заставит самого объясняться и придумывать легенду, почему вдруг концерт надо перенести. Он всех об этом предупредил и с этим у него строго.
Разглядывая очередную несуществующую трещину на абсолютно ровном потолке, Глеб представил, как он разговаривает с братом. В мыслях почему-то это получается лучше всего, всегда складно, мирно, по доброму. Получается аргументировать и доказывать свою правоту, свое право на личное пространство и мнение. Возможно, потому, что в мыслях никто не возражает не отвечает и не спорит. Или это опять всё разговор с самим собой, со своей второй личностью. И получается, что с ней тоже можно найти общий язык. Или это опять какая-то хитрая ловушка.
— Кто ты? — глядя на ту же невидимую трещину, Глеб протянул к ней руку. — Чего хочешь? Чего от меня добиваешься?
Пытаясь услышать или почувствовать ответ своего внутреннего врага, Глеб закрыл глаза, затаился. Тишина. Он опять молчит, как будто и нет его. Как в сказке про то, чего не может быть. Но завтра интервью и он обязательно проявит себя во во всей красе. Страшно представить, как это будет выглядеть. Как поведет себя мистер Matrixx.
Посетившая Глеба мысль не ходить на это интервью, показалась самой адекватной. Но для этого снова потребовалось придумывание легенды. И снова врать. Другим, самому себе. И много раз. Это интервью ведь не единственное и не все с первого раза понимают, что их вопросы сильно неуместны и неактуальны, как отучить людей копаться в чужом прошлом, в чужих отношениях? Хоть высылай заранее список запрещенных вопросов. А как отучить себя с извращенной любовью ковырять гвоздиком свой собственный мозг? Как стать нормальным человеком? И что есть норма?
Размышления о норме показались Глебу совершенно бессмысленными.
Давай до свиданья
Да, я ненормальный
И ты ничего не поймешь
Но одному страшно. Страшно, когда понимаешь, что врагов нет, всех победил, а друзья разбежались потому, что перестали понимать. Кажется и брат потерял интерес к этой ситуации и попыткам помириться. Сейчас почему-то кажется, что это именно они. Не желание сделать какую-то гадость, по старой памяти, не желание навредить, унизить, чтобы сам приполз к его ногам. Это желание сделать как лучше. Но «лучше», как ему кажется, это всё его глазами. И эта его навязчивая правильность, забота морально убивает.
Я хочу видеть мир своими глазами
Не надо врать мне...
Но он брат. Родной человек. И он все поймет. Не одобрит и опять с любовью будет воспитывать и пытаться переделать. Но одному невыносимо. Невыносимо в этом образе воина одиночки, когда против весь мир. Или против всего мира. Когда никто не понимает и некому довериться. Даже себе перестал доверять. Так удобно, так точно никто не подставит и нет навязчивых иллюзий и веры в добро. Но даже сквозь эту прочную броню пробивается желание любви и тепла. Совсем слабое.
Космос глубокий
Я одинокий…
От очередного причудившегося шороха Глеб вздрогнул. В последнее время стали очень сильно пугать эти шорохи. И не всегда удается понять настоящие они или это плод воспаленной фантазии. Хватит.
— Хватит, мистер Matrixx. Я больше так не могу!
В голову пришла гениальная и пугающая мысль. Что будет дальше, неизвестно, но так, как сейчас невыносимо. Иначе его не победить.
Звонить. Прямо сейчас. До утра всё может измениться.
— Дим, можно я приеду? — дрожащим голосом спросил Глеб. — Три часа ночи. До утра не терпит.
Услышав разрешение, Глеб набрал номер такси. В процессе пришло понимание, что адекватности ему этот поступок не добавил. Но лучше решить всё сразу. Взгляд таксиста прибавил уверенности в этом решении.
***
— Вот почему ты не гитарист? — воспитывает Дима, перевязывая израненную руку Глеба.
— Как вот так вообще возможно сделать Случайно? И не начинай. Знаю я твои легенды. Чему ты улыбаешься, не понимаю.
— Первый раз вижу тебя такого домашнего, в халате. Ты симпатичный.
— Понятно, — Дима вздохнул. — Не знаю, под чем ты сейчас. Но спать здесь на диване будешь.
— Да не под чем я, уже давно. — Глеб стал серьезным. — Рюмку принял для связи с реальностью перед выходом. И я умею на гитаре играть, и играю иногда. Забыл?
— Значит, теперь будешь играть всегда. Изменим немного стиль, будет группа с двумя гитаристами, — Дима разорвал концы бинта и аккуратно завязал их на запястье. — Может, головой думать начнешь, а не тем, чем привык.
— Да я сам не понимаю, зачем это делаю, — Глеб осмотрел руку. — Это сильнее меня. И я об этом хотел поговорить.
— Связывать не буду.
— Я серьёзно.
— Давай попробуем серьезно, — Дима сел на диван рядом с Глебом. — Чай, кофе, покрепче?
— Не надо ничего. Я больше так не могу, я хочу уйти из группы. Чем быстрее, тем лучше. Просто начну новую жизнь. Другую, нормальную.
От этой новости Дима откинулся на спинку дивана, закрыл глаза. Борясь с желанием взять Самойлова за плечи и сильно встряхнуть, чтобы мозги встали на место, он мысленно досчитал до десяти. До этого приходилось терпеть разные выходки Глеба, ненавязчиво его успокаивать, сглаживать все недоразумения и его конфликты с участниками группы.
