Глава 1.
Конец февраля выдался на редкость солнечным для тех краёв. Ясная, тёплая погода, таяние снегов, первые трели птиц предвещали, что вот вот скоро весна. Снег сошел с полей, оголив девственно-черную землю, только на холмах и пригорках лежали последние тальники. Деревья и кусты, отряхнув зимний крепкий сон, медленно пробуждались, потягиваясь вверх ещё оголенными, покрытыми паутинками инея ветками. С каждым днем становилось все красочнее и ярче. В полях появились первые побеги зеленой ранней поросли и жёлтые робкие бутоны крокусов. Солнечные лучи пробили толстые ледяные оковы синих неугомонных рек и свободных речушек, высушили умытую чистым снегом бурую землю.
Все вокруг наполнялось новыми запахами, звуками и красками нового и прекрасного. Игривые лучики, перебегая с места на место, от зари и до заката отогревали странички нового живописного дня.
Этот край был наполнен чудесными местами, окруженный, как полуостров с одной стороны теплым морем, а с другой - высокими холмами и диким лесом. На берегу моря раскинулись две небольшие рыбацкие деревушки с покосившимися от сырости крышами. Ближе к торговому тракту раскинул свои мощеные улочки город, с его аккуратными белесыми и желтоватыми домами, шпилями городской ратуши и колокольни маленькой церквушки в самом его центре, на площади. Уютные,узкие улочки, шумный пятничный рынок, снующий по своим повседневным делам простой и знатный люд, ярмарочные палатки и повозки с пестрым товаром наполняли городок бурной жизнью и красками.
Одним ранним утром, когда ещё царили тёмные сумерки ночи из маленькой покосившейся избушки на краю рыбацкой деревушки вышла сгорбленная тень. Пошатываясь, робкими, тихими шагами темная фигура прошла вдоль улицы и исчезла в темноте грязного переулка, куда рыбаки выбрасывали прогнившие весла и порванные сети. Все ещё крепко спали и никто не заметил ушедшего.
Первые лучи утреннего солнца коснулись вершины дальних холмов. Воздух пронзили первые звуки проснувшихся птиц и зверей: трель, свист, хруст, плеск, рычание, цоконье маленьких копыт. К ручью у подножия Южного холма собралось стадо робких оленей, чтобы утолить ночную жажду прохладной водой. Утро было прозрачным и зябким, в воздухе летали паутинки утреннего инея, над голыми деревьями поднимался ледяной пар, ночные морозы ещё не отступали.
Солнце, позолотив первым теплом холмы, продолжало дальше свой медленный путь нового дня. Деревья, кусты и мелкая поросль приобрели чёткие очертания, пробуждались, наслаждаясь теплыми утренними лучами.
За городом проходил дорожный тракт и поле, разрезанное умелыми пахарями на ровные черно-зеленые лоскуты. Вдоль полей простиралась наезженная повозками дорога, кто и когда первым проехал по ней, сокращая путь в соседние посёлки было не известно. Этой дорогой ходил и ездил простой люд, а по тракту часто проезжали торговцы, гонцы и изредка знатные кареты, окруженные пестрыми всадниками.
Дорого была ровной, наезженной лентой, ведущей прямо к Южному холму. Опытные путешественники знали, что возле третьего лоскута поля пшеницы есть развилка и только вечером или поздней ночью можно было заплутать, свернув там влево по дороге к Северному холму и Звенящей Лощине. Это был обрывистый овраг, над которым всегда стоял густой, серый туман в любую погоду и время года. Старики, пожившие жизнь, утверждали, что на дне оврага находится сама Преисподняя,. Пугали жуткими рассказами ребятишек и молодёжь о Ведьминских топях, зловещем женском хохоте и похищенных туманом непослушных детей. Знающие эти истории люди обходили это место стороной, крестились и шептали: ' Не хорошие вещи там происходят! Ой , не хорошие!'
Утреннюю тишину разбудил скрип колеса, из городских ворот выехала некрытая телега с запряженной в неё старой, когда-то гнедой лошадью. Медленно ступая, лошадь тянула телегу с прошлогодней пресованной соломой, возница вёз её, дабы просушить и утеплить прохудившиеся от ветра стены своего жилища. Он изредка бурчал на лошадь, редко охаживал её кнутом, жалко было, старая и прослужила ему столько лет. Войну с ним прошла. Жалко клячу. Мельком поглядывая на попутчицу, он тихо вздыхал, бурча себе под нос: " Придумают же люди, страха не ведают." Но восемь грошей за дорогу грели карман его ветхого, когда то военного жакета.
На соломе, свесив ноги сидела женщина, закутанная в протертую шерстяную шаль, в теплом шерстяном старом платье и грубых рыбацких башмаках. К груди она прижимала маленький узелок из белого льняного холсте, вероятно что-то важное и ценное было в нем, попутчица ни разу его не упустила из рук. Её глаза были закрыты, казалось она спит, но на лице легли тени тревоги и какого-то безотчетного страха, иногда её губы бесшумно как в бреду шептали :' Надо, надо сделать. Ради кровиночки. Страшно смотреть как мучается".
Женщина уже проехала длинный путь до города, умоляя подвезти её возниц и простых работяг за бесплатно, а несговорчивых за те, мелкие гроши, что у неё были. До городских ворот подвез её сосед из их рыбацкого посёлка. Он торговал рыбой на площади каждую пятницу , там же она нашла этого возницу с его сеном. За непомерно высокую для неее плату он согласился довезти её до развилки. Оттуда ей придётся ещё полдня идти туда, куда она следовала.
- Все, все пройдёт. Все будет, будет.
- Что такое? - возница оглянулся, глянув нв женщину удивлённо. " Безумная что ли' , подумал он.
Телега наехала на кочку, подпрыгнула, женщина открыла глаза, её пальцы ещё крепче сжали узелок на груди, где под платьем лежали пять медных монет и одна серебрянная, она их одолжила у соседа для Откупа.
Глава 2.
В светлой тёплой больничной палате Сестринского приюта среди мягких подушек лежала женщина. Тело её ровно вытянулось под одеялом, она бессмысленным взглядом смотрела в потолок. Сколько ей было лет, шестьдесят или восемьдесят не поймёшь. Губы растянулись в тонкую, жёсткую нить, вытянутый прямой нос, впалые бледные от худобы щеки. Она смотрела на мир, не видя его, глаза поразила тёмная пелена уже неизлечимой глаукомы. Год не видя солнечного света и ярких красок окружающего мира, ориентируясь по звукам, запахам и ритму шагов, она знала, когда приём пищи, ежедневный укол инсулина и приход единственного родного здесь человека, внука.
Часто стали посещать бред и бессонница. Ходить она уже не могла, её ноги, покрытые чёрной сеточкой лопнувших сосудов отекли и были не подвижны. Приподнимаясь с трудом и полулежа на подушках она изредка слушала по радио музыку и молча витала в своих беспокойно мыслях. Медсестры только облегчали ей боль обезбаливающими и кололи такой необходимый инсулин, остальное лечение Сестринский приют не предусматривал.
Временами ясность ума рисовала в памяти воспоминания о старом родном городе и доме, которые она вынуждены были покинуть из-за войны, залитое пьяными слезами, когда-то красивое лицо дочери и полные страха глаза Саши, ещё такого юного и худенького. В сердце не осталось ни тревоги ни боли, его запалнили пустота и безразличие ко всему.
Все ухудшения в здоровье начались с середины января прошлого года. Тогда она ещё выходила на прогулку в больничный дворик, опираясь на костыль. Сидела в деревянной резной беседке, грелась на солнышке и слушала о том, что происходит в жизни внука. Он часто навещал её, привозя где- то чудом раздобытые вкусности и её любимое красное сухое.
Когда то в один из таких выходных он навестил её и остался на два дня в приюте, с разрешения старшей медсестры. Комната, где она жила была большая и туда легко поместилась ещё одна переносная кровать. Они долго гуляли по дворику, разговаривая. Как только внук приехал, она сразу почувствовала что-то не ладное, что он что-то умалчивает или не договаривает.
- Как дела Сашенька? Как прошла неделя?
- Все как обычно. Скоро экзамен. Дали новую комнату в юношеском общежитии. Сосед хороший из нашей области тоже.
Голос его, обычно такой звонкий и задорный стал тише, в нем появились новые нотки грусти.
- Что вообще в мире делается? Сижу тут как сычиха в четырёх стенах, поговорить не с кем. Медсестры поднос поставят, укол сделают молча и уходят. Нужна я им старуха. Радио песни только иностранные крутит, тошно мне.
- Та да, мне некогда, бабуль. Учёбы много. Война ещё не закончилась.Друг писал, что наш сгоревшей дом снесли. Пустырь там один теперь.
Его бабушка тихо и печально вздохнула.
- Что поделаешь...От матери нет вестей?
Саша молчал.
- Чего ты молчишь?
Он понимал, что новость о том, что уже распухшее и начавшее разлагаться тело его матери, Натальи, нашли в закрытой соседский квартире спустя два месяца, разобьёт бабушке сердце и добьет и без того ее слабое здоровье. Как ей сообщить, что мама жила в соседнем, уцелевшем доме у знакомых, что соседи, почувствовав неприятный тошнотворный запах взломали замок квартиры и обнаружили уже давно мертвую, его мать и её дочь.
Но, его бабушка, как любая мать, чувствовала давно, что что-то не так, что с её ребёнком случилась беда.
- Спилась наверное, неугомонная.
Внук молчал, пряча тихие слезы.
Шли дни, недели, все было одинаковым: комната с белесыми стенами, радиомузыка, приём пищи по расписанию, инсулин. Но, Лидии Сергеевне Передерий начал снится один и тот же сон на заре. Первый раз он приснился ей под Старый Новый год, затем все чаще и чаще, доводя её разум до сумасшедствия. Она просыпалась в холодном поту от звука голоса, который ясно и чётко произносил: " Живущие под Покровом Всевышняго....."
Как приснился он ей в первый раз, так и слегла она: ноги начали опухать, разум помутнел, в сердце тоска щемящая, зрение пропало совсем. Глядя потускневшими глазами в потолок, Лидию Сергеевну посетила пугающая её догадка:"Это расплата! Ответ нужно держать!" Больше она не помнила об этом, её разум стал ей неподвластен, но сон она всегда помнила четко и ясно.
Тусклый свет свечи освещал комнату с иконами Спасителя, Богородицы и Николая Чудотворца. На коленях перед ними стояла хрупкая девушка в белом тонком платке. Плакала, о чем-то просила, молилась. Она молилась не за себя, а за тех, кого любила. Лицо было не разглядеть, она склонился его низко, в искренней молитве к Богу, загибая пальцы, вместо четок, каждый раз, когда молитва была прочитана. Тихий шепот: " Да очисти наши души, тела, сердца и разум от всякой скверны...." Трижды перекрестилась, пламя свечи вздрогнула от движения руки, осветив лик Николая Чудотворца. Девушка загнула последний, нужный девятый палец и начала чётко произносить: " Живущие под Покровом Всевышняго......"
Лидия Сергеевна открыла невидящий глаза и устремились их в темноту ночи, её окутал необьяснимый ужас и щемящая тоска разлилась в сердце.
- Исповедоваться, - беззвучно прошептали её губы.
Глава 3.
Анне снились всегда красочные сны. В них она чувствовала себя окрыленной и каждый раз, проснувшись, жалела, что все,что ей приснилось было не реальным. То она летает, как Маргарита над чёрным выгоревшим лесом, то идёт, танцуя в алом платье по незнакомому сказочному городу, то трепещит от прикосновений и поцелуев Прекрасного Мужчины - все это было там в Царстве Грёз. Погружаясь в глубокий сон, Анна задавала всегда волнующий её вопрос и ответ снился ей всегда. Будь то "Сдаст ли она трудный экзамен по Высшей математике?", " Куда ей устроиться на работу?" или как тот давний вопрос под Старый Новый год" Кто мой суженый? Кто расчешет мои волосы этим гребнем, тот и суженый..." И всегда помнила свои сны.
В них она летала, видела дивные миры и встречала души из прошлых жизней. Они ей давали советы или предостережения. Анна давно понимала и чувствовала, что в какой-то момент все в её жизни идёт не так, все кругами. Вроде правильную выбрала жизненную дорогу, а она нет, да и свернет не туда. Запетляет.
Лет двадцать назад, беременная Анна шла с рынка домой и ела на ходу квашенные зелёные помидоры, доставая прямо из литровой банки, хотелось до жути. Ей было все равно, что подумают проходящие мимо люди.
" Вот приду домой,- подумала она, - и сьем солёной тюльки с Бородинским и Золотым ключиком.
На улице стоял промозглый, ветренный февраль. Кругом непроходимая грязь таявшего снега, хлюпающая дорожная грязь под ногами и серость пасмурного дня, медленно переходящего в вечер. Ледяной ветер пронизывал насквозь, если в ботинках была хоть маленькая трещинка, сырость и влага моментально просачивалась и пальцы ног коченели, если больше десяти минут ты стоял на остановке или просто на улице. Люди сновали туда сюда, по своим делам, мелькая серыми тенями у входа в рынок, теряясь среди тумана городской аллеи. С автобусной остановки шла, пошатываясь, группа подвыпивших работяг. Была пятница. Все шли с работы. После рабочей недели Анна заскочила на рынок, чтобы побаловать себя и того, кто требовал разного, солено-сладкого и сразу.
Задумавшись о чем-то своём, облизнула пальцы в рассоле, и не заметила, как к ней подошла женщина в сером плаще, дотронулась до её руки и сказала: " Не по той дорожке пошла..."
Рассеянная, витавшая в своих мыслях Анна, не придала значения ни этой женщине, ни этим словам, подумав: " Чудные люди, однако". Спустя годы, находясь в больнице и моля Бога об исцелении, она вспомнила вдруг эти слова и эту женщину и ей приснился сон.
Темный до черноты родной двор, окруженный четырмя высотками. Одиноко горит фонарь, его тусклый свет освещает скамью у подъезда и бросает блики на тёмные окна домов. Холодно и неуютно. Пусто кругом, будто все вымерло. Она стоит возле детской площадкой, перед ней возвышается горка, с которой она и её друзья детства любили сьезжать с весёлым хохотом. Слышится шум маленьких колесиков по асфальту, откуда невозьмись появились баки для мусора, они приближались в её сторону, с огромной скоростью, грозясь сбить её или покалечить. Отпрыгнув сторону, Анна обнаружила, что в руках у неё лист старого пожелтевшего пергамента и ручка странной формы. Она должна, обязана что-то писать, но слова с трудом выводились на бумаге, буд-то кто то или что то не давали руке двигаться. С огромными усилиями, словно передвигая тяжёлые камни, выводила буквы и завитушки по пергаменту. Затем она услышала откуда-то голос:" Та, та женщина из подъезда. Поставила Печать."
Глава 4.
В городе готовились к празднику, встрече Дня Весеннего равноденствия и открытию нового рыболовного сезона в этом году. На площади установили деревянный помост для танцев, украшенный зелёными и жёлтыми лентами. Из близстоящих пивнушек вынесли деревянные столы и скамейки для гостей и жителей города. Пивовары подсчитывали в умах уже прибыль от проданного пива и эля. В ярмарочных палатках уже расставляли пестрые товары и различную снедь. Маленькие жители с нетерпением ждали и глазели, как устанавливают карусель, цирковой шатер и выкрашенный голубой краской домик, где обещали продавать леденцы из Лима и прочие сладости.
Вверх, взмахнув пестрой лентой, взметнулись разноцветные флажки, украсив шпили ратуши, крыши торговых палаток и уличных фонарей.
Музыканты, сидя на недостроенном ещё помосте играли на скрипках, репетируя старые мелодии и рыбацкие напевы.
Ожидался приезд искусных рыбаков из всех близлежащих городков и посёлков.
