— А вы кто? — Кларисса Харрингтон — дежурная сестра — внимательно смотрела на мужчину, ожидая ответа. Выглядел он как и положено обеспеченному человеку, но впечатления обеспокоенного состоянием Шеннон не производил. Да и вообще не внушал доверия. Было что-то жестокое в складке его губ, хищное в выражении лица, а цепкий взгляд, которым он словно ощупывал окружающих, пугал до мурашек.
— Я давний друг семьи. Пришел по просьбе отца мисс Макбрайт. Он сам не очень хорошо себя чувствует, видимо, разволновался, когда сообщили, что Шеннон нашлась. Сердце расшалилось.
Голос был вкрадчивым, и создавалось ощущение, что он играет на публику. Кларисса всегда чувствовала неискренность. Мать говорила, что у нее дар видеть людей насквозь. И вот сейчас медсестра явственно ощущала, что мужчина лжет. А потому ей не хотелось пускать его к пациентке, хотя бы до тех пор, пока не разберется с тем, что происходит.
— Она спит, ей дали болеутоляющее. И сейчас к ней нельзя, она должна отдыхать.
— Она сильно пострадала?
В голосе была заинтересованность, но взгляд оставался холодным и циничным. Он как будто оценивал вещь для последующей продажи, и поэтому ему было интересно, не сильно ли она потеряла в цене.
«Мерзкий тип», — подумала Кларисса. Общаться становилось все тяжелее.
— У нее порезы на лице, — при этих словах глаза мужчины будто вспыхнули, — обгорели руки. В целом состояние оценивается как удовлетворительное, но из больницы она выйдет нескоро — ей нужен хороший медицинский уход.
— Мы с отцом обеспечим ее всем необходимым, наймем сиделку. В знакомой обстановке ей сразу станет лучше. Как говорится, дома и стены помогают.
— Но…
— Никаких «но», милочка. Как только состояние мисс Макбрайт стабилизируется и ее можно будет перевозить, готовьте к выписке.
Глаза мужчины недобро сверкнули, и Клариссе почудилась в них какая-то плотоядность. Будто хищник готовился напасть на свою жертву.
«Что-то в этой семейке нечисто, не зря, видимо, девушка сбежать хотела». Медсестра аккуратно освободила свою руку из цепкого захвата.
— Я передам доктору ваше пожелание, мистер…
— Харридж, Джонатан Харридж. Буду признателен.
— Мне пора, пациенты ждут. — Кларисса поспешила убраться подальше от пронизывающего взгляда, но на полпути обернулась: мужчина стоял на том же месте и смотрел ей вслед. Ей стало не по себе, и она зашла в ближайшую палату.
А Джонатан Харридж, наблюдая, как медсестра скрылась за соседней дверью, заглянул к Шеннон. Она спала. Лицо было бледным, под глазами залегли темные круги, волосы, которые раньше красивыми волнами спускались почти до пояса, сейчас были обкромсаны и небрежно торчали в разные стороны. Пластыри отмечали следы порезов, а руки были перебинтованы. Харридж поморщился. «Ну ничего, отмоем, откормим, подлечим… А там уже и совершеннолетие. Немного осталось. Даже если руки до конца не заживут — не беда. Они без надобности. Можно и забинтованными в наручники заковать».
Джонатан прикрыл дверь и довольно потер ладони. Птичка в клетке. Это нужно было отпраздновать.
Открыв глаза в следующий раз, она увидела ненавистное лицо Харриджа в опасной близости от себя. Дернулась, отчего руку, в которую была вставлена игла, пронзила боль.
— Убирайтесь. — Голос все еще был хриплым, каким-то чужим. — Не желаю вас видеть.
— Ну что ж ты так, девочка моя. Не волнуйся, тебе это вредно.
— Я не ваша девочка, — будто выплюнув ему в лицо эти слова, Шеннон отвернулась.
— Это скоро изменится. Ты же знаешь, что не за горами наша свадьба. И то, что ты немного… кхм… пострадала, — Джонатан многозначительно посмотрел на ее руки, — не помешает нам отпраздновать ее с достойным тебя размахом.
— Не хочу я никакого размаха и свадьбы не желаю.
— Твои желания не имеют значения, — прошипел Харридж, вновь наклоняясь к ее лицу. — Я тебя купил, заплатив немалую сумму, и теперь ты моя. Я буду делать с тобой, что захочу.
— Я ничья, я никому не принадлежу, — выкрикнула Шеннон, ее буквально трясло от злости. — И не выйду за вас замуж.
— Выйдешь. Иначе твоему отцу не поздоровится.
Шен похолодела. Да, Уильям Макбрайт не идеальный отец: он вечно был в работе, когда мама еще жила с ними, и совсем отдалился с ее исчезновением. Годы, проведенные в частном пансионе, не способствовали сближению отца и дочери. После возвращения Шеннон домой ничего не изменилось: Уильям Макбрайт был замкнут, неразговорчив, смотрел сквозь нее, думая о чем-то своем, и, казалось, полностью поглощен работой. Как выяснилось, не ею. А азартными играми, к которым пристрастился в последние годы. Везучим Уильям никогда не был, а вот азартным — да. Поэтому заработанные за десятки лет миллионы спустил очень быстро. Дом был заложен несколько раз, накопилась куча долгов… Именно поэтому отец и пошел на поводу у Харриджа. Тот обещал оплатить все долги, выкупить дом, преподнеся его невесте в качестве свадебного подарка, выделить Уильяму неплохое содержание и позаботиться о Шеннон. Девушка не хотела даже думать о том, как Джонатан собирался о ней «позаботиться». Отец не рассказал всего, что знает. Но тот подслушанный разговор словно записался на подкорке. Забыть его при всем желании Шен не могла.
— Что вы сделали с моим отцом? Почему его здесь нет? — До нее, наконец, дошло, что вместо Уильяма столь ненавистный человек пришел не просто так. С отцом что-то случилось! — Отвечайте, черт вас дери! — По горлу словно прошлись наждачной бумагой, она закашлялась.
— С чего ты взяла, что я с ним что-то сделал, моя дорогая? — Тон Харриджа сменился и сейчас был обманчиво ласковым. — Он просто в последнее время плохо себя чувствует. С тех пор, как ты убежала, он сильно сдал. Каждый день беспокоился о тебе, переживал. Поэтому сейчас просто отдыхает и ждет не дождется, когда его любимая дочь вернется домой. Представь, что будет, если этого не произойдет. Его бедное сердце просто не выдержит. — Последние слова были произнесены все так же тихо и ласково, но с нажимом, от которого в голосе прорезались стальные нотки. — А ты же не хочешь расстраивать папочку, правда, милая?
Шеннон зажмурилась, и слезы невольно выступили на глазах. Намек она поняла: если не вернется домой — отец умрет.
— Нет, не хочу, — прошептала она. — Я вернусь.
— Вот и молодец. — Шеннон почувствовала, как ладонь Джонатана гладит ее по голове, и еле сдержалась, чтобы не сбросить ее. Отвратительное чувство! Рука переместилась с волос на лицо, касаясь пластырей. От нее пахло какими-то духами. Запах был настолько приторно-сладким, что Шеннон скривилась. Она надеялась, что Харридж примет это за гримасу боли.
— Я устала, хочу спать. Уходите, — еле слышно пробормотала она, делая вид, что собирается заснуть.
— Конечно, конечно, милая. Я приду завтра, отдыхай. Передать от тебя привет твоему отцу?
Шеннон только кивнула в ответ, не говоря ни слова. Услышав, как закрылась дверь, она чуть приподняла веки, проверяя, действительно ли Джонатан ушел, и, убедившись в этом, дала волю слезам. Плакала она молча, тело сотрясали рыдания, но ни одного звука девушка не издала.
Когда истерика закончилась, она решила, что вернется домой и обязательно найдет способ спасти отца и избавиться от этого гнусного типа.
Джонатан сидел в кресле у камина, небрежно крутил в руках стакан с виски и думал о Шеннон. Судя по тому, что она сказала, девочка все поняла. Вот и отлично. Хищная улыбка мгновенно превратила и без того не очень красивое лицо в оскал. Больше она не убежит, понимает, что некуда. Неужели любит своего папочку? Харридж визгливо рассмеялся, а потом стал разглядывать стакан сквозь огонь камина. Блики от языков пламени отражались на поверхности напитка, и казалось, что внутри бокала тоже живет огонь. На лице Джонатана читалось явное удовольствие, когда он сделал глоток янтарной жидкости. Со стороны можно было подумать, что мужчина размышляет о чем-то красивом и прекрасном: деревьях, шелестящих листвой, детях, радостно играющих на площадке или тихо падающем снеге на Рождество. Но если бы кому-то удалось заглянуть в его мысли, то перед глазами предстала бы совершенно другая картина.
Уильям Макбрайт сидел в своем кабинете и слышал, как в гостиной внизу смеется Джонатан. Он уже жалел, что согласился на его предложение. Сам же во всем виноват, вот и надо было расхлебывать эту кашу. А он трусливо подставил под удар Шеннон. И теперь дочь должна выйти замуж за это чудовище. Уж Уил-то знал, что слухи о Харридже соответствуют действительности. И на самом деле реальность была даже хуже. Он не просто любил малолеток. Он творил такие вещи, мысли о которых могли прийти только в самый извращенный мозг. Часто тела тех подростков, которым не повезло столкнуться с «добрым дядей Джоном» полиция находила в мусорных баках. Они были изувечены, на запястьях и лодыжках раны от туго стянутых наручников, на лицах — синяки. Харридж не просто заковывал девочек и бил. Он их насиловал, долго и жестоко. Получал удовольствие, когда жертва страдала. И чем больнее было другим, тем приятнее становилось ему. И вот теперь такая судьба ждала Шеннон. Чертов ублюдок! Уил и сам не понимал, с какой стати вдруг согласился на этот брак. Будто пелена была перед глазами. Уже потом, когда сразу после его согласия Джонатан ушел, понял, на что подписался, но было поздно. Харридж поднялся к Шен, а утром она сбежала. И стало не до того. Все мысли были заняты поисками дочери, в которых рьяно принимал участие Джонатан. Уил и не думал, что Шеннон может сбежать. За два месяца он бы нашел выход, что-то придумал. Пошел бы на работу, попросил помощи у друзей…
Уильям в сердцах смахнул все со стола на пол. Бумаги разлетелись по полу, карандаши с ручками рассыпались, но ему было плевать. Он смотрел лишь на рамку с фото, на котором запечатлелись он, Миранда и Шеннон. Дочке тогда было всего четыре, она весело смеялась, глядя в камеру, Миранда тоже улыбалась, а ее рука лежала на талии Уила. Он же в ответ обнимал своих любимых девочек и целовал Шеннон в макушку. Они были счастливы тогда, что же случилось?
Уил поднял фото с пола. Стекло разбилось, и он смахнул осколки, ласково проводя пальцем по лицам жены и дочери. Когда все изменилось? Почему он этого не заметил? Как допустил, чтобы все зашло так далеко? И главное — какого черта он дал свое согласие на свадьбу? Надо ее отменить! Пусть лучше он станет нищим. А Шеннон? Она тоже? Ведь его девочка привыкла к лучшему. А он все проиграл, абсолютно все. Ему уже не принадлежали ни дом, ни компания… Что же он наделал!
Тяжело опустившись в кресло и все еще сжимая в руках рамку с фото, Уильям уставился невидящим взглядом в стену. Что бы он сейчас ни сделал, это скажется на дочери не лучшим образом. Откажется от свадьбы — и придется им жить на улице, питаться объедками и спать на картоне. Согласится — и неизвестно, какая судьба ожидает дочь. Эх, была не была!
Уильям вскочил и опрометью кинулся вниз. Ворвавшись в гостиную, застал Джонатана сидящим перед камином с бокалом виски. Взгляд у того был умиротворенный, на губах играла улыбка. Видимо, услышав щелчок замка, он обернулся. Выражение удовольствия моментально сменилось на презрение.
— Ты чего-то хотел, Уильям? — немного растягивая слова, будто не желая разговаривать, спросил Джонатан.
— Да, очень даже хотел! Свадьбы не будет! Я забираю назад свое разрешение.
— Поздновато ты опомнился, друг мой. Теперь уже ничего нельзя изменить. Через месяц Шеннон исполняется восемнадцать, свадьба назначена. Ты не можешь сейчас отказаться.
— Могу и сделаю это. Мне плевать, что будет со мной, но Шеннон не выйдет за тебя.
— А что будет с ней, ты подумал? Посмотри на нее. — Харридж сунул Уильяму под нос фото спящей Шеннон, которое он сделал в больнице. Выглядела она не лучшим образом: бледная, осунувшаяся, похудевшая. Слезы навернулись на глаза Уиллу. — А теперь подумай: если за полтора месяца скитаний стала такой, то что с ней будет через полгода? Год? Твоя принцесса станет нищенкой, оборванкой. Потом она подхватит пневмонию, денег у вас не будет, и она умрет от болезни, которую давно научились лечить. Этого ты хочешь? Да и я могу посодействовать тому, чтобы с ней что-то случилось. Это же просто — вколоть что-то в вену, станет спокойной, послушной и немножечко не в себе. Как тебе такой вариант? — Голос Харриджа будто усыплял бдительность, гипнотизируя. Джонатан чувствовал растерянность. Еще пять минут назад он был уверен, что поступает правильно. Но сейчас, глядя на фото, уже сомневался. А Харридж продолжал свой монолог: — И вообще, Шеннон уже согласилась. Она с нетерпением ждет возвращения домой. — Мужчина обвел рукой помещение.
— Согласилась? — удивленно спросил Макбрайт. — Но…
— Да. Я привел ей неоспоримые аргументы, и она не стала возражать. Сказала, что устала скитаться без гроша в кармане. Она хочет снова покупать красивую одежду, посещать салоны красоты, носить украшения. Ей осточертела жизнь на улице. Скоро она вернется домой и будет готовиться к свадьбе. — Сказав это, Харридж поставил стакан с недопитым виски на столик и направился к выходу. Уже у самой двери он обернулся и бросил: — Ах да, Шеннон передала тебе привет, — и вышел, насвистывая и при этом безбожно фальшивя.
А Уильям, словно отошедший от гипноза, рухнул в кресло, и в голове у него крутилась только одна мысль: как Шеннон могла согласиться?
Пару дней после аварии Шеннон только и делала, что спала. Отец не появлялся, а больше видеть она никого не хотела. Заметила, что приходил Джонатан, но притворялась спящей. К счастью, он только заглядывал, но не будил ее и не задерживался дольше нескольких минут. После его ухода она ощущала, как дышать становится легче. В его присутствии воздух словно густел, не давая вдохнуть полной грудью.
Сестра, понимая, что пациентке неприятно видеть посетителя, старалась выпроводить его быстрее под предлогом каких-нибудь процедур или осмотров. Шеннон лишь прикрывала глаза в знак благодарности — разговаривать не хотелось совершенно, а Кларисса улыбалась и подмигивала. Ей этот тип тоже не нравился, но задавать вопросы она не решалась. В конце концов, это не ее дело. Поэтому она поправляла одеяло, поднимала или опускала шторы, приносила еду, ставила капельницы и выполняла все другие обязанности молча, не представляя, что творится в мыслях у Шеннон.
А та, лежа в бездействии, раз за разом прокручивала в голове слова Джонатана: «Если ты не вернешься, сердце твоего отца просто не выдержит». Она была уверена, что Харридж намекал на смерть Уильяма Макбрайта. И верила, что Джонатан способен на убийство. В его ухмылке ей чудился оскал, в шепоте — шипение змеи, а визгливый смех напоминал хохот гиены. Ее аж передернуло. Стать его женой, каждый день видеть рядом с собой, терпеть в своей постели… Не о таком будущем она мечтала, возвращаясь домой из пансиона. Ей хотелось тихих вечеров рядом с отцом за обсуждением книг и фильмов. Уютного дома, каждый уголок которого она знала с детства. Теплого молока с печеньем перед сном. Интересной работы и хороших друзей. Веселых походов в горы или выходов на яхте в море. А еще мечтала найти настоящую любовь. Такую, чтобы с первого взгляда и до гробовой доски. Милого доброго парня, умного, симпатичного, в меру серьезного, в меру беззаботного. Умеющего и посмеяться, и поддержать в трудную минуту. Ласкового, нежного и любящего. Уютного и родного.
— Я давний друг семьи. Пришел по просьбе отца мисс Макбрайт. Он сам не очень хорошо себя чувствует, видимо, разволновался, когда сообщили, что Шеннон нашлась. Сердце расшалилось.
Голос был вкрадчивым, и создавалось ощущение, что он играет на публику. Кларисса всегда чувствовала неискренность. Мать говорила, что у нее дар видеть людей насквозь. И вот сейчас медсестра явственно ощущала, что мужчина лжет. А потому ей не хотелось пускать его к пациентке, хотя бы до тех пор, пока не разберется с тем, что происходит.
— Она спит, ей дали болеутоляющее. И сейчас к ней нельзя, она должна отдыхать.
— Она сильно пострадала?
В голосе была заинтересованность, но взгляд оставался холодным и циничным. Он как будто оценивал вещь для последующей продажи, и поэтому ему было интересно, не сильно ли она потеряла в цене.
«Мерзкий тип», — подумала Кларисса. Общаться становилось все тяжелее.
— У нее порезы на лице, — при этих словах глаза мужчины будто вспыхнули, — обгорели руки. В целом состояние оценивается как удовлетворительное, но из больницы она выйдет нескоро — ей нужен хороший медицинский уход.
— Мы с отцом обеспечим ее всем необходимым, наймем сиделку. В знакомой обстановке ей сразу станет лучше. Как говорится, дома и стены помогают.
— Но…
— Никаких «но», милочка. Как только состояние мисс Макбрайт стабилизируется и ее можно будет перевозить, готовьте к выписке.
Глаза мужчины недобро сверкнули, и Клариссе почудилась в них какая-то плотоядность. Будто хищник готовился напасть на свою жертву.
«Что-то в этой семейке нечисто, не зря, видимо, девушка сбежать хотела». Медсестра аккуратно освободила свою руку из цепкого захвата.
— Я передам доктору ваше пожелание, мистер…
— Харридж, Джонатан Харридж. Буду признателен.
— Мне пора, пациенты ждут. — Кларисса поспешила убраться подальше от пронизывающего взгляда, но на полпути обернулась: мужчина стоял на том же месте и смотрел ей вслед. Ей стало не по себе, и она зашла в ближайшую палату.
А Джонатан Харридж, наблюдая, как медсестра скрылась за соседней дверью, заглянул к Шеннон. Она спала. Лицо было бледным, под глазами залегли темные круги, волосы, которые раньше красивыми волнами спускались почти до пояса, сейчас были обкромсаны и небрежно торчали в разные стороны. Пластыри отмечали следы порезов, а руки были перебинтованы. Харридж поморщился. «Ну ничего, отмоем, откормим, подлечим… А там уже и совершеннолетие. Немного осталось. Даже если руки до конца не заживут — не беда. Они без надобности. Можно и забинтованными в наручники заковать».
Джонатан прикрыл дверь и довольно потер ладони. Птичка в клетке. Это нужно было отпраздновать.
Глава 4
Открыв глаза в следующий раз, она увидела ненавистное лицо Харриджа в опасной близости от себя. Дернулась, отчего руку, в которую была вставлена игла, пронзила боль.
— Убирайтесь. — Голос все еще был хриплым, каким-то чужим. — Не желаю вас видеть.
— Ну что ж ты так, девочка моя. Не волнуйся, тебе это вредно.
— Я не ваша девочка, — будто выплюнув ему в лицо эти слова, Шеннон отвернулась.
— Это скоро изменится. Ты же знаешь, что не за горами наша свадьба. И то, что ты немного… кхм… пострадала, — Джонатан многозначительно посмотрел на ее руки, — не помешает нам отпраздновать ее с достойным тебя размахом.
— Не хочу я никакого размаха и свадьбы не желаю.
— Твои желания не имеют значения, — прошипел Харридж, вновь наклоняясь к ее лицу. — Я тебя купил, заплатив немалую сумму, и теперь ты моя. Я буду делать с тобой, что захочу.
— Я ничья, я никому не принадлежу, — выкрикнула Шеннон, ее буквально трясло от злости. — И не выйду за вас замуж.
— Выйдешь. Иначе твоему отцу не поздоровится.
Шен похолодела. Да, Уильям Макбрайт не идеальный отец: он вечно был в работе, когда мама еще жила с ними, и совсем отдалился с ее исчезновением. Годы, проведенные в частном пансионе, не способствовали сближению отца и дочери. После возвращения Шеннон домой ничего не изменилось: Уильям Макбрайт был замкнут, неразговорчив, смотрел сквозь нее, думая о чем-то своем, и, казалось, полностью поглощен работой. Как выяснилось, не ею. А азартными играми, к которым пристрастился в последние годы. Везучим Уильям никогда не был, а вот азартным — да. Поэтому заработанные за десятки лет миллионы спустил очень быстро. Дом был заложен несколько раз, накопилась куча долгов… Именно поэтому отец и пошел на поводу у Харриджа. Тот обещал оплатить все долги, выкупить дом, преподнеся его невесте в качестве свадебного подарка, выделить Уильяму неплохое содержание и позаботиться о Шеннон. Девушка не хотела даже думать о том, как Джонатан собирался о ней «позаботиться». Отец не рассказал всего, что знает. Но тот подслушанный разговор словно записался на подкорке. Забыть его при всем желании Шен не могла.
— Что вы сделали с моим отцом? Почему его здесь нет? — До нее, наконец, дошло, что вместо Уильяма столь ненавистный человек пришел не просто так. С отцом что-то случилось! — Отвечайте, черт вас дери! — По горлу словно прошлись наждачной бумагой, она закашлялась.
— С чего ты взяла, что я с ним что-то сделал, моя дорогая? — Тон Харриджа сменился и сейчас был обманчиво ласковым. — Он просто в последнее время плохо себя чувствует. С тех пор, как ты убежала, он сильно сдал. Каждый день беспокоился о тебе, переживал. Поэтому сейчас просто отдыхает и ждет не дождется, когда его любимая дочь вернется домой. Представь, что будет, если этого не произойдет. Его бедное сердце просто не выдержит. — Последние слова были произнесены все так же тихо и ласково, но с нажимом, от которого в голосе прорезались стальные нотки. — А ты же не хочешь расстраивать папочку, правда, милая?
Шеннон зажмурилась, и слезы невольно выступили на глазах. Намек она поняла: если не вернется домой — отец умрет.
— Нет, не хочу, — прошептала она. — Я вернусь.
— Вот и молодец. — Шеннон почувствовала, как ладонь Джонатана гладит ее по голове, и еле сдержалась, чтобы не сбросить ее. Отвратительное чувство! Рука переместилась с волос на лицо, касаясь пластырей. От нее пахло какими-то духами. Запах был настолько приторно-сладким, что Шеннон скривилась. Она надеялась, что Харридж примет это за гримасу боли.
— Я устала, хочу спать. Уходите, — еле слышно пробормотала она, делая вид, что собирается заснуть.
— Конечно, конечно, милая. Я приду завтра, отдыхай. Передать от тебя привет твоему отцу?
Шеннон только кивнула в ответ, не говоря ни слова. Услышав, как закрылась дверь, она чуть приподняла веки, проверяя, действительно ли Джонатан ушел, и, убедившись в этом, дала волю слезам. Плакала она молча, тело сотрясали рыдания, но ни одного звука девушка не издала.
Когда истерика закончилась, она решила, что вернется домой и обязательно найдет способ спасти отца и избавиться от этого гнусного типа.
***
Джонатан сидел в кресле у камина, небрежно крутил в руках стакан с виски и думал о Шеннон. Судя по тому, что она сказала, девочка все поняла. Вот и отлично. Хищная улыбка мгновенно превратила и без того не очень красивое лицо в оскал. Больше она не убежит, понимает, что некуда. Неужели любит своего папочку? Харридж визгливо рассмеялся, а потом стал разглядывать стакан сквозь огонь камина. Блики от языков пламени отражались на поверхности напитка, и казалось, что внутри бокала тоже живет огонь. На лице Джонатана читалось явное удовольствие, когда он сделал глоток янтарной жидкости. Со стороны можно было подумать, что мужчина размышляет о чем-то красивом и прекрасном: деревьях, шелестящих листвой, детях, радостно играющих на площадке или тихо падающем снеге на Рождество. Но если бы кому-то удалось заглянуть в его мысли, то перед глазами предстала бы совершенно другая картина.
***
Уильям Макбрайт сидел в своем кабинете и слышал, как в гостиной внизу смеется Джонатан. Он уже жалел, что согласился на его предложение. Сам же во всем виноват, вот и надо было расхлебывать эту кашу. А он трусливо подставил под удар Шеннон. И теперь дочь должна выйти замуж за это чудовище. Уж Уил-то знал, что слухи о Харридже соответствуют действительности. И на самом деле реальность была даже хуже. Он не просто любил малолеток. Он творил такие вещи, мысли о которых могли прийти только в самый извращенный мозг. Часто тела тех подростков, которым не повезло столкнуться с «добрым дядей Джоном» полиция находила в мусорных баках. Они были изувечены, на запястьях и лодыжках раны от туго стянутых наручников, на лицах — синяки. Харридж не просто заковывал девочек и бил. Он их насиловал, долго и жестоко. Получал удовольствие, когда жертва страдала. И чем больнее было другим, тем приятнее становилось ему. И вот теперь такая судьба ждала Шеннон. Чертов ублюдок! Уил и сам не понимал, с какой стати вдруг согласился на этот брак. Будто пелена была перед глазами. Уже потом, когда сразу после его согласия Джонатан ушел, понял, на что подписался, но было поздно. Харридж поднялся к Шен, а утром она сбежала. И стало не до того. Все мысли были заняты поисками дочери, в которых рьяно принимал участие Джонатан. Уил и не думал, что Шеннон может сбежать. За два месяца он бы нашел выход, что-то придумал. Пошел бы на работу, попросил помощи у друзей…
Уильям в сердцах смахнул все со стола на пол. Бумаги разлетелись по полу, карандаши с ручками рассыпались, но ему было плевать. Он смотрел лишь на рамку с фото, на котором запечатлелись он, Миранда и Шеннон. Дочке тогда было всего четыре, она весело смеялась, глядя в камеру, Миранда тоже улыбалась, а ее рука лежала на талии Уила. Он же в ответ обнимал своих любимых девочек и целовал Шеннон в макушку. Они были счастливы тогда, что же случилось?
Уил поднял фото с пола. Стекло разбилось, и он смахнул осколки, ласково проводя пальцем по лицам жены и дочери. Когда все изменилось? Почему он этого не заметил? Как допустил, чтобы все зашло так далеко? И главное — какого черта он дал свое согласие на свадьбу? Надо ее отменить! Пусть лучше он станет нищим. А Шеннон? Она тоже? Ведь его девочка привыкла к лучшему. А он все проиграл, абсолютно все. Ему уже не принадлежали ни дом, ни компания… Что же он наделал!
Тяжело опустившись в кресло и все еще сжимая в руках рамку с фото, Уильям уставился невидящим взглядом в стену. Что бы он сейчас ни сделал, это скажется на дочери не лучшим образом. Откажется от свадьбы — и придется им жить на улице, питаться объедками и спать на картоне. Согласится — и неизвестно, какая судьба ожидает дочь. Эх, была не была!
Уильям вскочил и опрометью кинулся вниз. Ворвавшись в гостиную, застал Джонатана сидящим перед камином с бокалом виски. Взгляд у того был умиротворенный, на губах играла улыбка. Видимо, услышав щелчок замка, он обернулся. Выражение удовольствия моментально сменилось на презрение.
— Ты чего-то хотел, Уильям? — немного растягивая слова, будто не желая разговаривать, спросил Джонатан.
— Да, очень даже хотел! Свадьбы не будет! Я забираю назад свое разрешение.
— Поздновато ты опомнился, друг мой. Теперь уже ничего нельзя изменить. Через месяц Шеннон исполняется восемнадцать, свадьба назначена. Ты не можешь сейчас отказаться.
— Могу и сделаю это. Мне плевать, что будет со мной, но Шеннон не выйдет за тебя.
— А что будет с ней, ты подумал? Посмотри на нее. — Харридж сунул Уильяму под нос фото спящей Шеннон, которое он сделал в больнице. Выглядела она не лучшим образом: бледная, осунувшаяся, похудевшая. Слезы навернулись на глаза Уиллу. — А теперь подумай: если за полтора месяца скитаний стала такой, то что с ней будет через полгода? Год? Твоя принцесса станет нищенкой, оборванкой. Потом она подхватит пневмонию, денег у вас не будет, и она умрет от болезни, которую давно научились лечить. Этого ты хочешь? Да и я могу посодействовать тому, чтобы с ней что-то случилось. Это же просто — вколоть что-то в вену, станет спокойной, послушной и немножечко не в себе. Как тебе такой вариант? — Голос Харриджа будто усыплял бдительность, гипнотизируя. Джонатан чувствовал растерянность. Еще пять минут назад он был уверен, что поступает правильно. Но сейчас, глядя на фото, уже сомневался. А Харридж продолжал свой монолог: — И вообще, Шеннон уже согласилась. Она с нетерпением ждет возвращения домой. — Мужчина обвел рукой помещение.
— Согласилась? — удивленно спросил Макбрайт. — Но…
— Да. Я привел ей неоспоримые аргументы, и она не стала возражать. Сказала, что устала скитаться без гроша в кармане. Она хочет снова покупать красивую одежду, посещать салоны красоты, носить украшения. Ей осточертела жизнь на улице. Скоро она вернется домой и будет готовиться к свадьбе. — Сказав это, Харридж поставил стакан с недопитым виски на столик и направился к выходу. Уже у самой двери он обернулся и бросил: — Ах да, Шеннон передала тебе привет, — и вышел, насвистывая и при этом безбожно фальшивя.
А Уильям, словно отошедший от гипноза, рухнул в кресло, и в голове у него крутилась только одна мысль: как Шеннон могла согласиться?
Глава 5
Пару дней после аварии Шеннон только и делала, что спала. Отец не появлялся, а больше видеть она никого не хотела. Заметила, что приходил Джонатан, но притворялась спящей. К счастью, он только заглядывал, но не будил ее и не задерживался дольше нескольких минут. После его ухода она ощущала, как дышать становится легче. В его присутствии воздух словно густел, не давая вдохнуть полной грудью.
Сестра, понимая, что пациентке неприятно видеть посетителя, старалась выпроводить его быстрее под предлогом каких-нибудь процедур или осмотров. Шеннон лишь прикрывала глаза в знак благодарности — разговаривать не хотелось совершенно, а Кларисса улыбалась и подмигивала. Ей этот тип тоже не нравился, но задавать вопросы она не решалась. В конце концов, это не ее дело. Поэтому она поправляла одеяло, поднимала или опускала шторы, приносила еду, ставила капельницы и выполняла все другие обязанности молча, не представляя, что творится в мыслях у Шеннон.
А та, лежа в бездействии, раз за разом прокручивала в голове слова Джонатана: «Если ты не вернешься, сердце твоего отца просто не выдержит». Она была уверена, что Харридж намекал на смерть Уильяма Макбрайта. И верила, что Джонатан способен на убийство. В его ухмылке ей чудился оскал, в шепоте — шипение змеи, а визгливый смех напоминал хохот гиены. Ее аж передернуло. Стать его женой, каждый день видеть рядом с собой, терпеть в своей постели… Не о таком будущем она мечтала, возвращаясь домой из пансиона. Ей хотелось тихих вечеров рядом с отцом за обсуждением книг и фильмов. Уютного дома, каждый уголок которого она знала с детства. Теплого молока с печеньем перед сном. Интересной работы и хороших друзей. Веселых походов в горы или выходов на яхте в море. А еще мечтала найти настоящую любовь. Такую, чтобы с первого взгляда и до гробовой доски. Милого доброго парня, умного, симпатичного, в меру серьезного, в меру беззаботного. Умеющего и посмеяться, и поддержать в трудную минуту. Ласкового, нежного и любящего. Уютного и родного.
