Глава 1. Общий сбор.
Город спит, неширокие улочки замерли до утра. Густая непроглядная темень превращает оконный проём в стену, отрезающую от внешнего мира. Ни один звук не доносится из открытой форточки, лишь промозглый и холодный весенний воздух воровато пробирается в дом, заставляя невольно ёжиться. На диване неясно угадывается мужской силуэт, с ноутбуком на коленях. Желтоватый отсвет экрана, словно угасающий костёр, в котором сгорели без следа надежды и мечты, выхватывает из темноты помертвевшее лицо и кисти рук, судорожно сжатые в кулаки. Казалось, на лице живут одни лишь глаза, снова и снова перечитывающие короткое сообщение.
Редактор Отклонил фанфик
* * *
Профиль Фобос
Двадцать четыре года, не женат, род занятий — вынос мозга, геймер
Фобос тяжело вздохнул: делу всей его жизни — грандиозному макси-кроссоверу, задуманному как зубодробительный экшен, — ни за что не увидеть свет. Но почему, чёрт побери?! Экшен был хорош, как казалось несостоявшемуся автору. Множество ярких персонажей, перекочевавших в его фанфик из аниме и популярных фильмов, море красочных сцен и действий, куча локаций, которые рисовались в мозгу парня так же ярко, как скрины игр, но...
Фобос был косноязычен просто до ужаса. То, что казалось идеальным и крайне интересным при озвучке внутренним голосом, в письменном изложении на редактора впечатления не произвело. Точнее, произвело, но совершенно не такое, на какое рассчитывал Фобос. Редактор работу зарезал: одним росчерком своего красного виртуального карандаша перечеркнул и погони, и перестрелки, и кучу атакующих зомби, а горе-автору настоятельно порекомендовал кардинально менять стиль изложения, если он хочет, чтобы его творение — хоть когда-нибудь — увидело свет.
Легко сказать — меняй стиль. Как?
Во-первых, Фобос в упор не видел, где конкретно в текст закрались неточности, во-вторых, ему казалось — стоит только начать править, как фанфик потеряет свою изюминку, лишится индивидуальности. А в-третьих, обиженный Фобос с горечью в сердце вообразил, что редактор просто придирается. Поэтому парень не придумал ничего лучше, как безобразно сорваться: грубо обматерил редактора, лихо занес его в чёрный список, потом выпустил, опять обматерил и вновь усадил под арест.
Настроение было — хуже некуда, о публикации даже мечтать не хотелось. По настоятельной рекомендации ошалевшего от неожиданности редактора можно было бы найти бету, но тут врождённый пессимизм Фобоса по-гадючьи поднял голову. С ужасом парень думал о том, что нужно будет обратиться к блогожителям за помощью, выставив на всеобщее обозрение кусок из раскритикованного редактором текста, и черпануть от души — большой ложкой — язвительной критики и насмешек. А хуже всего было то, что после перенесённых страданий на вопли о помощи никто не отозвался бы.
Эта безрадостная картина, рисующаяся в голове несчастного автора, настолько угнетала, что он недрогнувшей рукой безвозвратно удалил своё творение и решил больше никогда даже не заикаться о публикациях.
* * *
Фобос лениво зевнул и почесал пузо под майкой. Игра "Правда или вызов", которую он временно администрировал на одном из форумов некоего литературного сайта, совсем зачахла, и инициативу перехватила Слейпнировна — местная неугомонная знаменитость и королева троллинга. Участники заметно оживились: в основном желая посмотреть, как Слейпнировна будет жечь и троллить игроков, но она была на удивление адекватна и командовала уверенно и чётко. Страсти поостыли, игроков осталось всего пятеро, и ответы на нехитрые вопросы потекли рекой.
Там-то Фобоса и свела судьба с Прапором — новичком на сайте.
Профиль Прапор
Двадцать восемь лет, женат, род занятий — суровый
Прапор был любопытен, болтлив и лез в каждое обсуждение, докучая юзерам. Ему все было внове и интересно, а блогожители не разделяли его любопытства и чрезмерной активности. Заткнуть словесный поток было невозможно, как извергающуюся Фудзияму тощей японской задницей, и потому Прапора, мягко говоря, здорово на сайте недолюбливали.
Но, несмотря на недолгое пребывание на сайте и на остракизм, которому колоритный пользователь порой был подвергнут, у него уже имелось некоторое количество фанфиков — добротных, как СССРовские банки с тушёнкой, припрятанные в каптёрке. Прапор метал свои опусы на редактуру, как гранаты из окопа, и модераторы взирали на его сочинения вполне благосклонно.
И вот после игры несчастный гонимый автор и поделился с Прапором тоскливой информацией о своём бедственном положении.
Тот задумчиво почесал макушку пятернёй.
Производя впечатление человека недалёкого, простоватого и даже отчасти глупого, Прапор, между тем, прекрасно понимал, что редактор и фанфик тесно связаны, и узы эти святы и нерушимы, примерно как узы брака — только смерть разлучит их. И если предположить, что если даже Фобос вытащит своё детище из корзины, пригладит и вновь вздумает отправить на редактуру, редактор-то будет прежним. Или того пуще — может достаться другой редактор, не такой снисходительный, как первый, который даже никаких санкций не ввёл за темпераментные проклятья в свой адрес.
Также Прапор давно уже постиг смысл нехитрой, но очень полезной поговорки: ласковый телёнок двух маток сосёт, а бодливому и одна не даётся.
— Выход тут один, — решительно заявил добровольный консультант. — Вести себя вежливо и тихо, извиниться перед редактором и всё-таки попытаться реанимировать несчастное произведение.
Фобос по другую сторону монитора упрямо сопел; в груди его вновь клокотал праведный гнев, и изъясняться он мог только междометиями, из набора которых Прапор вынес следующую информацию: даже если Фобос и извинится, его слова будут не нежнее рёва медведя-шатуна. А это означало только одно: взять на себя роль переговорщика-парламентера и побыть телятей предстояло именно Прапору, почему-то проникшемуся к Фобосу сочувствием.
Что Прапор и проделал с блеском. Он подкатил к редактору умело, шаркая ножкой, отвешивая выверенные комплименты и рассыпаясь в извинениях за грубого и темпераментного Фобоса. Вежливо поинтересовался, какие же телодвижения необходимо Фобосу сделать, чтобы загладить свою вину и вновь попытать счастья.
Редактор был зол.
Несмотря на довольно покладистый характер, на вопли и проклятья темпераментного горе-автора он всё же обиделся и некоторое время отвечал парламентеру-Прапору суховато и отчасти официально. Но знания о ласковых телятах сделали свое дело, и редактор под мощной лавиной Прапоровых комплиментов оттаял, сменил гнев на милость и объяснил, что Фобосу, как ни крути, исправлять своей шедевр придётся. И лучше бы найти для этого хорошую и терпеливую бету, потому что работы там — конь не валялся. А редактор будет стро-о-го следить за тем, чтобы на проверку пришли именно качественные материалы, а не криво переписанные Фобосовы бредни.
— Хе-хе, — злорадно сказал редактор.
На том Прапор, собственно, откланялся и отчалил.
Надо сказать, что Фобос в глубине души надеялся на то, что проныре-парламентёру, который умел быть очень вежливым и приятным в общении, если ему того было нужно, всё же удастся умаслить редактора пропустить текст без изменений. А потому естественную информацию о том, что придётся много работать, нахалёнок воспринял уныло и без энтузиазма — даже весть о том, что редактор вроде как больше не сердится, не порадовала. Халтурщик пытался со слезами и воплями броситься Прапору на виртуальную грудь, одновременно предаваясь словесному самобичеванию, но Прапор пресёк несанкционированные попытки близкого контакта.
— Ну, давай я посмотрю и, может, помогу тебе отбетить, — предложил великодушный, но глупый Прапор, совершая фатальную ошибку. Фобос из нытика и самого несчастного в мире существа тотчас превратился в расчётливого рабовладельца, и над Прапоровой головой звонко щёлкнул кнут. Вот так подписывать договоры, не читая текста.
Фобос предъявил фронт работ, и только ознакомившись с текстом, Прапор понял, как глубоко и безнадёжно влип.
Во-первых, Фобос любил экшен — много экшена, когда герои, забыв свое имя, пол и возраст, палят с обеих рук из пулеметов по врагам, и именно эти сцены предстояло оформлять глупому Прапору. Тот иногда экшен писал — добротно и толково, но умеренно, дозированно, как вишенку на торте. Фобосу же было нужно нескончаемое количество страниц предельно жестоких схваток, горы трупов и размотанных кишок, море кровищи, захлёстывающей читательские мозги до такой степени, что они начали бы щёлкать, как отстрелянные гильзы об пол.
Второе, что предстояло сделать взгрустнувшему Прапору, — это поправить корявые речевые обороты, коими тексты Фобоса просто кишели, как болото ядовитыми змеями.
И всё бы ничего: Прапор был человеком терпеливым и в какой-то мере даже трудолюбивым, он разгрёб бы — рано или поздно — дебри Фобосовых безумных мыслей, если бы не одно "но", досадное, как клоп — маленькое, но вонючее.
Фобос начал щёлкать бичом.
Нависая над душой, он то ныл и рыдал:
— Ничего не получается, никто меня не любит, а жизнь настолько уныла, что легче сброситься со скалы!
То хищно рычал и завывал:
— Скорее, давай скорее, читатель требует и ждёт! — словно капая раскалённым воском на неподготовленные к насилию Прапоровы мозги.
Это два обстоятельства очень угнетали Прапора, потому что его-то читатель тоже требовал и ждал своей тушёнки — добротного неторопливого обновления. А автор, связанный клятвой помочь хитрому Фобосу, вынужден был сидеть и катать лапшу быстрого приготовения — длинно, однообразно и очень остро. И чем дальше Прапор катал "Доширак", тем неугомоннее становился Фобос. Он вдруг окончательно превратился в рабовладельца и абсолютно игнорировал намеки Прапора на то, что ему иногда нужно и о своей работе подумать, а на любой демарш отзывался либо жалобным воем о жестокости мира, об одиночестве и беспомощности, давя на совесть и на жалость своему "литературному негру", либо лихорадочными воплями "читатель ждёт!". И щёлкал кнутом, приговаривая садистски: "Ты обещал, ты мне обещал!"
Прапор страдал.
Он, несомненно, верил — да, самому Фобосу вовек не справиться — и своё обещание помочь хотел сдержать. Но вопли в ночи напрочь отбивали у Прапора всяческое желание работать, тяга к своей тушёнке становилась нестерпима, уже банально хотелось водки и обнять березку.
Муки творчества привели мозг недалекого и глуповатого гастарбайтера в рабочее состояние, и он чересчур быстро, хитро и здраво рассудил, что вовсе не обязательно быть единственным рабом на плантации. Достаточно поймать ещё несколько зазевавшихся простачков, и вуаля! И обещание выполнено, и ты на плантации надсмотрщик.
Эту мысль он и озвучил, когда Фобос в очередной раз начал заламывать руки.
— Давай найдём бету, — предложил Прапор, игнорируя ставшую уже привычной истерику.
Тут работодатель снова зарыдал, переходя практически на ультразвук, и Прапор восторженно зацокал языком, изумляясь и отчасти восхищаясь тем, как могут в одном человеке так причудливо совмещаться две крайности — хронический чернейший пессимизм и замашки эгоистичного тирана-рабовладельца.
— Никого мы не найдём, — подвывал Фобос. — Я более чем уверен. Кому нужно такое говно, как я? Вот ты добрый человек, ты один согласился, и то теперь меня покидаешь...
Но доведённый до ручки Прапор тоже заупрямился — упёрся рогом и хладнокровно курил, слушая вопли отчаяния, включив свою безжалостность на полную мощь.
— Ты пробовал написать призыв в блогах? — спросил Прапор, делая глубокую затяжку.
— Нет, но я и без этого тебе скажу, что ничего у нас не получится, — заныл хитрый Фобос.
— Так подай какое-нибудь интересное объявление, — назидательно проговорил Прапор, твёрдо решивший скинуть рабовладельческий строй.
— Я не у-ме-ю! — не менее твёрдо заявил Фобос, становясь в свою излюбленную позу великомученика. В ней удобно было как предаваться самобичеванию, так и принимать летящие в лицо помидоры. — Ну, вот такой я некреативный! Я просто не знаю, что писать. Да, такое я ничтожество и дурак.
— Ты хоть попробуй, — упорствовал жестокосердный Прапор.
— Не хочу, — отвечал Фобос стойко, не меняя позы. — Я знаю, что ничего не выйдет. Может, ты сделаешь?
Прапор усмехнулся: кажется, он начал лучше понимать Фобоса в частности и жизнь в целом.
— Вообще-то, это тебе нужно, — веско заметил он.
— Я так и знал, — замогильным голосом произнёс Фобос вслух, глядя на безжалостные строчки на экране. — Ты тоже меня бросаешь. Впрочем, я не сомневался.
— … , — непечатно ответил взбунтовавшийся раб. Из его слов следовало, что он советует всем и каждому заниматься сексом с лошадью покрупнее до полного просветления рассудка.
…Пока хитрый Фобос потирал лапки, разъярённый Прапор быстро накропал конструктивную просьбу, добавив в неё известную толику юмора и всяких витиеватостей. Озорное объявление, вывешенное в блогах, говорило о некоторой нестандартности его автора, и первый наивный раб попался в расставленные сети очень скоро.
Профиль Селена
Двадцать семь лет, не замужем, род занятий — тайна, покрытая мраком
— После такого пылкого объявления, — написала некая Селена, — я просто не имею права тебе отказать!
— Ты согласна стать бетой? — недоверчиво отозвался Фобос.
— Нет, я согласна выйти за тебя замуж, — ехидно ответила девушка. — Что, растерялся от счастья? Тащи сюда свой шедевр, посмотрим, что там за смертельный вынос мозга.
А пока обалдевший от неожиданного внимания недоавтор распускал перед Селеной павлиний хвост, превознося себя, любимого, не менее счастливый Прапор устроил себе заслуженный выходной и радостно окунулся в привычную атмосферу блогов…
День-без-забот оказался на редкость удачным для Прапора. Вероятно, блогожители соскучились и не слишком клевали его. Неспешно переходя от одного обсуждения к другому, Прапор задержался в каком-то посте.
Профиль Куратор
Сорок шесть лет, в свободном полёте, род занятий — по призванию
Судя по информации в профиле и содержанию сообщений, Куратором была женщина. Прапор пересекался с ней в блогах и раньше, конфликтных ситуаций в общении никогда не возникало, и что-то — возможно, эйфория от неожиданного отдыха — подтолкнуло профессионального бригадира задать вопрос в лоб:
— Не могли бы вы помочь с редактурой? Мне и моему другу — только он стесняется сам искать бету.
Хитрый Прапор собирался убить двух зайцев сразу. Во-первых, он действительно решил предложить сначала собственный макси для вылавливания "блох" — в качестве небольшой компенсации за невольный творческий простой, а во-вторых, текст Фобоса предъявлять неподготовленному морально человеку было преступлением, совершаемым с особой жестокостью.
В любом случае, подобное предложение малознакомому человеку было достаточно нахальным поступком. Но, к своему удивлению, Прапор услышал в ответ:
— По-человечески вы мне симпатичны, давайте ваш текст.
— Да-да, и главное, текст друга, — быстро проговорил бывший раб. — Только предупреждаю: у него непростой характер, — честно добавил он.
— Та-ак, — отозвалась Куратор. — С вами я договариваюсь сейчас, а ваш друг пусть обращается лично, чтобы потом не было недоразумений.
