18+
Её выбор!
Стоял душный июльский вечер. Закат ещё догорал тонкой багряной полоской на далёком горизонте. Небо и казалось, сам воздух, постепенно наполнялся темнотой. С городских, шумных и ярко освещённых улиц, парень и девушка, держащая его под руку, вступили в пользующийся недоброй славой центральный парк. Одиноким девушкам ходить здесь даже в дневное время не рекомендовалось. Но Роман повёл её туда, сказав, что бояться ей с ним нечего – у него разряд по борьбе самбо и вообще он физически достаточно крепок, чтобы дать отпор любому.
Почему он направился с ней в парк? Ещё 3-4 часа назад, увидев Машу в первый раз в жизни, когда она стояла в прихожей квартиры, уткнув нижнюю часть лица в подаренный им букет цветов, и взглянула на него своими огромными раскосыми с длинными тёмными ресницами глазами, его словно оглушило от радости:
- Ого, какая красавица! - мелькнула в голове приятная мысль.
Однако несколько минут спустя, когда он ещё знакомился с её родителями, и все они рассаживались в столовой их квартиры за праздничный стол, взгляд его упал на неё снова. Она в это время опустила руки на подлокотники своего кресла - он с ужасом увидел нижнюю часть её лица и… обомлел. Контраст красоты лица сверху и некрасивой нижней части был поразительный!
Но вечером, когда они по её предложению, и с одобрения её отца, которому Роман хотел угодить, пошли гулять, Маша взяла его под руку и так сильно прижалась, что Роман сквозь свою одежду и сквозь её платьице почувствовал такой жар, такую призывную страсть, что рассудок его отключился. И он, вместо тривиального кафе или кино, повернул в сторону городского парка, где по слухам находили уединение влюблённые парочки.
Мария, так звали не очень красивую девушку лет двадцати, познакомилась с Романом только сегодня. Точнее их познакомил её отец.
На неделе – да, это было в четверг за ужином – папа – высокий грузный мужчина лет сорока пяти, довольно потирая руки, сказал, обращаясь к своим жене и дочке:
- Ну, девочки мои, в субботу я пригласил к нам на обед хорошего парня. Так что попрошу всех быть дома и встретить его радушно!
Роман прибыл на квартиру Ивана Петровича в субботу ровно к трём часам. В руках у него было 2 букета цветов. В прихожей он с лёгким поклоном вручил супруге и дочери Ивана Петровича по букету, и представился. Женщин в тесноте прихожей Роман рассмотреть не успел, тем более, что дочка, как бы вдыхая аромат цветов, уткнулась лицом в букет. Роман ростом был вровень со стоящим рядом Иваном Петровичем, а значит под метр восемьдесят. Русоволосый с правильными чертами славянского лица и пронзительным взором светло-голубых глаз. Светлый костюм ладно сидел на его крепкой спортивной фигуре.
- Красивый парень! – подумала Мария, чуть приподнимая взгляд от букета и невольно залюбовавшись этим доселе незнакомым парнем.
- Да, что же мы в дверях застряли? – громогласно возвестил Иван Петрович. - Давайте, пройдём в комнату!
Все двинулись в гостиную, залитую ярким светом хрустальной люстры. Слева от входа одним торцом почти вплотную к левой стене стоял стол, застеленный белоснежной скатертью и заставленный множеством холодных закусок и салатов. Посередине стола стояло несколько бутылок – шампанское, водка, коньяк. А также соки и клюквенный морс в стеклянном кувшине. Хрустальные вазочки с закусками и даже чёрной икрой преломляли свет от люстры – играли разноцветными огоньками и создавали яркое и праздничное настроение.
Роману предложили место у правого торца стола – получилось, что спиной к окну. Дочь Ивана Петровича заняла своё видимо любимое кресло вдоль правой боковой стороны стола. Хозяин квартиры с женой сели напротив дочери.
- Что будете пить Роман? - Иван Петрович потянулся рукой к батарее бутылок.
- Не хочу Вас расстраивать, но я совсем не пью алкоголь! – Роман виновато развёл руками.
- Болеете? – участливо спросила гостя Ирина Сергеевна.
- Да, нет! Я здоров, как бык! – засмеялся Роман. – Спортом занимаюсь. Ну, и физкультурой по утрам. Для себя решил как-то не пить и вот... держусь! Впрочем, и не тянет. Других интересных дел множество!
- Надо же, думает о своём здоровье, - подумалось Маше. - У такого и дети будут здоровыми!
- Ну, ладно! Неволить не буду! - Иван Петрович привычно откупорил сначала шампанское и налил в хрустальные фужеры супруге и дочери. Потом налил рюмку водки себе. Роман налил в фужер, стоящий рядом с ним, минеральной воды.
- За знакомство! – провозгласил Иван Петрович.
И все, приподняв бокалы и на мгновение задержав их перед собой, как бы мысленно соприкасаясь ими, но, не чокаясь и не звеня, выпили.
Роман, неожиданно оглядевшись, увидел в углу около окна гитару.
- А у Вас кто-то на гитаре играет? – спросил он живо.
- Купили как-то, – ответил Иван Петрович. – Машенька у нас играет на пианино - инструмент в её комнате стоит. Думали, что и на гитаре научится, но пока не сложилось.
- Вы не возражаете, если я немного поиграю? Я, учась в институте, играл для себя – даже ноты покупал. А сейчас самому интересно - не всё ли я забыл за год перерыва?
- Конечно! – поддержала его Ирина Сергеевна. – Мы с удовольствием послушаем!
Роман, взяв в руки инструмент и вернувшись на свой стул, немного склонился над гитарой и стал проверять настройку струн. Одинокие жалобные звуки гаммы из перебираемых по очереди струн не сулили присутствующим музыкального волшебства.
- Сейчас забренчит, как наши дворовые мальчишки, - подумалось Маше. – И испортит о себе впечатление...
Но неожиданно Роман громко ударил по струнам и заиграл какую-то испанскую мелодию типа «фламенко», перебирая на грифе пальцами левой руки сложные аккорды. Время от времени Роман ударял ладонью правой руки по деке корпуса, отбивая ритм, как будто ударными. Это было так красиво! Как будто играла не одна гитара, а целый ансамбль.
Когда Роман закончил, хозяева зааплодировали!
- Да, Вы Роман, прямо артист! – выразила общее впечатление Ирина Сергеевна. – Мы как будто на концерте побывали.
- А можно, я приглушу свет в комнате? – спросил Роман. – Хочу что-нибудь лирическое спеть.
В углу комнаты около окна включили торшер, а верхний свет люстры выключили. Яркий хрустальный свет резко пропал, и в комнату заползли сумерки – за окном уже смеркалось и только мягкая пелена жёлтого света от торшера, словно отражаясь от паркетного пола, дымкой растворялась на уровне стола.
Роман, теперь негромко аккомпанируя себе, запел! Да, как запел! Голос у него оказался сильным, чистым – мелодии изливались, словно полноводные реки. Мягким баритоном он выводил слова известных в то время песен.
Люди встречаются, люди влюбляются, женятся.
Мне не везёт в этом так, что просто беда.
Вот, наконец, вчера вечером встретил я девушку.
Там где тревожно гудят и стучат поезда.
Он пел эту песню на слова поэта Олега Жукова и исполняемую ВИА «Весёлые ребята» так проникновенно, так искренне, что казалось, он сам придумал эти строки, эти важные для его жизни слова.
- Сколько достоинств у этого красивого парня! – думала Маша, откинувшись в своём кресле, скрестив руки на груди и прикрыв по привычке ладонью нижнюю часть лица. – Никогда и никто не будет так петь именно мне! Никогда у меня не будет такого красивого и умного мужчины!
И слёзы, невольные слёзы выступали у неё на глазах. Благодаря полумраку в комнате никто – ни мама, ни папа, ни даже Роман - не видел этих слёз.
Закончив очередную песню и сделав глоток минеральной воды из своего бокала, Роман посмотрел на Машу. Теперь она сидела в кресле, облокотившись на руку, и по привычке прикрывала ладонью нижнюю часть лица. В полутемноте видимая часть лица её с огромными глазами и бровями в разлёт производила впечатление дивной красавицы!
Роман вдохнул широкой грудью и запел некогда известную песню поэта-переводчика Михаила Улицкого и исполняемую Сергеем Лемешевым в записях на старых пластинках:
Скажите девушки, подружке Вашей!
Что я не сплю ночей, о ней мечтаю,
Что всех красавиц она милей и краше,
Я сам хотел признаться ей,
Но слов я не нашёл.
Маша напряглась! Роман пел и, не отрываясь, смотрел на неё!
Да, сомнений не было – он пел для неё! А какие слова?
Очей прекрасных огонь я обожаю,
И на земле иного я счастья не желаю,
Что нежной страстью, как цепью, я окован,
Что без неё в душе моей тревоги не унять.
Голосом Романа слова любовной страсти лились, как водопад. Что могло устоять перед этой силой? Маша вздохнула, встала с кресла и прошла в свою комнату.
Несколько минут спустя Маша вернулась в гостиную, но не прошла к своему креслу, а встала у окна, как будто всматриваясь куда-то вдаль за тёмный горизонт.
Роман закончил пение. И в наступившей тишине Маша сказала:
- Может нам пойти прогуляться?
- Конечно! – встрепенулся Иван Петрович. – Что Вам молодым с нами со стариками сидеть? Вечер такой тёплый, замечательный – идите, погуляйте!
Роман, а за ним и хозяева встали от стола. Быстро распрощались, и молодые люди покинули гостеприимную квартиру.
Вот так они попали в центральный городской парк.
С центральной аллеи, на которой было довольно светло, и встречались парочки, идущие под ручку так же, как они, или сидящие на скамейках, Роман с Марией, не сговариваясь, свернули на боковую более узкую аллею с редкими фонарями только с одной стороны. Здесь сейчас было безлюдно.
Гуляющие в дневное время с обеих сторон этой аллеи могли бы видеть густую поросль – в покрове шелковистой травы между островками плотного кустарника, горделиво тянули к небу свои длинные ветки высокие тополя, раскидистыми ветвями украшали себя могучие каштаны и дубы. Но сейчас из темноты нависали лишь их объёмные тени и Машеньке, которая прижималась к руке и боку идущего рядом с ней Романа, казалось, что кто-то крадётся за ними по пятам.
- Тебе не страшно? – спросила она Романа, заглянув снизу вверх ему в лицо.
- Конечно, нет! И ты со мной ничего не бойся!
Они шли и тени их, отбрасываемые желтоватым светом фонарей, то удлинялись, то укорачивались, разбегаясь, то вперёд, то назад по мере их продвижения по гальке аллеи. В воздухе висело марево после полуденного зноя, но вечерняя прохлада уже брала своё.
В такт их шагам Роман начал декламировать стихотворные строки:
Любимая! Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Маша, конечно, знала эти стихи Есенина. Но сейчас в тёмном сумраке из уст этого парня каждое слово, каждый слог рифмованных строк в ритм их синхронным шагам словно впивался в её мозг новой призывной красотой! Роман декламировал сильным голосом - то повышая, то понижая его. И Маша плыла в этой симфонии звуков, темноты, их шагов, жара, перетекающего от неё к нему и от него к ней!
Не знали вы, что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте,
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несёт нас рок событий.
Маша, опьянённая новыми ощущениями, шагнула с аллеи в сторону, увлекая за собой Романа. Они шли, приминая ковёр шелковистой травы, и, отойдя шагов двадцать, остановились у толстого ствола какого-то каштана или дуба. В темноте они почти не различали даже друг друга. Маша встала у дерева, опёршись на него спиной, и рукой потянула Романа к себе. Он приблизился и, протянув к ней обе руки, положил свои ладони ей на талию. Сквозь тонкое платьице он не почувствовал ни резинки, ни ткани нижнего белья. Он осторожно, как бы невзначай, поводил ладонями выше и ниже – ничего не прощупывалось!
- Там нет ничего! Под платьем нет нижнего белья! – догадка пронзила мозг. – Но когда же она успела снять?
Он задумался на мгновение! И за это мгновение в мозгу его пронёсся калейдоскоп воспоминаний в обратном порядке – как шли они по аллее, а до этого по городским улицам. Нигде она не отходила от него. А вот в квартире, когда он пел последнюю песню, она встала с кресла и куда-то отошла. Да, значит уже там, она сняла свои трусики и решила отдаться ему! От этой догадки кровь забурлила в нём, застучала в висках – он рывком спустил свои брюки вместе с плавками ниже колен и, приблизившись к ней мелкими шажками, как стреноженный жеребец, почти вплотную, сначала опустил свои ладони на её обнажённые бёдра, потом, поднимая их вверх, приподнял край её платья почти до груди. Она стояла с закрытыми глазами – веки с длинными ресницами подрагивали, прерывисто дышала – полная грудь ходила ходуном, но ноги её уже были чуть раздвинуты. Она двумя руками обхватила его за торс и потянула к себе. От мысли, что она хочет его, он качнулся вперёд и ... с наслаждением вошёл в жаркое податливое женское тело.
- Ой! – она приглушённо вскрикнула, но телом плотнее прижалась к нему.
Толчками он пробивал дорогу к наслаждению. В сумраке тёмного южного вечера, нависая своим ростом над ней, он видел только её густые каштановые распущенные волосы и огромные чуть раскосые закрытые глаза с длинными тёмными ресницами. Роману показалось, что они оба сейчас будто в сказке «Тысяча и одна ночь» - и он, русоволосый парень держит в своих объятиях восточную красавицу. Губы его в какой-то момент коснулись её щеки, и он ощутил на губах прохладную влагу. Провёл языком – влага на вкус оказалась солоноватой. Он резко остановил покачивания и, чуть отстранившись, спросил её слегка охрипшим от волнения голосом:
- Ты плачешь?
- Нет, это капельки пота...
Он и сам уже начал потеть – капельки с головы собирались в ручейки и с затылка струились ему за шиворот, стекая неприятным холодком по горячей спине.
Он продолжил ритмичные движения - то сгибая свои колени, то выпрямляя их, покачивал тазом, чтобы член его, подобно пестику в ступке, сильно проминал где-то внутри жаркое лоно, доставляя ей, а значит и себе, максимальное удовольствие. К их прерывистому дыханию через некоторое время добавились обоюдные стоны и хрипы. Толчок, ещё толчок... Одновременно, что бывает не часто, они застонали и застыли, обняв друг друга!
Жар, бушевавший в них, постепенно остывал. Роман, зарывшись лицом в её густые сладко пахнущие волосы, мягко и нежно поцеловал её около ушка и потом ниже в шею. Затем он чуть отстранился, наклонился и, нащупав в темноте на ощупь свои плавки и брюки, схватил их и рывком поднял на себя. Она оправила платье. Взяла его за руку, и они пошли к аллее.
Потом они шли по хрустящей под ногами гальке аллеи, затем по городским улицам, шумящим шорохами шин и гудками клаксонов – маршрут был понятен им обоим – Роман провожал Марию к её дому. После случившегося говорить было не о чём, да и неуместно. Ни он, ни она не находили нужных слов – так и шли они молча всю дорогу. Только у подъезда дома она спросила его:
- Ты дашь мне номер своего домашнего телефона? Я часто звонить не буду – не бойся! Так, на всякий случай.
Роман, открыв дверь ключом, вошёл в квартиру. Быстро скинув одежду, он отправился прямиком в душ. С наслаждением смывал он с волос, лица, шеи, груди плёнку пота, духоту июльского вечера. Дойдя до живота и ниже, он с удивлением заметил, что на белом эмалированном дне ванной весело бегут к стоку красноватые струйки.
Её выбор!
Стоял душный июльский вечер. Закат ещё догорал тонкой багряной полоской на далёком горизонте. Небо и казалось, сам воздух, постепенно наполнялся темнотой. С городских, шумных и ярко освещённых улиц, парень и девушка, держащая его под руку, вступили в пользующийся недоброй славой центральный парк. Одиноким девушкам ходить здесь даже в дневное время не рекомендовалось. Но Роман повёл её туда, сказав, что бояться ей с ним нечего – у него разряд по борьбе самбо и вообще он физически достаточно крепок, чтобы дать отпор любому.
Почему он направился с ней в парк? Ещё 3-4 часа назад, увидев Машу в первый раз в жизни, когда она стояла в прихожей квартиры, уткнув нижнюю часть лица в подаренный им букет цветов, и взглянула на него своими огромными раскосыми с длинными тёмными ресницами глазами, его словно оглушило от радости:
- Ого, какая красавица! - мелькнула в голове приятная мысль.
Однако несколько минут спустя, когда он ещё знакомился с её родителями, и все они рассаживались в столовой их квартиры за праздничный стол, взгляд его упал на неё снова. Она в это время опустила руки на подлокотники своего кресла - он с ужасом увидел нижнюю часть её лица и… обомлел. Контраст красоты лица сверху и некрасивой нижней части был поразительный!
Но вечером, когда они по её предложению, и с одобрения её отца, которому Роман хотел угодить, пошли гулять, Маша взяла его под руку и так сильно прижалась, что Роман сквозь свою одежду и сквозь её платьице почувствовал такой жар, такую призывную страсть, что рассудок его отключился. И он, вместо тривиального кафе или кино, повернул в сторону городского парка, где по слухам находили уединение влюблённые парочки.
Мария, так звали не очень красивую девушку лет двадцати, познакомилась с Романом только сегодня. Точнее их познакомил её отец.
На неделе – да, это было в четверг за ужином – папа – высокий грузный мужчина лет сорока пяти, довольно потирая руки, сказал, обращаясь к своим жене и дочке:
- Ну, девочки мои, в субботу я пригласил к нам на обед хорошего парня. Так что попрошу всех быть дома и встретить его радушно!
***
Роман прибыл на квартиру Ивана Петровича в субботу ровно к трём часам. В руках у него было 2 букета цветов. В прихожей он с лёгким поклоном вручил супруге и дочери Ивана Петровича по букету, и представился. Женщин в тесноте прихожей Роман рассмотреть не успел, тем более, что дочка, как бы вдыхая аромат цветов, уткнулась лицом в букет. Роман ростом был вровень со стоящим рядом Иваном Петровичем, а значит под метр восемьдесят. Русоволосый с правильными чертами славянского лица и пронзительным взором светло-голубых глаз. Светлый костюм ладно сидел на его крепкой спортивной фигуре.
- Красивый парень! – подумала Мария, чуть приподнимая взгляд от букета и невольно залюбовавшись этим доселе незнакомым парнем.
- Да, что же мы в дверях застряли? – громогласно возвестил Иван Петрович. - Давайте, пройдём в комнату!
Все двинулись в гостиную, залитую ярким светом хрустальной люстры. Слева от входа одним торцом почти вплотную к левой стене стоял стол, застеленный белоснежной скатертью и заставленный множеством холодных закусок и салатов. Посередине стола стояло несколько бутылок – шампанское, водка, коньяк. А также соки и клюквенный морс в стеклянном кувшине. Хрустальные вазочки с закусками и даже чёрной икрой преломляли свет от люстры – играли разноцветными огоньками и создавали яркое и праздничное настроение.
Роману предложили место у правого торца стола – получилось, что спиной к окну. Дочь Ивана Петровича заняла своё видимо любимое кресло вдоль правой боковой стороны стола. Хозяин квартиры с женой сели напротив дочери.
- Что будете пить Роман? - Иван Петрович потянулся рукой к батарее бутылок.
- Не хочу Вас расстраивать, но я совсем не пью алкоголь! – Роман виновато развёл руками.
- Болеете? – участливо спросила гостя Ирина Сергеевна.
- Да, нет! Я здоров, как бык! – засмеялся Роман. – Спортом занимаюсь. Ну, и физкультурой по утрам. Для себя решил как-то не пить и вот... держусь! Впрочем, и не тянет. Других интересных дел множество!
- Надо же, думает о своём здоровье, - подумалось Маше. - У такого и дети будут здоровыми!
- Ну, ладно! Неволить не буду! - Иван Петрович привычно откупорил сначала шампанское и налил в хрустальные фужеры супруге и дочери. Потом налил рюмку водки себе. Роман налил в фужер, стоящий рядом с ним, минеральной воды.
- За знакомство! – провозгласил Иван Петрович.
И все, приподняв бокалы и на мгновение задержав их перед собой, как бы мысленно соприкасаясь ими, но, не чокаясь и не звеня, выпили.
Роман, неожиданно оглядевшись, увидел в углу около окна гитару.
- А у Вас кто-то на гитаре играет? – спросил он живо.
- Купили как-то, – ответил Иван Петрович. – Машенька у нас играет на пианино - инструмент в её комнате стоит. Думали, что и на гитаре научится, но пока не сложилось.
- Вы не возражаете, если я немного поиграю? Я, учась в институте, играл для себя – даже ноты покупал. А сейчас самому интересно - не всё ли я забыл за год перерыва?
- Конечно! – поддержала его Ирина Сергеевна. – Мы с удовольствием послушаем!
Роман, взяв в руки инструмент и вернувшись на свой стул, немного склонился над гитарой и стал проверять настройку струн. Одинокие жалобные звуки гаммы из перебираемых по очереди струн не сулили присутствующим музыкального волшебства.
- Сейчас забренчит, как наши дворовые мальчишки, - подумалось Маше. – И испортит о себе впечатление...
Но неожиданно Роман громко ударил по струнам и заиграл какую-то испанскую мелодию типа «фламенко», перебирая на грифе пальцами левой руки сложные аккорды. Время от времени Роман ударял ладонью правой руки по деке корпуса, отбивая ритм, как будто ударными. Это было так красиво! Как будто играла не одна гитара, а целый ансамбль.
Когда Роман закончил, хозяева зааплодировали!
- Да, Вы Роман, прямо артист! – выразила общее впечатление Ирина Сергеевна. – Мы как будто на концерте побывали.
- А можно, я приглушу свет в комнате? – спросил Роман. – Хочу что-нибудь лирическое спеть.
В углу комнаты около окна включили торшер, а верхний свет люстры выключили. Яркий хрустальный свет резко пропал, и в комнату заползли сумерки – за окном уже смеркалось и только мягкая пелена жёлтого света от торшера, словно отражаясь от паркетного пола, дымкой растворялась на уровне стола.
Роман, теперь негромко аккомпанируя себе, запел! Да, как запел! Голос у него оказался сильным, чистым – мелодии изливались, словно полноводные реки. Мягким баритоном он выводил слова известных в то время песен.
Люди встречаются, люди влюбляются, женятся.
Мне не везёт в этом так, что просто беда.
Вот, наконец, вчера вечером встретил я девушку.
Там где тревожно гудят и стучат поезда.
Он пел эту песню на слова поэта Олега Жукова и исполняемую ВИА «Весёлые ребята» так проникновенно, так искренне, что казалось, он сам придумал эти строки, эти важные для его жизни слова.
- Сколько достоинств у этого красивого парня! – думала Маша, откинувшись в своём кресле, скрестив руки на груди и прикрыв по привычке ладонью нижнюю часть лица. – Никогда и никто не будет так петь именно мне! Никогда у меня не будет такого красивого и умного мужчины!
И слёзы, невольные слёзы выступали у неё на глазах. Благодаря полумраку в комнате никто – ни мама, ни папа, ни даже Роман - не видел этих слёз.
Закончив очередную песню и сделав глоток минеральной воды из своего бокала, Роман посмотрел на Машу. Теперь она сидела в кресле, облокотившись на руку, и по привычке прикрывала ладонью нижнюю часть лица. В полутемноте видимая часть лица её с огромными глазами и бровями в разлёт производила впечатление дивной красавицы!
Роман вдохнул широкой грудью и запел некогда известную песню поэта-переводчика Михаила Улицкого и исполняемую Сергеем Лемешевым в записях на старых пластинках:
Скажите девушки, подружке Вашей!
Что я не сплю ночей, о ней мечтаю,
Что всех красавиц она милей и краше,
Я сам хотел признаться ей,
Но слов я не нашёл.
Маша напряглась! Роман пел и, не отрываясь, смотрел на неё!
Да, сомнений не было – он пел для неё! А какие слова?
Очей прекрасных огонь я обожаю,
И на земле иного я счастья не желаю,
Что нежной страстью, как цепью, я окован,
Что без неё в душе моей тревоги не унять.
Голосом Романа слова любовной страсти лились, как водопад. Что могло устоять перед этой силой? Маша вздохнула, встала с кресла и прошла в свою комнату.
Несколько минут спустя Маша вернулась в гостиную, но не прошла к своему креслу, а встала у окна, как будто всматриваясь куда-то вдаль за тёмный горизонт.
Роман закончил пение. И в наступившей тишине Маша сказала:
- Может нам пойти прогуляться?
- Конечно! – встрепенулся Иван Петрович. – Что Вам молодым с нами со стариками сидеть? Вечер такой тёплый, замечательный – идите, погуляйте!
Роман, а за ним и хозяева встали от стола. Быстро распрощались, и молодые люди покинули гостеприимную квартиру.
***
Вот так они попали в центральный городской парк.
С центральной аллеи, на которой было довольно светло, и встречались парочки, идущие под ручку так же, как они, или сидящие на скамейках, Роман с Марией, не сговариваясь, свернули на боковую более узкую аллею с редкими фонарями только с одной стороны. Здесь сейчас было безлюдно.
Гуляющие в дневное время с обеих сторон этой аллеи могли бы видеть густую поросль – в покрове шелковистой травы между островками плотного кустарника, горделиво тянули к небу свои длинные ветки высокие тополя, раскидистыми ветвями украшали себя могучие каштаны и дубы. Но сейчас из темноты нависали лишь их объёмные тени и Машеньке, которая прижималась к руке и боку идущего рядом с ней Романа, казалось, что кто-то крадётся за ними по пятам.
- Тебе не страшно? – спросила она Романа, заглянув снизу вверх ему в лицо.
- Конечно, нет! И ты со мной ничего не бойся!
Они шли и тени их, отбрасываемые желтоватым светом фонарей, то удлинялись, то укорачивались, разбегаясь, то вперёд, то назад по мере их продвижения по гальке аллеи. В воздухе висело марево после полуденного зноя, но вечерняя прохлада уже брала своё.
В такт их шагам Роман начал декламировать стихотворные строки:
Любимая! Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Маша, конечно, знала эти стихи Есенина. Но сейчас в тёмном сумраке из уст этого парня каждое слово, каждый слог рифмованных строк в ритм их синхронным шагам словно впивался в её мозг новой призывной красотой! Роман декламировал сильным голосом - то повышая, то понижая его. И Маша плыла в этой симфонии звуков, темноты, их шагов, жара, перетекающего от неё к нему и от него к ней!
Не знали вы, что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте,
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несёт нас рок событий.
Маша, опьянённая новыми ощущениями, шагнула с аллеи в сторону, увлекая за собой Романа. Они шли, приминая ковёр шелковистой травы, и, отойдя шагов двадцать, остановились у толстого ствола какого-то каштана или дуба. В темноте они почти не различали даже друг друга. Маша встала у дерева, опёршись на него спиной, и рукой потянула Романа к себе. Он приблизился и, протянув к ней обе руки, положил свои ладони ей на талию. Сквозь тонкое платьице он не почувствовал ни резинки, ни ткани нижнего белья. Он осторожно, как бы невзначай, поводил ладонями выше и ниже – ничего не прощупывалось!
- Там нет ничего! Под платьем нет нижнего белья! – догадка пронзила мозг. – Но когда же она успела снять?
Он задумался на мгновение! И за это мгновение в мозгу его пронёсся калейдоскоп воспоминаний в обратном порядке – как шли они по аллее, а до этого по городским улицам. Нигде она не отходила от него. А вот в квартире, когда он пел последнюю песню, она встала с кресла и куда-то отошла. Да, значит уже там, она сняла свои трусики и решила отдаться ему! От этой догадки кровь забурлила в нём, застучала в висках – он рывком спустил свои брюки вместе с плавками ниже колен и, приблизившись к ней мелкими шажками, как стреноженный жеребец, почти вплотную, сначала опустил свои ладони на её обнажённые бёдра, потом, поднимая их вверх, приподнял край её платья почти до груди. Она стояла с закрытыми глазами – веки с длинными ресницами подрагивали, прерывисто дышала – полная грудь ходила ходуном, но ноги её уже были чуть раздвинуты. Она двумя руками обхватила его за торс и потянула к себе. От мысли, что она хочет его, он качнулся вперёд и ... с наслаждением вошёл в жаркое податливое женское тело.
- Ой! – она приглушённо вскрикнула, но телом плотнее прижалась к нему.
Толчками он пробивал дорогу к наслаждению. В сумраке тёмного южного вечера, нависая своим ростом над ней, он видел только её густые каштановые распущенные волосы и огромные чуть раскосые закрытые глаза с длинными тёмными ресницами. Роману показалось, что они оба сейчас будто в сказке «Тысяча и одна ночь» - и он, русоволосый парень держит в своих объятиях восточную красавицу. Губы его в какой-то момент коснулись её щеки, и он ощутил на губах прохладную влагу. Провёл языком – влага на вкус оказалась солоноватой. Он резко остановил покачивания и, чуть отстранившись, спросил её слегка охрипшим от волнения голосом:
- Ты плачешь?
- Нет, это капельки пота...
Он и сам уже начал потеть – капельки с головы собирались в ручейки и с затылка струились ему за шиворот, стекая неприятным холодком по горячей спине.
Он продолжил ритмичные движения - то сгибая свои колени, то выпрямляя их, покачивал тазом, чтобы член его, подобно пестику в ступке, сильно проминал где-то внутри жаркое лоно, доставляя ей, а значит и себе, максимальное удовольствие. К их прерывистому дыханию через некоторое время добавились обоюдные стоны и хрипы. Толчок, ещё толчок... Одновременно, что бывает не часто, они застонали и застыли, обняв друг друга!
Жар, бушевавший в них, постепенно остывал. Роман, зарывшись лицом в её густые сладко пахнущие волосы, мягко и нежно поцеловал её около ушка и потом ниже в шею. Затем он чуть отстранился, наклонился и, нащупав в темноте на ощупь свои плавки и брюки, схватил их и рывком поднял на себя. Она оправила платье. Взяла его за руку, и они пошли к аллее.
Потом они шли по хрустящей под ногами гальке аллеи, затем по городским улицам, шумящим шорохами шин и гудками клаксонов – маршрут был понятен им обоим – Роман провожал Марию к её дому. После случившегося говорить было не о чём, да и неуместно. Ни он, ни она не находили нужных слов – так и шли они молча всю дорогу. Только у подъезда дома она спросила его:
- Ты дашь мне номер своего домашнего телефона? Я часто звонить не буду – не бойся! Так, на всякий случай.
***
Роман, открыв дверь ключом, вошёл в квартиру. Быстро скинув одежду, он отправился прямиком в душ. С наслаждением смывал он с волос, лица, шеи, груди плёнку пота, духоту июльского вечера. Дойдя до живота и ниже, он с удивлением заметил, что на белом эмалированном дне ванной весело бегут к стоку красноватые струйки.
