В поход Пэк собирался обстоятельно. Подбитый мехом плащ – не куда-нибудь, а в самое сердце Провальной Пещеры путь лежит; лучшие доспехи, тщательно отполированные да начищенные; а уж оружие заточено так, что перо на лету режет. Хоть поход и предстоял недолгий, да и вроде в безопасные земли – ну кого там на этой Снежной Маковке можно встретить? Людей если? Ну так у них на Маковке издревле перемирие, раскланиваются издалека, а чтобы оружие в ход пускать – ни-ни.
Но мало ли… драконы – шутники известные.
Снаряжение за три дня отбирать начал. Леску из тонкой золотой нити самолично усилил почти незримой плёнкой палладия. Удилище поручил выстрогать лучшему плотнику деревни, покуда самый толковый ученик кузнеца перебирал крючки да поплавки – и сам при деле, и старшему не мешается. За наживкой Пэк сам лично ходил – на Дальний Дозор, почти к самой границе с болотами, куда его сородичи редко забредают. Последний раз был он там давно, ещё совсем мальчишкой, но память не подвела – черви там были знатные, не в пример тем, что возле деревенской ограды водятся – те всё мелкие, да юркие, а тут и жирные и ленивые: собирай, сколько в банку влезет. Он и собрал, и горсть земли им насыпал, да и заклинание не забыл шепнуть – чтобы сохранились в дороге.
А всё-то ради чего?
Попасть в Провальную Пещеру всего-то и можно было раз в году – когда Снежный Дух вымораживал бурное течение Стремнины между Снежной Маковкой и Дзогдой, родным островом Пэка. Тогда и можно было свободно, по толстому прозрачному льду, под которым билось и кипело бурное течение, перебраться на недоступный остров, поживиться недосягаемыми в иное время сокровищами. Так-то между своими островами гномы прекрасно обходились мостами, да вот на Снежную Маковку попасть таким макаром тяжело было – сбоили и пыпы и тысы над родиной огнедышащих, будто не желая связываться с жестокой драконьей магией.
Полоса редкого зимнего леса вдоль берега встретила тишиной. Тихо похрустывал снег под меховыми сапогами, да едва слышно скрипели деревья. Сквозь тишину пробился волчий вой, но Пэк даже внимания не обратил – волки здесь, вдоль берега, учёные, знают, на кого и кинуться можно, а кого обойти стоит.
Шёл он споро, но и не торопился особо – ночь начиналась только, а всем известно, что самый клёв – под утро. Было ещё время прогуляться под ясным и звонким зимним небом да поразмышлять о том о сём. Например – о цели своей да о мечте…
Стремился Пэк на Маковку не просто так. Ладно бы легенды да сказки ходили среди честных гномов, но было то правдой-истиной: блестела зимней водой посреди Провальной Пещеры полынья. Да вот ежели на рассвете хорошей подкормки туда кинуть, да крючок правильный на леску надеть – непременно поймаешь щуку. Да не простую, а говорящую. И будет она стонать жалобно, и тут главное из воды вытащить, не упустить, да подождать, пока заговорит человеческим голосом. Да пообещает желание исполнить, одно, самое заветное, в обмен на собственную свободу.
Сказка вроде, да знавал Пэк лично парочку гномов, что разбогатели совершенно неожиданно, как раз после того, как Стремнина одевалась в лёд. А то и бойцы встречались – так себе, серединка на половинку, а опосля – поглядите-ка, знатными рубаками стали.
Вот к этой полынье, да удивительной говорящей щуке и гнали Пэка мечты да желания…
Страстно мечтал он в юности стать могучим воином – да таким, чтобы не только люди, монстры одного его вида боялись. Вот только не было в юности у Пэка никакой возможности до заветной полыньи добраться: то времени не было – служба требовала посты исправно нести; то в стычках с людьми застрянет, а после раненый у целителей задержится; то Стремнина льдом таким тонким натянется, что и ребёнка не выдержит, не то, что гнома в боевом облачении. Пыпы пару раз вместо Маковки заносили в такие гребеня, что еле выбирался, когда схитрить хотел, и не своим ходом, а магией к заветной полынье перенестись. А то и не хватало умений воинских да магических добраться до Провальной Пещеры: тут тебе и волки, и отмороженки, а были ещё Ледяные Рыцари, безмозглые, да в бою искусные – так просто с ними не справишься.
Да за всеми этими боями и приключениями Пэк и не заметил, как военные подвиги его обсуждать в тавернах стали, сослуживцы смолкали уважительно, когда он в воинские казармы входил, а командиры – самые тяжёлые военные операции доверять начали. Вырос он из этой мечты, сам успехов в ратных делах добился.
Пэк подошёл к краю провала, что вёл в недра ледяной Провальной Пещеры. Небо уже розовело на горизонте, причудливо отражая несмелые первые лучики от сплошной белёсой тверди Снежной Маковки. Он вытащил трос, вбил в камень, не жалея сил. Проверил – не оборвется ли. Не спеша и осторожно спустился, зорко глядя по сторонам – а ну как драконы опять пакость какую зимнюю да летучую вывели? Не дай Пресвятой Никто, при спуске накинется. Но нет, обошлось.
Богатства пожелать? – вспомнил Пэк свои бедняцкие дни отрочества. Полуголодный вечно ходил, всё тратил на снаряжение, да на вооружение. А потом как-то сами по себе монеты в кошеле завелись – там артефакт отыщет да продаст с прибылью, сям редкие трофеи из похода принесёт. Медька к медьке, серебрушка к серебрушке, а сейчас уже закрома от золота ломятся. Вещиц редких, необычных не счесть, а уж про доспехи да оружие и говорить нечего – всё у него самое лучшее на всей Дзогде.
Из-за сугробов вынырнула стайка отмороженок – существ вредных, да трусливых, и едва завидев край отточенной стали, на миг показавшейся из-под плаща, мигом нырнула обратно – только снег заскрипел под ледяными лапами.
Боятся. И уважают. Уважение ему и раньше было без надобности – и в молодости почитали его за достойного гнома, а уж сейчас все его привечают, поручкаться хотят при случайных встречах…
Игрушек каких волшебных попросить? А на что они ему? Он, покуда в ратных делах успеха добивался, и магической наукой не брезговал. Даже пыпы у него знатные, не сбоят почти, он их не за медяки продаёт, а смело по золотой монете требует. А коли сам не сумеет игрушку какую волшебственную смастерить – друзья-соклане помогут…
Рассветный розовый уже и в пещеру проник – открытая вода в круглой, с неровным краем полынье отражалась то золотистыми лучиками солнца, то тёмным серебром уходящей ночи.
На краю полыньи, мерцавшей загадочным светом, кто-то заботливый оставил порожний деревянный ящик. Сняв рюкзак и устроившись на нём поудобнее, Пэк не спеша размотал удилище, насадил червяка на крючок и закинул в полынью. Рыбалка – дело неспешное, тут терпение нужно. И он приготовился терпеливо ждать, когда поплавок начнёт подпрыгивать на неподвижном зеркале воды, а пока можно было ещё подумать о том, что ж ему пожелать такого…
Щука вынырнула рядом с краем полыньи. Опёрлась одним плавником на лёд, слегка вальяжно развалившись на ледяной поверхности, и вытащила второй плавник с крепко зажатым в нём крючком. Червяк, посиневший от холода, безжизненно застыл на нём, как деликатес на вилке.
– Ну здорово, служивый. Никак, рыбу удить пришёл? – совершенно чётко, с хорошо поставленной дикцией выговорила щука.
– Здравствуйте, – ошалело ответил Пэк. Чудес он, конечно, навидался, да и к говорящей щуке готов был, слыхал он и такие байки, но как-то поймал он её … внезапно. – Да вот… пришёл.
Щука хрупнула замороженной половинкой червяка и с интересом осмотрела болтающуюся на конце крючка леску.
– Ух ты, золотая… и с палладием. Меня, что ль, ловить собрался?
– Тебя, – честно признался Пэк, прикидывая, то ли кинуться на рыбу и попытаться схватить голыми руками, то ли подождать, пока она… что? заглотит крючок?
– Эх… вот все ж так – сразу меня, – печально вздохнула щука, ловко сдирая с крючка вторую половину червяка и мигом его заглатывая. – А поговорить?
– Ну, давай поговорим, – покладисто согласился Пэк, лихорадочно соображая, что ж ему всё-таки делать дальше. Ловиться обычными для рыбы методами хитрая зараза очевидно не собиралась. – Ну и как оно тут вообще?
– Холодно, – пожаловалась щука. – Зима, как-никак. Хоть и привычные мы, да всё равно лета хочется. Думаю, в этот ваш Шакамонский залив… пролив… как его там, переехать, да боязно – детки малые ещё совсем. А у вас там чудище это – Хули сдох… То ли умер… Эх, язык сломаешь…
– Хльоумер, – подсказал Пэк.
– Во, он самый! Говорят, правда, еды там побольше…
– А что, у вас тут нету?
– Откуда ж она возьмётся, служивый? Хорошо, хоть иногда рыбаки заходят, червяков да хлеба у них натаскаешь – деткам отдать, да сама подкормки цапнешь, сколько успеешь – вроде и сыта…
Пэк вздохнул и, осторожно раскрыв банку, высыпал оставшихся червяков прямо перед щукой.
– Неужто мне всё!? Ух, спасибо, добрый гном, здоровья тебе, да удачи отсюда и до Южного Полюса! – щука мигом сгребла плавниками лакомство в охапку и нырнула в прорубь. Пэк покачал головой, хотел было почесать затылок, да упёрся ладонью в густую меховую шапку. Вздохнул, аккуратно закрутил крышку на банке и принялся сматывать леску.
– Уходишь уже? – щука снова показалась из воды, – И что, ловить больше не будешь? Это хорошо… А то, коли попадёшься кому – так ещё и желания исполняй, и слова им поперёк – ни-ни, драконья воля на то есть… Хотя – какое-никакое, а развлечение, а то скучно тут.
– Совсем? – спросил Пэк, складывая удочку.
– А то ж! Поговорить, почитай, и не с кем – когда-никогда отмороженка какая посплетничать заскочит, да и с ними невесело, дурные они. Как ни на есть – отмороженные, еле языком шевелят. Вот ещё прошлом году железяка ваша поломалась – пробот… паророборо…
– Паробот? – уточнил Пэк, доставая из рюкзака всю снедь, что брал с собой в дорогу.
– Он самый! К нам в прорубь и булькнул, ух и весело было! Три дня ещё красным под водой светил, а потом всё – потух совсем. Думала, шлем с него стащить, берлогу свою под корягой обставить, да угорь ледяной поперёд меня успел – забрал всего целиком, думал, небось, что железяка из золота... Так и ютимся под корягой… А это что, тоже всё мне? – спросила щука, глядя на разложенную на краю проруби снедь.
– Бери, чего уж там, – махнул рукой Пэк, – я обратно телепортом. С Маковки они норм пробивают, авось, не заблужусь…
– Ух, служивый… ну спасибо тебе ещё раз. Денег тебе побольше да подвигов воинских! – и щука, махнув хвостом, снова ушла на глубину.
Пэк подумал, порылся в рюкзаке и вытащил оттуда старый щит, железный, побитый да помятый – старенькое, первое своё кузнецкое изделие. Не самый красивый, но верный, а уж то, что он на него тогда антикоррозийный слой нанёс, было сейчас основным достоинством этой железной игрушки. Осторожно придвинул щит к краю, но подумав, опустил его в прорубь и разжал пальцы – тихо булькнув, тот мгновенно скрылся в воде. Уложив рюкзак поплотнее, закинул тот за плечи и поднялся с деревянного ящика.
На краю проруби снова раздался плеск.
– Эй, служивый! Стой! Забыла совсем, память старческая … А желание-то?
Пэк вздохнул и попытался посмотреть на небо – непривычное для его родной Дзогды зимнее небо, расцвеченное пастельными красками рассвета самых невероятных оттенков. Взгляд наткнулся на холодный каменный свод ледяной пещеры. Гном снова присел на ящик.
– Эхма… – Пэк почесал бороду и посмотрел на щуку. – Дракон с тобой, не золотая рыбка.… Загадывай!
Но мало ли… драконы – шутники известные.
Снаряжение за три дня отбирать начал. Леску из тонкой золотой нити самолично усилил почти незримой плёнкой палладия. Удилище поручил выстрогать лучшему плотнику деревни, покуда самый толковый ученик кузнеца перебирал крючки да поплавки – и сам при деле, и старшему не мешается. За наживкой Пэк сам лично ходил – на Дальний Дозор, почти к самой границе с болотами, куда его сородичи редко забредают. Последний раз был он там давно, ещё совсем мальчишкой, но память не подвела – черви там были знатные, не в пример тем, что возле деревенской ограды водятся – те всё мелкие, да юркие, а тут и жирные и ленивые: собирай, сколько в банку влезет. Он и собрал, и горсть земли им насыпал, да и заклинание не забыл шепнуть – чтобы сохранились в дороге.
А всё-то ради чего?
Попасть в Провальную Пещеру всего-то и можно было раз в году – когда Снежный Дух вымораживал бурное течение Стремнины между Снежной Маковкой и Дзогдой, родным островом Пэка. Тогда и можно было свободно, по толстому прозрачному льду, под которым билось и кипело бурное течение, перебраться на недоступный остров, поживиться недосягаемыми в иное время сокровищами. Так-то между своими островами гномы прекрасно обходились мостами, да вот на Снежную Маковку попасть таким макаром тяжело было – сбоили и пыпы и тысы над родиной огнедышащих, будто не желая связываться с жестокой драконьей магией.
Полоса редкого зимнего леса вдоль берега встретила тишиной. Тихо похрустывал снег под меховыми сапогами, да едва слышно скрипели деревья. Сквозь тишину пробился волчий вой, но Пэк даже внимания не обратил – волки здесь, вдоль берега, учёные, знают, на кого и кинуться можно, а кого обойти стоит.
Шёл он споро, но и не торопился особо – ночь начиналась только, а всем известно, что самый клёв – под утро. Было ещё время прогуляться под ясным и звонким зимним небом да поразмышлять о том о сём. Например – о цели своей да о мечте…
Стремился Пэк на Маковку не просто так. Ладно бы легенды да сказки ходили среди честных гномов, но было то правдой-истиной: блестела зимней водой посреди Провальной Пещеры полынья. Да вот ежели на рассвете хорошей подкормки туда кинуть, да крючок правильный на леску надеть – непременно поймаешь щуку. Да не простую, а говорящую. И будет она стонать жалобно, и тут главное из воды вытащить, не упустить, да подождать, пока заговорит человеческим голосом. Да пообещает желание исполнить, одно, самое заветное, в обмен на собственную свободу.
Сказка вроде, да знавал Пэк лично парочку гномов, что разбогатели совершенно неожиданно, как раз после того, как Стремнина одевалась в лёд. А то и бойцы встречались – так себе, серединка на половинку, а опосля – поглядите-ка, знатными рубаками стали.
Вот к этой полынье, да удивительной говорящей щуке и гнали Пэка мечты да желания…
Страстно мечтал он в юности стать могучим воином – да таким, чтобы не только люди, монстры одного его вида боялись. Вот только не было в юности у Пэка никакой возможности до заветной полыньи добраться: то времени не было – служба требовала посты исправно нести; то в стычках с людьми застрянет, а после раненый у целителей задержится; то Стремнина льдом таким тонким натянется, что и ребёнка не выдержит, не то, что гнома в боевом облачении. Пыпы пару раз вместо Маковки заносили в такие гребеня, что еле выбирался, когда схитрить хотел, и не своим ходом, а магией к заветной полынье перенестись. А то и не хватало умений воинских да магических добраться до Провальной Пещеры: тут тебе и волки, и отмороженки, а были ещё Ледяные Рыцари, безмозглые, да в бою искусные – так просто с ними не справишься.
Да за всеми этими боями и приключениями Пэк и не заметил, как военные подвиги его обсуждать в тавернах стали, сослуживцы смолкали уважительно, когда он в воинские казармы входил, а командиры – самые тяжёлые военные операции доверять начали. Вырос он из этой мечты, сам успехов в ратных делах добился.
Пэк подошёл к краю провала, что вёл в недра ледяной Провальной Пещеры. Небо уже розовело на горизонте, причудливо отражая несмелые первые лучики от сплошной белёсой тверди Снежной Маковки. Он вытащил трос, вбил в камень, не жалея сил. Проверил – не оборвется ли. Не спеша и осторожно спустился, зорко глядя по сторонам – а ну как драконы опять пакость какую зимнюю да летучую вывели? Не дай Пресвятой Никто, при спуске накинется. Но нет, обошлось.
Богатства пожелать? – вспомнил Пэк свои бедняцкие дни отрочества. Полуголодный вечно ходил, всё тратил на снаряжение, да на вооружение. А потом как-то сами по себе монеты в кошеле завелись – там артефакт отыщет да продаст с прибылью, сям редкие трофеи из похода принесёт. Медька к медьке, серебрушка к серебрушке, а сейчас уже закрома от золота ломятся. Вещиц редких, необычных не счесть, а уж про доспехи да оружие и говорить нечего – всё у него самое лучшее на всей Дзогде.
Из-за сугробов вынырнула стайка отмороженок – существ вредных, да трусливых, и едва завидев край отточенной стали, на миг показавшейся из-под плаща, мигом нырнула обратно – только снег заскрипел под ледяными лапами.
Боятся. И уважают. Уважение ему и раньше было без надобности – и в молодости почитали его за достойного гнома, а уж сейчас все его привечают, поручкаться хотят при случайных встречах…
Игрушек каких волшебных попросить? А на что они ему? Он, покуда в ратных делах успеха добивался, и магической наукой не брезговал. Даже пыпы у него знатные, не сбоят почти, он их не за медяки продаёт, а смело по золотой монете требует. А коли сам не сумеет игрушку какую волшебственную смастерить – друзья-соклане помогут…
Рассветный розовый уже и в пещеру проник – открытая вода в круглой, с неровным краем полынье отражалась то золотистыми лучиками солнца, то тёмным серебром уходящей ночи.
На краю полыньи, мерцавшей загадочным светом, кто-то заботливый оставил порожний деревянный ящик. Сняв рюкзак и устроившись на нём поудобнее, Пэк не спеша размотал удилище, насадил червяка на крючок и закинул в полынью. Рыбалка – дело неспешное, тут терпение нужно. И он приготовился терпеливо ждать, когда поплавок начнёт подпрыгивать на неподвижном зеркале воды, а пока можно было ещё подумать о том, что ж ему пожелать такого…
Щука вынырнула рядом с краем полыньи. Опёрлась одним плавником на лёд, слегка вальяжно развалившись на ледяной поверхности, и вытащила второй плавник с крепко зажатым в нём крючком. Червяк, посиневший от холода, безжизненно застыл на нём, как деликатес на вилке.
– Ну здорово, служивый. Никак, рыбу удить пришёл? – совершенно чётко, с хорошо поставленной дикцией выговорила щука.
– Здравствуйте, – ошалело ответил Пэк. Чудес он, конечно, навидался, да и к говорящей щуке готов был, слыхал он и такие байки, но как-то поймал он её … внезапно. – Да вот… пришёл.
Щука хрупнула замороженной половинкой червяка и с интересом осмотрела болтающуюся на конце крючка леску.
– Ух ты, золотая… и с палладием. Меня, что ль, ловить собрался?
– Тебя, – честно признался Пэк, прикидывая, то ли кинуться на рыбу и попытаться схватить голыми руками, то ли подождать, пока она… что? заглотит крючок?
– Эх… вот все ж так – сразу меня, – печально вздохнула щука, ловко сдирая с крючка вторую половину червяка и мигом его заглатывая. – А поговорить?
– Ну, давай поговорим, – покладисто согласился Пэк, лихорадочно соображая, что ж ему всё-таки делать дальше. Ловиться обычными для рыбы методами хитрая зараза очевидно не собиралась. – Ну и как оно тут вообще?
– Холодно, – пожаловалась щука. – Зима, как-никак. Хоть и привычные мы, да всё равно лета хочется. Думаю, в этот ваш Шакамонский залив… пролив… как его там, переехать, да боязно – детки малые ещё совсем. А у вас там чудище это – Хули сдох… То ли умер… Эх, язык сломаешь…
– Хльоумер, – подсказал Пэк.
– Во, он самый! Говорят, правда, еды там побольше…
– А что, у вас тут нету?
– Откуда ж она возьмётся, служивый? Хорошо, хоть иногда рыбаки заходят, червяков да хлеба у них натаскаешь – деткам отдать, да сама подкормки цапнешь, сколько успеешь – вроде и сыта…
Пэк вздохнул и, осторожно раскрыв банку, высыпал оставшихся червяков прямо перед щукой.
– Неужто мне всё!? Ух, спасибо, добрый гном, здоровья тебе, да удачи отсюда и до Южного Полюса! – щука мигом сгребла плавниками лакомство в охапку и нырнула в прорубь. Пэк покачал головой, хотел было почесать затылок, да упёрся ладонью в густую меховую шапку. Вздохнул, аккуратно закрутил крышку на банке и принялся сматывать леску.
– Уходишь уже? – щука снова показалась из воды, – И что, ловить больше не будешь? Это хорошо… А то, коли попадёшься кому – так ещё и желания исполняй, и слова им поперёк – ни-ни, драконья воля на то есть… Хотя – какое-никакое, а развлечение, а то скучно тут.
– Совсем? – спросил Пэк, складывая удочку.
– А то ж! Поговорить, почитай, и не с кем – когда-никогда отмороженка какая посплетничать заскочит, да и с ними невесело, дурные они. Как ни на есть – отмороженные, еле языком шевелят. Вот ещё прошлом году железяка ваша поломалась – пробот… паророборо…
– Паробот? – уточнил Пэк, доставая из рюкзака всю снедь, что брал с собой в дорогу.
– Он самый! К нам в прорубь и булькнул, ух и весело было! Три дня ещё красным под водой светил, а потом всё – потух совсем. Думала, шлем с него стащить, берлогу свою под корягой обставить, да угорь ледяной поперёд меня успел – забрал всего целиком, думал, небось, что железяка из золота... Так и ютимся под корягой… А это что, тоже всё мне? – спросила щука, глядя на разложенную на краю проруби снедь.
– Бери, чего уж там, – махнул рукой Пэк, – я обратно телепортом. С Маковки они норм пробивают, авось, не заблужусь…
– Ух, служивый… ну спасибо тебе ещё раз. Денег тебе побольше да подвигов воинских! – и щука, махнув хвостом, снова ушла на глубину.
Пэк подумал, порылся в рюкзаке и вытащил оттуда старый щит, железный, побитый да помятый – старенькое, первое своё кузнецкое изделие. Не самый красивый, но верный, а уж то, что он на него тогда антикоррозийный слой нанёс, было сейчас основным достоинством этой железной игрушки. Осторожно придвинул щит к краю, но подумав, опустил его в прорубь и разжал пальцы – тихо булькнув, тот мгновенно скрылся в воде. Уложив рюкзак поплотнее, закинул тот за плечи и поднялся с деревянного ящика.
На краю проруби снова раздался плеск.
– Эй, служивый! Стой! Забыла совсем, память старческая … А желание-то?
Пэк вздохнул и попытался посмотреть на небо – непривычное для его родной Дзогды зимнее небо, расцвеченное пастельными красками рассвета самых невероятных оттенков. Взгляд наткнулся на холодный каменный свод ледяной пещеры. Гном снова присел на ящик.
– Эхма… – Пэк почесал бороду и посмотрел на щуку. – Дракон с тобой, не золотая рыбка.… Загадывай!
