Заходить в световую комнату всегда приятно. Особенно в серые зимние дни, когда сугробы отрезали лабораторию от мира. Но Ульяна и не планировала уезжать. Не такой великий праздник — Новый год, чтобы ради него упускать возможность, которая бывает у молодого учёного раз в жизни. Кто ещё сумеет похвастаться, что первым клонировал биолюминесцентную морошку?
Лампы с красно-белым светом ласково помогали черенкам в пробирках пускать корни. Пахло влажной землёй, хотя все растения жили в питательной среде. Ульяна поправила наспех собранные в хвост волосы, бегло осмотрела десяток стеллажей и замечталась. Вот бы самой жить в таких условиях — тепло, светло, в двадцать ноль-ноль спать.
— Эээх! — она потянулась, размяла шею и достала из кармана халата свёрнутый в трубочку отчёт.
Раньше учёные сами наблюдали за растениями. Сейчас в каждой лаборатории «умный дом», камеры и робот-ассистент. Он анализирует записи, сводит данные и выдаёт результат. Человеку остаётся свериться с реальностью потому, что научные нейросети ещё обучаются. Их робота-ботаника зовут Фасолька. И мило, и по-дурацки. Говорят, бывшая начальница была со странностями и мечтала вырастить из него человека. Может, поэтому её уволили?
Ульяна фыркнула и вернулась от размышлений к делам. Глянула на печатный лист, подошла к стеллажу и похолодела. Внезапно заболела голова, стало дурно. Надо было позавтракать. От голода мерещится какая-то ерунда. Ульяна зажмурилась, резко распахнула глаза. Ничего не изменилось. На пробирках совершенно не те названия, что прежде. Она настороженно просмотрела все полки. Метнулась к соседнему стеллажу. К следующему. Ещё одному. И нет! Вместо кедрового странника «Ледяная борода», сибирская ёлка превратилась в «Ёлочку-шалунью», сосна в «Дед-Морозовку», а тимьян в «Снежную лапку».
— Ой-ой-ой, — Ульяна втянула воздух так, словно прищемила палец.
Взяла пробирку с морошкой. Показалось, что под текстом «Новогодний шар» сохранилось старое название. Попыталась зацепить ногтем. Ещё. Ну давай же. Белый прямоугольник не отклеивался. А затем «вжих!» — и оставил только липкий след, за которым красовались зеленые листики и неокрепшие корни растения. Ни даты, ни прошлой надписи. В стекле отражались лампы и хмурый, напряжённый силуэт Ульяны.
— Пффф, что же делать? — прошептала она и прикусила губу.
По-хорошему, конечно, надо сообщить Олегу Антоновичу… Но на каникулы тут они двое, да уборщица Валентина. Вряд ли пакостит начальник, который отменил новогоднее торжество. Значит, Валентина. И узнай об этом Антонович, сдерживаться не будет. Сам обратный билет ей купит и заставит идти до трассы по сугробам. У него к Вале какая-то особая нелюбовь. Надо придумать что-то другое. Поменять наклейки по-тихому? Ульяна скривилась. Одной? На всех пробирках? Их тысячи! Глупо. «Но что тогда…» — не успела она решить, как из коридора донеслось рычащее эхо:
— Ульяна Руслановна!
«Вот точно, не поминай лихо» — подумала она, бросила отчёт на полку и выскочила из световой. К ней твёрдо шёл седовласый мужчина. Ему было за шестьдесят, но выглядел на десяток моложе. Узкие прямоугольные очки поблёскивали золотистыми дужками, белый халат тщательно отутюжен, а запах терпких духов успел разнестись по всему коридору. Начальник был зол. Настолько, что Ульяна едва не юркнула обратно в комнату, но вовремя вспомнила, что Олегу Антоновичу туда лучше не заходить. Она прижалась к стене и тягостно вздохнула. Руководитель не пожелал доброго утра с обычной приторной улыбкой и даже не рассказал интересный факт о коровьем горохе или пассифлоре. Только спросил:
— Вчера вы тоже выполняли задачи по расписанию?
— Да, конечно, — подтвердила Ульяна.
Олег Антонович кивнул, отошел на пару шагов, но затем вернулся. Посмотрел вглубь коридора, тяжело вздохнул и резко переменился в лице. Теперь он выглядел как обычно, неприятно улыбался. Он взял сотрудницу под локоть и, поглаживая, её ладонь, сказал:
— Вы, моя хорошая, надеюсь, не забыли, для чего приехали сюда, за тридевять земель?
Слова звучали медово-липкими. Запах его духов был невыносимым, удушающим. Ульяне хотелось провалиться в подвал. Она мотнула головой.
— Я вам, конечно, во всём помогу, посодействую, окружу заботой, — продолжал начальник, — но ведь ожидаю того же в ответ, вы понимаете о чём я?
— Не… совсем… — замялась Ульяна.
Зарождались беспокойные мысли. Искался подтекст. Антонович неодобрительно качнул головой и поучающе сказал:
— Ну к чему вы налепили эти снежинки на гидропонные установки? Тут вам не концертный зал.
— Какие снежинки? — не поняла она.
— Да, да, моя хорошая, — он снова говорил ласково и продолжал гладить её руку, — конечно, вы ничего не делали, я понимаю, но сейчас же пойдите и уберите это непотребство.
— Ну… Ладно, — буркнула Ульяна.
Олег Антонович погладил сотрудницу по плечу и ушёл. Нос раздражался от резкого запаха духов. Хотелось чихнуть, но не выходило. Она пошла в адаптационную комнату. Открыла дверь и громко хмыкнула. На стёклах контейнеров с растениями блестели серебристые, золотые, сине-зелёные и розовые снежинки. В установках запустился регулярный полив и наклейки засияли так, словно сами состоят из света. Справа что-то скрипнуло. Ульяна испуганно обернулась, но тут же успокоилась.
— Привет, Фасолька, — поздоровалась она.
В углу стоял робот-ассистент и внимательно смотрел на сотрудницу. На голову выше Ульяны, человекоподобный механизм на крепких пружинистых ногах с широкими ступнями, с десятком манипуляторов. Нет, ну о чем нужно было думать, чтобы назвать этого многофункционального исполина «Фасолька»?
— Доброе утро, Маринова Ульяна, вы здесь не по расписанию, — подметил робот высоким мальчишеским голосом.
— Фасолька, распечатай наклейки на все растения в световой комнате.
— В одном экземпляре?
— Да.
— С датами?
— Да. И включи…, — Ульяна задумалась и решила, — запись с камер в адаптационной за вчерашний день на два-икс скорости.
Туловище робота тихонько затряслось — внутри печатались этикетки. Круглая голова медленно повернулась к стене и спроецировала из «глаза» на лбу изображение. Ульяна увидела четыре прямоугольника. Огляделась — сопоставила с камерами. На каждой записи свет включается, залетают роботы-уборщики, за ними Валентина. Не то. Нужен вечер и ночь.
— Промотай до восемнадцати ноль-ноль, — скомандовала Ульяна.
Запись ускорилась в десятки раз, затем снова стала привычной. Ни до сна растений, ни после, в комнату никто не заходил. До пяти утра снежинок не было, а в пять часов десять минут они появились. Будто кто-то взмахнул волшебной палочкой.
— Ерунда… — пробормотала Ульяна и насупилась, — а отвечать теперь мне, блин.
Внезапно захотелось кофе, крепкого, горького, без сахара. Она попросила робота принести наклейки в столовую и поплелась туда. Глянула время. Надо с программистом Гришкой, проверить камеры на исправность. Но он на удалёнке, ещё и выходной, а до утра Москвы ждать часов шесть. Ульяна шла глядя в пол, думала о том, как и снежинки убрать, и этикетки переклеить, и работу успеть. Она вздохнула, сердито прицокнула.
Кофейный аппарат раздражал сильнее обычного. Опять барахлил и вместо двойного эспрессо выдал латте. Не забыл при этом громко провозгласить: «Бодрый человек — хороший сотрудник! Наука, труд и оптимизм неразделимы!». Кто только придумал эти лозунги?
В воздухе висел смешанный запах кофе, стерильной чистоты и чего-то сладковатого, будто кто-то варил карамель. Ульяна осмотрелась. Унылые пустующие столы, стеклянные холодильники со всевозможной едой, которую втроём и за полгода не съесть. Тусклый свет с трудом пробивался через красные плафоны на потолке. За широком длинным окном белел густой лес заказника. По ёлкам прыгали седые белки, толстенькие, прикормленные. Где-то там, под снегом прячется биолюминесцентная морошка. И выдаст её только неоново-оранжевый свет ягод из-под сугробов. Ульяна вылила неправильно сделанный кофе в раковину и всё-таки получила долгожданный эспрессо.
Надо перекусить. Она выбрала в холодильнике пюре с тефтелями, подогрела и села напротив окна завтракать. Бабушка учила, что чем плотнее поешь утром — тем больше будет энергии на день. А сегодня ей требовалось особенно много сил.
— Приятного аппетита, Уля, — прошелестел женский голос с восточным акцентом.
Стройная темноволосая женщина с почти чёрными глазами старше Ульяны лет на десять-пятнадцать. Она всегда была вежливой, улыбчивой и угощала яблоками.
— Доброе утро, садись, кофе попьём, — предложила Ульяна.
Уборщица сосредоточилась на экране планшета, ткнула пару раз по экрану и сказала:
— Ага, эти барабашки еще полчаса точно будут мыть, — она принесла себе ореховый капучино.
Кофемашина проводила её радостным: «Наука и труд вместе живут!». Ульяна пропустила лозунг мимо ушей. Она думала, как бы узнать про надписи и снежинки.
— На вот, — Валентина достала из поясной сумки зелёное яблоко, — полезно.
— Спасибо, — Ульяна усмехнулась, положила его в карман и решила спросить прямо, — Валь, зачем ты поменяла этикетки на пробирках? И снежинки эти… Зачем?
— Какие этикетки? Какие снежинки? Давай ещё раз, — нахмурила тёмные брови Валя.
Ульяна засомневалась, что уборщица имеет отношение к шалостям, но всё-таки повторила:
— В световой комнате вместо нормальных надписей дурацкие новогодние этикетки, в адаптацинной на стёклах снежинки, Антонович предъявлял мне, но я этого не делала, нас тут трое… — она не успела закончить.
— Ну конечно! — неожиданно резко возмутилась Валя, — Кто ещё, как не я, правда? Уборщица ведь!
Отвернулась, затем снова посмотрела на Ульяну. Вздохнула. Взгляд её был грустным, тяжёлым, давящим.
— Извини, — Валя протёрла глаза, — праздники без детей даются трудно, тридцатого мы ездили на дачу, делали шашлыки, катались на лыжах…
Она мечтательно замолчала. Ульяна понимающе угукнула и Валя продолжила:
— Но давай на чистоту, Уль? — Валя облокотилась на стол, воровато оглянулась и прошептала, — Обычно делают так: создают девушке проблему, помогают её решить и раз! Она уже влюблена в спасителя.
— Теперь я не поняла, — озадачилась Ульяна.
Валентина снова оглянулась и ещё тише прошипела:
— Это всё Олег, точно говорю, со мной не вышло, за тобой приударил. Я видела, как он перед тобой крутился сегодня.
Ульяна не удержалась и брызнула со смеху, приговаривая:
— Антонович? Аххаха, приударил? Ахаха, за мной? Он же как мой дед.
Валя шикнула. Улыбка не желала сползать с лица Ульяны. Но потом в голове закрутились шестерёнки подозрительности. В эту командировку рассматривали пятерых молодых учёных, а выбрали её… Ульяна помрачнела. И эти поглаживания рук… И при ней начальник спокоен, будто бы даже добр… Ещё мрачнее. А на других кричит за малейшую провинность. Но можно ли назвать неверные пропорции для «растилки» мизерной ошибкой? Брови хмуро нависли над глазами.
— У вас с ним… — Ульяна так же прижалась к столу и, краснея, прошептала, — Был роман?
Теперь засмеялась Валентина. Не сильно, скорее хихикнула и от улыбки у неё появились ямочки на щеках.
— Ты знаешь, что он до сих пор живёт с матерью? — всё так же, шёпотом, спросила Валя, — А ему ведь шестьдесят два.
Ульяна помотала головой. Ей одновременно и было интересно, и не нравился этот разговор. Она чувствовала себя сплетницей, не уважающей начальство. Противно пискнул рабочий планшет Вали — это обрадовало.
— Ладно, мои чертята закончили мыть стены, — Валентина поднялась, — пора идти.
Ульяна пожелала удачи. Но потом окликнула уборщицу:
— Валь! Поможешь навести порядок? Сама не успею…
Та согласилась. Едва она вышла, появилась Фасолька. Её пружинистые ноги тарахтели, суставы поскрипывали, а внутри что-то жужжало. Казалось, движется огромная машина на радиоуправлении. Ульяна выбросила мусор, вытерла стол. На лице робота светились синим глаза и улыбка. В манипуляторе, больше всего похожим на человеческую руку, он держал толстую пачку лент с клейкими этикетками.
— Тебе бы суставчики перебрать, — Ульяна похлопала Фасольку по холодному металлическому плечу и протянула ладонь, — давай.
— Маринова Ульяна, этикетки напечатаны, — выполнил поручение робот и добавил, — вы здесь не по расписанию.
Чудилось, что нейросеть язвит, поддёргивает. Хотелось нагрубить. Но Ульяна хорошо умела справляться с раздражением. Лучший способ уйти от негатива — задавать вопросы.
— Фасолька, почему ты Фасолька? — спросила Ульяна.
— Фа, соль — две основных ноты всех моих голосов, — ответил робот и с различимой обидой добавил, — из-за этого меня ошибочно принимают за устройство женского рода, но у меня нет рода, я Фа-соль, Фа-соль.
Ульяна улыбнулась. С детским голосом всё понятно — разработчики заложили связь тональности, объёма обработанных данных и уровня выполняемых задач. Но теперь и дурацкое имя обрело смысл. И перехотелось считать робота девчонкой.
— Фа-соль, кто наклеил снежинки в адаптационной комнате?
— Камеры никого не зафиксировали, мы же вместе смотрели видео.
— Да, это так, — разочарованно вздохнула Ульяна, — ладно, утром жду отчёт, до завтра, Фа-соль.
Робот остался в столовой, будто тоже собирался перекусить. Ульяна отнесла в световую этикетки и пошла «по расписанию» — в лабораторию. Дверь распахнулась и тут же закрылась. Сотрудница сменила халат, надела шапочку, маску, протёрла спиртом руки. Надо приготовить и разлить по пробиркам питательную среду для светящейся морошки. Одно растение подросло и его можно клонировать. Обычно в лаборатории трудятся четверо, каждый за своим столом. Сейчас пусто, тихо. Хорошо.
И тут Ульяна увидела ещё одну новогоднюю пакость. Она воскликнула так сильно, что, кажется, заплевала маску:
— Да что, блин, такое?!
На металлическом столе посреди комнаты высилась ёлка из чашек петри, колб и пробирок. Ульяна подошла ближе, осторожно, по-кошачьи. Столик на колёсиках, посуда стеклянная, недай бог что-то разобьётся, не рассчитаешься. Вокруг стеклянной ёлки четыре плотно закупоренных треугольных колбы. В них — вязкая жидкость вроде питательной среды. На дне толстым слоем осели искрящиеся блёстки. Ульяна взяла один сосуд, встряхнула и внутри пошёл снег, как в волшебном стеклянном шаре. Захватила непривычная смесь взрослого раздражения и детской радости. Хотелось болтать колбу всё сильнее, чтобы искорки не прекращали сыпаться, светились и переливались как снег в свете уличного фонаря.
Она осторожно вернула новогодний сосуд на место и тяжело вздохнула. Вышла в раздевалку, затем в коридор. Надо сообщать начальнику. Нельзя рисковать. Но если Валя права и он подкатывает? Можно созвониться с кем-то из коллег, посоветоваться. Да только все спят… Да и что это изменит?
«Ладно, — решила Ульяна, — по его реакции будет всё ясно». Она уверенно пошла в библиотеку. В это время начальник должен работать там над научной статьёй.
В небольшом помещении вдоль стен расположились деревянные стеллажи с узкими полками. На них неровным строем пронумерованные жёсткие диски. Старые были толстые, крупные, сантиметра два в ширину и всего пятьсот двенадцать гигабайт. Поновее — тоненькие, словно открытки-вкладыши и уже на двадцать два терабайта.
Лампы с красно-белым светом ласково помогали черенкам в пробирках пускать корни. Пахло влажной землёй, хотя все растения жили в питательной среде. Ульяна поправила наспех собранные в хвост волосы, бегло осмотрела десяток стеллажей и замечталась. Вот бы самой жить в таких условиях — тепло, светло, в двадцать ноль-ноль спать.
— Эээх! — она потянулась, размяла шею и достала из кармана халата свёрнутый в трубочку отчёт.
Раньше учёные сами наблюдали за растениями. Сейчас в каждой лаборатории «умный дом», камеры и робот-ассистент. Он анализирует записи, сводит данные и выдаёт результат. Человеку остаётся свериться с реальностью потому, что научные нейросети ещё обучаются. Их робота-ботаника зовут Фасолька. И мило, и по-дурацки. Говорят, бывшая начальница была со странностями и мечтала вырастить из него человека. Может, поэтому её уволили?
Ульяна фыркнула и вернулась от размышлений к делам. Глянула на печатный лист, подошла к стеллажу и похолодела. Внезапно заболела голова, стало дурно. Надо было позавтракать. От голода мерещится какая-то ерунда. Ульяна зажмурилась, резко распахнула глаза. Ничего не изменилось. На пробирках совершенно не те названия, что прежде. Она настороженно просмотрела все полки. Метнулась к соседнему стеллажу. К следующему. Ещё одному. И нет! Вместо кедрового странника «Ледяная борода», сибирская ёлка превратилась в «Ёлочку-шалунью», сосна в «Дед-Морозовку», а тимьян в «Снежную лапку».
— Ой-ой-ой, — Ульяна втянула воздух так, словно прищемила палец.
Взяла пробирку с морошкой. Показалось, что под текстом «Новогодний шар» сохранилось старое название. Попыталась зацепить ногтем. Ещё. Ну давай же. Белый прямоугольник не отклеивался. А затем «вжих!» — и оставил только липкий след, за которым красовались зеленые листики и неокрепшие корни растения. Ни даты, ни прошлой надписи. В стекле отражались лампы и хмурый, напряжённый силуэт Ульяны.
— Пффф, что же делать? — прошептала она и прикусила губу.
По-хорошему, конечно, надо сообщить Олегу Антоновичу… Но на каникулы тут они двое, да уборщица Валентина. Вряд ли пакостит начальник, который отменил новогоднее торжество. Значит, Валентина. И узнай об этом Антонович, сдерживаться не будет. Сам обратный билет ей купит и заставит идти до трассы по сугробам. У него к Вале какая-то особая нелюбовь. Надо придумать что-то другое. Поменять наклейки по-тихому? Ульяна скривилась. Одной? На всех пробирках? Их тысячи! Глупо. «Но что тогда…» — не успела она решить, как из коридора донеслось рычащее эхо:
— Ульяна Руслановна!
«Вот точно, не поминай лихо» — подумала она, бросила отчёт на полку и выскочила из световой. К ней твёрдо шёл седовласый мужчина. Ему было за шестьдесят, но выглядел на десяток моложе. Узкие прямоугольные очки поблёскивали золотистыми дужками, белый халат тщательно отутюжен, а запах терпких духов успел разнестись по всему коридору. Начальник был зол. Настолько, что Ульяна едва не юркнула обратно в комнату, но вовремя вспомнила, что Олегу Антоновичу туда лучше не заходить. Она прижалась к стене и тягостно вздохнула. Руководитель не пожелал доброго утра с обычной приторной улыбкой и даже не рассказал интересный факт о коровьем горохе или пассифлоре. Только спросил:
— Вчера вы тоже выполняли задачи по расписанию?
— Да, конечно, — подтвердила Ульяна.
Олег Антонович кивнул, отошел на пару шагов, но затем вернулся. Посмотрел вглубь коридора, тяжело вздохнул и резко переменился в лице. Теперь он выглядел как обычно, неприятно улыбался. Он взял сотрудницу под локоть и, поглаживая, её ладонь, сказал:
— Вы, моя хорошая, надеюсь, не забыли, для чего приехали сюда, за тридевять земель?
Слова звучали медово-липкими. Запах его духов был невыносимым, удушающим. Ульяне хотелось провалиться в подвал. Она мотнула головой.
— Я вам, конечно, во всём помогу, посодействую, окружу заботой, — продолжал начальник, — но ведь ожидаю того же в ответ, вы понимаете о чём я?
— Не… совсем… — замялась Ульяна.
Зарождались беспокойные мысли. Искался подтекст. Антонович неодобрительно качнул головой и поучающе сказал:
— Ну к чему вы налепили эти снежинки на гидропонные установки? Тут вам не концертный зал.
— Какие снежинки? — не поняла она.
— Да, да, моя хорошая, — он снова говорил ласково и продолжал гладить её руку, — конечно, вы ничего не делали, я понимаю, но сейчас же пойдите и уберите это непотребство.
— Ну… Ладно, — буркнула Ульяна.
Олег Антонович погладил сотрудницу по плечу и ушёл. Нос раздражался от резкого запаха духов. Хотелось чихнуть, но не выходило. Она пошла в адаптационную комнату. Открыла дверь и громко хмыкнула. На стёклах контейнеров с растениями блестели серебристые, золотые, сине-зелёные и розовые снежинки. В установках запустился регулярный полив и наклейки засияли так, словно сами состоят из света. Справа что-то скрипнуло. Ульяна испуганно обернулась, но тут же успокоилась.
— Привет, Фасолька, — поздоровалась она.
В углу стоял робот-ассистент и внимательно смотрел на сотрудницу. На голову выше Ульяны, человекоподобный механизм на крепких пружинистых ногах с широкими ступнями, с десятком манипуляторов. Нет, ну о чем нужно было думать, чтобы назвать этого многофункционального исполина «Фасолька»?
— Доброе утро, Маринова Ульяна, вы здесь не по расписанию, — подметил робот высоким мальчишеским голосом.
— Фасолька, распечатай наклейки на все растения в световой комнате.
— В одном экземпляре?
— Да.
— С датами?
— Да. И включи…, — Ульяна задумалась и решила, — запись с камер в адаптационной за вчерашний день на два-икс скорости.
Туловище робота тихонько затряслось — внутри печатались этикетки. Круглая голова медленно повернулась к стене и спроецировала из «глаза» на лбу изображение. Ульяна увидела четыре прямоугольника. Огляделась — сопоставила с камерами. На каждой записи свет включается, залетают роботы-уборщики, за ними Валентина. Не то. Нужен вечер и ночь.
— Промотай до восемнадцати ноль-ноль, — скомандовала Ульяна.
Запись ускорилась в десятки раз, затем снова стала привычной. Ни до сна растений, ни после, в комнату никто не заходил. До пяти утра снежинок не было, а в пять часов десять минут они появились. Будто кто-то взмахнул волшебной палочкой.
— Ерунда… — пробормотала Ульяна и насупилась, — а отвечать теперь мне, блин.
Внезапно захотелось кофе, крепкого, горького, без сахара. Она попросила робота принести наклейки в столовую и поплелась туда. Глянула время. Надо с программистом Гришкой, проверить камеры на исправность. Но он на удалёнке, ещё и выходной, а до утра Москвы ждать часов шесть. Ульяна шла глядя в пол, думала о том, как и снежинки убрать, и этикетки переклеить, и работу успеть. Она вздохнула, сердито прицокнула.
Кофейный аппарат раздражал сильнее обычного. Опять барахлил и вместо двойного эспрессо выдал латте. Не забыл при этом громко провозгласить: «Бодрый человек — хороший сотрудник! Наука, труд и оптимизм неразделимы!». Кто только придумал эти лозунги?
В воздухе висел смешанный запах кофе, стерильной чистоты и чего-то сладковатого, будто кто-то варил карамель. Ульяна осмотрелась. Унылые пустующие столы, стеклянные холодильники со всевозможной едой, которую втроём и за полгода не съесть. Тусклый свет с трудом пробивался через красные плафоны на потолке. За широком длинным окном белел густой лес заказника. По ёлкам прыгали седые белки, толстенькие, прикормленные. Где-то там, под снегом прячется биолюминесцентная морошка. И выдаст её только неоново-оранжевый свет ягод из-под сугробов. Ульяна вылила неправильно сделанный кофе в раковину и всё-таки получила долгожданный эспрессо.
Надо перекусить. Она выбрала в холодильнике пюре с тефтелями, подогрела и села напротив окна завтракать. Бабушка учила, что чем плотнее поешь утром — тем больше будет энергии на день. А сегодня ей требовалось особенно много сил.
— Приятного аппетита, Уля, — прошелестел женский голос с восточным акцентом.
Стройная темноволосая женщина с почти чёрными глазами старше Ульяны лет на десять-пятнадцать. Она всегда была вежливой, улыбчивой и угощала яблоками.
— Доброе утро, садись, кофе попьём, — предложила Ульяна.
Уборщица сосредоточилась на экране планшета, ткнула пару раз по экрану и сказала:
— Ага, эти барабашки еще полчаса точно будут мыть, — она принесла себе ореховый капучино.
Кофемашина проводила её радостным: «Наука и труд вместе живут!». Ульяна пропустила лозунг мимо ушей. Она думала, как бы узнать про надписи и снежинки.
— На вот, — Валентина достала из поясной сумки зелёное яблоко, — полезно.
— Спасибо, — Ульяна усмехнулась, положила его в карман и решила спросить прямо, — Валь, зачем ты поменяла этикетки на пробирках? И снежинки эти… Зачем?
— Какие этикетки? Какие снежинки? Давай ещё раз, — нахмурила тёмные брови Валя.
Ульяна засомневалась, что уборщица имеет отношение к шалостям, но всё-таки повторила:
— В световой комнате вместо нормальных надписей дурацкие новогодние этикетки, в адаптацинной на стёклах снежинки, Антонович предъявлял мне, но я этого не делала, нас тут трое… — она не успела закончить.
— Ну конечно! — неожиданно резко возмутилась Валя, — Кто ещё, как не я, правда? Уборщица ведь!
Отвернулась, затем снова посмотрела на Ульяну. Вздохнула. Взгляд её был грустным, тяжёлым, давящим.
— Извини, — Валя протёрла глаза, — праздники без детей даются трудно, тридцатого мы ездили на дачу, делали шашлыки, катались на лыжах…
Она мечтательно замолчала. Ульяна понимающе угукнула и Валя продолжила:
— Но давай на чистоту, Уль? — Валя облокотилась на стол, воровато оглянулась и прошептала, — Обычно делают так: создают девушке проблему, помогают её решить и раз! Она уже влюблена в спасителя.
— Теперь я не поняла, — озадачилась Ульяна.
Валентина снова оглянулась и ещё тише прошипела:
— Это всё Олег, точно говорю, со мной не вышло, за тобой приударил. Я видела, как он перед тобой крутился сегодня.
Ульяна не удержалась и брызнула со смеху, приговаривая:
— Антонович? Аххаха, приударил? Ахаха, за мной? Он же как мой дед.
Валя шикнула. Улыбка не желала сползать с лица Ульяны. Но потом в голове закрутились шестерёнки подозрительности. В эту командировку рассматривали пятерых молодых учёных, а выбрали её… Ульяна помрачнела. И эти поглаживания рук… И при ней начальник спокоен, будто бы даже добр… Ещё мрачнее. А на других кричит за малейшую провинность. Но можно ли назвать неверные пропорции для «растилки» мизерной ошибкой? Брови хмуро нависли над глазами.
— У вас с ним… — Ульяна так же прижалась к столу и, краснея, прошептала, — Был роман?
Теперь засмеялась Валентина. Не сильно, скорее хихикнула и от улыбки у неё появились ямочки на щеках.
— Ты знаешь, что он до сих пор живёт с матерью? — всё так же, шёпотом, спросила Валя, — А ему ведь шестьдесят два.
Ульяна помотала головой. Ей одновременно и было интересно, и не нравился этот разговор. Она чувствовала себя сплетницей, не уважающей начальство. Противно пискнул рабочий планшет Вали — это обрадовало.
— Ладно, мои чертята закончили мыть стены, — Валентина поднялась, — пора идти.
Ульяна пожелала удачи. Но потом окликнула уборщицу:
— Валь! Поможешь навести порядок? Сама не успею…
Та согласилась. Едва она вышла, появилась Фасолька. Её пружинистые ноги тарахтели, суставы поскрипывали, а внутри что-то жужжало. Казалось, движется огромная машина на радиоуправлении. Ульяна выбросила мусор, вытерла стол. На лице робота светились синим глаза и улыбка. В манипуляторе, больше всего похожим на человеческую руку, он держал толстую пачку лент с клейкими этикетками.
— Тебе бы суставчики перебрать, — Ульяна похлопала Фасольку по холодному металлическому плечу и протянула ладонь, — давай.
— Маринова Ульяна, этикетки напечатаны, — выполнил поручение робот и добавил, — вы здесь не по расписанию.
Чудилось, что нейросеть язвит, поддёргивает. Хотелось нагрубить. Но Ульяна хорошо умела справляться с раздражением. Лучший способ уйти от негатива — задавать вопросы.
— Фасолька, почему ты Фасолька? — спросила Ульяна.
— Фа, соль — две основных ноты всех моих голосов, — ответил робот и с различимой обидой добавил, — из-за этого меня ошибочно принимают за устройство женского рода, но у меня нет рода, я Фа-соль, Фа-соль.
Ульяна улыбнулась. С детским голосом всё понятно — разработчики заложили связь тональности, объёма обработанных данных и уровня выполняемых задач. Но теперь и дурацкое имя обрело смысл. И перехотелось считать робота девчонкой.
— Фа-соль, кто наклеил снежинки в адаптационной комнате?
— Камеры никого не зафиксировали, мы же вместе смотрели видео.
— Да, это так, — разочарованно вздохнула Ульяна, — ладно, утром жду отчёт, до завтра, Фа-соль.
Робот остался в столовой, будто тоже собирался перекусить. Ульяна отнесла в световую этикетки и пошла «по расписанию» — в лабораторию. Дверь распахнулась и тут же закрылась. Сотрудница сменила халат, надела шапочку, маску, протёрла спиртом руки. Надо приготовить и разлить по пробиркам питательную среду для светящейся морошки. Одно растение подросло и его можно клонировать. Обычно в лаборатории трудятся четверо, каждый за своим столом. Сейчас пусто, тихо. Хорошо.
И тут Ульяна увидела ещё одну новогоднюю пакость. Она воскликнула так сильно, что, кажется, заплевала маску:
— Да что, блин, такое?!
На металлическом столе посреди комнаты высилась ёлка из чашек петри, колб и пробирок. Ульяна подошла ближе, осторожно, по-кошачьи. Столик на колёсиках, посуда стеклянная, недай бог что-то разобьётся, не рассчитаешься. Вокруг стеклянной ёлки четыре плотно закупоренных треугольных колбы. В них — вязкая жидкость вроде питательной среды. На дне толстым слоем осели искрящиеся блёстки. Ульяна взяла один сосуд, встряхнула и внутри пошёл снег, как в волшебном стеклянном шаре. Захватила непривычная смесь взрослого раздражения и детской радости. Хотелось болтать колбу всё сильнее, чтобы искорки не прекращали сыпаться, светились и переливались как снег в свете уличного фонаря.
Она осторожно вернула новогодний сосуд на место и тяжело вздохнула. Вышла в раздевалку, затем в коридор. Надо сообщать начальнику. Нельзя рисковать. Но если Валя права и он подкатывает? Можно созвониться с кем-то из коллег, посоветоваться. Да только все спят… Да и что это изменит?
«Ладно, — решила Ульяна, — по его реакции будет всё ясно». Она уверенно пошла в библиотеку. В это время начальник должен работать там над научной статьёй.
В небольшом помещении вдоль стен расположились деревянные стеллажи с узкими полками. На них неровным строем пронумерованные жёсткие диски. Старые были толстые, крупные, сантиметра два в ширину и всего пятьсот двенадцать гигабайт. Поновее — тоненькие, словно открытки-вкладыши и уже на двадцать два терабайта.
