Глава 1
Выходя задолго до зари из избы, невольно ёжишься. Кажется, если с тобой не случится ничего дурного, так это будет значить, что водишь дружбу с нечистым. А кому хочется такими делами прославиться? Покрепче вцепившись в углы накинутого на плечи платка, Дарёна обернулась, подняла голову на плавного, будто обточенного речным течением, коника на верхушке дома. От него, как свадебное полотенце, спадала деревянная дощечка с изысканным узором вокруг громового колеса. «Убереги их, батюшка Перун, — подумала девушка и тяжело вздохнула, — а я всё одно этому миру не принадлежу».
Русые волосы её переливались в лунном свете словно робкие лучики солнца, которое Змей всё еще держит в подземном царстве. С тревогой взглянув на фиолетовый горизонт, Дарёна опустила взгляд вниз, моля Мать Сыру Землю посодействовать в битве света и тьмы. В хате что-то скрипнуло и она резко обернулась. Когда вся деревня спит, то каждый шорох пугает. Стараясь не бежать, девушка быстрыми тихими шагами пошла в сторону рощицы. Время от времени замирая, чтобы не привлечь внимание нечистых, она с ужасом прислушивалась к каждому звуку. Где-то скотина возится, где-то мужик загульный похрапывает, но чем ближе к высоким мрачным деревьям, тем больше кажется, что вот-вот и увидит её лесной дух, заберёт с собой.
Изба знахаря, освещенная лунным светом, сегодня выглядела ещё более зловеще, чем обычно. На высоких палках, ограждающих его владения, то и дело мерещились чьи-то головы. Огромный дуб своими ветвями и листьями, словно шапкой, скрывал от белого света всё, что творилось в избе. Как-то Вышемир рассказал, что это место наделено особой силой и, живя здесь, он никогда не захворает. Ибо корни дуба, подобно корням Мирового Древа, проходящего сквозь миры, оберегают его. А раз он так сказал, значит так оно и есть. С трепетом и благоговением Дарёна относилась к широченному стволу, вокруг которого выстроены избы знахаря, поглаживала, перешептывалась с ним, словно с живым.
— Быстрее, быстрее! — с противным ворчанием вышел на крыльцо Вышемир, — Косу развязывай!
Молча, стараясь не издавать ни единого звука, Дарёна схватилась за волосы, свисающие до пояса, дёрнула за красную ленту и ловкими движениями расплелась. Она прошмыгнула мимо сгорбленного мужчины в козьей шкуре в дом и мысленно поприветствовала дуб, служивший опорой одной из стен. По всем углам избы на лавках горят свечи. Посередине, на выскобленном полу, белым песком из лесного оврага, который сама же Дарёна приносила, нарисован символ засеянного поля.
— Раздевайся, — рявкнул Вышемир, — они уже сеять идут.
Покорно повинуясь, девушка скинула платок наземь, сняла браслеты, удерживающие рукава рубахи и осталась совершенно обнаженной. Стыд-то какой. Лицо сделалось пунцовым и пылало, будто печка. Наверное, лучше было и вовсе не появляться на свет.
— Ничего, ничего! — довольно ухмыльнулся мужчина.
Он с прищуром посмотрел на девушку, которая старалась ладошками одновременно прикрывать и верх, и низ. Дарёна закрутилась вокруг самой себя, шурша голыми пятками по земляному полу. И тени ехидно, со злорадством заплясали по избе, насмехаясь над её невинностью.
— Так! Замерла на месте! — рявкнул Вышемир и указал рукой вниз.
Частично нарисованный символ был стёрт. Дарёна почувствовала под пальцами мелкие острые пупырки, по всему телу побежали мурашки ужаса. Вопреки её ожиданиям, мужчина не стал сердиться сильнее. Он достал горсть песка из деревянного ведра и подправил стёртые грани.
— На вот, сей, — Вышемир взял с лавки плетеное лукошко с зернами пшеницы и протянул девушке.
Что делать дальше Дарёна знала. Каждый год, когда дни становятся длиннее, а ночи короче, когда солнышко уже благосклонно к людям и становится теплее, она проводит этот обряд под надзором Вышемира. Раньше его делали жители деревни, но когда у них поселился знахарь, все ритуалы легли на его плечи. Теперь перед дверью Вышемира под кроной огромного дуба каждый день выстраиваются очереди из старых и младых. Кому-то мужика от другой отвернуть, кому-то с родами помочь, а некоторым, как её матери с батюшкой, и вовсе вернуть ребёнка из того мира.
Девушка взяла лукошко, схватила из него крупную горсть рассыпчатых зёрен и прикрыла глаза. Она представила, что Вышемира нет рядом, что она одна, наедине с природой и богами. Дарёна попросила покровительства и помощи у Матери Сырой Земли и поднесла к лицу сжатый кулачок, из которого пшеница норовила поскорее выскользнуть. После глубокого вдоха девушка разжала ладошку и выпустила тёплый воздух на зёрна. Маленькие золотые семечки почувствовали тепло и светлую искреннюю любовь чистой души. Если бы Дарёна открывала во время ритуала глаза, то увидела бы, как каждое зёрнышко становится маленьким искрящимся солнышком. И что она сама светится, будто колос пшеницы на заре.
Бросая одну горсть зёрен за другой, девушка нашептывала слова любви и уважения Матери Сырой Земле. Вышемир, чтобы не мешать ритуалу, замер в углу дома и одной из рядом стоящих свечей едва не поджег козью шкуру, в которую зябко кутался. К счастью, ему удалось потушить уже собравшийся порезвиться огонёк и не помешать обряду. С довольной ухмылкой, будто он властитель мира, Вышемир следил за каждым движением девушки и за происходящим.
Из окон лился алый свет восходящего солнца. Лучи просачивались через крону дуба, обходили листья и, словно сверкающие стрелы, проникали в избу. Волосы Дарёны плавно двигались из стороны в сторону, колосились так же, как должна колоситься пшеница на полях. Из рук девушки сыпались наземь светящиеся золотые зёрнышки и едва они достигали поверхности, как тут же становились маленькими зелёными ростками. Свечи по углам погасли сами собой, а в избе стало светло, как днём. И вот уже вместо черного земляного настила, девушка ходит по мягкому ковру из ростков пшеницы. Дарёна бросила последнюю горсть семян и Вышемира ослепила вспышка белого света. Всё стало на свои места. Изба превратилась в тёмную, мрачную, холодную и никакое количество свечей не поможет избавиться от этого.
Девушка подняла плечи и с громким выдохом, опустила. Крепко зажмурившись, Вышемир распахнул глаза. Неровные очертания начали принимать конкретную форму, яркие звёзды перед глазами всё больше тускнеют.
— Жди, — сказал мужчина и неторопливо встал.
Козья шкура медленно сползла с плеч, но он, не обращая на это внимания, подошел к Дарёне и резким движением выхватил лукошко.
— Тут одно зерно! — бешено рявкнул он, брызнув слюнями на девушку, застывшую с по-прежнему закрытыми глазами.
— Оно, небось, застряло между прутьями, да я и не нащупала, — небывало смело ответила Дарёна.
— Ты мне перечишь? — швырнул Вышемир корзинку девушке в голову.
От неожиданности Дарёна пошатнулась назад, чуть не упала, но всё же не открыла глаза. Она раздула ноздри и зажмурилась ещё сильнее, чтобы никакое действие знахаря не заставило её смотреть до того, как он ей разрешит. Место удара пекло, хотелось поднять руку и потереть его, выбежать на улицу, найти подорожник, да приложить к ссадине. Но она знала, что лучше уж потерпеть немножко, чем потом двенадцать ночей быть наказанной и ходить в тёмный лес за травами.
— Одевайся, — после долгой паузы сказал Вышемир, — возвращайся в этот мир, хоть ты всё равно здесь чужая.
Скрипнула дверь и Дарёна открыла глаза. На рассвете знахарь уходит к реке, разговаривает с русалками и водными духами. На сегодня её обязанности перед Вышемиром закончены. Можно возвращаться к родным, помогать по хозяйству. Только вот рассказывать кому о том, что делала, не дозволено. Иначе знахарь вернёт её в мир мёртвых, откуда с таким трудом, ещё при рождении, вытащил. С того самого времени девушка подарена ему на время от заката до рассвета. И, как бы не осуждали соседи, боязливо перешептываясь, когда Дарёна проходит мимо, жизнь её принадлежит знахарю. Вышемир — хороший человек, иногда он разрешает спать дома. И хоть взамен Дарёна должна выполнять его дневные поручения, это большое счастье — быть с семьёй.
Девушка оделась, натянула толстые браслеты на руки, зажав рукава рубахи, и взглянула на дуб.
— Вышемир хороший человек, — сказала она, сама не веря произнесенному, — он помогает деревне собирать богатый урожай. Каждый год. У других то засуха, то ливни. А у нас достаток. Это хорошо. Правда ведь?
Дерево не ответило, лишь прошелестело теми немногими листочками, что находились внутри избы.
Глава 2
Иногда Вышемир заставлял Дарёну выполнять поручения неугодные богам. Ещё предкам их предков сама Макоша завещала, что прясть в пятницу нельзя. «Коль супротив самих богов идти может, — думала девушка, разглядывая резное навершие прялки с Перуновым символом, — так мне уж совсем помалкивать стоит». Одно не укладывалось в голове — откуда Вышемир круглогодично мог взять такое нежное, будто только потрёпанное, льняное волокно? Едва заметно Дарёна покачала головой и продолжила дневную работу.
Во второй избе Вышемира, одной стеной примыкающей к первой, уютнее и теплее. Вместо земляного настила до невозможного ровно лежат гладкие, никогда не скрипящие половицы, есть небольшая побеленная печурка и скамьи с витыми, изгибистыми, словно змейки, узорами. На лавках обычно сидят гости и просители. Здесь Дарёна занимается прядильными работами, да слушает чудные истории, что рассказывает приходящий к знахарю народ. Словно чью-то нить судьбы выводит она ловкими пальцами волокно. «Вот бы и жизнь была такой ровной, да простой» — подумала она и улыбнулась.
С козьей накидкой на голове, скрывающей тёмные, словно земля, волосы, Вышемир тихонько посапывал на скамье. Солнышко приходит в эту избу лишь когда находится в самой верхушке своего пути. В оранжево-красном свечном освещении кажется, будто морщины на лице спящего знахаря — это глубокие трещины иссушенного без долгих дождей невспаханного поля. Поёжившись, Дарёна поправила упавшую на глаза прядь и потёрла глаза. Сдержалась, чтобы не зевнуть. Небось, Макоша сон нагоняет, чтобы девушка перестала трудиться в непредназначенный для этого день.
Снаружи послышались быстрые шаги. Резко, оглушающе постучали в дверь. Вскочив, Дарёна глянула на распахнувшего глаза Вышемира. «Сидеть» — мысленно рявкнул он. И она села, придавленная его суровым взглядом. Незапертая на засов дверь распахнулась от непрерывного натиска. В слегка покосившемся дверном проёме появился румяный и разгоряченный волнением Ванька. Не поднимая головы Дарёна искоса поглядела на статного простодушного юношу. Парень повернулся боком и, наклонив голову, вошел в избу.
— Ну-ка, ну-ка, поведай мне, Иван, — Вышемир, причавкивая, облизал губы, — что привело тебя в неугодное для посещений время?
Накидка из козьей шкуры упала на скамью. Знахарь встал, поднял её и отряхнул от нападавшей с кровли шелухи. Прокашлявшись, он взглянул на парня, который, не решаясь что-либо сказать, смотрел на молча прядущую Дарёну.
— Она, — преодолев оцепенение, ошеломлённо показал Ваня на девушку, — она, она, — повторил и махнул в сторону леса, — она же там, как это здесь? И волосы…
Испуганно выпучив глаза, он развёл руки и растопырил пальцы, будто просеивая через них песок. В избе всё замерло, словно время остановилось. Пламя свечей не прыгало, а легонько покачивалось. Солнечные лучи останавливались у окна так и не попадая внутрь, а Дарёна вдруг почувствовала надвигающеюся ледяное дыхание Мораны.
Знахарь поднял брови и пристально вгляделся в парня. А затем достал из сумки, которую всегда держал рядом с собой, льняной мешочек с травами.
— На вот.
Ванька растерянно выставил ладонь. Двумя руками, не дожидаясь ответной реакции, Вышемир замкнул кисть парня в кулак, зажал в нём мешочек, взял Ивана за плечи и развернул к выходу.
— Убережет от любых видений, ночных и дневных, — он протолкнул не помещающегося в дверном проёме юношу на улицу и уже за закрытой дверью прикрикнул, — иди, иди!
Облокотившись спиной на дверь, знахарь вознес руки к небу, что-то сердито пробубнил и повернулся к застывшей Дарёне.
— А ты что сидишь? — разъярённо рявкнул он, — не успеешь допрясть, будешь все пятницы тут сидеть!
Поджав губы, девушка продолжила работу. То и дело её глаза застила пелена и вместо прялки видела она розовощекого разгоряченного Ивана. С золотыми кудрями, широкими плечами, отчего-то испуганного, преисполненного необъяснимого ужаса, будто он не на Дарёну смотрел, а мертвяка увидел.
Попридя немного в себя после дремоты, Вышемир стал добрее. Он походил из угла в угол, меряя избу шагами и размышляя. Затем взглянул на погрустневшую девушку и сказал:
— Иди.
Дарёна робко подняла поблёскивающие в кротких солнечных лучах глаза.
— Ну что сидишь? Листьев мать-и-мачехи жменю надобно и цветов две.
Вышемир хороший человек. Добрый. Коли видит, худо кому, так обязательно поможет. Несколько раз знахарь напомнил девушке где следует собирать мать-и-мачеху, да настойчиво возбронил подходить к речке. Всё, как и в любой другой день сбора трав. А дней этих было уж столько, что за свои семнадцать зим Дарёнка уж и сосчитать не могла.
Грозные суровые сосны возвышаются над маленькой березниковой рощей. Над головой, где-то на самых верхушках древесных исполинов, порхают птички с ветки на ветку, переговариваются с белками. Свежий, чарующий аромат приближающегося лета уже витает в воздухе. В белой рубахе, сшитой из старой маминой одёжки, Дарёна зашла в лес и звонко рассмеялась сама себе. Вот этого доброго, светлого места она боялась? Солнечные лучи разбиваются об иголки и ветки на множество сверкающих полосок. Под ногами вереница муравьёв тащит огромную для их размеров хворостину, чтобы обустроить свой дом к лету. «Ну совсем как мы!» — восторженно наблюдая, побрела девушка вслед за маленькими тружениками. Шаг за шагом по мягкой Матушке Земле, между тонких ветвей кустарников, Дарёна вышла на опушку. Она подняла голову и огляделась. Большая ребристая берёза с тремя сучками в разные стороны. Осталось обогнуть её, да дойти до низины, где обитает золотоголовая царевна Мать-и-мачеха.
Совсем недалеко бьётся речная вода о каменные пороги. Дарёна, чутко прислушиваясь, замерла. «Не подходить к реке» — вспомнила она наставление знахаря. Обернувшись через плечо, девушка опасливо поискала глазами высокого мужчину в козьей шкуре. Он ведь и не узнает, коли сходить туда? «Нет, — одернула себя Дарёна, — не велено». Она пожала плечами, мотнула головой, отгоняя строптивые помыслы, и пошла в сторону оврага. Мелкие ветки и не по времени года выросшие травинки цеплялись за подол рубахи. Дарёна то и дело поглядывала вниз, как бы не порвать дорогую сердцу ткань. Она схватила рубаху за низы, обнажая ноги ниже колена. Припевая «Гром гремит, Перун идёт, Землю-матушку зовёт, облачайтесь в одежды народные, будут пляски богам угодные», Дарёна поскакала по тропинке словно бойкая козочка.
Хороший человек, Вышемир, отпустил девушку в лес, хоть нужно прясть. Дарёна поводила носом и принюхалась. Какой-то сладкий аромат, видно, где-то затесалось абрикосовое дерево. Она замерла, всмотрелась в густую чащу по сторонам тропы. Деревья справа ниже, чем слева, значит овраг совсем рядом. Повеяло холодком и Дарёна опустила подол рубахи.
