Аннотация
Юной ведунье Богданке никак не давалась древняя магия. Как бы она ни старалась заучивать всякие там заклинания, все одно — сплошная неудача. А впереди обряд-инициация по совершеннолетию. Самые достойные получат право хороводы водить да женихов присматривать, и еще ценные волшебные дары, а проигравшую отдадут в невесты Чернобогу.
За нареченной сам Ворон, слуга темного владыки, является. Переводит он девиц из Яви в Навь и поминай как звали. Вот Богданка и не понимает, как при своем неумении состязания выиграть да не позволить Ворону оковы на себя надеть...
Пролог
В темном небе сверкнула яркая молния, за ней еще одна и еще, казалось, вот-вот небеса разверзнутся и обрушатся на землю-матушку. Тут и гром зарычал, будто раненый зверь. Однако природа бушевала недолго и успокоилась в тот миг, когда распахнулись врата междумирья и в мир Яви моментально устремилась целая стая черных птиц. Кричали они громко, шелестели мощными крыльями и одна за другой стали сбивались в одно целое до тех пор, пока не преобразовались в темную, высокую мужскую фигуру.
Это пришел он — Ворон в человечьем обличье. Верный слуга самого Чернобога. Посыльный, что приносил на Мидгард-Землю только тревожные вести. Обладал он магической силой, которая способна открывать врата не только в темный мир, но и в светлый. Знал тот Ворон потайные ходы мироздания, а посему ему было подвластно многое, и одно из этого — бессмертие. Ступал он важно на стылую землю так, что сизый туман под его ногами в разные стороны разбегался, а живые деревья ветви прятали, к стволам прижимали. Хищный зверь молчал в подземных норах и малейший звук боялся издать. Не дышала и птица лесная...
Ворон с гордо поднятой головой по земле вышагивал да с опаской по сторонам озирался. Глядел черными зоркими очами в дремучую даль, а в руке сильной держал сверток из ткани, что золотыми небесными нитями соткана. Живым сверток оказался, шевелился, а вскоре и кряхтеть недовольно начал.
— Шш-ш! — прошипел Ворон и глянул в белое личико младенца, который наивно моргал в ответ большими глазенками, что синее небо напоминали. — Издашь хоть звук, скормлю тебя зверью лесному! — пригрозил он, а в ответ прекрасное чадо затихло совсем, будто послушалось. Откинул Ворон другой рукой длинный черный плащ, край которого в воздух взлетел, как воронье крыло, и тут же легкий ветерок по земле пронесся, поднимая вверх палую листву. Шел он все дальше в лес, помня приказ владыки темного царства: избавиться от чада на веки вечные, чтобы не проснулась в дитяти могущественная сила, способная уничтожить саму Навь. Схоронить надобно отпрыска светлых богов в зарослях дремучего леса, чтобы отомстить за поражение в жестокой борьбе, где темный мир потерпел поражение.
Хотел тогда навий бог завладеть мировым древом , что в Ирий-саду растет. Еще желал всесильным стать и испивать из Молочной реки студеной воды, чтобы сила его прибавилась. Но проиграл Чернобог, а в отместку приказал верному своему слуге-Ворону проникнуть в Правь и похитить дитя, что впитало в себя силу рода от Сварога и Лады.
Убить! Для Ворона нет невыполнимого, он всегда был верен своему темному хозяину и ни разу за много веков не ослушался. Бросил он зоркий взгляд на растущую луну, а затем снова опустил глаза на младенца, на которого падал тусклый свет, и вымолвил глухим басом:
— Родилась ты в день весеннего равноденствия, в этот день и умрешь. — Занес Ворон над отпрыском острый кинжал, из пыли лунной кованый, опыленный золотыми частицами из самых далеких звезд и был готов нанести смертельный удар. Как вдруг остановился: что-то больно кольнуло в широкой груди, словно разряд молнии прожег воронью плоть. Неужто сердце ожило? Но только нет у Ворона сердца!
Еще раз замахнулся, и тут чуть поодаль услышал хруст ломающихся веток. За ним явно кто-то подсматривал. Глянул он на низкий кустарник, напряг черные бездонные очи, стал вглядываться в ночной сумрак вороньим зрением и тут же заметил сгорбленную фигуру в темном балахоне.
Не одни они с дитем в лесу оказались в этот час. Громко и грозно выкрикнул Ворон:
— Выходи, ведунья старая! — Да так гаркнул, будто из его рта звуки тысячи птиц вырвались. Ребенок в его руках всхлипнул, испугался и заплакал. — Шш-ш! — прошипел Ворон, и чадо снова утихло, будто понимая, что нельзя его ослушаться. — Говорю, выходи! — еще раз приказал.
Вмиг тут колючие ветки кустарника зашевелились, раздвинулись и медленно заковыляла ведьма в сторону недруга. Понимала старая, что час ее смерти настал. Теперь заберет Ворон ее душу в навье царство, где придется предстать перед самим темным богом. А он-то своего не упустит и припомнит все грехи, что творила ведунья на Мидгард-Земле. Хорошо, если в тварь какую превратит, а если в рабстве оставит? Да и дитя, что в руках у Ворона, жалко, ведь мало? совсем, только на свет появилось, жизни еще не видело.
— Сжалься, Ворон, слуга владыки темного, не погуби младенца и меня старую! — молить принялась ведунья.
— Жалость мне неведома, старуха! А дите не твоя забота, не жить ей в трех мирах, не вырасти, — смотрел он грозно, хмуря густые черные брови.
— Знаю, что на многое способен ты, но прошу еще раз: одумайся, разве поднимется рука на чистую душу? Разве нет в тебе благородства? А я дитятко спрячу так, что никто и не догадается, чья кровь в ее жилах течет, — не унималась причитать старая.
— Ты говори, да не заговаривайся, ведунья, — прорычал он тихим голосом, но так, что зашевелились от страха на голове ведьмы седые волосы. — Да будь по-твоему, — сдался вдруг, — раз не побоялась встать передо мной, не струсила, значит, доверю я тебе это чадо небесное. Но с одним условием. — Он замолк на миг и на дитя поглядывал. Что-то внутри него происходило, что-то странное, будто бы темная душа проснулась, глядя на отпрыска богов. Да и души-то нет у Ворона, откуда тогда ему жалость знать? — Я заберу чародейскую силу ребенка, чтобы в будущем она не выдала моего предательства. Оставлю лишь маленькую каплю для врачевания и наложу свое заклятье, чтобы ни светлые, ни темные боги не знали о ее существовании.
— Милостив ты, Ворон, — поклонилась ведунья так низко, что челом почувствовала сырую, холодную землю. Готова была Ворону поклоны еще долго отбивать за то, что помиловал обеих, но с трудом поднялась и корявые руки к младенцу протянула.
— Не торопись, сначала ее сила, — осек Ворон ведунью, а после приложил ладонь к груди младенца и к силе божественной стал взывать. Вдруг заструилось серебром и золотом светлое чародейство, покидало оно тело младенца и к вороньей руке тянулось, а затем заструилось по выпуклым венам. Сжал Ворон кулак, и в один миг исчезло волшебное зарево, как и не было вовсе. В последний раз он глянул на спящее чадо, отогнал скверные мысли прочь и протянул дитя богов ведунье. Та перехватила живой сверток и подолом его укрыла. Спрятала от ветра порывистого, что в сию минуту налетел и закружил сухие ветки и листву. На какой-то миг женщина даже лишилась зрения, а когда распахнула веки, Ворона и след простыл, словно привиделся он ведунье, будто приснился старой. Да только дрожащие руки держали теплый комок, который мирно сопел, ничего не ведая. А вокруг снова белесая дымка в разные стороны заструилась и морок в дремучем лесу наводила, да не случайно. Прятал непроглядный туман от глаза людского врата междумирья, которые являлись переходом в загадочный и пугающий навий мир. Там, по ту сторону врат, темные боги вершили суд над душами, приходившими в свой час с Мидгард-Земли.
Глава 1
В небольшой деревушке под названием Ведьмино Гнездо, окруженной заповедными лесами и непроходимыми болотами, жила себе поживала юная ведунья Богданка — сиротская душа. Никто из деревенских не знал, откуда она появилась еще младенцем в селении, и никто не ведал, отчего старая ведьма Мара взялась за ее воспитание. А еще старожилы селения совершенно не понимали, для чего Мара стала обучать сие недоразумение древней магии? Ведь с детства Богданка славилась своими непредсказуемыми выходками. Бывало, пойдет к древним курганам, где прислужники богов захоронены, и невзначай вызовет буйного призрака — волхва Серафима, что при жизни (два века тому назад) был предан великому богу Роду и состоял в отряде жрецов по борьбе с ведьмами. А поскольку покойный служил верой и правдой своему делу, то спасу в селении не было никому. Буянил призрак да слова сакральные выкрикивал до тех пор, пока Мара не брала ситуацию в свои руки и не загоняла дух волхва обратно в могилу. Пожурит потом дитя и снова за обучение берется, верит старая, что из девчонки толк выйдет.
А еще Богданка с птицами разговаривала, со зверьем всяким, с домовым иногда, да это ладно. Ведь она еще и сама с собой речи вела, будто полоумная. Когда малой была, косы заплетать не хотела; как Мара ни старалась ее голову в порядок привести, ничего не выходило. Бывало выйдет из леса вся репейником облепленная, так до самого вечера старой ведунье приходилось из густых русых волос колючки вытаскивать. Да и самое главное: дружбу Богданка с деревенскими смалу не водила, потому как считалась белой вороной. Может, и рада бы она с кем подружиться, но не выходило. Ребятня местная вслед Богданке лишь у виска пальцем крутила да обзывала:
— Непутевая, приблуда! Гы-ы! Непутевая идет!
Богданка поплачет тихонько в укромном уголке, чтобы Мара не видела ее слез, а после улыбнется рыжему коту, гулящему по селению ведьм, и на душе вроде бы легче сделается.
В общем, не от мира сего оказалась приблуда, и только старая ведунья догадывалась, кого на самом деле воспитывала. А толку-то что? Богданке шестнадцать годков в тот самый день — день весеннего равноденствия исполнится, когда обряд-инициация в селении проходит. Для молодых ведуний обряд совершеннолетия — это радостный праздник, означающий, что теперь девка достигла возраста, позволяющего ей создать свою семью. После этого разрешались мужские ухаживания, а затем и жениха выбирали. Только было и недоброе в этом празднике: слабую ведьмочку нарекали «темной невестой» и отдавали Чернобогу, чтобы задобрить того на следующий удачный год. Не прошедшую все чародейские ступени соревнования забирал Ворон и уводил в Навь, где пропадала девица на веки вечные. Вот и беспокоилась Мара за свою подопечную, ведь Богданка и есть самая слабая ведунья в Ведьмином Гнезде. Ворожить девчонка так и не научилась, в волшебстве ее лишь одни погрешности были, которые старая ведьма до сих пор умело исправляла.
Какие только мысли не приходили в голову старухе, что она только не перебирала в них, а все не то было. Самой бы чародейство применить да принять на время облик Богданки, так сразу старейшины-то секрет раскроют и тогда, коли повезет, изгонят из деревни, а если нет — сожгут на позорном столбе обеих. Своих детей у Мары не было, не довелось как-то, вот и прикипела всем сердцем к девке, как к дитяти родному, что уже и не помнила того часа, когда Ворона повстречала...
— Точно же, Ворон! — вскрикнула Мара, отбросив метлу в угол сеней, полы которой только что мела. Та пролетела и встала аккуратно у стены, густой шевелюрой из сухих веток вверх. — Если он согласится Богданке дар вернуть, тогда она и не проиграет, — наивно подумалось вслух.
Присела Мара на широкую лавку у дубового стола, что посередине сеней стоял, весь усыпанный сухими разноцветными растениями, да по одному листки и цветочки скрюченными пальцами перебирать стала. Раскладывала в сборы пучками и нитками обвязывала. Без трав целебных никуда, особенно зимой, когда хворь всякая бушевала. Да и по весне отвары нужны были для восстановления сил после властвования богини холода Мораны на Мидгард-Земле.
— Безжалостный он уж больно и вряд ли поможет, — снова ведьма вслух вымолвила. — Лучше ему совсем на глаза не попадаться, а то недобрым часом еще хуже сделаю, — с опаской тут произнесла.
— Марочка! — Ласковый, тонкий девичий голос мгновенно заставил замолчать старую. Не нужно Богданке знать о своем прошлом, чревато это плохими последствиями. А все, как ни крути, в одну сторону катится. — Что опечалилась? — молвила Богданка и корзину с новыми, только что пробившимися травами на лавку поставила. Опустилась рядом с Марой, толстую растрепанную косу на грудь закинула и стала сосновые иголки из волос вытаскивать.
— Когда-то я этим занималась, когда ты еще малая была, а теперь и сама справляешься, — ухмыльнулась ведьма и снова пучки принялась вязать.
— Ты на мой вопрос не ответила: что так печалит тебя? Обряд инициации, должно быть? — Бросила девчонка последний клубок из колючек и волос в корзинку, куда Мара ненужные сухие ветки и листья от трав клала, чтобы потом сжечь, да большие, небесного цвета, глаза на ведьму подняла.
— Ничего-то от тебя не утаишь и не скроешь, — кивнула Мара, — душой печаль чувствуешь, моя горлица!
— Одна ты меня так называешь, Марочка. Остальные вон, — Богданка кивнула в сторону открытого окна, что на улицу выходило, и уста алые надула, — непутевой кличут.
— Не думай о них, милая, врачеватель на хворых не серчает, — хихикнула Мара. — Али как?
— Хих-хи, — звонко по сеням разнеслось. — Смешная ты, Марочка, да обо мне не печалься. Лада и Сварог авось в беде не оставят.
— Они ж боги, а мы с тобой кто? Две ведьмы! На их благословение я бы не стала полагаться, — громко выдохнула старая. — Будем думать, как соревнования пройти. Хоть немного, но время-то у нас еще есть до праздничной недели. А теперь отвару мне сделай липового с мятой да принимайся пучки вязать.
Хорошие отвары Богданка готовила, целебные. Не обманул тогда Ворон, а теперь трижды пожалела Мара, что не настояла она еще на капельке чародейства для Богданки. Да и как было просить, когда две жизни на волоске от смерти висели?
***
Утро будило ласковыми лучами, что скользили по румяным щекам Богданки и светили прямо в закрытые очи, обрамленные густыми темными ресницами. Пробивалось солнышко через белую занавесь, вышитую по краям красными шелковыми нитями. Узоры на ткани они с Марой вышивали, а знаки таинственные на полотне — оберег от злых духов. Потянулась Богданка после сна. Откинула в сторону шерстяное одеяло и опустила стройные ноги на деревянный пол. Затем поднялась, еще раз кверху потянулась так, будто тонкая березка к небу, и босиком прошла к закрытому окну. Распахнула занавесь, створки открыла и вдохнула свежего весеннего воздуха, что из древнего, проснувшегося от зимней спячки леса доносился. Запах свежей хвои и молодой травы бодрил и немного успокаивал тревожное сердце. Сама-то она прекрасно понимала, что нет в ней того волшебства, которое для победы в соревнованиях сгодится. Все наказы и наставления Мары девушка наизусть выучила, но применить знания никак не получалось. За какое чародейство ни бралась она, а все без толку. Могла лишь малую каплю, например из гусеницы бабочку наколдовать или же закрытый цветочный бутон распустить. Еще вспомнила, как намедни ночью призрак волхва всю деревню на ноги поставил, когда Богдана снова к кургану неудачно сходила. Даже на предпоследнее место ей не приходилось рассчитывать, потому как молодые ведуньи мало того, что волшебство с молоком матери впитали, так еще и обучались в деревенской общине.
