Флаттер устроен иначе, чем десантная шлюпка: работает на водороде и стартовать может практически с места. Он легче десантной шлюпки, но уступает ей в скорости. При зависании – вибрирует, отсюда и «дрожалка».
Шлюпку Абио привел сам. Чужой пилот, связанный, валялся в углу.
– Развяжите там, – бросил грантс, спрыгнув, и пошел ко мне в палатку.
Дежурный галопом понесся за мной наверх. Я устроил на возвышении смотровую площадку и возился там с картами.
Когда спускался, увидел, как вытаскивают из флаттера чужого пилота. Связан он был жестоко – тонким эластичным шнуром и в тех местах, где кровеносные сосуды передавить особенно легко. Вовремя бойцы его развязали – парень уже весь посинел.
Притормозил и велел позвать медика. А потом – ко мне этого бедолагу.
Абио поздоровался кивком и стал помечать на карте, что и где мы имеем. Выходило совсем не хорошо. То же, что и отряду комаров сражаться с регулярной армией.
– Но это еще не все, – сказал Абио. – Под Дагалой стоит общее ополчение фермеров. У них достаточно оружия и бойцов, но дисциплины мало. А есть еще лорд Михал со своей частью повстанцев. Ждут его отсюда, – он обвел южную область долины. – По рассказам фермеров, я говорил с несколькими, у него с дисциплиной порядок.
Абио обрисовывал ситуацию холодно и отстраненно. От фразы «я говорил с несколькими» меня прошиб пот. Только сейчас я начинал понимать, какой он страшный противник. Да, мне тоже приходилось делать много того, о чем и вспоминать не хочется, не то что рассказывать, но, похоже, до грантса мне далеко.
– Я передохну и полечу на юг. Надо посмотреть, с кем и с чем нам придется иметь дело, – сказал Абио, возвращая меня из мира мыслей. – А вы снова не завтракали.
И посмотрел пристально. Я ощутил покалывание и тяжесть в кистях рук, потом в плечах, словно бы меня ощупывали не взглядом, а чем-то более вещественным. Мир стал сужаться – ощущения слабели, тело тяжелело. Абио коснулся моей груди, пресса. Он может так и ударить, дошло до меня вдруг. И это будет не дружеской шуткой, а получу я по полной программе... И я, что ли, так могу?
Встретил взгляд грантса, но вместо ответного напряжения, на которое он меня вызывал... улыбнулся. Я был рад видеть Абио и не хотел даже моделировать ссору с ним.
Улыбнулся, и сковывающая меня исподволь чужая воля словно бы свалилась разом. Это произошло так неожиданно, что я покачнулся.
Абио тоже улыбнулся. Больше глазами, чем губами. Я заметил, что губы у него сухие и как бы спекшиеся. Он же устал, наверное, и голоден.
– Давай вместе завтракать? – сказал я. – Не ругай меня. Я знаю, что обязан держать себя в форме, но есть эти дни не хочу совсем. Забываю.
Он слегка покачал головой, чуть прикрыв глаза. Встал. Нашел свои вещи, достал вяленое мясо, сухари. Я давно заметил, что нашу пищу грантсы почти не едят.
Я, в свою очередь, позвал дежурного и велел изобразить завтрак.
Когда мы ели, привели вражеского пилота. Парень был все еще синий, глаза ввалились, словно его голодом морили неделю.
– Вы его покормите сначала, – приказал я. – А то до конца допроса не доживет.
Абио ушел спать.
Я смотрел на карту и пытался понять, что же нам нужно делать, чтобы обыграть эту толпу народа...
Вызвал разведчиков. Объяснил – чего хочу. Велел не зарываться. Поговорил с чужим пилотом. Нового ничего не узнал, кроме того, что с ним уже общался Абио, и парень теперь боится наших до дрожи. Он, кстати, оказался не фермером, а инженером-техником из Плата, рабочего города на соседнем материке. Такое вот интересное кино.
Вышел на солнышко. Следом, как всегда, топали охранники и дежурный.
– Посмотрите вверх, господин капитан.
Поднял голову. В небе мелькали какие-то странные искры. Вот одна прошила насквозь облако... Еще что-то блеснуло.
Хэд, что же это. Неужели?!
Полез выше на свою смотровую площадку, где стояла система оптической коррекции. Вывел возможное увеличение... Да, сомнений не было, над нами бились корабли.
Я никогда не участвовал в бою на таком близком расстоянии. Да еще – один на один. Видимо, строй крыло уже не держит, и сражение идет как попало – кто с кем! А то, что корабли практически в пределах видимости с земли, означает, что в зону Мэтью они вошли, уже сцепившись. Оттого и вышли Хэд знает где. Зоны Мэтью высчитываются у крупных тел, как правило. Аннхелл – большая планета...
Что же там происходит? Я пытался рассмотреть, но понять что-то с такого расстояния не мог.
Еще блеснуло! Вспышка! Значит, мощности отражателей уже не хватает, они слишком близко!
Еще вспышка. Видно-то как хорошо. Неужели падают?
Я не смотрел по сторонам, но чувствовал, что не один уставился сейчас в небо.
Еще ближе!
Точно падают.
Один или оба?
Похоже, что оба. И чужой, и наш.
Хотелось закрыть глаза, но я продолжал смотреть. Сердце стукнуло где-то в горле и остановилось. Там, в небе, был кто-то, кого я знал.
Теперь я отлично видел, как пылающая громадина скользит в тропосфере... И понял, кто там на корабле. Просто почувствовал это. Корабли сгорали вместе с куском моего сердца.
– Капитан – это наши? – тихо спросил стоящий за спиной дежурный.
– Это «Пал», – выдавил я сквозь зубы. Мне хотелось остаться одному.
Как он сказал? «Пал» – старый корабль»? И вооружение уже не то, и маневренность. Победить он может, разве что, связав своей массой вражеский КК, подойдя вплотную...
Их навигатор тоже умел считать «впритык»... Выйти из пространства Метью лоб в лоб и, когда чужой корабль сделает нырок, связать его недосчитанной массой. Потому что уже не важно, где они выйдут вместе и выйдут ли вообще. Ничего не важно. Есть только бесславная смерть и вот такая.
Дарам знал.
Все всегда знают, кроме меня.
Но и я выберусь.
Какая разница, во сколько раз сил у противника больше? Всегда существует способ, по крайней мере, связать врага.
Наверное, Дарам давно уже не исполнял на корабле именно те обязанности, о которых вспомнил инспектор Джастин. Мы с ним не говорили об этом. Кем он еще был? Наводящим, пилотом?
Он был там нужнее.
У меня есть Абио, который больше всех тут вместе взятых знает про способы ведения войны вслепую и вглухую. Без связи и слежения из космоса.
Мы справимся. Или умрем. Это же так просто.
Земля дрогнула. Но не так, как если бы два сцепившихся корабля рухнули в свободном падении. Значит, отражатели держали до последнего. Может, пытались посадить, но, скорее всего, спасали тех, кто внизу. И так радиации будет выше крыши.
30. История тридцатая. «Бремя крови»
Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.
Абэсверт, Аннхелл
Я решил связать своими действиями противника.
По словам Абио, повстанцы ожидали подхода ополчения Лорда Михала только на третьи сутки, чем мы и собирались воспользоваться, чтобы фундаментально испортить фермерам нервы.
Задачу я рассчитал прямо как по учебнику: тревожить с разных сторон малыми группами, стараясь лишить максимального количества боевой техники, смещаться к горлу долины, имитируя смещение на запад.
Если мы что-то не придумаем за ближайшие двое-трое суток, объединенная армия повстанцев уйдет на столицу, предварительно раздавив нас. И вряд ли нам удастся запереть ее, как они запирали нашу. Не идиоты же они? Но на всякий случай я послал разведчиков к выходу из долины: узнать, что там и как.
Проснувшийся Абио мои действия одобрил. Из телохранителя он как-то автоматически превратился в военного советника.
Абио улетел на юг, а мы начали играть с фермерами в пятнашки.
Армия повстанцев осела в окрестностях Дагалы. Местность была нам уже знакома. А десантные шлюпки – быстроходнее флаттеров. Мы налетали небольшими группами, по четыре-пять шлюпок, сразу с трех-четырех сторон, обстреливали повстанцев и удирали, путая следы. Фермеры боялись гоняться за нами по горам, и стоило нашим шлюпкам юркнуть в каньон или ущелье, погоня отставала. Нам даже удалось уничтожить одну из больших импульсных установок, правда, и сами мы потеряли в той «игре» две шлюпки.
Вернулся грантс через сутки. Лицо его, несмотря на ничего не выражающую маску, которую он носил не снимая, показалось мне озабоченным. Может, потому что я и сам был озабочен в тот момент – ранений, особенно ожогов, хватало, медики не справлялись. Чтобы не попасть под импульсные удары, мои парни отключали щиты, но фермеры с успехом использовали и светочастотное оружие.
Абио застал меня, занятого термобинтами и противоожоговым аэрозолем.
– Здесь есть кимат, – сказал он вместо приветствия. И пояснил: – Растение, стимулирующее заживление тканей. Я видел его в горах.
Он позвал Тако и что-то быстро объяснил ему по-грантски. Потом покопался в своих вещах, достал травяную настойку, разбавил водой. Отдыхать он не собирался.
– Видел нерадостное, – сообщил грантс, выгнав из палатки дежурного и велев не впускать никого. – Повстанцев слишком много. У того, кого называют «лорд Михал» – еще примерно столько же людей. Кроме фермеров там хватает и техников с малого материка. И вооружены они лучше. Правда, эти самодельные «бичи» – только здесь. Но там хватает полиспектральных лазеров. Мне показалось, что оружие – очень новое, только что с завода. И вряд ли его привезли с другой планеты.
– Ты не ошибся? – я присвистнул. Полиспектральный лазер – зараза, защиты от которой нет и пока не предвидится.
– Честью мы с ними не справимся, – продолжал Абио. – Нужно убить лорда Михала. Другого выхода я не вижу.
– Почему – ты? – спросил я, уже понимая, что он ответит.
– Вы – командир. Если у меня не получится, будет второй шанс. А лишив армию головы, разбить ее легче. Лорд не терпит вокруг себя умных людей. Они его раздражают.
– Не совсем тебя понимаю, – я сел над картой со свежими правками. – Здесь, – показал на карту, – у нас шансов так и так нет. Ну, убьем мы его, деморализуем часть повстанцев. Но даже то, что сейчас стоит возле Дагалы – нам уже не по зубам. Будь нас хотя бы в два раза больше... Ну, уничтожим второй бич. Но не выпустить из долины мы их не сможем.
– Великий Мастер сказал, что ты все сделаешь правильно. Думай. Мое дело – убрать этого «лорда».
Слово лорд прозвучало с какой-то натяжкой.
– Тебя в нем напрягает что-то? – уловил я, наконец.
Абио кивнул.
– Я долго лежал и слушал. Просто слушал. Ваш «лорд» из этих, «перерожденных».
Он употребил экзотианский термин, в Империи это называлось реомоложение.
Возраст лорда Михала предполагал не меньше трех реомоложений, а может и все четыре. Значит, как и инспектор Джастин, Вашуг перерастает сам себя.
То, чему учили грантские мастера, у несколько раз «перерожденных» начинало просыпаться само. Но дисциплины этому дару они не знали. Просто инспектор был от природы добрым человеком, а лорд Михал, похоже, порядочной гадиной. И его не направленный ни в какое русло дар давал ширину его гневу.
Я вспомнил свои неконтролируемые всплески... Лорд Михал был гораздо старше меня, мощнее и разнообразнее в проявлениях эмоций. К тому же он изначально принадлежал к экзотианской аристократии. Может, его все-таки учили чему-то?
– Учили, – подтвердил Абио, делая глоток своего пахучего травяного напитка. – Он достаточно владеет эмоциями, чтобы направленно использовать их.
– Значит, он вроде инспектора Джастина?
– Адам Джастин пытается следовать законам древней веры, смиряя свой ум. Ум моложе духа.
– Ум? – я сдвинул брови, не понимая, к чему это он.
– Только ум может оправдать все, что угодно.
– Абио, ты говоришь со мной так, словно я хоть что-то понимаю. Я – не понимаю. Меня – не учили. Я, как случайный прохожий, вступивший на улице в какую-то липкую гадость. Единственное, что помню – фразу мастера Энима: «Дух наш принадлежит добру, ум – злу, душа тени». Но и ее – не понимаю.
Абио отхлебнул еще. Какое-то время он смотрел в стену, словно читая с бурого пластика палатки. Я уже думал, что он не ответит. Но грантс спросил:
– Как получилось, что вы в это «вступили», капитан?
– Я зашел в эйнитский храм, хотел узнать... Уже не важно – что. Мы говорили тогда о предвидении событий.
– Эйниты – это те, кто поклоняется Матери?
– Да, Танати матум.
– Увидели силу души и решили показать ей путь? Дело редкое, но не невозможное.
– Генерал Мерис предполагает, что таким способом меня хотели убить.
– Не эйниты, – поправил Абио. – Последователи Матери не убивают. Возможно, тут был третий замысел. Какие-то люди могли подтолкнуть вас к храму в надежде, что вы, так или иначе, пострадаете. Но эйниты не могли планировать вашу смерть. В противном случае – я им не позавидовал бы... Объясню, как смогу, – перебил он сам себя, видя мое возрастающее недоумение.
У меня заломило в висках, и я стал растирать их пальцами.
– Я объясню, – повторил Абио. – Это трудно, но я попробую. Кое-что нужно будет просто запомнить, потому что это – необъяснимо. Запомните, капитан: внутри – сторон всегда три. А снаружи – четыре. Человеческих – четыре.
Он подлил травяного настоя. Достал и выложил на стол старинный грантский трехгранный клинок с бронзовой рукояткой, обмотанной полосками кожи. Простой такой на вид клинок. На рукояти следы тщательно счищаемой патины. Но заточенными были только два ребра.
– Это ритуальный кинжал. Когда уйду – оставлю его вам. На хранение. Или на память. Смотрите: у ритуального кинжала – три грани. Всегда три. Но рука держит его... Боковые грани – острые. Это – ум и дух. Между ними – не режущая грань – душа. Она и между, и основание для любого из лезвий.
Дух и душа в союзе устремляют человека к тому, что не объяснишь умом. К состраданию. Ведь ум спросит: почему я должен за кого-то страдать? К жертвенной любви без требования взаимности. Для ума такая была бы странной. Почему, любя другого, не попросить чего-то и себе – спросит ум? Ведь это было бы разумно? И только дух не спрашивает. Дух – левая грань ножа. Неразумная. У нас говорят – левая. У вас бы сказали – правая. Это – неважно. А вот, – он коснулся другой режущей грани клинка, – грань ума. И снова душа – между. Душа и ум. Душа страдает – ум требует мщения, душа любит – ум требует взаимности...
Наверное, со стороны это выглядело странно. В разгар боевых действий мы были погружены в сугубо философскую беседу. Но я слушал жадно. Абио говорил так, что смысл больше не ускользал от меня.
– Я не говорю, что какая-то из граней – лучше. Посмотрите, обе одинаково ранят. Но у выбравших дух – одни пути, у выбравших ум – другие. Было время, когда ножи делали только с одним режущим краем. Это было время духа. Пути духа – более старые, пути ума – моложе. Мы меньше знаем о них, и потому ранят они сильнее... Хотя (смотрите на клинок, капитан), ум и дух следуют рядом, но вышли они из разных глубин бездны. Зато рано или поздно сольются на острие! Возможно, все наше предназначение – сдерживать вторую часть нашего я, чтобы не сломать раньше времени клинка. Мы, на Гране, сдерживаем ум, наши мастера полагают, что ум больше нуждается в сдерживании, как более молодая рана нашего мира. Можно выбрать и серединный путь, как эйниты. Скользить вот здесь, по грани души. По ней можно провести пальцем и не пораниться. Эта сторона не ранит сама по себе. Но развившие чувствительность до невообразимых пределов – убивать не могут. Они так остро переживают сущее, что, скорее всего, убивая – умрут вместе с вами. Вот и все. Три стороны. И острие. Три извечных. И четыре – для нас.
Шлюпку Абио привел сам. Чужой пилот, связанный, валялся в углу.
– Развяжите там, – бросил грантс, спрыгнув, и пошел ко мне в палатку.
Дежурный галопом понесся за мной наверх. Я устроил на возвышении смотровую площадку и возился там с картами.
Когда спускался, увидел, как вытаскивают из флаттера чужого пилота. Связан он был жестоко – тонким эластичным шнуром и в тех местах, где кровеносные сосуды передавить особенно легко. Вовремя бойцы его развязали – парень уже весь посинел.
Притормозил и велел позвать медика. А потом – ко мне этого бедолагу.
Абио поздоровался кивком и стал помечать на карте, что и где мы имеем. Выходило совсем не хорошо. То же, что и отряду комаров сражаться с регулярной армией.
– Но это еще не все, – сказал Абио. – Под Дагалой стоит общее ополчение фермеров. У них достаточно оружия и бойцов, но дисциплины мало. А есть еще лорд Михал со своей частью повстанцев. Ждут его отсюда, – он обвел южную область долины. – По рассказам фермеров, я говорил с несколькими, у него с дисциплиной порядок.
Абио обрисовывал ситуацию холодно и отстраненно. От фразы «я говорил с несколькими» меня прошиб пот. Только сейчас я начинал понимать, какой он страшный противник. Да, мне тоже приходилось делать много того, о чем и вспоминать не хочется, не то что рассказывать, но, похоже, до грантса мне далеко.
– Я передохну и полечу на юг. Надо посмотреть, с кем и с чем нам придется иметь дело, – сказал Абио, возвращая меня из мира мыслей. – А вы снова не завтракали.
И посмотрел пристально. Я ощутил покалывание и тяжесть в кистях рук, потом в плечах, словно бы меня ощупывали не взглядом, а чем-то более вещественным. Мир стал сужаться – ощущения слабели, тело тяжелело. Абио коснулся моей груди, пресса. Он может так и ударить, дошло до меня вдруг. И это будет не дружеской шуткой, а получу я по полной программе... И я, что ли, так могу?
Встретил взгляд грантса, но вместо ответного напряжения, на которое он меня вызывал... улыбнулся. Я был рад видеть Абио и не хотел даже моделировать ссору с ним.
Улыбнулся, и сковывающая меня исподволь чужая воля словно бы свалилась разом. Это произошло так неожиданно, что я покачнулся.
Абио тоже улыбнулся. Больше глазами, чем губами. Я заметил, что губы у него сухие и как бы спекшиеся. Он же устал, наверное, и голоден.
– Давай вместе завтракать? – сказал я. – Не ругай меня. Я знаю, что обязан держать себя в форме, но есть эти дни не хочу совсем. Забываю.
Он слегка покачал головой, чуть прикрыв глаза. Встал. Нашел свои вещи, достал вяленое мясо, сухари. Я давно заметил, что нашу пищу грантсы почти не едят.
Я, в свою очередь, позвал дежурного и велел изобразить завтрак.
Когда мы ели, привели вражеского пилота. Парень был все еще синий, глаза ввалились, словно его голодом морили неделю.
– Вы его покормите сначала, – приказал я. – А то до конца допроса не доживет.
Абио ушел спать.
Я смотрел на карту и пытался понять, что же нам нужно делать, чтобы обыграть эту толпу народа...
Вызвал разведчиков. Объяснил – чего хочу. Велел не зарываться. Поговорил с чужим пилотом. Нового ничего не узнал, кроме того, что с ним уже общался Абио, и парень теперь боится наших до дрожи. Он, кстати, оказался не фермером, а инженером-техником из Плата, рабочего города на соседнем материке. Такое вот интересное кино.
Вышел на солнышко. Следом, как всегда, топали охранники и дежурный.
– Посмотрите вверх, господин капитан.
Поднял голову. В небе мелькали какие-то странные искры. Вот одна прошила насквозь облако... Еще что-то блеснуло.
Хэд, что же это. Неужели?!
Полез выше на свою смотровую площадку, где стояла система оптической коррекции. Вывел возможное увеличение... Да, сомнений не было, над нами бились корабли.
Я никогда не участвовал в бою на таком близком расстоянии. Да еще – один на один. Видимо, строй крыло уже не держит, и сражение идет как попало – кто с кем! А то, что корабли практически в пределах видимости с земли, означает, что в зону Мэтью они вошли, уже сцепившись. Оттого и вышли Хэд знает где. Зоны Мэтью высчитываются у крупных тел, как правило. Аннхелл – большая планета...
Что же там происходит? Я пытался рассмотреть, но понять что-то с такого расстояния не мог.
Еще блеснуло! Вспышка! Значит, мощности отражателей уже не хватает, они слишком близко!
Еще вспышка. Видно-то как хорошо. Неужели падают?
Я не смотрел по сторонам, но чувствовал, что не один уставился сейчас в небо.
Еще ближе!
Точно падают.
Один или оба?
Похоже, что оба. И чужой, и наш.
Хотелось закрыть глаза, но я продолжал смотреть. Сердце стукнуло где-то в горле и остановилось. Там, в небе, был кто-то, кого я знал.
Теперь я отлично видел, как пылающая громадина скользит в тропосфере... И понял, кто там на корабле. Просто почувствовал это. Корабли сгорали вместе с куском моего сердца.
– Капитан – это наши? – тихо спросил стоящий за спиной дежурный.
– Это «Пал», – выдавил я сквозь зубы. Мне хотелось остаться одному.
Как он сказал? «Пал» – старый корабль»? И вооружение уже не то, и маневренность. Победить он может, разве что, связав своей массой вражеский КК, подойдя вплотную...
Их навигатор тоже умел считать «впритык»... Выйти из пространства Метью лоб в лоб и, когда чужой корабль сделает нырок, связать его недосчитанной массой. Потому что уже не важно, где они выйдут вместе и выйдут ли вообще. Ничего не важно. Есть только бесславная смерть и вот такая.
Дарам знал.
Все всегда знают, кроме меня.
Но и я выберусь.
Какая разница, во сколько раз сил у противника больше? Всегда существует способ, по крайней мере, связать врага.
Наверное, Дарам давно уже не исполнял на корабле именно те обязанности, о которых вспомнил инспектор Джастин. Мы с ним не говорили об этом. Кем он еще был? Наводящим, пилотом?
Он был там нужнее.
У меня есть Абио, который больше всех тут вместе взятых знает про способы ведения войны вслепую и вглухую. Без связи и слежения из космоса.
Мы справимся. Или умрем. Это же так просто.
Земля дрогнула. Но не так, как если бы два сцепившихся корабля рухнули в свободном падении. Значит, отражатели держали до последнего. Может, пытались посадить, но, скорее всего, спасали тех, кто внизу. И так радиации будет выше крыши.
30. История тридцатая. «Бремя крови»
Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.
Абэсверт, Аннхелл
Я решил связать своими действиями противника.
По словам Абио, повстанцы ожидали подхода ополчения Лорда Михала только на третьи сутки, чем мы и собирались воспользоваться, чтобы фундаментально испортить фермерам нервы.
Задачу я рассчитал прямо как по учебнику: тревожить с разных сторон малыми группами, стараясь лишить максимального количества боевой техники, смещаться к горлу долины, имитируя смещение на запад.
Если мы что-то не придумаем за ближайшие двое-трое суток, объединенная армия повстанцев уйдет на столицу, предварительно раздавив нас. И вряд ли нам удастся запереть ее, как они запирали нашу. Не идиоты же они? Но на всякий случай я послал разведчиков к выходу из долины: узнать, что там и как.
Проснувшийся Абио мои действия одобрил. Из телохранителя он как-то автоматически превратился в военного советника.
Абио улетел на юг, а мы начали играть с фермерами в пятнашки.
Армия повстанцев осела в окрестностях Дагалы. Местность была нам уже знакома. А десантные шлюпки – быстроходнее флаттеров. Мы налетали небольшими группами, по четыре-пять шлюпок, сразу с трех-четырех сторон, обстреливали повстанцев и удирали, путая следы. Фермеры боялись гоняться за нами по горам, и стоило нашим шлюпкам юркнуть в каньон или ущелье, погоня отставала. Нам даже удалось уничтожить одну из больших импульсных установок, правда, и сами мы потеряли в той «игре» две шлюпки.
Вернулся грантс через сутки. Лицо его, несмотря на ничего не выражающую маску, которую он носил не снимая, показалось мне озабоченным. Может, потому что я и сам был озабочен в тот момент – ранений, особенно ожогов, хватало, медики не справлялись. Чтобы не попасть под импульсные удары, мои парни отключали щиты, но фермеры с успехом использовали и светочастотное оружие.
Абио застал меня, занятого термобинтами и противоожоговым аэрозолем.
– Здесь есть кимат, – сказал он вместо приветствия. И пояснил: – Растение, стимулирующее заживление тканей. Я видел его в горах.
Он позвал Тако и что-то быстро объяснил ему по-грантски. Потом покопался в своих вещах, достал травяную настойку, разбавил водой. Отдыхать он не собирался.
– Видел нерадостное, – сообщил грантс, выгнав из палатки дежурного и велев не впускать никого. – Повстанцев слишком много. У того, кого называют «лорд Михал» – еще примерно столько же людей. Кроме фермеров там хватает и техников с малого материка. И вооружены они лучше. Правда, эти самодельные «бичи» – только здесь. Но там хватает полиспектральных лазеров. Мне показалось, что оружие – очень новое, только что с завода. И вряд ли его привезли с другой планеты.
– Ты не ошибся? – я присвистнул. Полиспектральный лазер – зараза, защиты от которой нет и пока не предвидится.
– Честью мы с ними не справимся, – продолжал Абио. – Нужно убить лорда Михала. Другого выхода я не вижу.
– Почему – ты? – спросил я, уже понимая, что он ответит.
– Вы – командир. Если у меня не получится, будет второй шанс. А лишив армию головы, разбить ее легче. Лорд не терпит вокруг себя умных людей. Они его раздражают.
– Не совсем тебя понимаю, – я сел над картой со свежими правками. – Здесь, – показал на карту, – у нас шансов так и так нет. Ну, убьем мы его, деморализуем часть повстанцев. Но даже то, что сейчас стоит возле Дагалы – нам уже не по зубам. Будь нас хотя бы в два раза больше... Ну, уничтожим второй бич. Но не выпустить из долины мы их не сможем.
– Великий Мастер сказал, что ты все сделаешь правильно. Думай. Мое дело – убрать этого «лорда».
Слово лорд прозвучало с какой-то натяжкой.
– Тебя в нем напрягает что-то? – уловил я, наконец.
Абио кивнул.
– Я долго лежал и слушал. Просто слушал. Ваш «лорд» из этих, «перерожденных».
Он употребил экзотианский термин, в Империи это называлось реомоложение.
Возраст лорда Михала предполагал не меньше трех реомоложений, а может и все четыре. Значит, как и инспектор Джастин, Вашуг перерастает сам себя.
То, чему учили грантские мастера, у несколько раз «перерожденных» начинало просыпаться само. Но дисциплины этому дару они не знали. Просто инспектор был от природы добрым человеком, а лорд Михал, похоже, порядочной гадиной. И его не направленный ни в какое русло дар давал ширину его гневу.
Я вспомнил свои неконтролируемые всплески... Лорд Михал был гораздо старше меня, мощнее и разнообразнее в проявлениях эмоций. К тому же он изначально принадлежал к экзотианской аристократии. Может, его все-таки учили чему-то?
– Учили, – подтвердил Абио, делая глоток своего пахучего травяного напитка. – Он достаточно владеет эмоциями, чтобы направленно использовать их.
– Значит, он вроде инспектора Джастина?
– Адам Джастин пытается следовать законам древней веры, смиряя свой ум. Ум моложе духа.
– Ум? – я сдвинул брови, не понимая, к чему это он.
– Только ум может оправдать все, что угодно.
– Абио, ты говоришь со мной так, словно я хоть что-то понимаю. Я – не понимаю. Меня – не учили. Я, как случайный прохожий, вступивший на улице в какую-то липкую гадость. Единственное, что помню – фразу мастера Энима: «Дух наш принадлежит добру, ум – злу, душа тени». Но и ее – не понимаю.
Абио отхлебнул еще. Какое-то время он смотрел в стену, словно читая с бурого пластика палатки. Я уже думал, что он не ответит. Но грантс спросил:
– Как получилось, что вы в это «вступили», капитан?
– Я зашел в эйнитский храм, хотел узнать... Уже не важно – что. Мы говорили тогда о предвидении событий.
– Эйниты – это те, кто поклоняется Матери?
– Да, Танати матум.
– Увидели силу души и решили показать ей путь? Дело редкое, но не невозможное.
– Генерал Мерис предполагает, что таким способом меня хотели убить.
– Не эйниты, – поправил Абио. – Последователи Матери не убивают. Возможно, тут был третий замысел. Какие-то люди могли подтолкнуть вас к храму в надежде, что вы, так или иначе, пострадаете. Но эйниты не могли планировать вашу смерть. В противном случае – я им не позавидовал бы... Объясню, как смогу, – перебил он сам себя, видя мое возрастающее недоумение.
У меня заломило в висках, и я стал растирать их пальцами.
– Я объясню, – повторил Абио. – Это трудно, но я попробую. Кое-что нужно будет просто запомнить, потому что это – необъяснимо. Запомните, капитан: внутри – сторон всегда три. А снаружи – четыре. Человеческих – четыре.
Он подлил травяного настоя. Достал и выложил на стол старинный грантский трехгранный клинок с бронзовой рукояткой, обмотанной полосками кожи. Простой такой на вид клинок. На рукояти следы тщательно счищаемой патины. Но заточенными были только два ребра.
– Это ритуальный кинжал. Когда уйду – оставлю его вам. На хранение. Или на память. Смотрите: у ритуального кинжала – три грани. Всегда три. Но рука держит его... Боковые грани – острые. Это – ум и дух. Между ними – не режущая грань – душа. Она и между, и основание для любого из лезвий.
Дух и душа в союзе устремляют человека к тому, что не объяснишь умом. К состраданию. Ведь ум спросит: почему я должен за кого-то страдать? К жертвенной любви без требования взаимности. Для ума такая была бы странной. Почему, любя другого, не попросить чего-то и себе – спросит ум? Ведь это было бы разумно? И только дух не спрашивает. Дух – левая грань ножа. Неразумная. У нас говорят – левая. У вас бы сказали – правая. Это – неважно. А вот, – он коснулся другой режущей грани клинка, – грань ума. И снова душа – между. Душа и ум. Душа страдает – ум требует мщения, душа любит – ум требует взаимности...
Наверное, со стороны это выглядело странно. В разгар боевых действий мы были погружены в сугубо философскую беседу. Но я слушал жадно. Абио говорил так, что смысл больше не ускользал от меня.
– Я не говорю, что какая-то из граней – лучше. Посмотрите, обе одинаково ранят. Но у выбравших дух – одни пути, у выбравших ум – другие. Было время, когда ножи делали только с одним режущим краем. Это было время духа. Пути духа – более старые, пути ума – моложе. Мы меньше знаем о них, и потому ранят они сильнее... Хотя (смотрите на клинок, капитан), ум и дух следуют рядом, но вышли они из разных глубин бездны. Зато рано или поздно сольются на острие! Возможно, все наше предназначение – сдерживать вторую часть нашего я, чтобы не сломать раньше времени клинка. Мы, на Гране, сдерживаем ум, наши мастера полагают, что ум больше нуждается в сдерживании, как более молодая рана нашего мира. Можно выбрать и серединный путь, как эйниты. Скользить вот здесь, по грани души. По ней можно провести пальцем и не пораниться. Эта сторона не ранит сама по себе. Но развившие чувствительность до невообразимых пределов – убивать не могут. Они так остро переживают сущее, что, скорее всего, убивая – умрут вместе с вами. Вот и все. Три стороны. И острие. Три извечных. И четыре – для нас.
