Что бы предположил Дьюп? Что этот, в штатском, крупная шишка? Тогда Дьюп, скорее всего, и морду лица его узнал бы. Он многих из начальства знал в лицо. Теперь понятно – почему.
Штатский смотрел на меня с прищуром, словно прицениваясь. Ну точно, как на собеседовании перед поступлением в академию.
Стоп. Капитан что, хочет «продать» меня этому кислолицему? Кто же он? Вербовщик? Неужели из южного крыла? А почему тогда в штатском? СПЕЦОН, что ли?!
Ох, Ахеш, неужели я не убью тебя сегодня? А так хотелось...
Штатский разглядывал меня, курил и улыбался. Потом встал. Зубы, что ли, смотреть будет или мышцы щупать? Подошел ко мне. Обошел вокруг. Я намеренно не смотрел ни в глаза ему, ни на ноги. Пусть не думает, что боюсь. А среагировать, если что, я успею.
– Не понимаю, сержант, – сказал штатский (голос у него был хриплый, но не самого мерзкого тембра). – Почему же тебя лендслер с собой не взял, если ты якобы так хорош?
Лендслер – это сокращение от лендсгенерал. Один из высших, так называемых «наземных» армейских чинов. Ни фига себе звание у Дьюпа было. Впрочем, почему было? Джи сказал, что в звании его восстановили. Значит лендсгенерал. Типа адмирала, только на суше. Где же он летать-то так выучился?
– Капитан, у вас там чашки особо ценные были? Уберите! – приказал штатский.
Так, значит, чином он выше капитана. Командует.
– Да он же вас голыми руками... – скривился в нехорошей усмешке кэп, эвакуируя свой любимый сервиз. – Я же вам показатели давал. Это же андроид безбашенный. Вы видели, что он с креслом сделал?
Штатский зашел мне за спину.
Он был на полголовы ниже, худощавый. Но Дьюп как-то заметил, что настоящие убийцы в массе не самые крупные.
– Ну, я-то – не кресло, – чужак рассмеялся, вырулил мне в фас и быстро, в открытую ударил под дых.
Я даже не посмотрел на него. Столько, сколько я за этот месяц качал пресс, вообще никто не качает. Месяц не жрать и не спать толком, а все свободное время качать пресс, чтобы с ума не сойти. Пробовал так? Я потерял последние килограммы веса, который был не кости и мышцы, и теперь об меня разве что руку можно было отбить.
Штатский попытался провести один из запрещенных приемов, но я спустил движение вниз и продолжал изучать герб армады над креслом капитана. Милый такой герб – два крыла... Пусть Беспамятные пошлют мне южное.
– Да, нервы у него хорошие, – фыркнул штатский. – Что, сержант, не хочешь бить своего генерала? А если так?
Он ударил еще пару раз, с виду совсем не сильно, но очень умело – по болевым точкам. Я, в общем-то, был готов и к такому и продолжал изучать герб, словно увидел его сегодня впервые. Крылья были разноцветные. Южное – красное. У верблюда два горба, оттого что жизнь – борьба...
– Слушай, капитан, – штатский повернулся к нашему кэпу. – Он у ТЕБЯ вообще говорить-то умеет?
– Сержант – вольно! – понял намек капитан и полез в сейф за рюмкой. – Садись за стол.
Выбора не было, я сел. С прямой спиной и непроницаемым лицом – как и положено по уставу.
Капитан налил всем голубого огня и спросил меня, чуть улыбаясь от предвкушения то ли напитка, то ли моего конфуза:
– Пробовал когда-нибудь?
Я кивнул. Пробовал я на Орисе это питье экзотианских аристократов. И не один раз. Мы здорово там всего напробовались. Я знал, что голубой огонь полагается пить медленно и осторожно, чтобы не задохнуться с непривычки, но зато потом по всему телу течет тепло и блаженство.
Штатский пригубил.
– Да пей ты уже, наконец, – сказал он. – Что только нашел в тебе Макловски?
Я вспомнил, что он во мне нашел. Вернее, КАК он меня нашел. Как раз после голубого огня, а следом и веселого дыма. Только Дьюпу, с подачи кого-то из нашей команды, оказалось по силам вытащить меня, совершенно не вязавшего лыка, из борделя и доставить на корабль. Может, он нес меня, может, даже бил, я не помню. Но он и провел мимо вахтенного, и оставил отсыпаться в своей каюте. А в следующий выходной взял с собой, показав, как и где не надо пить. И вообще много чего показал. В частности, как употребляют этот самый «экзотианский огонь», чтобы не было потом мучительно больно и стыдно. Жил он тогда один, без напарника. Они вместе заразились черной лихорадкой, но его второй стрелок не выжил. Не имел дурной привычки выживать, как выразился Дьюп. И как-то само собой вышло, что я у него осел.
В память об этом событии я взял рюмку, хотя «огонь» пьют обычно из бокалов, выдохнул и сделал медленный долгий глоток. А потом посмотрел, наконец, на штатского, возвращая ему оценивающий прищур и показное недоумение. Привыкнув уже к моему тупому и ничего не выражающему лицу, тот слегка оторопел.
Капитан захохотал. Он вообще был довольно простой мужик, наш кэп.
– А я думаю, Макловски правильно сделал, что не взял его, – негромко сказал молчавший все это время навигатор.
Из сидящих тут он знал меня лучше всех, и его мнение я вообще не хотел бы слышать. Мне было легче играть вслепую с обеих сторон.
Но навигатор продолжил:
– Парень слишком молодой для таких нагрузок, мало того – он честный и добрый. А это и временем не лечится.
Это я-то добрый? Если бы мог, я бы покраснел.
Штатский картинно поднял рюмку вверх, как делают на Экзотике, и присосался к ней.
Я больше не пил и не собирался, даже из вежливости.
Штатский поставил рюмку.
– А мне и нужны честные и добрые. Мерзавцев у нас своих хватает. Ты думаешь, для чего меня послали набирать людей в ваше крыло? Чтобы сформировать особое подразделение из ребят, которые хоть что-то ценят и понимают, хоть чему-то верят.
– А если Макловски тебя не поймет? Он-то НЕ взял, а ведь парень хотел. Ты же хотел, Агжей?
Я сдержанно кивнул, опять ровно так, как положено по уставу.
– Хочешь сказать, что я, таким образом, иду против воли своего же генерала? Но, когда он болтался тут у вас, он просто не знал, что нам придется делать следующим шагом. Мало того, я мог бы связаться с ним...
– Ну так свяжись.
– Не хочу. Если у него бзик, и он не согласится, я не смогу нарушить приказ. А парень мне нужен, – он повернулся ко мне. – Ты сам-то чего хочешь, пилот? Я, насколько возможно, карты тебе приоткрою. Это будет особое подразделение спецона. Мне не нужны там беспринципные и проворовавшиеся вояки, которые заполонили сейчас южное. С приходом Макловски головы, конечно, полетят, но этого мало. Нужен отряд быстрого реагирования, и желательно не один. С хорошими, проверенными людьми, честными и исполнительными, не особо избалованными. А самое главное – не связанными никакими моральными обязательствами с сегодняшним руководством южного крыла... Ты хотя бы понимаешь меня, молчун?
Я кивнул, четко и по уставу. Спина прямая, подбородок чуть вниз и вперед.
– Вопросы будут? – спросил штатский уже более официально и сердито. Если бы я еще в молчанку поиграл, он бы все-таки заорал, наверное.
– Будут, – кивнул я. – Разрешите взглянуть на ваши документы и приказ о полномочиях? И объясните, кому непосредственно будет подчиняться это так называемое «особое подразделение».
Претензии я выразил в самой вежливой форме. Сказать же хотелось примерно вот что: ну и откуда я узнаю, что ты не врешь мне, абзал навозный?
Штатский посмотрел на мою хмурую рожу и рассмеялся.
– Нет, где вы только таких берете, а? – спросил он у капитана.
– Так я же говорил тебе, эпитэ ма хэтэ, что он два года вместе с твоим Макловски и срал, и спал. Он этого гаденыша из рук выкормил, – не выдержал капитан.
Я не обиделся. Ругался кэп без зла, да и «голубой огонь» действовал на меня расслабляюще.
– Не бери его, – сказал навигатор. – Макловски тебе шею свернет.
– Не свернет. У него, как и у меня, каждый здоровый на счету.
Штатский встал, вынул личную карточку и ксантовый наладонник – вещицу надежную, но способную саморазложиться в считанные минуты. Карточку он сунул мне под нос:
– На, сержант, читай, только не вслух!
Набрал код, развернул наладонник до размеров дицепторного экрана, достал из нагрудного кармана синийский кристалл, вставил.
– А вот тебе приказ. Ознакомляйся. Только в темпе.
Я прочитал и отодвинул наладонник.
– Ну? – сказал он. – Чего тебе еще надо?
– Не знаю, – ответил я честно. – Просто не хотелось бы подвести Дьюпа.
Эта простая фраза произвела на генерала Виллима Мериса, заместителя лендсгенерала по личному составу (теперь я знал его имя и должность), неожиданно сильное впечатление.
– Он что, называл себя ТАК?! – уточнил генерал с недоверием и отвращением. – Вот ТАК?
Навигатор кивнул. Ни он, ни кэп реакции гостя не понимали.
Мерис выругался настолько замысловато, что я даже повторил про себя для памяти.
– Забудь это «имя», сержант. Это не только грязное животное, но и грязное ругательство в тех местах, куда ты, надеюсь, все-таки попадешь. Даю тебе два месяца на раздумья. За это время я закончу работу в вашем крыле и сформирую из новобранцев подразделение. Если не найду большего зануду – ты его возглавишь!
Я вскочил и вытянулся по стойке смирно.
– Иди, сержант. Сегодня я насмотрелся на тебя с избытком.
Я шел к себе в каюту и... Расцеловал бы и Ахеша, если б встретил. Но, слава Беспамятным, не встретил.
6. История шестая. «Абэсверт»
Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.
Дельта Змееносца – Абэсверт
Тем же вечером я объяснил Джи, что у меня есть примерно два месяца, чтобы сделать из него стрелка. Потом переведусь в южное крыло, и ему придется выживать самому. Пусть все непотребства творит сейчас, заступлюсь.
Спросил:
– Будешь помнить?
Он испуганно кивнул. Неужели успел-таки привязаться? Вот ведь сакрайи Дадди пассейша...
Орать я на него стал теперь меньше. Визит генерала немного успокоил меня. Ждать чего-то определенного – вернее ежедневного провисания в пустоте.
Я надеялся, что Мерис за мной вернется. И он вернулся. Даже раньше, чем обещал – на тридцать седьмой день от приснопамятного разговора.
Генерал еще больше осунулся и потемнел лицом, наверное, сказались постоянные «проколы». Мы посмотрели друг на друга и поняли, что ни он, ни я от своих идей не отказались.
– Ох, как ты мне запомнился, сержант, – сказал Мерис вместо приветствия.
Я все еще был сержантом, правда, уже старшим. Мы сильно отличились с Джи в последние две недели, и я знал, что капитану будет жалко меня отдавать. Но что он мог сделать, если все уже решено?
Зная мой скверный характер, Мерис кое-что объяснил прямо в капитанской, что называется «на пороге». Меня возьмут на базу на астероиде Бета 1718-мт, это всего в паре тысяч единиц отсюда. Там соберут всех, с кем придется потом служить. Там же нам назовут стартовые условия. Кто откажется, подпишут «о неразглашении» и могут убираться восвояси. Нужны только стопроцентные добровольцы.
Я кивнул. Он фыркнул. А ведь недавно я был довольно болтливым щенком.
С Джи мы прощались тяжело. Но со мной он, слава Беспамятным, так и не попросился.
На Бете мне сразу не понравилось.
База оказалась пыльной и полузаброшенной. Мерис привез туда двести молодых ребят с разных КК, в основном пилотов-стрелков, но были и палубные, и настройщики, и даже два техника. Весь первый день мы просто драили жилые помещения, чтобы вышло поспать, не задыхаясь от пыли. А вечером генерал устроил нам встречу совсем не на отмытой нами территории.
Мы сошлись в грязном, захламленном подвале, где по углам валялись разбитые пульты, а с потолка свисали цепи с магнитными зажимами. И пахло в этом подвале странно. Скотину тут раньше потрошили, что ли?
Мерис выглядел раздраженным и злым. Может, говорил по дальней связи с начальством? Вот бы хорошо, если бы Дьюп, то есть Колин, ему вставил!
Генерал сказал, что набрал две группы из спецоновцев северного крыла (они полетят другим транспортом) и нашу группу – из перспективных, но малообстрелянных ребят. Сказал, что каждого из нас ждет более трудный путь, чем просто служба в особых войсках южного. Нас бесполезно, да и нет времени переучивать так, как учат обычно особистов. На это понадобился бы не год и не два, а времени в обрез. Выход один – провести через штрафбат и раскидать по уже сформированным подразделениям южного спецона, чтобы мы выучили себя сами.
Мерис предупредил, что служба в спецоне вообще гораздо страшнее и грязнее, чем в армаде, а в южном крыле – особенно. И отношения между сослуживцами там сейчас тоже хуже некуда. Если кто-то из нас не готов испытать все многообразие жизни на собственной шкуре, то сегодня еще можно отказаться. Завтра будет поздно.
С генералом явились двое хмурых парней в полевой форме спецона со споротыми нашивками. Пока он говорил, они откровенно маялись, глазели по сторонам, переминались с ноги на ногу, то есть вели себя совсем иначе, чем были обучены мы.
И только когда Мерис велел мне выйти из строя, я понял, зачем тут эти двое, и что за цепи болтаются на потолке.
– Вас будут унижать и бить, – сказал генерал. – Над вами будут издеваться сослуживцы и высшие чины. И вы должны быть к этому готовы. И должны выдержать. Трусы и слабаки мне не нужны. Кому сейчас происходящее не понравится, можете сразу собирать вещи, – он повернулся ко мне. – Видишь эти цепи, сержант? К ним когда-то приковывали ослушников и избивали. В южном крыле так делают до сих пор. Вэнс, – он кивнул одному из спецоновцев, – активируйте механизм, мы на днях проверяли, он работает.
Спецоновец не спеша поковырялся в пульте, и тот действительно ожил. Цепи поползли вниз...
Я уже все понял, но почему-то надеялся, что обойдется. Думал, что Мерис может шутить. Щенок доверчивый. С какой стати я питал такие надежды?
– Напоминаю, – предупредил генерал. – Заставлять никого не будем. Откажетесь – ваше дело. Да и с такими, как наш сержант, – он хлопнул меня по нижней части бицепса, – мы и втроем не сладим. Но я его знаю, он упрямый. Он пойдет добровольно. Вэнс, покажите сержанту, что он должен сделать.
Спецоновец подошел к цепям (концы их с магнитными захватами болтались рядом с моим лицом) и вложил в захваты запястья обеих рук.
– Давайте, сержант! – весело кивнул мне Мерис.
Похоже, его радовала возможность еще и отомстить мне заодно по-мелкому.
Почему я не испугался, не знаю. Обычно страх что-то обрывает внутри меня. Но с уходом Дьюпа все, что могло, уже оборвалось. Я, видно, не способен был тогда бояться по-настоящему, думал, что самое страшное уже случилось.
Шагнул, вложил руки куда просили.
Захваты обжали запястья, цепи дернулись вверх. Впрочем, я почти стоял. И все-таки от этой нелепой позы и металлического холода мне стало не по себе.
Мерис достал из кармана цилиндрик электробича, передал второму спецоновцу.
Что ж, боль от боли отличается мало. Да и импульсный бич хуже. У нас на ферме один рабочий попал под направленный импульсный сигнал. Так он орал, что называется не приходя в сознание, с пеной изо рта и галлюцинациями. Но и электробич – тоже ничего, встречались мы с ним. Как-то отец пытался таким способом объяснить мне свое мнение. Я, честно говоря, до сих пор ему этого не простил. Дьюпу простил бы – у него были пару раз серьезные причины. Но Дьюп как раз сдержался. А у отца особых причин не было, он просто по-иному смотрел на жизнь. Но если бы богам хотелось, чтобы мы полностью повторяли родителей, они бы нас клонировали. Так я ему тогда и сказал. Отец спал и видел, чтобы я остался на ферме...
Штатский смотрел на меня с прищуром, словно прицениваясь. Ну точно, как на собеседовании перед поступлением в академию.
Стоп. Капитан что, хочет «продать» меня этому кислолицему? Кто же он? Вербовщик? Неужели из южного крыла? А почему тогда в штатском? СПЕЦОН, что ли?!
Ох, Ахеш, неужели я не убью тебя сегодня? А так хотелось...
Штатский разглядывал меня, курил и улыбался. Потом встал. Зубы, что ли, смотреть будет или мышцы щупать? Подошел ко мне. Обошел вокруг. Я намеренно не смотрел ни в глаза ему, ни на ноги. Пусть не думает, что боюсь. А среагировать, если что, я успею.
– Не понимаю, сержант, – сказал штатский (голос у него был хриплый, но не самого мерзкого тембра). – Почему же тебя лендслер с собой не взял, если ты якобы так хорош?
Лендслер – это сокращение от лендсгенерал. Один из высших, так называемых «наземных» армейских чинов. Ни фига себе звание у Дьюпа было. Впрочем, почему было? Джи сказал, что в звании его восстановили. Значит лендсгенерал. Типа адмирала, только на суше. Где же он летать-то так выучился?
– Капитан, у вас там чашки особо ценные были? Уберите! – приказал штатский.
Так, значит, чином он выше капитана. Командует.
– Да он же вас голыми руками... – скривился в нехорошей усмешке кэп, эвакуируя свой любимый сервиз. – Я же вам показатели давал. Это же андроид безбашенный. Вы видели, что он с креслом сделал?
Штатский зашел мне за спину.
Он был на полголовы ниже, худощавый. Но Дьюп как-то заметил, что настоящие убийцы в массе не самые крупные.
– Ну, я-то – не кресло, – чужак рассмеялся, вырулил мне в фас и быстро, в открытую ударил под дых.
Я даже не посмотрел на него. Столько, сколько я за этот месяц качал пресс, вообще никто не качает. Месяц не жрать и не спать толком, а все свободное время качать пресс, чтобы с ума не сойти. Пробовал так? Я потерял последние килограммы веса, который был не кости и мышцы, и теперь об меня разве что руку можно было отбить.
Штатский попытался провести один из запрещенных приемов, но я спустил движение вниз и продолжал изучать герб армады над креслом капитана. Милый такой герб – два крыла... Пусть Беспамятные пошлют мне южное.
– Да, нервы у него хорошие, – фыркнул штатский. – Что, сержант, не хочешь бить своего генерала? А если так?
Он ударил еще пару раз, с виду совсем не сильно, но очень умело – по болевым точкам. Я, в общем-то, был готов и к такому и продолжал изучать герб, словно увидел его сегодня впервые. Крылья были разноцветные. Южное – красное. У верблюда два горба, оттого что жизнь – борьба...
– Слушай, капитан, – штатский повернулся к нашему кэпу. – Он у ТЕБЯ вообще говорить-то умеет?
– Сержант – вольно! – понял намек капитан и полез в сейф за рюмкой. – Садись за стол.
Выбора не было, я сел. С прямой спиной и непроницаемым лицом – как и положено по уставу.
Капитан налил всем голубого огня и спросил меня, чуть улыбаясь от предвкушения то ли напитка, то ли моего конфуза:
– Пробовал когда-нибудь?
Я кивнул. Пробовал я на Орисе это питье экзотианских аристократов. И не один раз. Мы здорово там всего напробовались. Я знал, что голубой огонь полагается пить медленно и осторожно, чтобы не задохнуться с непривычки, но зато потом по всему телу течет тепло и блаженство.
Штатский пригубил.
– Да пей ты уже, наконец, – сказал он. – Что только нашел в тебе Макловски?
Я вспомнил, что он во мне нашел. Вернее, КАК он меня нашел. Как раз после голубого огня, а следом и веселого дыма. Только Дьюпу, с подачи кого-то из нашей команды, оказалось по силам вытащить меня, совершенно не вязавшего лыка, из борделя и доставить на корабль. Может, он нес меня, может, даже бил, я не помню. Но он и провел мимо вахтенного, и оставил отсыпаться в своей каюте. А в следующий выходной взял с собой, показав, как и где не надо пить. И вообще много чего показал. В частности, как употребляют этот самый «экзотианский огонь», чтобы не было потом мучительно больно и стыдно. Жил он тогда один, без напарника. Они вместе заразились черной лихорадкой, но его второй стрелок не выжил. Не имел дурной привычки выживать, как выразился Дьюп. И как-то само собой вышло, что я у него осел.
В память об этом событии я взял рюмку, хотя «огонь» пьют обычно из бокалов, выдохнул и сделал медленный долгий глоток. А потом посмотрел, наконец, на штатского, возвращая ему оценивающий прищур и показное недоумение. Привыкнув уже к моему тупому и ничего не выражающему лицу, тот слегка оторопел.
Капитан захохотал. Он вообще был довольно простой мужик, наш кэп.
– А я думаю, Макловски правильно сделал, что не взял его, – негромко сказал молчавший все это время навигатор.
Из сидящих тут он знал меня лучше всех, и его мнение я вообще не хотел бы слышать. Мне было легче играть вслепую с обеих сторон.
Но навигатор продолжил:
– Парень слишком молодой для таких нагрузок, мало того – он честный и добрый. А это и временем не лечится.
Это я-то добрый? Если бы мог, я бы покраснел.
Штатский картинно поднял рюмку вверх, как делают на Экзотике, и присосался к ней.
Я больше не пил и не собирался, даже из вежливости.
Штатский поставил рюмку.
– А мне и нужны честные и добрые. Мерзавцев у нас своих хватает. Ты думаешь, для чего меня послали набирать людей в ваше крыло? Чтобы сформировать особое подразделение из ребят, которые хоть что-то ценят и понимают, хоть чему-то верят.
– А если Макловски тебя не поймет? Он-то НЕ взял, а ведь парень хотел. Ты же хотел, Агжей?
Я сдержанно кивнул, опять ровно так, как положено по уставу.
– Хочешь сказать, что я, таким образом, иду против воли своего же генерала? Но, когда он болтался тут у вас, он просто не знал, что нам придется делать следующим шагом. Мало того, я мог бы связаться с ним...
– Ну так свяжись.
– Не хочу. Если у него бзик, и он не согласится, я не смогу нарушить приказ. А парень мне нужен, – он повернулся ко мне. – Ты сам-то чего хочешь, пилот? Я, насколько возможно, карты тебе приоткрою. Это будет особое подразделение спецона. Мне не нужны там беспринципные и проворовавшиеся вояки, которые заполонили сейчас южное. С приходом Макловски головы, конечно, полетят, но этого мало. Нужен отряд быстрого реагирования, и желательно не один. С хорошими, проверенными людьми, честными и исполнительными, не особо избалованными. А самое главное – не связанными никакими моральными обязательствами с сегодняшним руководством южного крыла... Ты хотя бы понимаешь меня, молчун?
Я кивнул, четко и по уставу. Спина прямая, подбородок чуть вниз и вперед.
– Вопросы будут? – спросил штатский уже более официально и сердито. Если бы я еще в молчанку поиграл, он бы все-таки заорал, наверное.
– Будут, – кивнул я. – Разрешите взглянуть на ваши документы и приказ о полномочиях? И объясните, кому непосредственно будет подчиняться это так называемое «особое подразделение».
Претензии я выразил в самой вежливой форме. Сказать же хотелось примерно вот что: ну и откуда я узнаю, что ты не врешь мне, абзал навозный?
Штатский посмотрел на мою хмурую рожу и рассмеялся.
– Нет, где вы только таких берете, а? – спросил он у капитана.
– Так я же говорил тебе, эпитэ ма хэтэ, что он два года вместе с твоим Макловски и срал, и спал. Он этого гаденыша из рук выкормил, – не выдержал капитан.
Я не обиделся. Ругался кэп без зла, да и «голубой огонь» действовал на меня расслабляюще.
– Не бери его, – сказал навигатор. – Макловски тебе шею свернет.
– Не свернет. У него, как и у меня, каждый здоровый на счету.
Штатский встал, вынул личную карточку и ксантовый наладонник – вещицу надежную, но способную саморазложиться в считанные минуты. Карточку он сунул мне под нос:
– На, сержант, читай, только не вслух!
Набрал код, развернул наладонник до размеров дицепторного экрана, достал из нагрудного кармана синийский кристалл, вставил.
– А вот тебе приказ. Ознакомляйся. Только в темпе.
Я прочитал и отодвинул наладонник.
– Ну? – сказал он. – Чего тебе еще надо?
– Не знаю, – ответил я честно. – Просто не хотелось бы подвести Дьюпа.
Эта простая фраза произвела на генерала Виллима Мериса, заместителя лендсгенерала по личному составу (теперь я знал его имя и должность), неожиданно сильное впечатление.
– Он что, называл себя ТАК?! – уточнил генерал с недоверием и отвращением. – Вот ТАК?
Навигатор кивнул. Ни он, ни кэп реакции гостя не понимали.
Мерис выругался настолько замысловато, что я даже повторил про себя для памяти.
– Забудь это «имя», сержант. Это не только грязное животное, но и грязное ругательство в тех местах, куда ты, надеюсь, все-таки попадешь. Даю тебе два месяца на раздумья. За это время я закончу работу в вашем крыле и сформирую из новобранцев подразделение. Если не найду большего зануду – ты его возглавишь!
Я вскочил и вытянулся по стойке смирно.
– Иди, сержант. Сегодня я насмотрелся на тебя с избытком.
Я шел к себе в каюту и... Расцеловал бы и Ахеша, если б встретил. Но, слава Беспамятным, не встретил.
6. История шестая. «Абэсверт»
Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.
Дельта Змееносца – Абэсверт
Тем же вечером я объяснил Джи, что у меня есть примерно два месяца, чтобы сделать из него стрелка. Потом переведусь в южное крыло, и ему придется выживать самому. Пусть все непотребства творит сейчас, заступлюсь.
Спросил:
– Будешь помнить?
Он испуганно кивнул. Неужели успел-таки привязаться? Вот ведь сакрайи Дадди пассейша...
Орать я на него стал теперь меньше. Визит генерала немного успокоил меня. Ждать чего-то определенного – вернее ежедневного провисания в пустоте.
Я надеялся, что Мерис за мной вернется. И он вернулся. Даже раньше, чем обещал – на тридцать седьмой день от приснопамятного разговора.
Генерал еще больше осунулся и потемнел лицом, наверное, сказались постоянные «проколы». Мы посмотрели друг на друга и поняли, что ни он, ни я от своих идей не отказались.
– Ох, как ты мне запомнился, сержант, – сказал Мерис вместо приветствия.
Я все еще был сержантом, правда, уже старшим. Мы сильно отличились с Джи в последние две недели, и я знал, что капитану будет жалко меня отдавать. Но что он мог сделать, если все уже решено?
Зная мой скверный характер, Мерис кое-что объяснил прямо в капитанской, что называется «на пороге». Меня возьмут на базу на астероиде Бета 1718-мт, это всего в паре тысяч единиц отсюда. Там соберут всех, с кем придется потом служить. Там же нам назовут стартовые условия. Кто откажется, подпишут «о неразглашении» и могут убираться восвояси. Нужны только стопроцентные добровольцы.
Я кивнул. Он фыркнул. А ведь недавно я был довольно болтливым щенком.
С Джи мы прощались тяжело. Но со мной он, слава Беспамятным, так и не попросился.
На Бете мне сразу не понравилось.
База оказалась пыльной и полузаброшенной. Мерис привез туда двести молодых ребят с разных КК, в основном пилотов-стрелков, но были и палубные, и настройщики, и даже два техника. Весь первый день мы просто драили жилые помещения, чтобы вышло поспать, не задыхаясь от пыли. А вечером генерал устроил нам встречу совсем не на отмытой нами территории.
Мы сошлись в грязном, захламленном подвале, где по углам валялись разбитые пульты, а с потолка свисали цепи с магнитными зажимами. И пахло в этом подвале странно. Скотину тут раньше потрошили, что ли?
Мерис выглядел раздраженным и злым. Может, говорил по дальней связи с начальством? Вот бы хорошо, если бы Дьюп, то есть Колин, ему вставил!
Генерал сказал, что набрал две группы из спецоновцев северного крыла (они полетят другим транспортом) и нашу группу – из перспективных, но малообстрелянных ребят. Сказал, что каждого из нас ждет более трудный путь, чем просто служба в особых войсках южного. Нас бесполезно, да и нет времени переучивать так, как учат обычно особистов. На это понадобился бы не год и не два, а времени в обрез. Выход один – провести через штрафбат и раскидать по уже сформированным подразделениям южного спецона, чтобы мы выучили себя сами.
Мерис предупредил, что служба в спецоне вообще гораздо страшнее и грязнее, чем в армаде, а в южном крыле – особенно. И отношения между сослуживцами там сейчас тоже хуже некуда. Если кто-то из нас не готов испытать все многообразие жизни на собственной шкуре, то сегодня еще можно отказаться. Завтра будет поздно.
С генералом явились двое хмурых парней в полевой форме спецона со споротыми нашивками. Пока он говорил, они откровенно маялись, глазели по сторонам, переминались с ноги на ногу, то есть вели себя совсем иначе, чем были обучены мы.
И только когда Мерис велел мне выйти из строя, я понял, зачем тут эти двое, и что за цепи болтаются на потолке.
– Вас будут унижать и бить, – сказал генерал. – Над вами будут издеваться сослуживцы и высшие чины. И вы должны быть к этому готовы. И должны выдержать. Трусы и слабаки мне не нужны. Кому сейчас происходящее не понравится, можете сразу собирать вещи, – он повернулся ко мне. – Видишь эти цепи, сержант? К ним когда-то приковывали ослушников и избивали. В южном крыле так делают до сих пор. Вэнс, – он кивнул одному из спецоновцев, – активируйте механизм, мы на днях проверяли, он работает.
Спецоновец не спеша поковырялся в пульте, и тот действительно ожил. Цепи поползли вниз...
Я уже все понял, но почему-то надеялся, что обойдется. Думал, что Мерис может шутить. Щенок доверчивый. С какой стати я питал такие надежды?
– Напоминаю, – предупредил генерал. – Заставлять никого не будем. Откажетесь – ваше дело. Да и с такими, как наш сержант, – он хлопнул меня по нижней части бицепса, – мы и втроем не сладим. Но я его знаю, он упрямый. Он пойдет добровольно. Вэнс, покажите сержанту, что он должен сделать.
Спецоновец подошел к цепям (концы их с магнитными захватами болтались рядом с моим лицом) и вложил в захваты запястья обеих рук.
– Давайте, сержант! – весело кивнул мне Мерис.
Похоже, его радовала возможность еще и отомстить мне заодно по-мелкому.
Почему я не испугался, не знаю. Обычно страх что-то обрывает внутри меня. Но с уходом Дьюпа все, что могло, уже оборвалось. Я, видно, не способен был тогда бояться по-настоящему, думал, что самое страшное уже случилось.
Шагнул, вложил руки куда просили.
Захваты обжали запястья, цепи дернулись вверх. Впрочем, я почти стоял. И все-таки от этой нелепой позы и металлического холода мне стало не по себе.
Мерис достал из кармана цилиндрик электробича, передал второму спецоновцу.
Что ж, боль от боли отличается мало. Да и импульсный бич хуже. У нас на ферме один рабочий попал под направленный импульсный сигнал. Так он орал, что называется не приходя в сознание, с пеной изо рта и галлюцинациями. Но и электробич – тоже ничего, встречались мы с ним. Как-то отец пытался таким способом объяснить мне свое мнение. Я, честно говоря, до сих пор ему этого не простил. Дьюпу простил бы – у него были пару раз серьезные причины. Но Дьюп как раз сдержался. А у отца особых причин не было, он просто по-иному смотрел на жизнь. Но если бы богам хотелось, чтобы мы полностью повторяли родителей, они бы нас клонировали. Так я ему тогда и сказал. Отец спал и видел, чтобы я остался на ферме...
